к
вы?
   - Ничего подобного! - запротестовала она.
   Несмотря на вежливое отнекивание, герцог знал, что княжна сказала то,
что на самом деле думала.
   Стены виллы украшала ценная коллекция  картин,  а  полированные  полы
были устланы  изысканно  вытканными  коврами  -  все  выглядело  так  же
очаровательно, как сад.
   Милица восторгалась, рассматривая картины, и герцог понимал, что  она
испытывает истинное наслаждение, по которому так изголодалась.
   - Рубенс! - воскликнула она. - Папа рассказывал о  его  картинах.  Он
старался, чтобы я запомнила их, но со временем мне трудно было сохранить
в памяти все, что хранилось в нашем дворце в Санкт-Петербурге.
   - На вилле есть и другие комнаты, и вам еще будет чем полюбоваться  и
там, - сказал герцог. -  Но  после  завтрака  вам  надо  будет  заняться
другими делами.
   - Чем же.., именно?
   - Я отправил телеграмму, чтобы к вашему прибытию успели  сшить  много
нарядов. Но когда портные принесут  платья,  думаю,  что  вам  захочется
кое-что в них переделать.
   Милица была изумлена, поскольку меньше всего ожидала услышать это. На
долю секунды герцог подумал, что она сейчас откажется принять одежду.
   Но он с легкостью читал ее мысли и понял, что она вспомнила  о  своем
положении любовницы, которая должна принимать подарки мужчины,  которому
она принадлежит.
   Герцог  подозревал,  что  от  Нэнси  она  знала,  какую   страсть   к
драгоценностям питала Долли и что в Константинополе  они  искали  именно
украшения для нее.
   Как женщина смышленая Милица понимала: она теперь, как выразилась  бы
Нэнси, "очень близкий друг" герцога,  а  посему  он  заплатит  за  любые
драгоценности для нее, пока они будут вместе.
   Он почти визуально воспринимал ход ее мыслей. Видимо,  стараясь  быть
покорной, она сказала:
   - Благодарю.., вас.
   -  Вы  сможете  поблагодарить  меня,  когда  будете  выглядеть  такой
прекрасной, какой я хочу вас видеть, - сказал герцог.
   Он увидел, что она поражена, и добавил:
   - - Я ценю красоту  так  же,  как  и  вы,  и  как  картине  требуется
подходящая рама, так и красивой  женщине  необходимо  одеваться  должным
образом.
   Милица задумалась, и в это время к герцогу  подошел  слуга  и  сказал
по-французски:
   - Прибыла мадам Бертин, ваша светлость. Она говорит, что вы назначили
ей прием.
   - Да, - сказал герцог. - Проводите мадам Бертин наверх, в спальню  ее
светлости.
   Слуга поклонился, и, когда он вышел из комнаты, Милица спросила:
   - Сколько.., платьев я могу.., купить?
   - Все уже устроено, - ответил герцог. - Я дал нужные  указания  мадам
Бертин, но если вам что-либо не понравится,  вы  должны  сказать  ей  об
этом. Когда вы закончите примерку нарядов, пошлите мадам ко мне.
   Милица была в нерешительности, и, заметив ее смущение, он сказал:
   - Поспешите! А то наряды, которые ожидают вас, окажутся просто плодом
вашего  воображения  и  улетучатся!  Тогда  в  самое  изысканное  модное
общество вы попадете в вашем нынешнем платье!
   Он знал, что любую женщину испугает подобная перспектива,  и  Милица,
притворно восклицая от ужаса  и  смеясь,  исчезла  из  комнаты.  Герцог,
улыбаясь, вышел в сад, наводненный цветами.
 
*** 
 
   Когда  через  несколько  часов  мадам  Бертин  ушла,   Милица   робко
направилась по лужайке к герцогу, который, удобно  устроившись  в  тени,
читал газету.
   Еще издали он любовался княжной в  дорогом  светло-голубом  шифоновом
платье, и было ясно: она  остро  чувствовала,  что  не  только  выглядит
по-иному, но и сама уже не та, что прежде.
   Милица подошла к герцогу, и он еще ни разу не видел такого  выражения
у нее в глазах.
   - Не знаю, как и.., поблагодарить вас за все.., удивительные наряды и
за все.., чулки.., туфли.., ночные рубашки.
   Я понятия не имела, что такие прекрасные вещи существуют.
   - Вы скоро привыкнете к ним, - сказал герцог,  -  и  я  уверен,  что,
подобно всем женщинам, будете говорить мне, что вам нечего надеть!
   Милица недоверчиво рассмеялась и сказала:
   - Мне на годы хватит носить.., то, что у меня сейчас есть.
   Она взглянула на герцога, будто молча спрашивала, как долго  она  еще
будет с ним и через сколько недель или  дней  он  скажет,  что  она  уже
оплатила свой долг и больше ему не нужна.
   После  обеда  он  взял  ее  прокатиться  в  автомобиле,  и  пока  она
наслаждалась потрясающими видами Монте-Карло,  герцог  восхищался  ею  -
настолько она была прелестна в широкополой шляпке, в белых  туфельках  и
перчатках.
   Герцог не сомневался, что она станет объектом зависти женщин, которые
в виллах и ресторанах уже обсуждали его приезд.
   "Сирена" в гавани возвестила о его прибытии гораздо  раньше,  чем  об
этом сообщили газеты.
   Однако он велел слугам говорить всем, кто бы ни приходил, что его нет
дома. Когда же опустились сумерки и быстро стемнело, герцог сказал:
   - Вечером после ужина я хочу кое-куда отвезти вас. По этому случаю  я
хочу, чтобы вы надели то необычное  платье,  которое  привезла  с  собой
утром мадам Бертин.
   - Там было одно такое платье, очень красивое, -  ответила  Милица.  -
Она сказала, что оно бальное, но я не знаю, надену ли когда-нибудь его.
   - Обещаю, что вам еще не раз придется надевать его.
   Не дожидаясь расспросов, он продолжил:
   - Ступайте отдохните, а вечером наденьте именно это платье.
   Она поднялась к себе, и они встретились только во время ужина.
   Княжна вышла в  платье,  которое  выделялось  среди  других  нарядов,
принесенных мадам.
   Оно было белое, до самых пят, украшенное серебристой,  сверкавшей  на
свету вышивкой.
   - Оно казалось Милице  волшебным,  и  она  думала,  что  ее  матушка,
наверное, наряжалась в такое же платье во  время  великолепных  балов  в
Зимнем дворце.
   Когда Милица надевала платье, то подумала, что герцог, видимо, имел в
виду то же самое, заказывая его.
   Глаза герцога излучали не только одобрение, но и восхищение, когда он
смотрел на нее. Но он только сказал:
   - Вы очаровательны! - Ужин готов. Пойдемте?
   Повар на вилле оказался таким же мастером своего дела, как и  кок  на
"Сирене".
   Вскоре они вновь увлеклись излюбленными спорами, и Милица чувствовала
себя фехтовальщицей, которая пыталась парировать выпады герцога.
   Будучи более искусным в словесных баталиях, он неизменно  выходил  из
них победителем.
   После обеда француженка-горничная, помогавшая Милице  одеваться,  уже
ожидала ее в холле с бархатной накидкой, отделанной белой лисицей,  и  с
кружевным шарфом; чтобы покрыть голову.
   Изысканное тонкое кружево шарфа было настолько длинное, что, спадая с
плеч, доходило до подола платья.
   Вечер был холодный, и она  понимала,  что  герцог,  как  и  на  яхте,
оберегал ее от ночной прохлады., Автомобиль  уже  дожидался  их,  и  они
поехали вниз к морю.
   После оживленной беседы за ужином герцог  был  довольно  молчалив,  и
Милица не знала, о чем он думает.
   "Он так добр.., и я хочу.., отблагодарить его, несмотря на то, что он
не хочет моей благодарности", - думала она.
   Автомобиль остановился у подъезда какого-то дома. К удивлению Милицы,
свет горел в нескольких окнах.
   - Эта вилла принадлежит одному русскому, спасшемуся от  революции,  -
сказал герцог. - Его сейчас нет, но я хочу что-то показать вам.
   Он помог княжне выйти из автомобиля, и они вошли в холл, который  был
пропитан ароматом цветов. Слуга принял от Милицы шаль,  оставив  на  ней
кружевную вуаль.
   Герцог повел ее вдоль  прохода,  и  когда  они  достигли  его  конца,
послышались величественно-тихие звуки музыки. Они напоминали ей орган.
   Княжна с волнением ожидала, что их будет встречать множество гостей.
   Герцог подал ей руку. Она сжала ее пальцами и сказала:
   - Я.., я не знаю.., как.., вести себя, Герцог остановился.
   - Это не прием,  -  ответил  он.  -  Здесь  частная  часовня  Русской
Православной Церкви, к которой вы принадлежите.
   Перехватив ее изумленный взгляд, он сказал:
   - Ваш отец велел мне позаботиться о вас, и я намерен сделать это  как
ваш муж!
   Милица замерла.
   Она держалась за него обеими руками, будто боясь упасть.
   - В-вы.., просите меня.., в-выйти замуж за вас? -  спросила  она  еле
слышным голосом.
   Он отрицательно покачал головой.
   - Я не прошу тебя - я повелеваю тебе! - сказал он. - Так же,  как  ты
требовала тогда моей помощи. Тебе так же невозможно  отказаться,  как  и
мне тогда, Он заглянул ей в глаза, и Милица поняла, что это -  правда  и
ей ничего не остается, Как повиноваться ему.
   Он понимал, какие чувства ее обуревают.
   Он ввел княжну в открытую дверь и повел к свету свечей,  горевших  на
алтаре ив серебряных светильниках, свисающих со свода церкви.
 
*** 
 
   На обратном пути к вилле Милице все еще казалось, что она видит сон и
никак не может пробудиться.
   Сама служба, молитвы, произносимые перед святыми  иконами,  зажженные
свечи в руках у нее и герцога и венцы, которые держали над их  головами,
- все это сплелось в замечательную картину, она это никогда не забудет.
   Эта церемония запечатлелась в ее сердце.
   Твердый голос герцога перед алтарем и ее робкие  и  смущенные  ответы
священнику отзывались в ней странной мелодией - это была песня  радости,
всколыхнувшейся в ее душе.
   Княжну точно окрыляла всевозрастающая восторженность, особенно с того
момента, когда герцог надел кольцо на  ее  палец  и  они  опустились  на
колени для благословения.
   И вот она осталась наедине с мужчиной, который  стал  ее  мужем,  тот
самый человек, которого она ненавидела, а теперь питала  к  нему  совсем
иное чувство.
   Они подъехали к вилле, и, когда вышли из автомобиля, герцог сказал:
   - Наверху, в твоей гостиной, есть шампанское, давай  выпьем  за  наше
будущее, Милица уже успела  мельком  познакомиться  со  своим  будуаром,
который был так же великолепен, как и все на вилле.
   Когда они с герцогом вошли туда, она увидела,  что  он  убран  белыми
цветами, а в полумраке в нем витал волшебный дух  неземного  очарования,
от которого все вокруг казалось нереальным, как и весь этот вечер.
   Она оглядывалась вокруг, когда герцог снял меховую накидку с ее плеч.
Затем - вуаль, прикрывающую голову, и она удивилась себе, что  не  сразу
поняла, что это - подвенечная фата.
   Она повернулась к герцогу и увидела, как на его губах  играет  слабая
улыбка, а в глазах какое-то необычное выражение - так он еще не  смотрел
на нее.
   Вопрос, который она хотела задать ему, непроизвольно сорвался у нее с
губ:
   - Как случилось.., что ты захотел.., жениться на мне?
   - Когда умер твой отец и ты обратилась ко мне за утешением, - ответил
герцог, - я понял, что должен заботиться о  тебе,  но  не  так,  как  ты
предлагала, а всю жизнь.
   - Это.., то, что ты.., сам хочешь? - спросила Милица.
   - Пожалуй, я без слов, более красноречиво скажу тебе, чего я хочу.
   Он придвинулся к ней и, когда обнял ее, почувствовал, как она дрожит,
уткнувшись лицом в его плечо.
   - Так я держал тебя тогда, - тихо сказал он, - и понял, что влюблен.
   Милица от удивления подняла на него глаза, и его губы оказались очень
близко к ее губам.
   Герцог пристально всматривался в нее, и наконец ее губы  оказались  в
плену его губ.
   В первую минуту он ощутил,  какие  у  нее  мягкие  губы,  невинные  и
неуверенные. А когда его поцелуй стал  более  настойчивым  и  он  теснее
прижал ее к себе, поцелуй показался ему совсем  не  похожим  на  прежние
поцелуи.
   Чувствуя дрожь Милицы, он знал, что она сейчас переживает то же самое
чудо.
   Герцог наконец-то нашел  женщину  своей  мечты,  столь  иллюзорную  и
ускользающую от него, а теперь даже предвосхитившую все его ожидания.
   Милица сопереживала с ним и не противилась ему.
   Она была так молода, невинна и неопытна, что герцог готов  был  долго
добиваться ее любви. Готов был ждать и сдерживать себя, как он делал это
в последние дни на яхте.
   Он предполагал, Что сначала придется добиться  ее  доверия,  а  затем
убедить поверить в его чувства. Но он и не подозревал, что каждый  день,
час и даже минута, проведенные с нею, усиливали его любовь, и  ой  желал
ее так, как ни одну женщину за всю свою жизнь.
   За  продолжительным  поцелуем  герцог  вдруг  почувствовал,  что  под
гордостью  Милицы  скрывается  еще  и  искорка  пылкой  страсти.  Он  не
сомневался, что  она  перерастет  в  такое  же  всепоглощающее  чувство,
которым был охвачен и он сам.
   Он хотел быть с ней мягким и нежным, чтобы не  задеть  одухотворенную
красоту  ее  робких  чувств,  поэтому,  слегка  отстранившись  от   нее,
нерешительным голосом произнес:
   - Скажи, что ты ко мне чувствуешь?
   Щеки княжны  загорелись  слабым  румянцем,  губы  покраснели  от  его
поцелуя, а в глазах сиял свет.
   - Я ненавидела.., тебя, - сказала она наконец, - но теперь я.., знаю,
что с самого.., начала, наверное, так выражалась моя любовь.
   - С самого начала? - удивился герцог.
   - Когда я впервые.., увидела тебя в каюте, я.., испугалась тебя.
   Она подумала, что герцог не понял ее, и поспешила объяснить:
   - Не только потому, что я боялась, что ты  не  согласишься  выполнить
наше требование, но еще потому, что ты был таким.., великолепным,  таким
внушительным, таким властным!
   Я всегда думала, что мужчина должен быть.., именно таким.
   Однако у тебя было все, а мы по сравнению с тобой  выглядели  нищими,
вот я и уверяла себя, что , ненавижу тебя.
   Герцог крепче обнял ее и сказал:
   - Продолжай. Что случилось потом?
   - Все наши были абсолютно уверены, что ты не захочешь нам помочь, и я
так боялась, что ты откажешься, поэтому ненавидела тебя за это. Когда же
ты взял нас на яхту,  мне  была  в  тягость  эта  пропасть  между  твоим
богатством и нашей бедностью.
   - Я могу понять это, - сказал герцог,  -  Я  видел,  какая  ненависть
сквозила в твоих глазах.
   - Я ненавидела тебя за то, что ты  вызывал  во  мне  эти  чувства,  -
сказала Милица, - поэтому не хотела  ни  видеться,  ни  разговаривать  с
тобой, вообще подпускать тебя близко.
   - Что же ты еще чувствовала? - спросил он.
   - Меня охватывали странные чувства, сердцем..,  будто  я  тянулась  к
тебе, от тебя что-то исходило, к чему меня влекло.
   - Я ощущал эти флюиды! - воскликнул герцог. - Я чувствовал их с  того
момента, как  ты  пришла  на  яхту,  а  еще  когда  мы  ехали  вместе  в
задрипанном экипаже к пустому дому.
   - А когда мы.., были на.., яхте,  -  продолжала  Милица,  -  я  будто
наполовину была к вам благосклонна, но все-таки я продолжала.., бороться
с собой, потому что я.., ревновала.
   Последнее слово она произнесла шепотом и уткнулась лицом ему в грудь.
   Он поцеловал ее волосы и сказал:
   - Я не представлял, что у тебя были  такие  чувства.  Мне  было  ясно
одно: как только я  встретил  тебя,  у  меня  пропал  интерес  к  другим
женщинам.
   Она дрожала, прижавшись к нему, а потом подняла лицо и, словно  желая
удостовериться в его словах, спросила:
   - Ты.., правда так чувствовал?
   - Чистая правда, - сказал он, - но я,  как  и  ты,  боролся  с  этими
странными и непонятными мне чувствами. Однако все оказалось тщетно:  для
меня теперь существовала в мире только одна женщина - ты!
   Милица чуть было не вскрикнула от восторга, но поцелуй герцога  вновь
запечатлелся на ее губах. Его страстные,  требовательные  поцелуи  будто
жаждали ответной пылкости от ее губ.
   Он безвозвратно и навсегда отдал ей свое сердце и знал, что она также
всецело принадлежала ему. Задыхаясь, герцог сказал ей:
   - Ложись в постель, мое сокровище. Я хочу, чтобы  ты  стала  мне  еще
ближе...
   Он вновь поцеловал ее и быстро вышел в другую дверь будуара,  которая
вела в его спальню. Снимая белый галстук,  вечерний  фрак  и  до  хруста
накрахмаленную рубашку, он думал, что взволнован, счастлив  и  возбужден
сейчас, словно впервые влюбленный юноша.
   Он вернулся довольно скоро в голубом шелковом  халате,  на  нагрудном
кармане которого красовалась  его  монограмма,  увенчанная  короной.  На
герцога любо было смотреть.
   Он открыл дверь в спальню  Милицы,  которая  была  напоена  ароматами
цветов, у большой белой кровати с подальковом горел светильник,  словом,
в ней витал романтический дух.
   Герцог удивился, что Милица была все еще одета  и  стояла  посередине
комнаты.
   Он почувствовал что-то неладное.
   - - Что такое? Что произошло? - спросил он.
   - Я не могу.., расстегнуть.., платье, - тихо и беспомощно  призналась
она. - Ты.., подумаешь, что я очень.., глупая.
   Герцог улыбнулся, подходя к ней.
   - Моя дорогая, прости меня. Я совсем забыл, что у тебя  еще  не  было
таких платьев.
   Она виновато глядела на него, боясь,  что  он  сердится.  Но  сиявшие
нежностью глаза герцога заставили ее броситься к нему и расплакаться.
   Он крепко прижал ее к себе.
   - Моя драгоценная! Моя  любимая!  Не  надо  плакать.  Ты  была  такой
поразительно храброй. Я не могу видеть тебя несчастной.
   - Я вовсе не.., несчастлива, -  сквозь  слезы  промолвила  она.  -  Я
счастлива.., так безумно.., счастлива.., что не могу поверить этому.
   - Это - правда, мое прекрасное сокровище.
   - Я была так.., напугана, когда папа.., умер, -  бессвязно  бормотала
она, - я была совершенно одна.., я не хочу зарабатывать.., на жизнь.., я
не хочу быть гордой, но.., хочу быть.., в безопасности с.., тобой.
   - И так будет всегда, - ответил герцог, касаясь губами ее волос.
   - Ты.., уверен.., действительно уверен, что любишь.., меня?
   - Очень, очень уверен, - сказал он. - Но ты не  должна  плакать,  моя
любовь.
   Он понимал, что в ней теперь рушатся  барьеры,  которые  она  возвела
между собой и миром и которые защищали ее, как доспехи.
   Гордость сменилась любовью, и княжна принадлежала теперь ему.
   Держа ее за подбородок, он поднял ее лицо вверх. Со слезами на темных
ресницах и на щеках она выглядела такой прелестной, что  он  смотрел  на
нее так, будто видел впервые, - Я люблю тебя! Я люблю тебя! - сказал он.
- Как могло нам выпасть такое счастье? Как же мне повезло во  всем  мире
найти тебя!
   - Я.., хочу сказать то же самое, - пролепетала Милица. - Я никогда не
думала, что ты.., полюбишь меня. Когда я.., предложила тебе..,  себя,  я
притворилась, что делаю это лишь потому,  что  должна  оплатить  долг..,
благодарности. Если бы я могла быть с тобою хоть.., недолго, у меня было
бы.., что помнить.., всю оставшуюся жизнь.
   - Всю оставшуюся жизнь ты проведешь со мной, - сказал твердо  герцог,
- и, мое сокровище, я знаю, что мы будем бесконечно счастливы, даже если
мне придется сражаться против такого грозного врага по имени Гордость.
   - Я никогда, никогда не буду.., гордой, - покорно сказала Милица.
   Герцог рассмеялся:
   - Уверяю тебя, что этого я не могу ни предотвратить, ни изменить, и я
буду чрезвычайно гордиться тобой, моя прекрасная любовь.
   - Ты.., действительно думаешь, что я.., прекрасна?
   - Я смогу убедить тебя,  что  ты  чрезвычайно  прекрасна,  -  ответил
герцог, - но на это потребуется очень много времени.
   - Я согласна, ведь мне так нравится с тобой разговаривать!
   - Я тоже счастлив разговаривать с  тобой,  -  ответил  герцог,  -  но
теперь, моя восхитительная жена, я должен многому научить тебя в любви.
   Он  почувствовал,  как  Милица  затаила  дыхание  и   в   ее   голосе
проскользнули неожиданные нотки страсти:
   - Научи меня.., пожалуйста.., научи меня! Я  хочу  не  только  любить
тебя..,  но  и  заставить  тебя..,   любить   меня..,   и   я   такая..,
невежественная, что не знаю.., как.., начать.
   - Вот как мы начнем, - произнес герцог, приблизив губы к ее губам.
   Он  поцеловал  ее  сначала  в  губы,  затем  -   в   шею,   улавливая
пробуждающиеся в ней неведомые доселе чувства.
   Она была настолько пленительной и соблазнительной, что и в герцоге  с
новой силой  всколыхнулись  физические  и  духовные  страсти,  тоже  еще
неизведанные им.
   - Я.., люблю тебя! - вос