лошадей перед входом, они  поняли,
что, наконец, получили преимущество перед солдатами.  Фенелла  слышала  стук
копыт, однако он раздавался на значительном расстоянии от часовни.
   - Открой склеп, - резко сказал лорд Корбери. - Я займусь лошадьми.
   Сняв седла и уздечки с лошадей, он шлепнул их по крупу. Лошади рванули  в
лес по направлению к дому.
   Фенелла вбежала в Лесную церковь, в склепе которой монахи хоронили  своих
братьев. Периквин и Фенелла обнаружили этот склеп, когда были еще детьми,  и
часто прятались там от своих воспитателей и гувернанток, прекрасно  понимая,
что очень немногие знали о таком надежном, с детской точки зрения, укрытии.
   Дверь склепа, представлявшая собой  каменную  плиту,  находилась  в  полу
церкви и была почти незаметной для тех, кто не знал о ее существовании.
   Открывать  дверь  следовало  особым  образом   с   помощью   специального
механизма, который был сооружен каменщиком, понимавшим, что  у  постороннего
не должно быть возможности попасть в святое для монахов место.
   Внутри церкви стоял запах плесени,  пыли  и  затхлости,  который  Фенелла
помнила с самого детства и любила именно потому, что он всегда напоминал  ей
о том незабываемом времени.
   Войдя в церковь, Фенелла услышала, как по  деревянным  скамьям  застучали
коготки разбегавшейся живности, а под крышей захлопали крылья птиц, нашедших
пристанище на стропилах. Она сдвинула замок и попыталась  приподнять  плиту,
что далось ей с большим трудом, так как действовала она только одной  рукой.
Наконец, она открыла склеп, и  в  этот  момент  в  церковь  вошел  Периквин,
пошатываясь под тяжестью седел. Он бросил их  в  проем  склепа  и  вслед  за
Фенеллой спустился по крутой лестнице, опустив за собой плиту на место.
   В склепе было темно и холодно, но Фенелла испытывала огромное  облегчение
от мысли, что  они  в  безопасности.  Она  ступала  очень  осторожно,  боясь
споткнуться о седла.
   Когда лорд Корбери был уже внизу, они услышали, что  к  церкви  подъехали
солдаты. Фенелла схватила лорда Корбери за руку. Он нежно сжал  ее  дрожащие
пальчики. Ей было очень страшно, но рядом стоял Периквин, и  ничего  в  этом
мире, думала она, не имело значения, кроме того, что они вместе.
   - Гляньте-ка, сэр, тут церковь, - услышали они голос.
   - Тогда это единственное место, где они могут спрятаться. Войди внутрь  и
проверь, нет ли там второго выхода, через который они смогли бы убежать.
   Не вызывало сомнения, что грамматически правильная речь и властный  голос
принадлежали  офицеру.  Через  мгновение  послышалось   топание   солдатских
башмаков по каменным плитам пола.  По  всей  видимости,  офицер  и  еще  два
солдата тоже вошли в церковь.
   - Похоже, их тута нет, сэр.
   - Проверьте под скамьями, - приказал офицер, - посмотрите за алтарем.
   - Если мы и найдем их, сэр, - заметил один из  солдат,  -  мы  не  сможем
арестовать их, так как они находятся в святом месте.
   - Я буду хватать контрабандистов везде, где бы я ни нашел  их!  -  угрюмо
проговорил офицер. - Продолжайте, дуболомы, они  наверняка  здесь.  Я  видел
снаружи отпечатки лошадиных подков.
   - Они, наверное, поехали дальше, сэр, их нету.
   - Двое из вас прочешут лес, -  приказал  офицер.  Фенелла  услышала  стук
удаляющихся копыт. Она хотела спросить Периквина, не думает ли  он,  что  их
уставшие и покрытые хлопьями пены лошади могут выдать их. Но она сама  нашла
ответ на свой вопрос.  Сейчас  лошади  уже  наверняка  добрались  до  своего
стойла. Маловероятно, чтобы  кто-нибудь,  заметив,  как  две  одинокие,  без
седел, лошади скачут по полю, усмотрел бы в этом нечто  необычное.  "Как  же
мудро поступил Периквин, расседлав их", - подумала она.
   Наверху раздался голос офицера:
   - Должны же они где-то быть! Два человека не могут так быстро и бесследно
исчезнуть!
   - Клянусь, их тута нет, сэр. Наверное, они прячутся в кустах.
   - Тогда ищите их, болваны! - разозлился офицер.
   Разочарование и гнев, слышавшиеся в его словах, не вызывали сомнения.  Он
надеялся поймать добычу, которой можно было бы только гордиться.  Но  жертвы
проскользнули у него между пальцев.
   - Больше негде искать, сэр.
   - Ну  ладно.  Лучше  мы  вернемся  в  Хеллингли  и  попробуем  что-нибудь
разузнать там. Не сомневаюсь, что лодку кто-то ждал, и  эти  двое  имеют  ко
всему какое-то отношение. Черт подери, мы их упустили! В армии  должны  быть
лошади получше! Если они хотят, чтобы мы ловили контрабандистов, они  должны
давать самых хороших коней!
   Гневный голос офицера эхом отдавался в  стенах  церкви.  Фенелла  и  лорд
Корбери услышали, как он выбежал наружу и с грохотом спустился по  церковным
ступеням к стоявшим поблизости лошадям. Через мгновение раздался звон  сбруи
и стук удаляющихся копыт.
   Фенелла издала вздох облегчения. Только сейчас она поняла, что все время,
пока солдаты рыскали наверху,  она  была  в  крайнем  напряжении  и  боялась
вздохнуть.
   - Пронесло! - услышала она возглас лорда Корбери. -  Фенелла,  нам  опять
удалось улизнуть, но, ей-Богу, на этот раз мы были на грани пропасти!
   Он обнял ее за талию и притянул к себе, как  он  нередко  делал,  выражая
свои родственные чувства. Склонившись к ней, он  собрался  поцеловать  ее  в
щеку. Не вполне понимая, каковы его намерения, Фенелла подняла ему навстречу
лицо. На ее губах играла легкая улыбка, ее охватывала радость от  того,  что
им удалось спастись, хотя они и были на волосок от гибели. Но  вместо  того,
чтобы, как обычно, поцеловать ее в щеку, лорд Корбери нашел ее губы.
   Его прикосновение удивило Фенеллу, но через секунду, подобно молнии,  всю
ее пронзило ощущение неописуемого восторга и радости. Сознание, что ее  губы
оказались плененными его губами, лишило ее возможности двигаться и заставило
полностью отдаться этому чувству. Поцелуй поднял в ней ранее  не  изведанную
бурю эмоций, дал жизнь огню, который охватил все ее существо.
   Губы Периквина становились  все  более  настойчивыми.  Бессознательно  он
обнял ее другой рукой, чтобы  крепче  прижать  к  себе,  но  случайно  задел
раненое плечо. Взрыв боли оказался сильнее, чем в тот  момент,  когда  пуля,
как раскаленное железо, прожгла ее.  Фенелла  вскрикнула  и  погрузилась  во
мрак...

Глава 7

   Старая горничная  накрыла  колени  Фенеялы,  сидевшей  в  кресле  в  тени
раскидистой липы, пледом и поправила подушку под головой.
   - Теперь, мисс Фенелла, вы будете  отдыхать,  -  не  терпящим  возражений
голосом заявила она. - Вам не удастся убежать в Прайори и  начать  суетиться
вокруг мастера Периквина,  как  вы  не  раз  поступали,  стоило  мне  только
отвернуться. Пусть он некоторое время заботится о себе сам - это пойдет  ему
только на пользу.
   - Скажи, Анна, с ним было все в порядке, когда он вернулся вчера вечером?
- спросила Фенелла.
   - С ним-то все было в порядке, - едко заметила Анна.
   Более тридцати лет Анна служила у родителей Фенеллы. С  первого  дня  она
стала заботиться о  маленькой  Фенелле,  любила  ее  всем  сердцем,  хотя  и
постоянно ворчала на  нее.  Именно  Анна  облегчала  ей  расплату  за  их  с
Периквином проказы. Когда Фенеллу в наказание отправляли  в  кровать  раньше
положенного часа, Анна тайно пробиралась к ней в комнату и приносила с собой
стакан молока и печенье.
   И именно к Анне привез ее лорд Корбери в ту ночь,  когда  закончилась  их
авантюра с контрабандой. Фенелла успела уже сотню раз выслушать рассказ, как
Анна была потрясена случившимся.
   - Приехали на рассвете! Вы белее снега, да и мастер Периквин не лучше!
   - "Анна, ее ранило в руку!" - говорит он мне.
   - "Хотела бы я знать, кто это сделал?" - Я не то чтобы спросила, а просто
поинтересовалась. - "Я не раз предупреждала вас, мастер Периквин, как опасно
иметь дело с огнестрельным оружием!" - говорю я ему.
   - Не будь с ним так сурова, Анна, - в который раз попросила ее Фенелла.
   - Сурова! - фыркнула Анна. -  Давно  пора,  чтобы  кто-нибудь  откровенно
поговорил с мастером Периквином и объяснил ему, как  надо  себя  вести.  Все
надеялись,  что  служба  в  Королевских  войсках  воспитает  в  нем  чувство
ответственности.  Но  существуют  такие  люди,  которые  до  самой  старости
остаются мальчишками!
   Фенелла не смогла сдержать улыбки. Да, никакая сила не могла бы заставить
промолчать Анну, которая всегда при любых обстоятельствах  высказывала  свое
собственное мнение. Фенелла не сомневалась, что, пока она была без сознания,
Анна в своей, лишь ей характерной манере для нее способом сообщила Периквину
о своем отношении к происшедшему.
   Но не было  ничего  удивительного  в  том,  что  оба,  Анна  и  Периквин,
беспокоились о ней. На следующее утро у Фенеллы  поднялась  температура,  но
она настояла, чтобы Анна не посылала за доктором.
   - Ты должна сказать маме, что я поранилась, когда во время прогулки упала
с лошади, - сказала она, - и я не хочу видеть никаких докторов. Ты  не  хуже
меня знаешь, что лучше, чем кто-либо другой, сможешь сама ухаживать за мной.
   Лесть сделала свое дело. Анна приготовила собственные  снадобья,  которые
немедленно сбили температуру, через  два  дня  рана  стала  затягиваться,  и
Фенеллу больше не лихорадило. Однако она была очень слаба, и  теперь,  после
огромных усилий, понадобившихся на то, чтобы встать с постели и одеться,  ей
доставляло удовольствие спокойно сидеть под  деревом  и  сознавать,  что  ей
обеспечен полный уход. Даже постоянное брюзжание Анны, которым  та  выражала
свою любовь, не мешало Фенелле.
   - Через полчаса я принесу вам стакан молока, -  сообщила  Анна,  -  и  вы
выпьете все до последней капли, в противном случае мне придется помочь вам.
   - Анна, я не люблю молоко, - раздраженно сказала Фенелла.
   - Вам оно пойдет на пользу, - заявила Анна,  и  Фенелла  поняла,  что  ей
действительно придется его выпить.
   Она с любовью наблюдала, как старая горничная идет  по  лужайке  к  дому.
Интересно, подумала она, скольких наказаний им с Периквином удалось избежать
с помощью Анны, сколько раз она защитила их от родительского гнева.  Фенелла
была благодарна Периквину за  то,  что,  когда  она  потеряла  сознание,  он
додумался пробраться в ее  комнату  по  черной  лестнице  и,  уложив  ее  на
кровать, позвать именно Анну.
   При  воспоминании  о  том,  как  они  прятались  в  склепе  и   что   она
почувствовала, когда губы Периквина завладели ее  губами,  по  телу  Фенеллы
проходила дрожь.  Стоило  ей  только  подумать  об  этом,  и  ее  охватывало
удивительное, ни на что не похожее ощущение, о  существовании  которого  она
даже не подозревала.
   Она  всегда  считала,  что  поцелуй  Периквина   доставит   ей   огромное
наслаждение, но ей и в голову не приходило, что при  этом  все  ее  существо
будет трепетать, что внезапно в ней разгорится  пламя,  способное  разбудить
некую силу, столь неистовую, столь страстную, что Фенелла испугается ее.
   - Как это было прекрасно! - шептала  она,  одновременно  спрашивая  себя,
имел ли их поцелуй какое-то значение и для Периквина.
   Ощутил ли он ту же волшебную силу, которая соединила их губы и околдовала
их так, что они не могли шевельнуться? Знал ли он о существовании той магии,
которая  заставила  ее  подчиниться  ему   до   такой   степени,   что   она
почувствовала, как отдает ему во власть не только губы, но сердце и душу?
   Но тут ее охватила горечь, так как  она  вспомнила,  что  Периквин  любит
Хетти. Она, наверное, сейчас испытывает те же чувства, что и Периквин, когда
к нему было обращено красивое утонченное личико Хетти, когда он  целовал  ее
изящные, похожие на розовые бутоны, губки.
   "Как же я глупа, если могу хоть на минуту представить, будто что-то значу
для него! - подумала Фенелла. - Разве можно сравнить меня с Хетти?"
   Она слишком хорошо  представляла,  как  выглядит  в  своих  выношенных  и
блеклых платьях, с веснушками, обсыпавшими  нос,  с  темно-рыжими  волосами,
беспорядочной гривой рассыпавшимися по ее голове  вместо  того,  чтобы  быть
уложенными у модного парикмахера.
   "Не будь дурой! - жестко приказала она себе. -  Ты  всего-навсего  кузина
Периквина, ты - девушка, к которой он очень привязан, но которую он  считает
ничем иным, как обыкновенным сорванцом, ребенком, которого он знал всю  свою
жизнь и которого он любит той же любовью, как любил бы свою сестру".
   Сильная слабость и мысли о том,  как  далеки  они  духовно,  несмотря  на
постоянное тесное общение, привели к тому, что на глаза навернулись слезы.
   - Завтра я поеду в Прайори, - сказала себе  Фенелла.  -  К  тому  времени
спальня Периквина будет  в  полном  беспорядке,  а  старый  Барнс  наверняка
забудет погладить ему галстук. Миссис Бакл будет готовить ему одно и  то  же
блюдо, потому что она всегда забывает о том, что делала накануне.
   Она стала планировать, как встанет рано утром и отправится в путь прежде,
чем Периквин выйдет из дому. Он имел обыкновение начинать день с  того,  что
объезжал ремонтируемые фермы. Фенелла подозревала, что  либо  сегодня,  либо
завтра он вернется в Хеллингли, чтобы выяснить, в каком состоянии груз.
   Было бы глупо на следующий день после их возвращения показаться в  бухте.
Наверняка,  солдаты  продолжают  поиски,  исследуя  ту  часть  побережья  и,
возможно, расспрашивая господина Реншоу или тех, кого  они  смогли  найти  в
деревне. Фенелла была уверена, что таможенники ничего не узнают, так  как  в
течение войны нелегальной торговлей занимались все  жители  деревни,  и  они
очень  опасались  превратиться  в  доносчиков.  Ходили  слухи  об  ужасающей
жестокости контрабандистов по отношению к тем, кто  выдавал  их  властям,  и
даже к тем, кто, испугавшись, сообщал, где спрятан груз.
   Фенелла не сомневалась, что все, живущие в деревне и поблизости,  гораздо
сильнее боялись господина Реншоу и контрабандистов, чем солдат.
   И в то же время Периквину  было  опасно  появляться  на  берегу.  Фенелла
надеялась, что у него хватит осторожности держаться подальше.
   Анна  сообщила  ей,  что  вчера  и  позавчера  заезжал  Периквин,   чтобы
справиться о ее состоянии. Но мама  не  разрешила  ему  заходить  в  спальню
дочери.
   Это было своего рода запоздалой попыткой госпожи Ламберт соблюсти правила
приличия. Однако это  дало  Фенелле  возможность  понять,  что  ее  родители
наконец осознали: у них взрослая дочь.
   - Анна, я хочу видеть лорда Корбери, - сказала она старой горничной.
   - Я не собираюсь приводить его сюда по черной лестнице без  ведома  вашей
матушки, - заявила Анна. - Он уже достаточно навредил вам, и  я  не  допущу,
чтобы он опять навлек на вас какие-то неприятности.
   - Мне нужно обсудить с ним очень важный вопрос, - продолжала  уговаривать
ее Фенелла.
   - Все вопросы могут обождать! - В  голосе  Анны  слышалась  решимость,  и
Фенелла поняла, что приговор окончательный.
   "Сегодня я смогу увидеться с ним", - подумала Фенелла, уверенная, что  он
обязательно придет к ней.
   Но мысль о том, что он, возможно, не очень нуждается в ее обществе и  что
его интересуют совсем другие вещи, а отнюдь не ее состояние, привела Фенеллу
в уныние.
   "Он очень расстроен тем, - печально размышляла она, - что его дела  пошли
вкривь и вкось".
   Но, с другой стороны, когда солдаты уберутся, можно будет поднять  лодку,
а господин Реншоу поможет найти лошадей и  повозку,  чтобы  увезти  табак  и
бренди. Эти мысли вселили в Фенеллу надежду, но ей тут же пришло  в  голову,
что на этом контрабандная деятельность Периквина не закончится, и ее  сердце
сжал холод страха. Даже если за груз он выручит более пяти тысяч фунтов, все
равно этого будет недостаточно. Ему придется еще не раз плавать во Францию -
эта мысль привела Фенеллу в полуобморочное состояние.  Она  не  сомневалась,
что рано или поздно их схватят.
   Все преимущества были на стороне властей. Ведь не смогут  же  они  каждый
раз  проскальзывать  сквозь  сети,  расставленные  таможенными  катерами   и
солдатами, непрерывно патрулирующими побережье всей бухты!
   - Я не вынесу этого, не вынесу, - шептала Фенелла.
   Она зажмурилась при мысли, что ей придется  участвовать  в  контрабандных
ходках через Ла-Манш,  когда  в  любой  момент  из  тумана  может  появиться
сторожевой катер и раздастся резкий окрик, приказывающий остановиться; когда
начнут  свистеть  пули,  которые  будут  преследовать  их,  как  только  они
предпримут попытку ускользнуть! Возможно, в следующий раз пуля достанется не
ей, а Периквину!
   Хотя Фенелла,  полностью  погрузившаяся  в  свои  размышления,  сидела  с
закрытыми глазами, тем не менее она  почувствовала,  что  поблизости  кто-то
есть. Она подняла глаза в надежде увидеть Периквина, но оказалось, что рядом
стоит сэр Николас и наблюдает за ней. Ее губы тронула слабая улыбка. Фенелла
хотела что-то сказать, но сэр Николас ее опередил:
   - Ваша горничная рассказала мне, что вы были ранены в руку. Что же на сей
раз сделал с вами этот дерзкий мальчишка?
   В его  голосе  слышался  такой  гнев,  что  Фенелла  не  смогла  сдержать
изумления.
   - Анне не следовало бы ничего  рассказывать,  -  проговорила  она  слабым
голосом, - это держится в секрете.
   - Нельзя делать из этого тайну, - резко сказал  сэр  Николас.  -  Корбери
следует указать на его поведение. Я всегда считал его  безответственным,  но
мне казалось, что он  достаточно  опытен,  чтобы  пользоваться  оружием,  не
причиняя никому вреда, и в первую очередь вам!
   - Вы не должны обвинять Периквина! - воскликнула Фенелла.
   - А я обвиняю его! - возразил сэр Николас. - И намерен сказать  ему,  что
думаю о нем. Настало время, чтобы кто-то положил конец ею буйным выходкам.
   Если бы не ее беспокойство по поводу несправедливого обвинения Периквина,
Фенелла вряд ли смогла бы сдержать улыбку.
   - Все совсем не так, как.., вы думаете,  -  сказала  она.  -  Пожалуйста,
не.., сердитесь на Периквина.
   - Сердиться? Я крайне возмущен его  поведением!  Как  он  мог  допустить,
чтобы вас ранило? И зачем ему понадобилось оружие в это время года?
   Полный подозрений вопрос сэра Николаса заставил Фенеллу тихо произнести:
   - Меня.., ранил.., не Периквин.
   - Тогда кто же? - поинтересовался сэр Николас.
   - Таможенник.
   - Боже мой!
   При этих словах он рухнул на стул. Как  обычно,  сэр  Николас  был  очень
изыскано одет - над белым  галстуком,  упираясь  в  подбородок,  топорщились
кончики воротника, камзол сидел на нем без единой морщинки. Чехол для  часов
отбрасывал солнечные блики на бледно-желтые панталоны,  плотно  обтягивавшие
его ноги, а его начищенные до зеркального блеска ботфорты вызвали у  Фенеллы
страстное  желание  довести  ботфорты  Периквина   до   такой   же   степени
совершенства.
   -  Что  вы  сказали?  -  пробормотал  сэр  Николас,  обретший,   наконец,
возможность глубоко вздохнуть. Фенелла слабо улыбнулась.
   - Я доверяю вам наши жизни, так как я почему-то уверена, что вы - друг.
   - Вы хотите сказать, что  занялись  контрабандой?  -  как  бы  задыхаясь,
спросил сэр Николас. Фенелла кивнула.
   - Нам удалось без всяких осложнений переправить товар  через  Ла-Манш,  -
начала объяснять Фенелла, - но когда мы вошли в  бухту,  мы  были  вынуждены
потопить лодку.. Нас искали солдаты, мы с Периквином спаслись только чудом.
   - Корбери, должно быть, свихнулся! - воскликнул сэр Николас.
   Ужас, слышавшийся в его голосе, заставил Фенеллу рассмеяться.
   - Я решила, сэр Николас, что мне следует рассказать вам обо  всем,  и  не
только для того, чтобы вы простили Периквина, но и потому, что предполагала,
как вы будете шокированы, - с улыбкой сказала  Фенелла.  -  Но  ведь  все  в
порядке. Пуля с таможенного катера только поцарапала мне руку.  Естественно,
я не могла рассказать маме, что произошло.
   - Если бы вы ей рассказали, она сдала бы этого молодого болвана властям -
и правильно поступила бы, - угрюмо произнес сэр Николас.
   - Не забывайте, что, если Периквина отправят на п