- Я собираюсь давать там самые элегантные балы, а вы,  милочка,  пока
не выйдете замуж, разумеется, будете помогать мне принимать гостей.
   Окинув племянницу взглядом, в котором сочетались снисходительность  и
презрение, он продолжал:
   - Пожалуй, придется потратить немалые  деньги,  чтобы  приодеть  тебя
поприличнее. Невозможно же показаться на людях в твоем тряпье!
   Манелла негодующе вздернула подбородок.
   - Моему отцу нравились простые платья, - возразила она. - И хотя  это
платье сшила деревенская портниха, его фасон взят  из  дамского  журнала
"Ледиз джорнал". Вы, наверное, знаете, что в Лондоне по  нему  одеваются
многие.
   Дядя Герберт расхохотался:
   - Если вы и впрямь воображаете, что в таком наряде можете появиться в
приличном обществе, должен вас огорчить, моя милая племянница. По правде
говоря, ты выглядишь совершенной простушкой. Прическа - еще куда ни шло,
по крайней мере, ее можно прикрыть шляпкой, но платье, платье... Если вы
покажетесь в нем на улице, то выставите себя на посмешище всей столичной
публике!
   - Не  сомневаюсь  в  справедливости  ваших  слов,  -  с  достоинством
возразила Манелла. - Однако мне  ближе  убеждения  моего  отца,  который
всегда говорил, что надо покупать только то, за что можешь заплатить.
   Она рассчитывала, что дядя смутится, но тот  в  ответ  захохотал  еще
громче и противнее:
   - Может быть, вашего  дорогого  папочку  устраивало,  что  его  дочка
сохнет в безвестности, в этой глухомани, среди репы и капусты. А  вот  я
увезу вас в большой мир, в тот мир, где обитают достойные люди,  которые
будут полезны нам обоим.
   Манелла сразу же поняла, что опекун имеет в виду герцога, и  ее  лицо
стало каменным.
   Герцог внимательно, будто оценивая вещь, посмотрел на нее и заявил:
   - Может быть, ему и  покажется  забавным,  что  вы  этакая  "сельская
красотка", настоящий розанчик. Однако мы не можем так рисковать.
   Помедлив, он продолжал:
   - Нет, риск был бы слишком велик! Я должен вывести  вас  в  свет  как
следует одетой, с приличной куафюрой,  может  быть,  стоит  даже  слегка
подкрасить вам губы, чтобы они блестели и казались привлекательнее.
   Слова дяди  производили  на  Манеллу  такое  впечатление,  будто  она
слушала не человеческую речь, а шипение змеи.
   Ей хотелось бросить ему в лицо, что никакая сила в мире  не  заставит
ее пойти под венец с герцогом, равно как с любым  другим  мужчиной,  что
она выйдет замуж не иначе, как по своему выбору.
   Но девушка прекрасно понимала, что  такая  искренность  и  горячность
были бы совершенно неуместны. У ее дяди, хотя  он  и  был  аристократом,
начисто отсутствовала чувствительность. В  те  времена  чувствительность
было принято считать привилегией высших классов. Тем не  менее  Манелла,
много общавшаяся с крестьянами, которых иногда лечила, иногда учила,  не
знала такого черствого человека, как граф Герберт.
   Дядя стремился в жизни только к одному - получить  выгоду  лично  для
себя.
   Манелла молча положила на стол салфетку, закончив обед:
   -  Полагаю,  вы  извините  меня.  Я  бы  предпочла  оставить  вас  за
портвейном, если он у вас, конечно, есть.
   -  Отрадно  видеть,  что  вас  научили  хоть  каким-то   манерам,   -
презрительно заметил граф. - Однако я уверен, что вы  очень  многого  не
знаете из области этикета.
   Манелла решительно поднялась, не  желая  опровергать  вздорные  слова
дяди.
   - Прошу меня простить, дядя Герберт, - невозмутимо сказала она.  -  Я
пойду прилягу. Завтра мне предстоит много хлопот, если вы  действительно
наметили переезд в Лондон на послезавтра.
   - Пожалуй, вам придется захватить с собой на первое время кое-что  из
тряпья, которое вы носите здесь, называя платьями, - заметил граф. - Как
только герцогиня подберет для вас приличные наряды, мы сможем сжечь  все
эти лохмотья, тем более что они только для этого и годятся.
   "Как он смеет так говорить! - возмутилась про себя Манелла. - Неужели
он  не  сознает,  что  я  одета  так  бедно  исключительно   из-за   его
расточительности. Сколько времени я уже не могу сшить себе обновки!"
   Почему он позволяет себе насмехаться  над  ней,  называя  простушкой,
только потому, что она не похожа на дам, с  которыми  он  развлекался  в
столице?
   Судя по отзывам всех, кто знал  дядю  Герберта,  именно  эти  женщины
втягивали его в один скандал за другим.
   Плотно сжав  губы,  словно  усилием  воли  заставляя  себя  смолчать,
Манелла сделала вежливый реверанс и повернулась к двери.
   - И не забудьте, что завтра приезжает лорд Ламберн, - крикнул дядя ей
вдогонку. - Причешите-ка получше своего кобеля! А то у него  такой  вид,
словно он только что прибежал со свалки!
   Манелла поняла, что он нарочно старается вызвать ее на дерзость.
   Но она ничего не ответила.
   Лишь оказавшись на лестнице и взбегая  по  ступеням  -  за  ней,  как
всегда, бежал Флэш, - она вслух сказала себе:
   - Не-на-ви-жу! Я его ненавижу! Ненавижу!

Глава 2

   Утреннее солнце, едва выглянув из-за горизонта, застало  Манеллу  уже
на ногах. За всю ночь девушка так и не сомкнула глаз.  Тревожные  мысли,
всевозможные планы, сомнения и опасения не давали ей спать.
   Быстро одевшись, Манелла накинула на плечи легкую шаль.
   Она решила взять с собой три самых простых  муслиновых  платья  -  на
лето в ее гардеробе  их  имелось  всего  пять,  и  ни  одно  из  них  не
отличалось  хоть  сколько-нибудь   замысловатым   фасоном.   Приходилось
надеяться, что эти скромные наряды не  слишком  помнутся  и  ей  удастся
обойтись ими до осени. О том,  как  устроится  ее  жизнь  к  наступлению
сентября, что с ней будет зимой, Манелла предпочитала не думать.
   Она также взяла две пары туфель, а, кроме того, с вечера  приготовила
кое-какие необходимые мелочи.
   Накануне поздно ночью, когда дядя ушел спать,  Манелла  пробралась  в
оружейную. Ее отец, всю жизнь увлекаясь охотой, не мог обойтись без этой
комнаты,  которая  пользовалась  вниманием  у  всех   поколений   графов
Эйвонсдейлов. Там Манелла выбрала один из отцовских дуэльных пистолетов.
   Она  мало  разбиралась  в  достоинствах  огнестрельного  оружия,  но,
во-первых, была уверена, что ее отец не мог держать  плохих  пистолетов,
во-вторых, надеялась, что до стрельбы не дойдет и в критической ситуации
ей удастся запугать противника, не спуская курка.
   Поэтому она выбрала пистолет среднего размера  -  не  очень  большой,
чтобы  не  мучить  Герона  лишней  тяжестью,  но   все-таки   достаточно
внушительный,  чтобы  произвести  впечатление  на  злодея,  который  мог
повстречаться ей на пути.
   В Манелле, прожившей всю жизнь в  деревне,  невероятная  наивность  в
одних вопросах сочеталась с достаточной искушенностью - в других. К тому
же у нее был весьма развит здравый смысл.
   Так, она прекрасно знала, что на пути ей вполне могли встретиться те,
кого  туманно  именовали  "лихие  люди",  то  есть,   попросту   говоря,
разбойники.
   Правда, у нее не было ни драгоценностей, ни денег, но красавец  Герон
настолько  бросался  в  глаза,  что  на   него   польстился   бы   любой
последователь  легендарного  Робина  Гуда.  Ей  не  однажды  приходилось
слышать рассказы о том, как разбойники в первую очередь отбирали у своих
жертв лошадей.
   Итак, она твердо решила, что будет отстаивать  свою  собственность  с
помощью дуэльного пистолета. При этом она заранее молила бога, чтобы  он
уберег ее от необходимости пускать его в ход и брать грех на душу.
   Неразрешенным долго оставался вопрос о наличности.
   После  матери  у  Манеллы  остались  кое-какие  украшения,  не  очень
старинные и совсем не ценные. Это были вещицы, которые отец дарил ей  на
разные праздники.
   "На настоящие драгоценности у бедного  папы  никогда  бы  не  нашлось
денег", - вздохнув, подумала Манелла.
   В обручальном кольце матери красовались три бриллианта, было у нее  и
бриллиантовое  ожерелье,  которое  покойная  графиня  надевала  в  особо
торжественных случаях. Но среди этих бриллиантов ни один не отличался ни
размером, ни чистотой, ни великолепием огранки.
   Впрочем, в самых безвыходных обстоятельствах Манелла могла  протянуть
месяц-полтора на вырученную за них сумму.
   Чего ей отчаянно не хватало, так это денег!
   Все ее достояние составляла горстка мелких монет, оставшихся  от  той
суммы, что была выдана ей отнюдь не  щедрой  дядиной  рукой  на  ведение
хозяйства. Этих денег едва хватило бы, чтобы один  раз  расплатиться  за
ночлег и скромный ужин на самом захудалом постоялом дворе.
   Вдруг Манелла вспомнила: красуясь перед ней  в  предвкушении  приезда
важного гостя, каким дядя  Герберт  почитал  лорда  Ламберна,  он  выдал
кухарке, миссис Белл, пару гиней.
   Нет, это было не жалованье, которое  он  задолжал  ей  бог  знает  за
сколько месяцев. Бедняжка не роптала, но, как  предполагала  Манелла,  с
момента кончины ее отца кухарка работала за "харчи", которые  не  только
готовила, но отчасти сама и добывала - иногда ей приходилось  выменивать
необходимые  продукты  за  домашние  заготовки  из  овощей  и   фруктов,
выращенных в их скромном саду.
   Дядя расщедрился, по его выражению, "на  приличные  продукты",  чтобы
"по-человечески" принять гостя.
   - Я послал грума, чтобы он передал его милости приглашение на ленч, -
громче, чем нужно, пояснил дядя. Он был преисполнен ощущения собственной
значимости, к которой ему  как-то  все  не  удавалось  привыкнуть.  -  Я
намерен откупорить для него бутылку своего лучшего вина.
   "Которая у тебя всего одна и имеется",  -  мысленно  съязвила  миссис
Белл.
   - Так что уж будьте  любезны,  попробуйте  раз  в  жизни  приготовить
что-нибудь съедобное, - продолжал граф Герберт. -  Главное,  чтобы  ваша
стряпня не была похожа на то, что мне подавали вчера вечером  и  сегодня
утром. Этим вашим месивом разве что свиней кормить, - деланно  скривился
граф,  который  накануне,  охая  и  закатывая  от   негодования   глаза,
благополучно съел все, что было подано, до последней крошки.
   Манелла   в   душе   содрогнулась   от   этой   явной    беспардонной
несправедливости. Миссис Белл славилась своим кулинарным искусством. Эти
упреки были тем более  бессовестны,  что  добрая  женщина  оставалась  в
имении только ради "барышни", теряя в деньгах,  в  то  время  как  с  ее
репутацией миссис Белл с удовольствием наняли бы в  любое  из  почтенных
семейств, проживавших по соседству.
   Миссис Белл, вспыхнув, промолчала,  а  дядя  Герберт,  не  удостаивая
вниманием чувства своих слуг, которых, вопреки семейным традициям, ни во
что не ставил, чванливо продолжал:
   - Так вот... Как вас там? Ах да, миссис Белл... - Пожалуй, он  и  сам
почувствовал, что переигрывает, учитывая, что знал кухарку  с  тех  пор,
как появился на свет. - Купите баранью ногу помоложе  да  сыра,  который
годится не только для мышеловки,  -  распорядился  он.  И,  помолчав,  в
раздумье добавил:
   - Пожалуй,  надо  будет  еще  подать  фруктов.  Подойдет  малина  или
клубника, так что можете купить, да самых свежих!
   Ничего больше не сказав, он вышел из  кухни.  Манелла  услышала,  как
миссис Белл что-то бормочет себе под нос.
   - Мне очень жаль, миссис Белл, - поспешила сказать  девушка.  -  Дядя
Герберт не имел права разговаривать с вами в подобном тоне.
   - Вы ж знаете, барышня, я всегда стараюсь как лучше, - с достоинством
сказала кухарка. - Но и волшебник не слепит кирпича из соломы!
   - Конечно, конечно, - с готовностью закивала Манелла. - Но не мне вам
рассказывать, какой он, дядя Герберт.
   Девушка вздохнула:
   - Мне  кажется,  теперь,  когда  он  стал  графом,  ему  будет  легче
одалживать у людей деньги.
   Она не столько обращалась к миссис Белл, сколько размышляла вслух.
   А пожилая кухарка подхватила:
   - Грум тут толковал, что у хозяина долгов и так не счесть.  Кредиторы
было на него насели, а он им побожился, что расплатится, пусть  подождут
всего месяц.
   Манелла изумленно подняла глаза на миссис Белл.
   - Откуда же возьмутся деньги? -  спросила  она.  Что-то  подсказывало
Манелле: дядя задумал какую-то каверзу, от которой она может пострадать.
   - Этого грум не знает. Говорит только, будто дело в какой-то свадьбе.
Жениться, что ль, надумал? - с сомнением закончила миссис Белл.
   Судя по тону, она, будучи о новом патроне весьма  невысокого  мнения,
не допускала и  мысли,  что  даже  теперь,  когда  его  акции  поднялись
благодаря обретению графского титула, на  него  может  польститься  хоть
какая-нибудь мало-мальски приличная невеста.
   Манелла встрепенулась, как птичка. Кому, как не  ей,  было  знать,  о
какой свадьбе шла речь!
   Как она и предполагала, дядя прочил ее замуж, имея в виду не  столько
обеспечить племянницу, сколько добыть денег для себя.
   Стоило ему породниться с богатым герцогом, как тот, по натуре человек
благородный, мог стать для новоявленного родственника настоящей  золотой
жилой.
   Подобно покойному отцу Манеллы, старику пришлось бы расплачиваться по
векселям новоявленного родственника, чтобы оградить честное имя жены  от
пересудов  и  скандалов,  какие   разгораются   вокруг   несостоятельных
должников, оставляя грязные пятна на репутации их близких.
   Памятуя   состоявшийся   накануне   неприятный   разговор,    Манелла
направилась на кухню - к шкафчику, в  котором,  как  ей  было  известно,
миссис Белл всегда держала деньги на хозяйственные нужды.
   Отперев шкафчик торчавшим в дверце ключиком, девушка достала жестяную
банку из-под чая, где, как она и рассчитывала, лежали две золотые гинеи.
Кроме того, в ней было довольно много мелких денег.
   Манелла выбрала всю  мелочь  и  заперла  шкафчик,  воткнув  в  дверцу
заранее приготовленную записку, адресованную дяде.  Ей  хотелось,  чтобы
записка попалась на  глаза  миссис  Белл  прежде,  нежели  та  обнаружит
пропажу.
   Записка была коротенькой. Манелла  составила  ее  с  таким  расчетом,
чтобы дядя, прочитав ее, не сразу догадался о побеге племянницы.
   В записке говорилось:

   "Дорогой дядя Герберт!
   Вчера, после того как вы  отправились  спать,  приезжал  посыльный  с
письмом от одной из моих подруг, которая приглашает меня  на  завтра  на
небольшой вечер с танцами.
   Поскольку мне очень хочется навестить ее перед разлукой, я немедленно
отправляюсь к ней - поскачу верхом на Героне. Я забираю с собой и Флэша:
мне будет спокойнее с таким надежным защитником.
   Возможно, лорд Ламберн будет разочарован, однако я уверена,  что  вам
удастся его утешить. Кроме того, он вполне  может  приехать  в  один  из
последующих дней.
   Поскольку мне понадобятся деньги, я забираю то, что вы выдали  миссис
Белл. Сообщаю это, чтобы вы не винили ее в пропаже, когда  вам  придется
дополнительно выдавать ей деньги на покупки.
   Я скоро вернусь,  однако  не  могу  точно  назвать  срок:  все  будет
зависеть от того, сколько продлится торжество.
   С уважением, - Манелла усмехнулась, выводя это слово, находившееся  в
явном противоречии  с  чувствами,  которые  внушал  ей  опекун,  -  Ваша
Манелла".

   Записку она умышленно не стала запечатывать.
   Запасшись  деньгами  и  оружием,   Манелла   немного   повеселела   и
успокоилась.
   Она надеялась, что простенькая  уловка  с  письмом  даст  ей  фору  в
два-три дня.  Дядя,  привыкший  иметь  дело  с  дамами  весьма  вольного
поведения, может и вправду поверить, что его племянница решится вот так,
без спроса, без сопровождающей дамы, отправиться в чужой дом. А когда до
него наконец дойдет, что его обвели вокруг  пальца,  Манелла  будет  уже
далеко.
   Во всяком случае, она на это надеялась.
   Однако, спускаясь по лестнице с пожитками в руке и  Флэшем,  бесшумно
скользившим  за  ней  по  пятам,  девушка  содрогалась  от   собственной
решительности.
   Всю жизнь Манелла знала, что у нее есть надежные  защитники:  сначала
родители, потом, после маминой смерти, - отец.
   Даже после смерти  отца  она  ощущала  себя  в  безопасности:  с  ней
оставались верные слуги. Да и не зря говорят: дома и стены помогают.
   И  вот  теперь,  покидая  стены  родного  дома,  девушка  ступала   в
простиравшийся за ними большой мир, о котором ровным  счетом  ничего  не
знала.
   Если ей не удастся устроиться, то  придется  с  позором  возвращаться
туда, где  ее  будет  ждать  не  только  дядя  со  своими  колкостями  и
насмешками, но и брак с ненавистным ей стариком.
   - Я должна найти работу. Обязана! -  твердила  себе  Манелла,  выходя
через боковую дверь и направляясь прямиком к конюшне.
   Она знала, что в этот ранний  час  никого  там  не  застанет.  Однако
Манелла подозревала, что дядин грум мог устроиться на ночлег в  каморке,
где прежде, когда штат слуг был побольше, спали подручные конюха.
   Манелла видела его накануне мельком  и  еще  тогда  решила,  что  при
случае сообразит, как его провести. В конце  концов,  он  здесь  человек
новый и едва ли станет преграждать ей  дорогу,  как-никак  она  барышня,
родственница хозяина дома.
   Зайдя  в  конюшню  -  Флэш  предпочел  остаться  снаружи,  -  Манелла
прислушалась. Было слышно лишь, как фыркают и перебирают ногами лошади.
   "Интересно, - подумала Манелла, - знает ли  грум,  что  дядя  намерен
продать Герона?"
   Если он посвящен в планы своего хозяина,  то,  не  ровен  час,  может
поднять шум, когда она будет забирать жеребца!
   Вдруг Манелла услышала громкий храп.
   Она очень обрадовалась, обнаружив, что грум спит  на  соломе  в  углу
безмятежным сном.
   Во дворе тоже все было спокойно.
   Поспешно, опасаясь, что в конюшню  может  кто-нибудь  зайти,  Манелла
оседлала Герона и уложила  вещи.  Потом  она  отворила  ворота  конюшни,
вывела жеребца во двор и вскочила в седло.
   Никогда прежде стук копыт по булыжнику  двора  не  казался  ей  таким
громким.
   Манелла  сжалась,  словно  желая  сделаться  незаметнее,  но  тут  же
сообразила, что у страха велики не только глаза,  но  и  уши,  они-то  и
заставили ее вздрагивать от топота ее собственной лошади.
   Девушка дала себе слово не тревожиться по пустякам. Теперь, когда она
оседлала самого резвого жеребца в конюшне, когда ее  сопровождает  самый
быстрый пес в округе, едва ли за ней кто угонится.
   Из осторожности Манелла выехала со двора не  через  ворота,  а  через
боковую калитку.
   Небо просветлело, звезды побледнели. Занималась заря.
   Оказавшись за оградой парка, Манелла пустила Герона рысью.
   Жеребец было приготовился скакать во весь опор, но Манелла придержала
его: путь предстоял неблизкий. Кроме того, надо было подумать  о  Флэше.
Сеттер был неутомимым  охотником  и  пробегал  за  день  добрых  полтора
десятка миль. Однако и ему следовало поберечь силы.
   Флэш, не разделявший благоразумных соображений хозяйки, нарезал круги
по высокой траве, надеясь отыскать зайца. Временами он останавливался  и
замирал в характерной стойке, принюхиваясь и приподняв согнутую переднюю
лапку.
   Казалось, пес понял, что эта прогулка необычная, хотя знал эти  места
как пять пальцев  на  любой  из  своих  лап.  Словно  почувствовав,  что
начинаются  какие-то  приключения,  он  с  восторгом   летел   навстречу
неизвестности. Манелла даже позавидовала его бесшабашному веселью.
   Что  касалось  самой  девушки,   то   ее   настроение   было   весьма
противоречивым.  Рассудок  говорил  ей,  что  она  поступает  совершенно
правильно. Но сердце твердило свое. Если бы  его  учащенный  стук  можно
было перевести на нормальный человеческий язык,  он  означал  бы  что-то
вроде: "Твой дом... Твоя мама... Твой отец... Покидаешь...  Покидаешь...
Нелюбимый.., старик. Правильно... Жалко". От глубокого волнения  Манелла
и сама не могла бы составить полную фразу.
   Томимая  опасениями,  сомнениями,   радостным   предчувствием   новых
событий, неистребимым оптимизмом, свойственным одной  лишь  юности,  она
скакала на запад, зная, что в этом направлении ей долго не попадется  ни
одной деревни, а следовательно