вид,  что  ничего  не  заметил.  Он  обвел   комнату
внимательным взглядом, чтобы убедиться,  что  ничего  не  забыто,  затем
тронул девушку за плечо и проговорил тихим голосом:
   - Вот маршрут,  которого  мы  обязательно  должны  придерживаться,  -
проговорил он. - Сначала мы спустимся по тайному коридору;  он  приведет
нас  в  гостиную,  из  которой  можно  будет  попасть  прямо  в  спальню
мадемуазель Лаваль. Я полагаю, что в этот  час  она  должна  уже  крепко
спать, но, независимо от этого, нам следует пересечь  комнату,  соблюдая
полнейшую тишину. Мною уже предприняты кое-какие  меры  предосторожности
для  того,  чтобы  без  труда  открыть  окно.  Это  окно   располагается
приблизительно в шести футах от земли, а под ним - розовый сад.
   - Все это время, - продолжал свои  объяснения  его  светлость,  -  мы
должны будем передвигаться бесшумно и прежде всего ни в коем  случае  не
разговаривать: люди, как правило, больше обращают  внимание  на  голоса,
чем на шум от движения. Я помогу сначала вам - вы сможете  держаться  за
мои руки и опуститься на землю осторожно и по  возможности  тихо.  После
того как я присоединюсь к вам, мы пересечем сад и найдем себе убежище  в
дальнем конце леса. Вы все поняли?
   Аме кивнула.
   - В том коридоре, в который выходят двери гостиной, на страже нет  ни
единого человека, - продолжал объяснять герцог, - лакеи находятся только
вблизи лестницы и в зале. Поэтому мы должны будем соблюдать максимальную
осторожность.
   - Да, разумеется, - проговорила девушка. - А если  они  схватят  нас,
что будет тогда?
   Губы у герцога сжались на мгновение.
   - Тогда мы с вами окажемся в безвыходном положении, - проговорил  он.
- Несмотря на то, что герцог де Шартре делает вид, что мы  являемся  его
гостями, нам должно быть совершенно ясно, что в  действительности  мы  -
его пленники. Если предположить, что он настроен враждебно ко мне лично,
это значит допустить  непоправимую  ошибку.  Филипп  де  Шартре  великий
дипломат, добившийся большого успеха в Англии, - сам принц  заявил,  что
гордится дружбой с этим человеком.  Поэтому  по  возможности  герцог  де
Шартре приложит все силы и не допустит открытой размолвки между  нами  -
представителем Англии в его стране, хотя и без официального статуса.
   - Мы обязательно должны быть крайне осторожны, - проговорила девушка,
но голос ее звучал очень тихо, а глаза потемнели от охватившей тревоги.
   Герцог пристально взглянул ей в лицо.
   - После того как выберемся отсюда, - проговорил он, -  мы  забудем  о
посещении этого замка и о том, что было связано с ним.
   По тому, как изменилось выражение ее лица, как внезапно  приоткрылись
ее губы, герцог понял, что девушка наконец поняла все, что он пытался ей
объяснить. Руки его покоились у нее на плечах,  внезапно  она  повернула
голову  и  поцеловала   его   запястье.   Герцог   почувствовал   мягкое
прикосновение ее губ, смутившись, отвернулся.
   В тайном коридоре было тесно и совершенно темно.
   Герцог прикрыл за ними дверь в спальню. Хотя после их  ухода  кровать
оказалась немного сдвинутой с привычного места,  он  все-таки  надеялся,
что на следующее утро это ни у кого не вызовет подозрений - тот коридор,
которым воспользовались они с девушкой, в будущем могли  использовать  и
другие беглецы.
   Толстый слой пыли, покрывавший ступени лестницы,  приглушал  звук  их
шагов, и когда герцог и девушка добрались до края лестницы, то оказались
напротив отделанной панелями стены. Для того  чтобы  отыскать  и  нажать
пружину, герцогу потребовалось одно мгновение.
   Как только пружина  сработала,  послышался  слабый  щелчок,  и  дверь
открылась; эта дверь открывалась таким же способом, что  и  та,  которая
вела в спальню его светлости на другом конце тайного коридора.  Соблюдая
осторожность, герцог Мелинкортский приоткрыл ее сначала всего на дюйм.
   Гостиная была погружена в темноту, но на одном  из  окон  шторы  были
полностью раздвинуты. Луна  блестела  на  небе  узким  серпом,  но  было
достаточно светло, чтобы разглядеть открытое  окно,  через  которое  они
собирались спуститься в сад.
   На цыпочках девушка и герцог прошли  по  устланному  ковром  полу.  В
гостиной ощущался тонкий аромат  духов,  который,  подумала  Аме,  очень
напоминал запах экзотических духов мадемуазель Лаваль.  За  той  дверью,
что вела в ее спальню, не слышалось ни звука.
   Ни девушка, ни герцог Мелинкортский даже не взглянули  на  ту  дверь,
хотя оба думали о женщине, которая в эту  минуту  лежала  за  украшенной
резьбой и позолотой дверью, погруженная в глубокий спокойный сон.
   Не говоря ни единого слова, его светлость сел на край  подоконника  и
протянул Аме руки. Девушка почувствовала силу его мышц, когда  он  очень
осторожно удерживал ее все время, пока она  висела  всего  в  нескольких
футах над землей. Затем герцог разжал руки, и  девушка  с  тихим  глухим
звуком упала на цветочную клумбу. Земля оказалась довольно  мягкой;  Аме
быстро поднялась на ноги и встала в стороне в ожидании герцога,  который
в этот момент осторожно спускался вниз, стараясь производить  как  можно
меньше шума. Наконец он спрыгнул вниз.
   А буквально через минуту герцог взял Аме под  руку,  и  они  бесшумно
двинулись через сад. Сейчас наступал действительно  самый  опасный  этап
побега, так как их могли увидеть из замка. Для того чтобы пересечь  весь
сад, им потребовалось около двух минут,  а  затем  девушка  вздохнула  с
облегчением, потому что они оказались в тени деревьев.
   В лесу было почти темно; над головами замерли толстые ветви деревьев,
и слабый свет луны едва пробивался сквозь листву. Слева от них пролегала
узкая тропинка  для  верховой  езды,  и  как  только  герцог  и  девушка
оказались на ней, его светлость тут же прибавил шагу.
   Они прошли, наверное, уже около ста ярдов,  когда  Аме  обратилась  к
герцогу:
   - Как вы думаете, нас видел кто-нибудь?
   - Если хотя бы один из стражников  заметил  нас,  то  он  обязательно
поднял бы тревогу, подав какой-нибудь громкий сигнал,  мы  услышали  бы,
как палят нам вслед, - ответил герцог.
   - А куда мы доберемся по этой  тропинке?  -  спросила  девушка,  едва
переводя дыхание, так как двигались они очень быстро и  Аме  было  очень
трудно успевать за широким шагом герцога Мелинкортского.
   - Не имею ни малейшего понятия, - ответил он, -  но  надеюсь,  что  в
конце концов мы окажемся в Париже.
   - Но ведь мы не сможем пешком дойти до Парижа! - воскликнула она.
   - Если мы не найдем ничего подходящего, то  поступим  именно  так,  -
ответил герцог.
   Окружающий их лес казался бескрайним, но они  все  так  же  неутомимо
продолжали свой путь. Множество тропинок, которые пересекались  и  с  их
тропой, и друг с другом, полностью дезориентировали Аме, и  она  уже  не
понимала, в каком  направлении  они  двигались.  Тем  не  менее  герцог,
казалось, сохранял полную уверенность и ни тени волнения, ни колебаний в
выборе пути не показывал.
   Они шли уже около получаса, храня абсолютное молчание,  так  как  Аме
еле переводила дух и ей было не под силу разговаривать. Лес наконец стал
редеть, и герцог с девушкой смогли разглядеть  светлеющее  небо,  первые
бледные лучи наступающей зари разгоняли мрак прошедшей ночи.
   Его светлость зашагал еще быстрее. У них под ногами  вдруг  зашуршали
сухие листья, хотя они передвигались почти бесшумно, так как до этого их
путь пролегал по мху или по песчаной дорожке, усыпанной сухими сосновыми
иголками. Из зарослей кустарников донеслось  пение  первых  птиц,  а  из
ветвей у  них  над  головой  послышалось  тихое  воркование  и  хлопанье
крыльев. Момент пробуждения  земли  показался  радостным  и  прекрасным,
девушке захотелось немедленно остановиться,  оглядеться  вокруг  себя  и
послушать эти чудесные звуки.
   Но Аме хорошо понимала, что сейчас у них была только  одна  задача  -
продолжать двигаться вперед. Несмотря на  это,  девушка  сознавала,  что
усталость понемногу, начинает одолевать ее. Герцог  был  слишком  силен,
чтобы она могла успевать за ним, и хотя до сих  пор  Аме  держалась,  но
чувствовала, что  вскоре  будет  вынуждена  попросить  у  его  светлости
небольшой отдых.
   Но тут он внезапно остановился как вкопанный.
   Девушка почувствовала прикосновение его руки и заглянула ему в  лицо.
Его светлость насторожило что-то, и он напряженно  прислушивался.  Когда
Аме заметила это, ей показалось, что и она тоже в этот  момент  услышала
какие-то звуки. Это были чьи-то голоса. И  в  то  же  мгновение  девушка
ощутила запах дыма.
   Все еще  держа  Аме  за  руку  и  храня  полнейшее  молчание,  герцог
осторожно прошел еще несколько шагов вперед, а потом сквозь деревья  они
смогли разглядеть, откуда до них доносился шум. Перед ними была  большая
поляна, на ней герцог и  девушка  увидели  несколько  ярко  раскрашенных
телег с большими колесами, которые Аме в ту же секунду узнала.  Сидевшие
вокруг костра люди оказались группой кочующих цыган; в огромной жаровне,
стоявшей на костре, готовилась какая-то аппетитная еда;
   Раньше Аме  довольно  часто  видела  их,  когда  цыгане  приезжали  к
монастырю просить  милостыню  или  продавали  корзины  и  щетки,  делать
которые они были большие мастера. Мать-настоятельница всегда  относилась
к цыганам с добротой, и иногда  для  того,  чтобы  отблагодарить  ее,  а
скорее всего, потому, что они всегда прислушивались к ее словам,  цыгане
входили  в   церковь   при   монастыре   и   преклоняли   колена,   пока
сестры-монахини молились. Но они никогда не соглашались окрестить  своих
детей, хотя мать-настоятельница не раз уговаривала их сделать это.
   Цыгане, насколько знала Аме, были хорошими, порядочными  людьми.  Они
кочевали из провинции в провинцию, из страны в страну; и хотя нашлось бы
немало людей, склонных обвинить этот народ в  воровстве  и  грабежах,  в
подавляющем большинстве цыгане были законопослушными гражданами,  а  все
их грабежи ограничивались похищением нескольких цыплят или  обыгрыванием
в карты и кости благородных господ.
   - Цыгане! - тихо проговорил герцог.
   - Они не причинят нам никакого вреда, - сказала ему шепотом  девушка.
- Я немного могу говорить на их языке. Может быть, нам  стоит  попросить
их о помощи?
   Герцог взглянул на раскрашенные кибитки и туда,  где  паслись  лошади
цыган, пощипывая траву под деревьями.
   - Было бы прекрасно, если бы нам удалось купить у них пару лошадей, -
проговорил он.
   - Я спрошу у них, - обещала Аме.
   - Может быть, это сделать лучше мне? - спросил герцог.
   - Видите ли, ваша светлость, - ответила ему девушка, - цыгане говорят
на смеси немецкого, латинского и венгерского  языков.  Я  в  свое  время
пыталась выучить их язык и даже записала множество слов,  но  это  такая
странная смесь. Мать-настоятельница говорила, что цыганский язык -  один
из самых старых в мире и в  нем  множество  слов  заимствовано  даже  из
египетского языка. Тем не менее я все-таки надеюсь, что смогу говорить с
ними так, чтобы они поняли меня, а что это  удастся  вам,  монсеньор,  я
сомневаюсь.
   -  Ну  хорошо,  попробуйте,  -  согласился  герцог.   -   Я   сначала
поздороваюсь с ними, а вы затем  попытаетесь  перевести  им  то,  что  я
скажу.
   Девушка улыбнулась ему, и они  двинулись  вперед,  к  костру.  Должно
быть, они выглядели очень странно в бледном сумраке раннего утра,  когда
появились неожиданно на этой поляне из-за кустарников.
   Герцог Мелинкортский был одет в тот же темно-синий бархатный  камзол,
расшитый серебряной нитью, в который он переоделся накануне, готовясь  к
обеду в замке Филиппа де  Шартре;  его  дорожный  плащ  был  на  красной
подкладке и застегивался  на  плече  пряжкой  с  огромными  сапфирами  и
бриллиантом, которые ярко сверкали в отблесках костра.
   Аме в своем изысканном  камзоле  из  черного  бархата  с  серебряными
пуговицами, казалось, сошла с обложки книги волшебных сказок. И не могло
возникнуть ни малейшего сомнения в том, что их появление здесь, в  лесу,
было  настолько  же  необычным,  сколь  и  удивительным  для   компании,
собравшейся вокруг костра.
   Десятки темных  цыганских  глаз  с  полным  вниманием  уставились  на
странных пришельцев, хотя никто из этих людей не проронил  ни  слова,  а
спустя несколько мгновений даже вопли детей, которые  обычным  для  всех
малышей способом оповещали всех вокруг себя о том, что они  хотят  есть,
вдруг стихли сами собой. Герцог Мелинкортский подошел ближе к костру. Он
постоял немного под испытующими взглядами цыган, а затем  снял  шляпу  и
учтиво поклонился им.
   - Приветствую вас, друзья, - проговорил он по-французски, после  чего
обернулся к Аме.
   - Мой господин желает, чтобы я  говорила  с  вами  от  его  имени,  -
сказала девушка тихим чистым голосом. - Надеюсь, что смогу объясниться с
вами на вашем родном языке.
   Послышался ропот, потом одобрительные возгласы, а затем, когда цыгане
выслушали девушку, на их смуглых лицах появились улыбки.
   Герцог и девушка заметили одного человека, который определенно не был
цыганом. Он сидел на почетном месте рядом с  тем  цыганом,  который,  по
всей  видимости,  являлся  предводителем  этого  табора.  Светлокожий  и
светловолосый, он был мощного телосложения и по  виду  казался  довольно
странной личностью; одет  был  в  дорогой,  но  вульгарного  вида  плащ,
отороченный медвежьим мехом, под которым у него был камзол из блестящего
красного атласа с пуговицами из желтой меди;
   Герцог с удивлением подумал, кем бы он мог быть, а потом заметил, что
тот внимательно слушает все, что говорит девушка.  Потом  его  светлость
услышал, что заговорил предводитель, причем на  языке,  который  герцогу
был совершенно неизвестен.
   Его  светлости  показалось,  что  Аме  также   испытывает   небольшие
затруднения, не совсем понимая то, о чем говорилось  в  эту  минуту:  по
крайней мере, цыган несколько раз повторял одни  и  те  же  слова.  Было
совершенно очевидно, что  девушка  не  поняла  какое-то  предложение,  и
поэтому несколько раз повторила его, после чего  создалось  впечатление,
что цыган и Аме наконец поняли друг друга.
   - Ваша светлость, этот цыган  просит  шесть  тысяч  франков  за  двух
лошадей,  -  проговорила  наконец   девушка,   обратившись   к   герцогу
по-английски. - Мне показалось, что это слишком дорого, и я сказала  ему
об этом. Но он заявляет, что вообще  не  имеет  ни  малейшего  намерения
расставаться со своими лошадьми. Боюсь, что он ни за что не снизит  свою
цену. Я пыталась рассказать ему о том, что наша карета сломалась, а  нам
очень нужно как можно быстрее добраться до  Парижа,  но  цыган,  похоже,
заподозрил что-то неладное в моих объяснениях.
   - Мы заплатим ту цену, которую он запрашивает, - отрывисто проговорил
его светлость, - но попросите его, чтобы он сначала  показал  нам  своих
лошадей.
   Девушка перевела это требование герцога  предводителю,  который  явно
обрадовался такому соглашению и тут же повел их на поляну,  где  паслись
лошади. Первую пару лошадей,  которую  предложил  им  предводитель,  его
светлость  безоговорочно  и  решительно   отверг.   Предводитель   понял
несколько французских слов, герцог,  в  свою  очередь,  понял  несколько
немецких, но, вообще говоря, язык, на котором можно говорить о животных,
универсален. Двое мужчин вскоре  пришли  к  соглашению.  Они  поочередно
щупали копыта у лошадей, заглядывали животным в пасти, и хотя  казалось,
что герцог разбирается в этом лучше, чем заправский барышник, вожак  все
равно хохотал.
   - Этот благородный господин знает толк в  лошадях,  -  сообщил  цыган
девушке. - Он умен, было бы нелегко обвести его вокруг пальца.
   - Я возьму эту лошадь и ту, - решил наконец герцог, указывая на пегую
кобылу и молодого горячего жеребца,  который  бил  копытом  землю,  всем
своим поведением показывая, что застоялся.
   - Ну уж, нет! Монсеньор должен понять меня: это - мои лучшие  лошади.
Я не могу продать их за такую низкую цену.
   Для девушки не было никакой необходимости  переводить  это  заявление
вожака. Герцог почти все понял и сам,  как  только  цыган  произнес  эту
фразу.
   Начался торг.
   - Девять тысяч.
   - Шесть тысяч пятьсот.
   - Восемь тысяч.
   - Семь тысяч.
   Цыган сдался.
   Герцог извлек деньги из кошелька и отсчитал требуемую сумму золотом в
подставленную ладонь  вожака.  А  потом,  как  только  они  окончательно
завершили свои расчеты, до слуха  его  светлости  донесся  чей-то  голос
из-за спины:
   - Мне хотелось бы поговорить с вами, господин.
   Голос  был  гортанным,  и  можно  было   безошибочно   сказать,   что
принадлежал он немцу. Тот странный человек, которого герцог  чуть  ранее
заметил сидящим рядом с вожаком цыган у костра,  сейчас  стоял  рядом  с
ними.
   - А в чем дело? - с озабоченным видом спросил герцог, кладя кошелек в
карман.
   - Вы ведь актер, не так ли?
   - Нет, не актер, - ответил его светлость.
   - А тот мальчишка, который называет вас господином, он кто?
   Герцог взглянул на немца с таким видом,  будто  тот  чем-то  оскорбил
его, но потом, по-видимому,  решил,  что  в  их  положении  лучше  всего
оставаться вежливыми.
   - Он - мой паж.
   Произнеся эти слова, его светлость отвернулся  и  все  свое  внимание
перенес на цыган, которые как  раз  в  тот  момент  вязали  уздечки  для
лошадей из кусков веревки.
   - Ваш паж! - повторил немец. - Это хорошо; так,  значит,  он  не  ваш
сын?
   Герцог даже не соизволил ответить ему.
   - Нет, я не его сын, - ответила  вместо  герцога  Аме.  -  Он  -  мой
господин, а я - его паж.
   Какое-то время  немец  пристально  разглядывал  девушку.  С  суточной
щетиной на бледных щеках, он не производил  благоприятного  впечатления.
Вокруг глаз у немца сохранились потеки туши, на лбу - следы грима, а  на
подбородке можно было заметить остатки румян.
   Аме удивилась:  какую  роль  мог  играть  немец,  как  вдруг,  словно
прочитав ее мысли, тот проговорил:
   - Я - Герман Глобер, великий Глобер. Вы ведь  наверняка  слышали  обо
мне?
   Аме отрицательно покачала головой.
   - Как, вы никогда не слышали обо мне?  -  спросил  Глобер  с  нотками
недоверия в голосе. - О величайшем фокуснике в Европе? А  ведь  я  давал
представления императору Пруссии , русской царице, императрице Австрии и
шведскому королю Густаву. Как они аплодировали мне!
   И в один голос говорили: "Господин Глобер, никто не может  сравниться
с вами в искусстве демонстрации фокусов".
   - Как интересно, - проговорила Аме.
   Причем эти слова были сказаны не из вежливости:  она  не  знала,  что
такое фокусы. Разумеется, девушка слышала, и не раз,  о  фокусниках,  но
фокусы никогда не видела.
   - Я теперь стал  важной  персоной,  получил  широкую  известность,  -
продолжал герр Глобер. - Может быть, у вас вызывает удивление тот  факт,
что я нахожусь здесь, но все эти люди - мои друзья. Когда-то, много  лет
назад, когда я еще не был  знаменит,  эти  цыгане  отнеслись  ко  мне  с
большой добротой, и теперь, став богачом, я не забыл  этих  людей.  Нет,
нет, у меня доброе сердце; каждый может сказать вам об  этом.  "У  герра
Глобера доброе сердце, - скажут вам люди. - Он никогда не забывает своих
друзей, а друзья у  него  есть  повсюду:  в  Пруссии,  России,  Венгрии,
Австрии, Италии и Франции". Да, все именно так:  у  герра  Глобера  есть
друзья повсюду.
   - Так, теперь  другую  лошадь,  -  услышала  девушка  слова  герцога,
говорившего с цыганами.
   На жеребца уже была надета уздечка, а ему на спину  как  раз  в  этот
момент пристраивали примитивное седло.
   Когда его светлость отошел от цыган, фокусник поспешно встал на  ноги
и преградил герцогу путь.
   - Я покупаю вашего пажа, - проговорил он.
   Его светлость взглянул на немца, причем так, как он, наверное, мог бы
посмотреть на какое-нибудь  насекомое,  которое  пытается  помешать  ему
пройти.
   - Мой паж не продается, - проговорил он.
   Но Герман Гло