растно желает оказаться тем
первым мужчиной, кто поцелует ее.
   По девушка настолько была напугана эпизодом с графом,  что  дотронься
он до нее теперь, это совсем лишит ее душевного равновесия и  тогда  она
скорее всего исчезнет, и он никогда больше не увидит ее.
   Пет, такого наказания за свой поцелуй он не желал.
   Тем более что теперь, когда лошади уже остановились у  дома  виконта,
он отчетливо осознавал - у него давно не было ничего лучше сегодняшнего.
   Ни разу на протяжении всего вечера: ни когда они ехали в  карете,  ни
когда ужинали в ресторане, не почувствовал он скуки.
   Ни разу за все время не вспомнил ни о принцессе,  ни  о  том  мрачном
будущем, ожидавшем его впереди.
   "Юность очаровательна и обольстительна сама по себе"  -  такие  слова
слышал он однажды от одного старика.
   То, чем порадовала его Вильма,  и  было  как  раз  этим  "очарованием
юности".
   Волнующим и чистым, как красота далеких звезд над площадью Согласия.
   И совсем не похожим на удовольствие, доставленное ему  прошлой  ночью
Лизеттой.
   Карета остановилась, маркиз вышел из нее первым.
   Протянув руку девушке и помогая ей сойти вниз, он задержал ее руку  в
своей и подумал, что действительно  очень  сильно  хочет  снова  увидеть
Вильму.
   Ему не хотелось, чтобы она просто исчезла из его жизни.
   Лакей позвонил, и заспанный слуга открыл дверь.
   - Спокойной вам ночи, Вильма, - сказал маркиз.
   - Спокойной ночи, милорд, - отозвалась она, - и еще раз  спасибо  вам
за удивительный, чудесный вечер. Я никогда не смогу его забыть.
   - Сказка еще не закончилась, - улыбнулся в ответ на ее слова  маркиз.
- Я буду здесь завтра в половине двенадцатого.
   По ее светящимся глазам, обращенным к нему, он  понял  -  именно  эти
слова она и хотела от него услышать.
   Затем она вошла в дом, а маркиз вернулся в карету.
   Когда карета тронулась, девушка остановилась в дверях и помахала  ему
рукой, при этом свет, падавший из открытой двери за ее  спиной,  освещал
ее светлые волосы и казался ореолом над ее головой.
   "Восхитительное зрелище", - думал маркиз всю дорогу домой.
   Он не отказался бы иметь такую картину в своей галерее.
 
*** 
 
   Вильма  прошла  в  холл  и,  прежде  чем   подняться   по   лестнице,
поблагодарила лакея.
   Поднявшись наверх, она увидела Герберта,  выходящего  из  комнаты  ее
отца.
   - Папа не спит? - спросила она его.
   Камердинер отрицательно покачал головой.
   - Спит, как младенец. - ответил он. - Этот доктор Бланк -  он  делает
чудеса своими руками.
   - Полагаю, папа  будет  чувствовать  себя  лучше  завтра,  -  сказала
Вильма.
   - Ну а вы-то как, хорошо провели время с друзьями-то, мисс Вильма?  -
поинтересовался Герберт.
   И поскольку он знал девушку с детства, она  понимала  -  его  интерес
искренен.
   - Провела время замечательно.., ну  просто  замечательно!  -  сказала
она. - Завтра утром я собираюсь поехать на прогулку в Булонский лес,  но
было бы лучше, если бы вы не упоминали об  этом  в  разговоре  с  папой,
потому что он за меня волнуется.
   - Его сиятельство разволнуется, только если подумает, вдруг  как  эти
друзья ваши прознают, что он не так  тверд  в  седле,  как  думал-то,  -
заметил Герберт.
   Такое о своем  хозяине  мог  позволить  себе  сказать  только  старый
Герберт, так  как  с  его  стороны  подобное  высказывание  не  было  ни
наглостью, ни предательством.
   Вильма расхохоталась.
   - Мы должны сделать  все,  дабы  папина  гордость  не  пострадала,  -
сказала она уже серьезно, - и не забывать, что  никто  не  должен  знать
наше настоящее имя.
   Герберт презрительно фыркнул.
   - Вам-то и ломать комедию! По мне - так все это ужасная глупость,  но
меня-то никто не спрашивает!
   Вильма пошла к себе в комнату.
   Она велела Марии не дожидаться ее возращения, поэтому разделась сама,
без ее помощи.
   Но когда, глядя в зеркало, Вильма расчесывала  свои  длинные  волосы,
она вдруг задалась вопросом, а не нанесли ли ей оскорбление.
   Маркиз ни на мгновение  не  усомнился,  будто  она  всего  лишь  дочь
какого-то электрика. Ему даже в голову не пришло,  что  она  может  быть
кем-то другим.
   Он воспринимал ее как дочь мастерового, работающую со своим  отцом  и
получающую за это вознаграждение.
   Она, правда, была рада его  заблуждению,  благодаря  которому  он  не
задавал ей щекотливых вопросов.
   Вместе с тем во всем этом было что-то оскорбительное.
   Она принадлежала к одному из старейших семейств графства.  И  все  же
маркиз не разглядел в ней леди благородного происхождения.
   Герберт назвал все это "ломанием комедии", и действительно так оно  и
было с самого начала.
   Вильма подумала, как было бы прекрасно, если бы маркиз сразу  сказал,
не может такого быть, чтобы она выполняла столь черную работу.
   А он просто принял на веру ее слова.
   Он, конечно, посчитал, что единственной причиной, по  которой  Вильме
не хотелось сталкиваться со всеми этими щеголями в отеле "Ритц", было ее
нежелание выглядеть хуже на их фоне.
   - Как посмел он так подумать обо мне? - спрашивала она себя.
   Но, с другой стороны, если бы он  видел  в  ней  девушку  из  знатной
семьи, он никогда не пригласил бы ее поужинать с ним наедине.
   И не повез бы ее кататься, не  было  бы  тогда  столь  очаровательной
ночной поездки при свете звезд.
   "Видимо, за  все  в  жизни  приходится  платить,  так  или  иначе,  -
философствовала Вильма. - Совершенно очевидно, хотя маркиз поразил меня,
я, конечно, не произвела на него никакого впечатления".
   Да, несомненно, он сделал ей пару комплиментов.
   По теперь ее интересовало, действительно ли он говорил то, что думал,
в тот момент, когда произносил их.
   У нее было неловкое ощущение, словно он  воспринимает  ее  как  дитя,
маленькую девочку, и ему доставляет удовольствие быть добрым с ней.
   Совсем  по-другому  обстояло  дело  в  Лондоне,  где  она   произвела
сенсацию, впервые появившись на балах в нынешнем сезоне.
   Но тут она вынуждена была признаться себе, что  для  той  произведшей
сенсацию дебютантки сезона сейчас она вела себя крайне предосудительно.
   Особенно с таким известным и выдающимся человеком, как маркиз.
   "Само собой разумеется, вечер был бы намного более скучным,  если  бы
пришлось пригласить еще двоих провести его с нами, - решила  она,  -  но
все-таки мне бы хотелось, чтобы и в нынешней ситуации он хоть как-то дал
понять, что считает меня чем-то больше, чем просто дочерью электрика".
   Она отдернула занавески и стала смотреть на звезды.
   И снова ощутила в себе невыразимый восторг.
   Именно такое чувство она испытывала, когда видела перед собой красоту
фонтанов на площади Согласия.
   И еще тогда, когда они с маркизом желали друг другу спокойной ночи  и
он пообещал, что сказка еще не окончилась.
   "Я увижу его завтра", - утешила себя Вильма.
   И уже лежа в  кровати,  сказала  себе,  что  ничто  другое  не  имеет
никакого значения.
 
Глава 5 
 
   Пьер Бланк заехал проведать графа в одиннадцать часов.
   В половине двенадцатого приехал маркиз.
   Вильма знала, что она спокойно может покинуть  дом,  так  как  в  это
время отцу не потребуются ее услуги.
   Как только мсье Бланк покинет его, он сразу же уснет.
   День был прекрасный, в голубом небе ярко светило солнце.
   Вильма надела самую очаровательную из своих шляпок, сочетавшуюся с ее
элегантным нарядом, который она долго выбирала для этого случая.
   Ей показалось, хотя она и не была в этом уверена до конца, что маркиз
одобрительно посмотрел на нее, когда она выходила из парадной двери.
   На этот раз он ждал свою спутницу в фаэтоне, еще более  щегольском  и
нарядном, чем тот, в котором накануне он возил кататься  Лизетту,  да  и
пара лошадей в упряжке была получше.
   Грум,  устроившийся  на  небольшом  сиденье  сзади,   помог   девушке
забраться в фаэтон.
   - Доброе утро, Вильма, - поприветствовал ее  маркиз.  -  Надеюсь,  вы
хорошо спали?
   - Мне снилась площадь Согласия, -  ответила  она,  -  и  Триумфальная
арка.
   Маркиз улыбнулся, представив, как любая другая  женщина  сказала  бы,
что ей снился только он.
   Но он уже начал привыкать к мысли,  что  в  глазах  этой  девушки  он
каждый раз уступал свое первенство прекрасному Парижу.
   Когда они повернули в направлении Булонского леса, Вильма сказала:
   - Как здорово отправиться с вами на прогулку! Мне кажется, вы правите
гораздо лучше, чем это могут французы.
   - Ценю вашу похвалу, - сказал маркиз. - Надеюсь, так оно и есть.
   По как только они  оказались  на  месте,  Вильма  обнаружила,  что  в
Булонском лесу у маркиза нашлось немало конкурентов.
   Там было много французов на  новеньких  фаэтонах  последних  моделей,
проносившихся с огромной скоростью.
   Другие, наоборот, ехали медленно, дабы позволить  седокам  беседовать
со своими друзьями, прогуливающимися пешком.
   Когда Вильма заметила кокоток в их фантастических каретах,  ее  глаза
раскрылись от удивления.
   Маркиз понимал, насколько она была поражена их видом.
   Однако она не произнесла ни  слова,  пока  не  обратила  внимания  на
весьма привлекательную женщину в открытой карете, которая была  окружена
несколькими нарядно и даже щегольски одетыми мужчинами.
   - Кто это? - спросила Вильма.
   - Это Прекрасная Отеро, - ответил маркиз.
   - Отец сказал, мне не следует о ней говорить, -  машинально  выпалила
девушка.
   - А почему? -  поинтересовался  маркиз  -  Он  считает,  что  ни  моя
бабушка, ни  моя  мама  никогда  бы  не  стали  упоминать  ее  имени,  -
простодушно объяснила Вильма.
   Маркиз улыбнулся ее словам.
   Когда они проезжали мимо. Прекрасная Отеро  помахала  маркизу,  и  он
снял шляпу в ответ.
   - Вы с ней знакомы? - спросила Вильма, дождавшись, пока они отведут.
   - Эта женщина - выдающаяся танцовщица и выступает в "Фоли-Бержер".
   - О, как бы я хотела увидеть ее! - воскликнула Вильма.
   Маркиз снова улыбнулся:
   - Полагаю, ваш отец не одобрил бы и ваше посещение "Фоли-Бержер".
   - Почему? - поинтересовалась Вильма.
   Маркиз молча правил лошадьми. Потом сказал:
   -  "Фоли-Бержер"  уникален  даже  для  Парижа.   Сейчас   это   место
превратилось в театр-варьете и является одним из самых  знаменитых  мест
во всем театральном мире.
   Вильма подумала, насколько впечатляюще все это звучит.
   - И Прекрасная Отеро танцует в этом варьете?
   - Да, она там танцует, и танцует бесподобно.
   - Но тогда почему мне не  подобает  говорить  о  ней?  -  недоумевала
Вильма.
   Маркиз подумал, что прямо ответить на вопрос девушки было бы ошибкой.
   Никогда до Вильмы не встречал он женщин, с которыми так легко, как  с
ней, было беседовать на любые  отвлеченные  темы,  словно  рядом  с  ним
мужчина.
   Но, несмотря на  широкие  познания  Вильмы,  он  ясно  понял,  что  в
вопросах любви и сексуальных отношений она была совершенно наивна.
   Не получив ответа на свой вопрос, девушка мельком взглянула на своего
спутника и спустя минуту проговорила:
   - Видимо, мне не подобает касаться этого  предмета,  но  с  отцом  мы
беседуем обо всем на свете. С моей стороны было непозволительно позабыть
о существовании ряда запретных тем. Мне следовало бы помолчать.
   - Смею надеяться, я отношусь к той же категории собеседников,  что  и
ваш отец, - заметил маркиз, - и  поэтому  мы  можем  обсуждать  все,  не
чувствуя при этом неловкости.
   - Даже Прекрасную Отеро? - спросила Вильма.
   - Думаю, о ней и так слишком много говорят без нас с вами,  стоит  ли
нам присоединяться к этому хору голосов,  -  холодно  сказал  маркиз.  -
Может быть, лучше я расскажу вам о Кара  Пеонсии,  которая  прославилась
своим трюком - раскачиваться под куполом, держась зубами за трапецию?
   Тут Вильма расхохоталась так, что совсем забыла про Прекрасную Отеро.
   Маркиз же тем временем задумался над тем, как  отреагировала  бы  его
юная спутница на новую моду - нескромность, доходящую до неприличия.
   Парижские студенты, изучающие искусство, несколько  лет  назад  сняли
"Мулен  Руж",  чтобы  отметить  там  свой  традиционный   "Бал   Четырех
Искусств".
   На балу две девицы стали сравнивать  свои  ноги,  а  скоро  и  другие
присутствующие включились в соревнование.
   Неожиданно одна из натурщиц, весьма  гордившаяся  своими  прелестями,
вскочила на стол, уверенная в своей победе.
   Мона, так звали девушку, не видела ничего плохого в своем поступке.
   Но после того как в тот вечер она скинула с себя  всю  одежду,  утром
следующего  дня  ее  вызвали  в  полицию.  Вместе  с  другими  девицами,
последовавшими ее примеру, она предстала перед судьями.
   Их оштрафовали на несколько сотен франков и  дали  время  для  уплаты
штрафа.
   Наказание было  не  слишком  серьезным,  но  подобная  сумма  значила
непомерно много для обитателей Латинского квартала, и двумя днями  позже
там разгорелся бунт.
   Заголовки  газет  по  всему  миру  кричали  о  событиях  в  Латинском
квартале.
   Спустя год убогий маленький мюзик-холл на рю де  Мартирс  уже  каждый
вечер собирал толпы народа, и все потому, что там можно было посмотреть,
как женщина раздевается донага.
   Таково было начало.
   И хотя "Фоли-Бержер" не заходил столь далеко, однако те, кто выступал
там, тоже демонстрировали довольно обнаженной натуры.
   "Пожалуй,  было  бы  ошибкой  с   моей   стороны   везти   Вильму   в
"Фоли-Бержер", - решил маркиз.
   Тем не менее любопытно бы взглянуть на ее реакцию.
   Они проехали по всему Булонскому лесу, побывав и в  самых  уединенных
его уголках, и там, где толпилась прогуливающаяся и разъезжающая в своих
экипажах публика.
   Затем Линворт пригласил Вильму на ленч в ресторан,  расположенный  на
берегу Сены.
   Зал ресторана находился на третьем этаже, и сидя у окна, Вильма могла
видеть проплывающие вверх и вниз по реке баржи.
   Она любовалась чайками, прилетавшими с моря, и солнцем,  отражавшимся
в речных водах.
   Ее сердце замирало от восторга.
   Маркиз точно предугадал ее настроение.
   Он сомневался, что раньше какая-нибудь другая женщина, из тех, что он
приводил в этот ресторан, хотя бы раз посмотрела в окно.
   Все они не спускали глаз только с него.
   - Я убеждена: Париж - самый красивый город в мире, - сказала  Вильма,
оторвавшись наконец от вида за окном, чтобы сосредоточиться на еде. -  И
я никогда в жизни  не  пробовала  ничего  более  вкусного,  чем  здешние
кушанья.
   - Я всегда думал об этом же, бывая в Париже, - подтвердил маркиз. - И
хотя мой повар бесподобно готовит, французы умудряются каким-то  образом
превратить любое блюдо в произведение искусства.
   - Вы нашли  точные  слова,  -  воскликнула  Вильма,  -  я  постараюсь
запомнить их.
   - И это все, что вы  будете  вспоминать  обо  мне  по  возвращении  в
Англию? - поинтересовался маркиз.
   - Пет, конечно же, нет!  -  возразила  Вильма.  -  С  вами  было  так
восхитительно побывать всюду и поговорить об  интересующих  меня  вещах,
ведь с женщинами о многом не поговоришь, им это просто неинтересно.
   Маркиз улыбался, глядя на нее.
   - Полагаю, большинство из них, - сказал он, -  занимает  только  тема
любви, а именно об этом, я чувствую, вы знаете меньше всего.
   - Я никогда ни в кого не была влюблена, -  призналась  Вильма,  -  но
думаю, любовь должна быть.., чем-то изумительным, сравнимым разве что  с
возможностью прикоснуться к звездам или добраться до луны.
   - Некоторые считают,  любовь  похожа  на  раскаленное,  расплавленное
солнечное ядро, - заметил маркиз.
   Вильма на мгновение притихла. Затем призналась:
   - Мне не очень понятно такое сравнение. Что вы имеете в виду?
   - Когда вы выйдете замуж, - попытался  пояснить  маркиз,  -  ваш  муж
научит вас. Это нечто такое, что  трудно  объяснить  словами,  но  можно
почувствовать сердцем.
   - И несомненно.., душой, - на одном  дыхании  выпалила  Вильма.  -  Я
знаю, любовь.., частица души человека.
   Маркиз подумал, как ей удается всегда придумать что-то  оригинальное,
но, конечно, она была права.
   Хотя сам он глубоко сомневался, была ли  когда-нибудь  затронута  его
собственная душа, если вспомнить о любом из его многочисленных  любовных
приключении с красивыми женщинами.
   Окончив ленч, они вышли из ресторана, и маркиз сказан:
   - Я  планировал  отвезти  вас  домой,  но  давайте  сначала  съездим,
посмотрим на Эйфелеву башню, а завтра, может быть, вы захотите подняться
на нее.
   -  С  превеликим  удовольствием,  -  согласилась  девушка.  -  Но  вы
действительно не заняты  и  сможете  потратить  на  меня  свое  время  и
завтра?
   - Думаю, я смогу все уладить, - как  и  в  прошлый  раз  успокоил  ее
маркиз.
   Вильма пролепетала что-то похожее на  изъявление  восторга,  а  потом
проговорила:
   - Когда вчера я молилась на ночь, я не знала, как благодарить Бога за
ваше появление в моей жизни. Мне было бы так тоскливо всего  лишь  иметь
возможность отправиться по магазинам с  кем-нибудь  из  горничных,  пока
папа спит, и если бы не вы, я совсем не знала бы, куда мне пойти.
   - ; Мы еще не побывали в Лувре, - заметил маркиз,  -  но  я  оставляю
посещение музея на дождливый день.
   - ,А если такового не случится?
   - Тогда, без сомнения, нам придется заставить себя забыть  о  сияющем
солнце, поскольку Лувр необходим нам для нашего самообразования.
   Манера, в которой он произнес эти слова, рассмешила девушку.
   Да и потом, пока они ехали к Эйфелевой башне, она постоянно  смеялась
над рассказами маркиза.
   И еще Вильма находила удовольствие в том, что и сама смогла заставить
его смеяться над ее шутками.
   Было уже около четырех часов, когда они повернули назад к  предместью
Сент-Оноре.
   - У меня на примете есть особенное место, где мы могли  бы  поужинать
сегодня вечером, - сказал маркиз. - Вы  увидите,  насколько  превосходно
там готовят, а сам ресторан совсем не изменился  еще  с  дореволюционных
времен.
   - Неужели вы правда снова приглашаете меня поужинать?
   - Едва ли было бы любезно с вашей стороны  позволить  мне  ужинать  в
одиночестве, когда никто не будет смешить меня, - запротестовал маркиз.
   - Но я  даже  представить  себе  не  могу,  почему  вы  так  добры  и
внимательны ко мне, - сказала Вильма. - Я не настолько глупа,  чтобы  не
понимать, сколько прекрасных дам, остановившихся в отеле  "Ритц",  сочли
бы за счастье принять ваше приглашение поужинать вместе.
   - Им придется обойтись без моего общества, - заметил маркиз, - к тому
же, не забывайте, я обязан позаботиться о вас.
   Утром, в тот момент,  когда  в  Булонском  лесу  они  проезжали  мимо
Прекрасной Отеро, среди мужчин, окруживших ее экипаж, он приметил  графа
Гастона де Форэ.
   Вильма не заметила его.
   Маркиз  же  обратил  внимание,  как  напрягся  граф,   увидев,   кому
приветливо помахала Прекрасная Отеро.
   При этом граф пронизывающим взглядом оглядел Вильму.
   Понимая, насколько Вильма все еще  боится  графа,  маркиз  подстегнул
лошадей и с облегчением отметил, что девушка  не  обратила  внимания  на
этого человека.
   Поэтому сам он не стал упоминать его имени  ни  во  время  дальнейшей
поездки, ни во время их ленча.
   Прибыв в предместье Сент-Оноре, маркиз  подъехал  к  парадному  входу
дома виконта.
   Когда лошади совсем остановились,  Вильма  что-то  достала  из  своей
сумочки и смущенно обратилась к нему:
   - Я.., вчера я написала вам записку.., мне хотелось выразить вам свою
благодарность за вашу доброту и внимание  ко  мне.  Видимо,  нет  смысла
отправлять ее в отель "Ритц", если я могу  передать  вам  ее  из  рук  в
руки.., вот она...
   - - Ваше первое любовное послание, - заметил  маркиз  машинально,  но
еще прежде, чем девушка  запальчиво  ответила  ему,  он  сообразил,  что
невольно заставил ее смутиться и покраснеть.
   - Это не совсем точно передает... значение моего письма к вам.
   Грум уже спрыгнул, готовый помочь девушке выйти из экипажа.
   Она поднялась по ступенькам и помахала