сам же  чувствовал,  что  делает
это с неуместной горячностью,  словно  пытается  сам  себе  внушить  эту
мысль.
   Но чуть позже, прежде чем сон смежил его веки, граф вновь подумал  об
этом неуловимом, сентиментальном,  романтичном  и  безнадежном  чувстве,
известном  как  "любовь",  в  которое  каждый,  кто  к  нему  стремится,
вкладывает свое собственное содержание.
 
*** 
 
   Надевая сюртук, граф, против  ожидания,  не  испытал  никаких  особых
трудностей.
   Он все еще был вынужден держать руку на перевязи, но  это  не  мешало
ему  выглядеть  весьма  шикарно,  когда  наконец  настал  час  свадебной
церемонии.
   "Как странно, - подумал он, - венчание графа Рокбрука пройдет тихо  и
незаметно, и только няня и Бейтс будут выступать в роли свидетелей".
   Конечно, он понимал, насколько важно было проявить поспешность в этом
деле. Он уже все продумал и заручился обещанием  молчать  о  предстоящем
событии не только со стороны Бейтса, но также и священника.
   - Надеюсь, вы понимаете, - обратился он к пастору, - что, поскольку у
мисс Кранфорд нет родственников, вряд ли необходимо  устраивать  большую
свадьбу, на которую соберутся только мои друзья и члены семьи,  так  как
это может вызвать у нее излишние переживания.
   - Конечно, конечно, я все понимаю,  ваше  сиятельство,  -  согласился
священник.
   - Более того, - объяснял граф, - я совершенно уверен, что, пожелай  я
организовать пышную церемонию, доктор Дженкинс  потребовал  бы  отложить
проведение ее еще на несколько недель.
   Священник понимающе кивал, и граф продолжал:
   - Но, поскольку в Рок-Хаус мне необходимо возвратиться вместе с  мисс
Кранфорд и ее няней, я полагаю разумным, чтобы мы поженились уже  здесь,
в Литл-Стентоне, оставив оглашение свадьбы на потом.
   Священник проявил вполне уместную покладистость в этом вопросе.
   - Я уверен в вашей правоте, ваше сиятельство, и я  согласен  с  вашим
сиятельством,  что  пышная  свадьба  очень  изнурительна,  особенно  для
невесты и жениха.
   Как будто следуя ходу мыслей своего хозяина, Бейтс заметил:
   - Все будут  удивлены,  узнав,  что  вы  привезли  домой  жену,  ваше
сиятельство, и я полагаю, от вас будут ожидать  устройства  празднества,
как только вашему сиятельству станет лучше.
   - Ты имеешь в виду прием с фейерверком? - встревожился граф.
   - Именно, ваше сиятельство! -  согласился  Бейтс.  -  Они  все  очень
разочаруются, если вы откажете им в том, на что Они, как  они  полагают,
имеют полное право, так сказать.
   Граф рассмеялся.
   - Тогда мы должны позаботиться о том,  чтобы  не  разочаровывать  их,
Бейтс, но ради всего святого, не раньше, чем я окончательно  поправлюсь,
чтобы вынести такое напряжение.
   - У вас для этого есть я, ваше сиятельство, - заверил  его  Бейтс.  -
Доктор поручил вашему сиятельству моей заботе, так сказать.
   - Тебе лучше не говорить об этом при нянюшке, - предупредил его граф.
- Я абсолютно уверен, ей он сказал то же самое.
   Бейтс усмехнулся.
   - Надеюсь, не сказал, ваше сиятельство. У меня такое чувство, что она
хочет оставить вас на своем попечении!
   - Легко могу поверить этому, - согласился граф.
   Он медленно и осторожно спускался по  лестнице.  По  комнате  он  уже
прохаживался днем раньше, но то было совсем другое дело.
   Хотя церковь находилась совсем рядом, у  дома  его  ждала  карета,  а
когда он вышел в  холл,  Бейтс  достал  приготовленную  заранее  бутылку
шампанского, охлажденную на льду, чтобы отсалютовать начало церемонии.
   Рокбрук выпил шампанского, уверенный в том, что для поддержания  духа
ему необходимо что-нибудь покрепче. И  в  этот  момент  он  увидел,  как
Пурилла спускается по лестнице.
   Он смотрел на нее, на  ее  нарядное  платье,  которое  видел  на  ней
впервые, и любовался тем, как прекрасно она выглядит.
   Это няня настояла на том, чтобы ее  воспитанница  надела  на  свадьбу
новое платье, хоть и не в  Лондоне  сшитое,  так  как  не  было  времени
заказать его в столице.
   Для этого она в одной из графских карет съездила в ближайший городок,
где и отыскала то, что Пурилла назвала "чудесным свадебным платьем".
   И  пусть  оно  не  выдержало  бы  и  малейшей  критики   со   стороны
взыскательных дам, живущих на Ганновер-сквер, оно, безусловно, выглядело
достаточно  роскошным  для  крохотной  церквушки  из  серого   камня   в
Литл-Стентоне.
   У платья была очень пышная  юбка  и  рукава  фонариком,  подхваченные
шнурком, плечи же оно оставляло оголенными.  По  фасону,  как  определил
граф,  оно  копировало  платья,  которые  благодаря   молодой   королеве
оказались на пике моды.
   Дополняла его лишь фата из изящных брюссельских  кружев,  ниспадавшая
до самого пола, и венчавший ее венок из цветов апельсинового дерева.
   Когда граф обсуждал с Анструтером предстоящую церемонию,  управляющий
рассказал ему, какие вуали надевали на свадьбу все невесты Рокбруков.
   - Полагаю, ваше сиятельство, вы  потребуете  вуаль  из  Рок-Хауса?  -
предположил он.
   - Я не подумал об этом, -  признался  Литтон,  -  но,  видимо,  нечто
подобное должно существовать.
   - И вы еще сомневаетесь, ваше  сиятельство!  -  В  голосе  Анструтера
прозвучал легкий упрек. -  Эту  вуаль  надевали  все  невесты  семейства
последние сто  пятьдесят  лет,  а  венок,  я  уверен,  ваше  сиятельство
все-таки  припоминает,  сделан  из  искусственных  цветов  апельсинового
дерева с сердцевинками из бриллиантов.
   Это оказалось новостью для графа, но он  не  захотел  признаваться  в
собственном невежестве.
   Однако когда фата и шлейф прибыли  из  Рок-Хауса,  он  убедился,  что
Пурилле они пришлись по вкусу. Ей хотелось  быть  похожей  на  сказочную
принцессу, и эта фата дарила ей такую возможность.
   В тот момент, когда она в первый раз  увидела  фату,  мысли  ее  были
заняты графом.
   Даже раненый и обессиленный, не способный без чужой помощи  подняться
с кровати, он  казался  ей  невероятно  прекрасным.  И  вот  теперь  она
боялась, что он станет стыдиться ее. Но в своем новом платье, с которым,
по ее мнению,  не  могли  сравниться  никакие  наряды  с  Бонд-стрит,  с
кружевной фатой, будто волшебством сотворенной, и сверкающим венком, она
даже самой себе показалась совсем иной.
   Пурилла смотрела на свое  отражение  в  зеркале  и  от  всего  сердца
возносила молитву небесам:
   - Пусть он думает, что я красива... Пожалуйста, пусть я покажусь  ему
прекрасной.
   Она никогда не встречала дам из высшего света, которые окружали графа
в Букингемском дворце или в Виндзорском замке, когда он бывал в Лондоне,
но она читала про них и видела  изображения  королевы  и  ее  фрейлин  в
"Графике" и "Иллюстрированных лондонских новостях".
   Девушка не ставила даже под сомнение мысль о том, что сама  она  была
бы золушкой среди них, особенно в  своих  простеньких  платьях,  которые
няня шила для нее  из  самых  дешевых,  доступных  им  по  цене  тканей,
поскольку ничего другого они не могли себе позволить.
   Теперь же у нее было платье, показавшееся  ей  настоящим  воплощением
изящества. Вуаль, придававшая ее облику  таинственность,  поблескивающие
бриллианты - все делало ее похожей  на  нимфу,  возникшую  из  утреннего
тумана, что навис над водой. Граф будет гордиться ею.
   Но эта мысль одновременно немного расстроила ее. Ведь ей хотелось  не
только этого.
   Пурилла ждала от него любви. Она хотела, чтобы Литтон Рокбрук смотрел
на нее таким взглядом, который поведал бы ей, что он дарит ей не  только
обручальное кольцо и свой титул, но еще душу и сердце.
   - Мне нужна его любовь... Мне это нужно... - обратилась она к  своему
отражению, и умоляющий взгляд устремился на нее из глубины зеркала.
   Иногда ей казалось, граф во многом понимал ее, возможно, даже  лучше,
чем кто-либо еще. Когда  Пурилла  принялась  настаивать,  чтобы  Джейсон
провожал ее в церковь, они с няней повздорили.
   - Он должен остаться  в  карете  за  воротами  церкви,  -  решительно
заявила няня.
   - Но я хочу, чтобы он видел, как я выхожу замуж, - твердила Пурилла.
   - Нельзя собакам заходить в  церковь.  Он  вызовет  суматоху,  и  что
скажет его светлость по этому поводу?
   - Бейтс сказал, что будет держать его,  а  Джейсон  находит  приятным
общество Бейтса, - упорствовала Пурилла. - Ведь со мной там должен  быть
хоть кто-то, кто по-настоящему близок мне.
   Она видела, что няня готова к отпору, и торопливо продолжала:
   - Я постараюсь представить, будто мама с папой находятся где-то  там,
в церкви, и еще мне придется вообразить, будто сам Ричард ведет  меня  к
алтарю, как это было  бы,  если  бы  он  не  погиб.  Ну  должен  же  там
по-настоящему быть хоть кто-то, кого я люблю, чтобы он мог увидеть,  как
я выхожу замуж, и это будет Джейсон.
   - Вам придется спросить его сиятельство, - сказала няня, исчерпав все
аргументы для спора.
   Граф согласился без возражений.
   - Бесспорно, Джейсон может быть с  нами,  если  вы  этого  хотите,  -
согласился он, - хотя я думаю, пастор будет возражать против присутствия
Меркурия у алтаря.
   - Я думала.., если  вы  не  возражаете,  -  начала  Пурилла,  вдохнув
поглубже, - Бен мог бы подвести его к паперти, и тогда он будет  первым,
кого я.., поприветствую, выходя из церкви.., в новом качестве.
   Граф улыбнулся.
   - Меркурий определенно должен ждать нас у паперти, но  я  думаю,  вам
следует поблагодарить меня за то, что сам я не горю желанием видеть всех
своих лошадей там же. Это могло бы вызвать настоящую  панику!  -  ехидно
заметил он.
   Пурилла засмеялась.
   - Не сомневаюсь, ваши лошади много значат  для  вас,  но  это  совсем
иное, нежели моя  привязанность  к  Меркурию  и  Джейсону.  Когда  погиб
Ричард, я могла поговорить только с ними, они  были  единственными,  кто
пытался понять меня.
   - Но теперь вы можете говорить со мной, - решительно заявил граф.
   Она в ответ промолчала, и он понял, что она ждет продолжения.
   - Я непременно буду стараться понять вас, - пообещал он, - и надеюсь,
это будет не очень сложно.
   Пурилла тихонько вздохнула.
   - Боюсь, вы, вероятно, сочтете многие.., мои мысли...  ребяческими..,
и.., глупыми...
   - Хотите, я дам вам слово, а мое слово  кое-что,  да  значит,  что  я
никогда не позволю себе так думать?
   Она покачала головой:
   - Это было бы  ошибкой,  со  временем  вы  начнете  тяготиться  своим
обещанием, которое вам станет невозможно сдержать. Хотя мне бы  хотелось
иметь возможность говорить с вами обо всем, не боясь.., ваших насмешек.
   - Вот это я могу пообещать совершенно определенно.
   Я никогда не позволю себе ничего подобного, - заверил ее Рокбрук, - и
я думаю, Пурилла, что, поскольку мы едва с вами знакомы, нам очень важно
говорить друг  с  другом  искренне,  открыто  и  без  притворства  и  не
опасаться надуманных недоразумений.
   - И мне хотелось бы этого, - призналась  Пурилла.  -  И  все-таки  вы
располагаете изрядным жизненным опытом, а мне было бы совестно  докучать
вам слишком большим количеством вопросов. Но есть вещи, которым  я  хочу
научиться.
   Граф улыбнулся:
   - Есть множество вещей, которым  мне  хотелось  бы  научить  вас.  Но
сперва, как вы догадываетесь, я должен выздороветь.
   - Конечно" - согласилась Пурилла. - Доктор Дженкинс прочитал и няне и
мне лекцию сегодня утром, подчеркнув, что вы должны  соблюдать  меру  во
всем, чтобы не было осложнений.
   - Ну, этого я и сам не хочу, - признался граф, - на то  и  существует
здравый смысл, чтобы не бегать, пока не сможешь хотя бы ходить.
   То было весьма разумное замечание, однако когда  они  проехали  всего
пять миль, отделявших церковь от Рок-Хауса, и уже подъезжали к  большому
дому, на графа навалилось ощущение сильного переутомления.
   Он  мог  легко  объяснить  себе   свое   состояние.   Во-первых,   он
действительно чувствовал  слишком  большую  слабость  после  несчастного
случая, повлекшего за собой травму. Но, кроме того, он испытывал сильное
беспокойство относительно планов Луизы и, пребывая в волнении и тревоге,
не смыкал глаз всю ночь накануне венчания. Все это  внесло  определенную
лепту в его теперешнее состояние.
   Он,  должно  быть,  сильно  побледнел,  так  как   Пурилла   внезапно
встревожилась:
   - С вами все в порядке?
   Граф не нашелся, что ответить. Девушка накрыла  ладонью  его  руку  и
сказала, как бы успокаивая его:
   - Осталось совсем немного.
   Литтон сжал пальцами ее руку. Ему показалось,  что  он  цепляется  за
Пуриллу так, словно она была его единственным спасением,  в  котором  он
так сейчас нуждался.
   Карета  остановилась  перед  парадной  лестницей.  Красную   ковровую
дорожку для торжественных встреч уже раскатали на ступеньках, и слуги, в
ливреях и напудренных париках, замерли в ожидании прибытия хозяина.
   С решительностью, похожей на ту, с какой он вступал в сражение,  граф
сделал усилие, подался вперед и распахнул дверь кареты.
   Под руку с Пуриллой он поднялся по  лестнице  и  вошел  в  холл,  где
выстроились в длинную шеренгу слуги.
   Граф и Пурилла обменялись рукопожатием с каждым из  них,  прежде  чем
пройти через холл и далее в большой салон с  обитыми  шелком  стенами  и
расписным потолком.
   Помещение  было  украшено  белыми  цветами,  и  Пурилла,   пораженная
красотой его убранства, вскрикнула от восхищения. Она слышала, как  граф
произнес:
   - Ради всего святого дайте мне выпить, и лучше всего бренди!
   Она почувствовала безотлагательность в его  голосе  и,  посмотрев  на
него, увидела,  как  побелело  и  осунулось  его  лицо.  Она  беспомощно
огляделась, но, к счастью, дворецкий, который шел за ними, услышал слова
графа.
   -  Пожалуйте  бренди,  милорд,  -  сказал  он.  -   Присядьте,   ваше
сиятельство, сейчас все будет в порядке.
   Поскольку граф был слишком слаб, чтобы не подчиниться,  он  опустился
на  ближайший  стул.  И,  хотя  ему  показалось,  будто  миновала  целая
вечность, не прошло и нескольких секунд, как ему подали бокал бренди,  и
он поднес его к губам.
   Литтон почувствовал, как пламенная жидкость вливается в  него"  чтобы
рассеять тот мрак, что  окутал  его,  и  на  мгновение  испытал  радость
избавления - ведь он боялся, что сейчас упадет и не  в  состоянии  будет
даже пошевелиться.
   Он выпил еще немного и вдруг увидел, что  Пурилла  стоит  на  коленях
подле него, глядя на него широко  раскрытыми  испуганными  глазами.  Ему
следовало успокоить ее.
   Он собирался уже произнести какие-то слова, и  в  этот  миг  понял  -
этого мало. Она не  просто  беспокоилась  за  него,  ее  голубые  глаза,
безусловно, были полны любви к нему.
 
Глава 5 
 
   Когда Пурилла вошла в оранжерею, граф Рокбрук сидел там перед ворохом
газет.
   Девушка не решалась заговорить. Подняв на нее глаза,  он  понял,  чем
вызвано ее смущение. Новым нарядом из тех, что  он  заказал  для  нее  в
Лондоне.
   Платье ей очень шло. Выглядело оно шикарно и  вполне  соответствовало
своей цене.
   По выражению ее глаз он догадался - она ждала  его  одобрения.  И  он
произнес слова, которые от него требовались:
   - Вы очаровательны! Бейтс рассказал мне,  что  утром  сюда  подъехала
целая карета с платьями, и я надеюсь, они вам понравились.
   - Они просто замечательны, ничего лучше я никогда прежде  не  носила,
но я чувствую себя немного странно... - Она перевела дыхание и добавила:
   - Вам действительно нравится, как сидит на мне это платье?
   - Вы очаровательно выглядите, - повторил граф. -  Вы  это  хотели  от
меня услышать?
   По тому, как засветилось ее  лицо,  он  понял,  что  она  боялась  не
понравиться ему, и подумал, насколько же ранимой  и  уязвимой  оказалась
Пурилла, и насколько это усложняло положение. Видимо, его семейная жизнь
окажется значительно сложнее, нежели он предполагал.
   Последние два дня он чувствовал себя слишком утомленным,  ослабевшим,
чтобы беспокоиться о чем-либо, кроме восстановления своих сил.
   После того как он, буквально обессилевший, добрался  до  Рока,  Бейтс
спешно послал грума за доктором Дженкинсом, который отругал графа  почти
теми же словами, какими распекала его нянюшка.
   - Я предостерегал вас, ваше сиятельство, от  поспешности,  -  говорил
он. - Мы еще очень мало знаем о сотрясении мозга. Известно лишь  одно  -
пациент  должен  находиться  в  покое  и  стараться  как  можно   меньше
двигаться.
   Вы  проигнорировали  это   предписание,   и   теперь   вам   придется
расплачиваться за это.
   - Ну хорошо, хорошо! - с досадой соглашался граф. - Вы убедили  меня.
Я постараюсь не  обременять  себя  делами,  но  мое  нынешнее  состояние
приводит меня в бешенство.
   - Физические повреждения - это одно, душевные травмы - совсем другое,
- важно заметил доктор Дженкинс.  -  Мне  кажется,  что  вам  необходимо
лечить не только тело, милорд, но и душу.
   Граф не стал подтверждать догадки доктора, но, по правде сказать,  он
понимал, что для обычного сельского доктора Дженкинс оказался необычайно
проницательным.
   Он был целиком во власти  переживаний.  Он  тревожился  из-за  Луизы,
волновался по поводу женитьбы на Пурилле, хотя здесь, казалось, все  шло
гладко, и беспокоился  относительно  будущей  жизни  с  этой  почти  еще
девочкой, которая теперь  уже  не  выглядела  столь  уж  простодушной  и
сговорчивой, как раньше.
   Граф не отличался особым тщеславием, но  не  сомневался  в  симпатиях
женщин, находивших  его  чрезвычайно  привлекательным,  поэтому  он  был
уверен, что любая женщина, на  которой  он  женится,  несомненно,  будет
любить его и довольствоваться обычной привязанностью мужа.
   Вопреки его ожиданиям, Пурилле, хотя  она  и  не  говорила  об  этом,
требовалась все же не привязанность, но любовь.
   В глазах девушки, когда она опускалась на колени возле него, он видел
переполнявшую ее любовь к нему и  понимал:  Пурилла  полюбила  его  всем
сердцем и отдавала ему всю душу.
   Граф не относился к числу людей, одаренных богатым  воображением,  но
какое-то чувство подсказывало ему это.
   Он ясно сознавал - отныне он навсегда стал объектом душевных  порывов
Пуриллы, а материальные выгоды ее замужества не значили  для  нее  почти
ничего. Она полюбила его, как женщина может полюбить мужчину.
   "Возможно, я преувеличиваю ее чувства", - пытался убедить себя  граф,
ночью размышляя о сложившейся ситуации.
   Но инстинкт, к которому он редко  прислушивался  прежде,  когда  дело
касалось женщин, говорил ему правду. Для Пуриллы  любовь  воплощалась  в
идеале, который она искала, подобно тому как Ясон искал Золотое Руно.
   Граф обнаружил, что впервые в  жизни  его  больше  волнует  отношение
женщины к нему, а не наоборот.
   Прежде он увлекался женщинами, завязывал  с  ними  тесные  отношения,
добивался физической близости и удовлетворял свою страсть, все остальное
его мало интересовало.
   Но с  Пуриллой  все  обстояло  иначе.  Его  не  покидало  неловкое  и
неприятное ощущение, что, если он попытается сделать ее своей  настоящей
женой - добиться от нее близости - без любви, такой,  как  она  себе  ее
представляла, она будет потрясена и испугана.
   "У меня разыгралось воображение", - снова и снова убеждал он себя.
   И все же он не мог избавиться от подобных мыслей. И все  ее  слова  и
поступки, все ее поведение, похоже, только усиливали  его  убежденность.
Ей недостаточно того, что он в состоянии ей предложить.
   С сияющими от восторга глазами Пурилла подошла к нему:
   - Как мне отблагодарить вас? Как объяснить вам, что значит  для  меня
иметь такую красивую одежду и  чувствовать,  что  наконец-то  ты  совсем
не.., нищенка во дворце прекрасного принца.
   - А вы казались себе здесь нищенкой? - поинтересовался он.
   - Ну да, конечно, - ответила она, - даже при том, что  я  везде  хожу
здесь с закрытыми глазами.
   Граф непонимающе посмотрел на нее, и она объяснила:
   - Я так решила. Ведь вам  самому  захочется  показать  мне  все  ваши
сокровища. Вот я нарочно и не смотрю ни на картины, ни на все