тила я. - Она ничем не отличается от многих других, кому нечем заняться.
- Ситуация гораздо хуже, чем я представил ее, - сказал  он.  -  Если  бы  вы
знали ее семью, вы поняли бы. Они  полностью  деградировали.  Это  еще  одно
подтверждение для тех, кто считает, будто  аристократии  не  хватает  свежей
крови.
   - Значит, вы знаете ее с детства? - спросила я.
   - Да. Наши дома стояли рядом, - ответил он.
   - Я вспоминаю, что, будучи всего  четырехлетним  малышом,  уже  не  любил
Монику. Она всегда кричала и постоянно заявляла,  будто  мы  дергаем  ее  за
волосы, когда на самом деле нас и рядом с ней не было. Она  страшно  жаждала
всеобщего внимания и была полна решимости добиться своего.
   - Я бы сказала, что она вела себя как истинная женщина, - проговорила я.
   - Но очень неприятная женщина, - сказал он. Мы подошли к машине.
   - Я не собирался так скоро уезжать, - сказал сэр Филипп. - Но если бы  мы
посидели за чаем чуть дольше, Моника присосалась бы к нам,  как  пиявка.  Мы
никогда от нее не отделались бы.
   - Бедняжка! - проговорила я.
   Я представила, как эта женщина идет по жизни: никому не нужная и в то  же
время страстно мечтающая с кем-то подружиться и привлечь  к  себе  внимание.
Как это ужасно - воображать, будто к тебе относятся гораздо  лучше,  чем  на
самом деле, и все время испытывать разочарование.
   Мы выехали на шоссе, но, вместо того чтобы повернуть направо, к  Лондону,
поехали прямо.
   - Давайте съездим в  Ричмонд-Парк,  -  предложил  сэр  Филипп.  -  Вы  не
торопитесь?
   При мысли, что Анжела может беспокоиться обо мне, меня охватили угрызения
совести. Но никакая сила не заставила бы меня отказаться.
   - Нет, - ответила я. - Я не спешу. Через пару минут мы оказались в парке.
Вдоль дороги бродили олени; на залитых солнцем  полянах  пили  чай  те,  кто
выбрался из города на пикник; отовсюду  раздавались  голоса  детей,  которые
бегали  между  деревьями.  Сэр  Филипп  доехал  до  вершины  холма,   откуда
открывался изумительный вид на долину Темзы. Он выключил  двигатель.  Вокруг
не было ни души. Я ощутила небывалый покой и умиротворение от того,  что  мы
оказались вдвоем в этой тишине, которую нарушал стрекот кузнечиков в траве и
пение птиц в ветвях деревьев...
   Не знаю, почему мне вспомнились  две  строки  из  стихотворения.  Прикрыв
глаза, я проговорила:

   "Мы на века рабами рождены
   Ветров морозных, жгущих своим вздохом
   И солнц лучей, палящих с высоты небес..."

   Я почувствовала, что сэр Филипп вздрогнул.
   - Почему вы это сказали? - резко спросил он.  -  Почему  вы  вдруг  стали
читать мне это стихотворение?
   Я сама была изумлена. Да и его голос  удивил  меня.  Я  заколебалась,  но
все-таки запинаясь ответила:
   - Не знаю. Просто оно пришло мне в голову.
   - Но ведь должна же быть какая-то причина, -  настаивал  он,  впиваясь  в
меня взглядом. Внезапно он закрыл рукой  лицо  и  откинулся  на  сиденье.  -
Забудьте об этом, - сказал он. - Я несу какую-то чепуху.
   Он завел двигатель, выехал на шоссе и помчался в сторону Лондона с  такой
скоростью, будто мы от кого-то убегали.
   За всю дорогу мы ни проронили ни слова. Он  подвез  меня  к  дому,  и  мы
расстались. Наше прощание было формальным и очень  сдержанным,  что  привело
меня в полное замешательство.

Глава 12

   Я увиделась с сэром Филиппом только через неделю, в  течение  которой  ко
мне пришло понимание того, что я ужасно несчастна  и  что  больше  всего  на
свете жду встречи с ним.
   Что случилось - в который раз спрашивала я себя. Почему эти две строки из
стихотворения, которое  я  никак  не  могла  вспомнить,  так  изменили  наши
отношения? Я все готова была отдать, лишь бы не произносить эти  слова,  но,
как и Филипп, я не могла повернуть время вспять. Теперь  между  нами  возник
барьер, ставший непреодолимым из-за того, что  я  не  могла  объяснить  себе
причины его возникновения.
   Единственное, что  я  могла  предположить,  -  опять  вмешалась  Надя.  Я
чувствовала, что во  мне,  как  и  в  Элизабет,  растет  ненависть  к  этому
призраку. Пару раз я виделась с Элизабет, однако я обнаружила,  что  о  сэре
Филиппе ей известно не больше моего. Я не колеблясь задавала ей  вопросы,  и
она простодушно верила, что мое любопытство вызвано желанием помочь ей.
   Танцы и приемы, на  которые  я  ходила  каждый  вечер  и  которые  раньше
казались  мне  таким  интересным  времяпрепровождением,  потеряли  всю  свою
прелесть. Молодые люди, приглашавшие меня танцевать, казались мне глупыми. Я
делала вид, будто мне весело, уделяла  огромное  внимание  своей  внешности,
поэтому ни Анжела, ни другие люди даже не  догадывались,  что  происходит  в
моей душе. Я же прекрасно знала, что жизнь моя изменилась.
   - Я полюбила! - торжественно объявила я  себе  на  следующее  утро  после
поездки в Рейнлаф.
   Мне хватило ума понять, что, когда девушка всю ночь  напролет  думает  об
одном мужчине, когда ей в ночи слышится его голос, это вовсе не дружба.  Да,
я полюбила. Я призналась себе в этом, и меня  охватило  отчаяние.  Временами
мне казалось, что нужно немедленно возвращаться в Мейсфилд и больше  никогда
не появляться в Лондоне.
   "Возможно, я забуду его", - думала я, понимая, что мне это не  под  силу.
Между мной и Филиппом установилась прочная связь, не подвластная ни времени,
ни расстоянию.
   Наверное, я ему понравилась, в сотый раз говорила я себе, иначе зачем ему
было приглашать нас в клуб после концерта, а потом встречаться  со  мной  на
следующий день? Я знала, что дело в Наде, - именно Надя  стоит  между  нами,
притягивая его к себе каждый раз, когда он  предпринимает  попытку  уйти  от
нее.
   - Ты мертва, - вслух проговорила я. - Мертва и предана земле!
   Мне стало немного страшно от своих слов. Я задумалась над тем,  живут  ли
люди после смерти и, если да, могут ли они  как-то  влиять  на  живых,  быть
рядом с ними.
   Долгими ночами, одна в своей спальне, я спрашивала себя, во что я верила,
и приходила в ужас, сознавая, что моя вера поверхностна. Я только  вызубрила
то, чему меня научили, слова молитвы были для меня пустым звуком.
   Впервые в жизни передо мной встал вопрос о смерти и о том, что следует за
ней. Как часто в прошлом меня уговаривали задуматься об  этом,  но  подобное
явление,  затрагивающее   каждого   человека,   казалось   мне   далеким   и
незаслуживающим внимания.
   Теперь же вопрос о смерти стал для меня насущным. Неужели  Надя  все  еще
жива? Неужели она все еще держит Филиппа своими изящными длинными  пальцами?
Неужели она все еще считает его своим, несмотря на  то  что  ее  тело  давно
вернулось в землю, из которой вышло? Что все это значит? Смерть  или  Жизнь?
Что через три месяца после зачатия  появляется  в  ребенке  -  душа,  "эго",
свойства характера - и превращает его в личность? Откуда все  берется  -  от
зачавших его родителей или извне? Что такое жизнь? И если есть вечная жизнь,
может ли смерть действительно существовать?
   Мне трудно было выразить свои мысли словами,  но  я  все  равно  пыталась
вычленить из царившей в моей голове полной мешанины понятий то, что являлось
ключом к пониманию происходящего. Что такое жизнь  -  энергия,  своего  рода
вселенская радиовещательная станция, с которой любой человек может  наладить
связь, если у него есть необходимый прибор? Может, тело - и есть  тот  самый
прибор - такой же безжизненный, как металл или дерево,  -  который  оживает,
когда устанавливается эта связь? А, может, мы результат эволюции - растение,
которое превратилось в животное, а то,  в  свою  очередь,  стало  человеком?
Возможно,  после  семидесяти  лет  сознательного  существования   нас   ждет
окончательное перерождение,  после  которого  мы  станем  лучше?  А,  может,
мужчина и женщина перерождаются в единое существо, которое выполняет функции
обоих? О чем я думаю? Что я чувствую? Я не знаю себя.
   Я опять купила книги. Мне пришлось солгать  Анжеле,  сказав,  что  деньги
нужны на чулки и перчатки. На самом же деле я поспешила в "Бампус"  и  долго
рылась в книгах по философии, науке и религии. Я узнала очень много,  однако
не почерпнула ничего, что могло бы  подвести  к  ответам  на  мучившие  меня
вопросы.
   - Вера никогда не приходит через книги, - однажды сказал мне викарий.
   Вспомнив его  слова,  я  осознала,  что  мне  не  хватает  веры,  которая
позволяет поверить всему. Без веры никто не найдет доказательств  тому,  что
человек может восстать из мертвых, что жизнь - это нечто иное, как сон.
   Каждую ночь, возвращаясь домой, я брала книгу и читала до тех  пор,  пока
первые лучи солнца не рассыпались ажурным узором  по  стене  спальни,  а  по
мостовой не начинали стучать тележки молочников.
   Я испытывала отчаяние, и вовсе  не  потому,  что  не  находила  в  книгах
ответов на свои вопросы. Мне безумно хотелось увидеть Филиппа. Его  молчание
доставляло мне невыразимые страдания.
   Однажды утром  примерно  в  половину  одиннадцатого  возле  моей  кровати
зазвонил телефон. Я пришла в страшное негодование, так как  мне  только  что
удалось забыться тяжелым сном после бессонной ночи.
   - Слушаю, - сонным голосом проговорила я.
   - Кто это?
   - Это вы, Лин? - послышалось в ответ. Я тут же проснулась, сердце  бешено
забилось, рука нервно сжала трубку.
   - О, это вы, - выдохнула я.
   - Значит, вы узнали мой голос? - спросил он.
   - Вот это и странно, - ответила я, -  так  как  я  редко  слышала  его  в
последнее время.
   Я сразу же пожалела о невольно вырвавшихся  словах.  Но  я,  как  всегда,
выпалила первое, что пришло в голову, дав ему тем самым понять, что  скучала
по нему, что мне хотелось еще раз услышать его.
   - Где вы сегодня ужинаете? - спросил он.
   - Нигде, - ответила я.
   Это было ложью, но сейчас все остальное не имело значения.
   - Поужинайте со мной, - сказал он. - Но не в Лондоне -  ,  здесь  слишком
жарко, - а в Лонгморе, в моем загородном доме. Дорога займет  всего  полтора
часа. Вы согласны?
   - С удовольствием, - ответила я.
   - Отлично. Я заеду за вами в семь, - сказал он.
   - Вечерний туалет не требуется - на приеме будем присутствовать только мы
с вами. Может, вы хотите, чтобы вас кто-нибудь сопровождал?
   - О, я мечтаю, чтобы вы пригласили сотню гостей  и  заказали  оркестр,  -
съязвила я. Филипп засмеялся.
   - Я буду готова к семи, - пообещала я.  -  Так  что  не  опаздывайте.  До
свидания.
   После того как я положила трубку, я долго лежала в постели,  ощущая,  как
во мне поднимается волна счастья и непередаваемого восторга. Он хочет видеть
меня - и вовсе он не забыл обо мне! Возможно, слова, разъединившие нас, были
не столь уж важны, как мне казалось; возможно, спало заклятие, наложенное на
него призраком Нади; а, может, она просто утратила свою власть?
   - Убирайся! - приказала я. - Убирайся,  и  больше  никогда  не  появляйся
здесь. Твоя власть над ним кончилась.
   Я с легкостью заявила Филиппу, что на сегодняшний вечер у меня ничего  не
намечено, однако я прекрасно помнила, что Анжела планировала повести меня на
танцевальный вечер - еще одно мероприятие для  юных  девушек.  За  последние
несколько недель я была сыта по горло подобными приемами. Что же мне сказать
Анжеле? Наверное, лучше сказать правду или  хотя  бы  полправды,  решила  я.
Когда я входила в комнату Анжелы, я  страшно  нервничала,  так  как  боялась
выдать себя и вызвать у нее подозрения.
   - Поздно ты сегодня  проснулась,  дорогая,  -  заметила  я,  приступая  к
претворению в жизнь задуманного плана.
   - Да, действительно, - согласилась Анжела. - И все равно  я  не  чувствую
себя отдохнувшей.
   - Ты не подходила к телефону, и поэтому сэра Филиппа переключили  на  мой
аппарат, - сказала я.
   - Сэра Филиппа? - встрепенулась Анжела. - Что ему было нужно?
   - Ничего особенного, - ответила я. - Сегодня вечером в  Лонгмор-Парке  он
устраивает прием для молодежи и пригласил меня. Думаю,  он  это  делает  для
Элизабет.
   Я говорила самым обычным тоном,  не  смея  поднять  глаза  на  Анжелу.  Я
подошла к туалетному столику и начала перебирать ее украшения  и  поправлять
розы, которые украшали огромное зеркало в позолоченной раме.
   - А меня он не пригласил? - спросила Анжела.
   - Нет. Он сказал, что не хотел бы тебя беспокоить, - ответила  я.  -  Там
будет несколько дебютанток - как я поняла, вечер специально для них.
   - Элизабет Батли - не дебютантка, - заметила Анжела.
   У меня перехватило дыхание - я поняла, что несколько переусердствовала.
   - Но ведь она его  кузина,  -  проговорила  я.  -  Думаю,  в  родственных
отношениях возраст не играет роли.
   - Да, но сегодня ты  должна  идти  на  танцевальный  вечер,  -  напомнила
Анжела.
   - Я знаю. Но я не представляла, что мне ответить, а так как ты спала, и я
не могла посоветоваться с тобой. Я решила, что вам с Генри захочется,  чтобы
я поехала к сэру Филиппу - ведь он такая важная  персона  -  и  приняла  его
приглашение. Мы в любой момент можем позвонить ему и отказаться.
   - Полагаю, тебе лучше пойти к нему, - с  некоторой  завистью  проговорила
Анжела. - Танцы у Доусонов не столь интересны. Позже я напишу им,  будто  ты
плохо себя почувствовала или что-нибудь в  этом  роде.  Не  могу  вспомнить,
Генри собирался идти с нами или нет?
   - Сомневаюсь, - ответила я.
   - Ну, тогда я могу встретиться  с  Дугласом,  -  обрадовалась  Анжела.  -
Замечательно. Ты молодец, Лин, что приняла приглашение.
   - Я рада, что ты довольна, - сказала я. - Я очень беспокоилась.
   Вот это действительно было правдой. Но стоило мне выйти из  комнаты,  как
меня тут же охватил стыд. Как ужасно лгать, причем лгать  человеку,  который
так добр к тебе. И в то же время я понимала, что мне не под силу вынести тот
шквал радостных возгласов, предположений и намеков, который разразится,  как
только  Анжела,  Генри  или  кто-либо  другой  решат,   будто   сэр   Филипп
заинтересовался мною. Теперь я  могла  представить,  что  пришлось  пережить
Элизабет, когда каждый раз по возвращению домой ее встречали вопросительными
взглядами, когда  в  воздухе  витал  один  и  тот  же  вопрос  -  он  сделал
предложение? Я такого не вынесу. Лучше я не буду видеться с сэром  Филиппом,
уеду и попытаюсь забыть его, забыть тот восторг и трепет,  которые  охватили
меня в предвкушении сегодняшнего вечера.
   Чуть позже Анжела  подошла  ко  мне  и  как  бы  между  прочим  спросила,
собирается ли сэр Филипп заехать за мной.
   - Наверное, он пошлет машину, - ответила я.
   - Если он заедет сам, я хотела бы увидеть его, - заявила Анжела. -  Когда
ты едешь? В половине восьмого? К этому часу я уже вернусь с коктейля.
   - Прекрасно, - проговорила я, стараясь  избежать  необходимости  лгать  и
зная, что в это время я буду мчаться к Лонгмору.
   Я была готова  задолго  до  назначенного  часа.  Мне  пришлось  примерить
несколько платьев, прежде чем я осталась довольна своим  видом.  Когда  часы
пробили семь, я спустилась  вниз.  Плащ  был  переброшен  через  руку.  И  я
принялась ждать - но не в холле, где все время сновали слуги, а в  столовой,
из окна которой я могла наблюдать за подъездной  аллеей  и  заранее  увидеть
машину сэра Филиппа.
   Так как сегодня все ужинали вне дома, я была почти уверена, что дворецкий
или лакей не зайдут в  столовую.  Я  пробралась  через  ряд  обитых  атласом
стульев в стиле "чиппендель" и встала у окна. Мне казалось, что время  течет
слишком медленно. Секунды превратились в вечность. Наконец  в  начале  улицы
показался большой серый " ролле ройс". Он медленно  подкатил  к  подъезду  и
остановился. Не успел шофер выбраться из машины, как я уже была на улице.
   Филипп открыл заднюю дверцу и вышел мне навстречу.
   - Я не опоздал? - спросил он, протягивая руку. - Здравствуйте, Лин.
   - Давайте поедем, - взволнованно проговорила я. - Я потом объясню, почему
такая спешка. Он сел рядом со мной на заднее сиденье.
   - Итак, - сказал он, когда машина двинулась с места, - в чем же  дело?  У
вас вид заговорщицы.
   - Так и есть, - ответила я. - Сегодня я должна была отправиться на ужасно
скучный танцевальный вечер. Вы представляете, что это такое -  дебютантки  и
засидевшиеся  девицы.  Только  благодаря  страшному  нагромождению  лжи  мне
удалось поехать с вами.
   - Вам так сильно этого хотелось? - спросил он.
   Возможно, на меня подействовало то, что  спало  напряжение,  охватывавшее
меня всю неделю; возможно, сыграло роль то, что мне хотелось  вести  себя  с
Филиппом естественно, - но я ответила честно.
   - Да, - проговорила я. - Мне очень этого хотелось.
   - Я рад, - сказал он. - Ваш отказ чрезвычайно расстроил бы меня.
   Как  ни  странно,  от  его  слов  веяло  холодом.  Он  опять  перешел  на
официальный тон. Опять спрятался за свою сдержанность,  опять  ускользал  от
меня, хотя я прекрасно знала, что в первые мгновения встречи он был искренне
рад видеть меня.
   Внезапно меня охватила отчаяние. Но я заставила себя встряхнуться.
   - Я ни за что  на  свете  не  отказалась  бы  от  поездки  в  Лонгмор,  -
беззаботным тоном проговорила я. - Я очень много читала о его сокровищах,  о
картинах и гобеленах. Не знаю,  сможете  ли  вы  вынести  долгую  экскурсию,
которую вам придется устроить для меня. Вы будете водить меня  по  залам  до
тех   пор,   пока   я   не    удовлетворю    свою    страсть    к    осмотру
достопримечательностей.
   Он засмеялся.
   - Так вот почему вы так хотели поехать.
   - Естественно! - с невинным видом ответила я.
   - А вы что подумали?
   - Я не всегда уверен в том, что думаю, когда нахожусь рядом с вами,  Лин,
- ответил он. -  Иногда  вы  кажетесь  мне  молодой  девушкой,  а  иногда  -
умудренной опытом пожилой дамой, которая пытается помочь  молодому  человеку
проложить свой жизненный путь так, чтобы он не наскочил на подводные камни.
   - Но сегодня путь прокладывать будете вы, обещаю вам.
   - О Боже! - вздохнул он. - Мне следовало бы пригласить вас в  ресторан  -
теперь я вижу, какую страшную ошибку совершил.
   - Рестораны посещают те, кто ненавидит своих мужей и жен и кто  не  может
содержать хороших слуг, - сказала я.
   Это  глубокомысленное  высказывание  принадлежало   не   мне,   а   одной
симпатичной подруге Анжелы; от нее я и услышала его две недели назад и с его
помощью достигла цели: Филипп рассмеялся.
   - А ваша сестра не против того, что вы поехали  одна?  -  поинтересовался
он.
   - Вовсе нет, - ответила я. - Вы забываете, что я уже  вышла  из  возраста
дебютанток. К тому же она обрадовалась, что у нее будет свободный вечер.
   - Мне совестно, что я не пригласил ее, - признался он. - Но я решил, что,
если мы будем одни, мы сможем спокойно поговорить.
   - Я ненавижу приемы, - сказала я.
   - Как я погляжу, вы, оказывается, трудный ребенок, -  заметил  Филипп.  -
Что же делать родителям  с  красавицей  дочкой,  которая  ненавидит  приемы,
которую не интересуют рестораны и которая не выносит толп?
   Меня порадовало, что он это запомнил.
   - Думаю, я выйду замуж за помощника приходского священника и обоснуюсь  в
каком-нибудь отдаленном приходе, где всего с десяток прихожан.
   - Мне кажется, в этой жизни вас ждет нечто большее, - совершенно серьезно
проговорил он.
   - Так или иначе - мне все равно придется выйти замуж, - сказала  я.  -  У
меня нет образования, меня С детства готовили именно к такому образу  жизни.
Я сомневаюсь, что мне когда-либо удастся найти работу няни.
   - Выходит, вы очень старомодная девушка, - заключил он.
   - Вот именно, - согласилась я. - Последняя роза  времен  короля  Эдуарда.
Филипп засмеялся.
   - Вам надо быть осторожней, - заметил он, - а то  вы  станете  остроумной
женщиной, и тогда вам придется образовать свой салон и день и ночь принимать
гостей.
   - Я больше не раскрою рта! - заявила я. - Больше всего на свете  я  боюсь
именно такого времяпрепровождения.
   - Вы на самом деле не любите развлекаться? - спросил он.
   Я