убил мистеру  Блэкетту,  издевками  пытаясь
вывести его из себя, но тот делал вид, что его это нисколько не трогает. Тем
не менее обстановка  была  весьма  неприятной,  и  Жизели  страшно  хотелось
поскорее уйти, забыть об этой безумной фантасмагории.
   Но на столе сменялись перемены блюд: было очевидно, что, заказывая  обед,
Джулиус стремился произвести на нее впечатление.
   Наконец, когда стало похоже, что даже мистер  Блэкетт  больше  не  сможет
съесть ни кусочка, на стол был подан десерт  и  перед  обедающими  поставили
кофе. И тут Жизель почти с отчаянием поняла, что  прошло  всего  лишь  около
часа!
   "Как только я допью кофе, - мысленно решила она, - сразу же уеду".
   Внимательно посмотрев на Джулиуса, она решила, что теперь ему не  удастся
ее остановить.
   Он почти лежал на столе. Слуга поставил перед ним графин с бренди,  и  он
постоянно протягивал к нему руку, наливая себе рюмку за рюмкой.
   Жизель уже стала удивляться,  как  можно  было  выпить  такое  количество
спиртных напитков и не потерять сознания. Ей приходилось слышать о том,  что
в конце обеда некоторые джентльмены оказываются под столом, но она сама  еще
никогда не видела такого.
   Однако теперь было ясно, что Джулиус непременно  упадет  без  сознания  -
вопрос состоял только в том, когда именно это случится.
   Жизель оставила всякие попытки вести разговор, но теперь Джулиус, который
в начале обеда угрюмо молчал или бросал  грубости  мистеру  Блэкетту,  вдруг
разошелся.
   Он принялся громко и  бессвязно  выступать  против  непристойного  обычая
взимания долгов - и в частности против негодяев,  которые  отправляют  людей
благородного происхождения в долговые тюрьмы, если они не могут расплатиться
по своим обязательствам.
   - Именно туда ты и хочешь меня засадить, Блэкетт, - объявил он. - Но  тут
тебя, старина, ждет глубокое разочарование!
   Он выпил очередную рюмку.
   - Пройдет еще пара часов, и  ты  будешь  кланяться  мне  в  ножки,  жадно
потирать  руки  и  от  имени  своих  хозяев  предлагать  мне  услуги   ваших
ростовщических контор!
   Тут он вдруг изо всей силы ударил кулаком  по  столу,  так  что  рюмки  и
приборы громко звякнули.
   - И вот в этом-то ты и ошибешься! Будь я проклят, если еще хоть раз войду
в эту вонючую контору! Вы все поймете, какими дурнями оказались!
   - А как, интересно знать, вы сможете заплатить свои долги, мистер Линд? -
не выдержав, спросила Жизель.
   У нее было неприятное чувство, что этот  вопрос  чреват  для  нее  самыми
неприятными последствиями. Однако обед уже  закончился,  и  она  была  полна
решимости встать, уйти из комнаты и попросить кого-нибудь из прислуги  внизу
найти ей извозчика.
   - Хороший вопрос, миссис Бэрроуфилд,  просто-таки  прекрасный  вопрос!  -
ответил Джулиус. - Вы - женщина умная. Я всегда был в этом уверен. Но я  вам
не отвечу - пока. Нет-нет,  еще  не  время.  По-моему,  надо  подождать  еще
несколько минут.
   - Еще несколько минут? - недоуменно переспросила Жизель.
   - Еще несколько минут, - подтвердил Джулиус с пьяной ухмылкой. - А  потом
перед вами предстанет не  бедный  Джулиус  Линд,  не  несчастный  должник  с
пустыми карманами, а... Как вы думаете, кто перед вами окажется?  -  Ума  не
приложу, - призналась Жизель. - Кто же?
   - Пятый граф Линдерст - вот кем я стану! Пятым графом,  слышал,  Блэкетт?
Вот ты и узнал, почему тебе предстоит возвращаться в Лондон  одному!  Жизель
замерла.
   - О чем вы говорите? Как это может произойти? - прошептала она.
   Джулиус ткнул дрожащей рукой в сторону часов, стоявших на каминной полке.
   - Пиф-паф! - сказал он. - Один только выстрел - и четвертый  граф  падает
мертвым. Совсем-совсем мертвым!
   Жизель стремительно вскочила на ноги.
   Ее движение было таким порывистым, что стул отлетел  назад  и  с  громким
стуком упал на пол. Бросившись к двери гостиной, она рывком  распахнула  ее,
вылетела в коридор и побежала вниз по темной лестнице.
   Она пробежала мимо нескольких изумленных  слуг  и  через  парадную  дверь
выскочила на улицу.
   И там, подхватив полы платья, Жизель бросилась бежать так быстро, как  не
бегала еще никогда в жизни.

Глава 6

   Экипаж, высадивший Жизель у "Плуга", доставил графа и капитана  Сомеркота
к расположенному на той же Хай-стрит театру.
   История театральной жизни Челтнема была поистине примечательной.
   Поначалу в примитивный театр превратили очень маленькую пивоварню. Именно
в ней на  подмостках  впервые  появилась  юная  Сара  Сиддонс,  сыгравшая  в
"Спасенной Венеции". Она настолько тронула публику, что о ее игре рассказали
самому Дэвиду Гаррику. Вскоре после этого началась ее карьера на  лондонской
сцене, которая принесла ей такую славу.
   В той же перестроенной пивоварне, где под актерские уборные  приспособили
сеновал, играли и другие великие актеры, такие, как  Чарльз  Кембль,  Дороти
Джордан и Хэрриет Мелон.
   Новое здание театра было хотя и небольшим, но элегантным и удобным. С его
архитектурой и блеском могла  сравниться  разве  что  роскошь,  царившая  на
Друри-лейн.
   Тут было два ряда лож, причем один  из  них  составлял  бельэтаж,  позади
которого был хитроумно устроен еще один этаж -  галерка  для  простолюдинов.
Места там обходились всего в шиллинг и шесть пенсов, тогда как места в ложах
стоили пять шиллингов.
   Граф Линдерст вошел в театр не через главный  вход,  а  через  служебный,
которым пользовался полковник Беркли и из которого можно было почти сразу же
попасть в ложу у сцены.
   Зал был уже заполнен. Усаживаясь в  центре  ложи,  граф  дал  знак  Генри
Сомеркоту сесть по правую руку от него, оставив слева место,  которое  позже
предстояло занять полковнику Беркли. Осмотревшись, он увидел среди  зрителей
немало знакомых лиц.
   В ложе, носившей название королевской, сидел герцог  Орлеанский  с  двумя
очаровательными дамами, одна из которых радостно помахала рукой графу.  И  в
других ложах его взгляд встречал приветственное трепетание носовых платочков
или вееров и ласковые улыбки алых губок.  Много  знакомых  графу  прелестниц
были рады увидеть его - первое появление после долгого отсутствия не  прошло
незамеченным в обществе, особенно в дамской его половине.
   Он ответил на их приветствия поклоном, а потом открыл программку  и  стал
выяснять, кто из актеров занят в спектакле, помимо самого полковника.
   Как и говорил полковник Беркли, роль героини исполняла Мария Фут.
   - По правде  говоря,  актриса  она  довольно  средняя,  -  сообщил  Генри
Сомеркот, догадываясь о том, что думает граф, - но пользуется  популярностью
благодаря своим талантам танцовщицы. Не сомневаюсь, что в этом спектакле нам
предстоит видеть танцы в немалом количестве.
   Как только занавес поднялся и на сцене появилась Мария Фут,  графу  стало
понятно, почему полковник Беркли мог ею сильно  увлечься.  У  нее  оказалось
овальное личико, светло-каштановые волосы и женственная, гибкая фигурка.  От
нее исходило некое обаяние, делавшее Марию одной  из  самых  привлекательных
актрис, из тех, кого графу приходилось видеть на сцене.
   К тому же у нее был очень приятный голос, и если ее игре было  далеко  до
блестящей Сары Сиддонс, то она,  по  крайней  мере,  достаточно  убедительно
рисовала образ невинной девушки, которую  соблазнял  ослепительный  негодяй,
роль которого выбрал для себя полковник.
   Граф нашел первый акт весьма  забавным,  особенно  сценического  папеньку
Марии - священника, который громким голосом осуждал греховность тех  мужчин,
которые позволяют себе дуэли и прибегают к насилию, мстя себе подобном.
   Когда  занавес  опустился,  зрители,  переполнявшие   зал,   оглушительно
зааплодировали.
   Откинувшись на спинку кресла, граф обратился к Генри Сомеркоту, заметив:
   - Похоже, новая постановка полковника будет иметь успех.
   - На мой взгляд, - ответил Генри, - зрителей в равной степени  развлекает
и та драма, которая, как они предполагают, происходит за кулисами. Насколько
я понимаю, одна из прежних возлюбленных полковника выражает громкие протесты
по поводу его нового увлечения - Марии.
   - Только Фиц мог одновременно  занять  в  пьесе  такое  количество  своих
любовниц и сделать это с ловкостью жонглера! - проговорил граф.
   Оба рассмеялись.
   Вскоре ложу заполнили  знакомые  графа,  большинство  которых  составляли
прелестные леди, красноречиво дающие ему  понять,  насколько  они  счастливы
снова его видеть. При этом они умело пользовались не только  словами,  но  и
очень выразительными взглядами. И то, и другое говорило ему: "Теперь,  когда
вы поправились, мы должны встретиться".
   Когда наконец раздался стук, возвещавший зрителям  о  том,  что  им  пора
вернуться на свои места и граф с Генри остались в  ложе  одни,  он  негромко
заметил:
   - Кажется, мне очень скоро пора будет  уезжать  из  Челтнема.  Покоя  мне
здесь не видать...
   Генри в ответ только ухмыльнулся. Он слишком хорошо знал, насколько умело
граф уклонялся  от  преследования  "прелестных  амазонок",  которые  за  ним
охотились, даже от самых пылких.
   Второй акт пьесы был более эмоциональным.
   Невинная  девица,  которую  играла  Мария,  поверив  своему   аморальному
возлюбленному, дала себя соблазнить, а потом, когда он отказался  давать  ей
деньги на жизнь, вынуждена была зарабатывать себе на жизнь, танцуя в театре.
   Какое-то время ей удавалось скрывать от отца свою тайну, но к концу  акта
он обнаружил ее обман и узнал то, что соблазнитель лишил  ее  девственности.
Именно тогда  актер,  исполнявший  роль  священника,  в  ярости  выбежал  на
середину сцены  и  принялся  гневно  обличать  порочность  мужчины,  который
направил стопы его драгоценного чада на дорогу, ведущую прямиком в ад.
   В эту минуту дверь ложи открылась, появился полковник и  занял  свободное
место рядом с графом.
   Белый парик очень шел его несколько разгоряченному лицу. В кружевах у его
шеи поблескивали бриллианты. Он выглядел так привлекательно в  этот  момент,
что можно было легко понять, почему ни одна девушка не могла устоять  против
его обольщений.
   На  сцене  коленопреклоненная  Мария  Фут  рыдала  у  ног  отца,  который
проклинал  ее  за  то,  что  она  лишилась  чистоты  и  надежды  на  райское
блаженство.
   - А твой возлюбленный, - прогремел он, - не уйдет от моего мщения. Такие,
как он, не имеют права пятнать эту землю своим присутствием!
   С этими словами священник повернулся и вытащил из кармана своего длинного
черного сюртука огромный пистолет.
   Внимание всех зрителей было приковано к сидевшему в ложе  у  самой  сцены
полковнику. Наставив на него свой пистолет, разгневанный отец вскричал:
   - Я убью  тебя!  Не  допущу,  чтобы  ты  продолжал  отравлять  мир  своей
греховностью и пятнал чистоту невинных созданий! Умри же,  и  пусть  господь
смилуется над твоей черной душой!
   Он прицелился в ложу, но, как это ни странно,  дуло  его  пистолета  было
обращено не на полковника, а на графа, сидящего в самом центре.
   - Умри, негодяй! - гневно гремел актер. - Умри и  возвращайся  обратно  в
ад, откуда явился!
   После этих слов ему по роли надлежало выстрелить, но в тот момент,  когда
его палец уже лег на спусковой крючок, дверь ложи распахнулась и на передний
план выбежала какая-то женщина, которая  встала  перед  графом,  раскинув  в
стороны руки.
   Ее появление так изумило актера,  что  тот  невольно  вздрогнул,  рука  в
момент выстрела дрогнула, и дуло пистолета отклонилось от намеченной цели.
   Почти одновременно со звуком выстрела раздался громкий удар: пуля  попала
в фигуру позолоченного ангелочка, который был установлен над  центром  ложи.
На головы сидевших под ним посыпался дождь алебастровых осколков.
   В зале царило изумленное молчание. Происходившее  в  действительности  на
глазах оторопевших зрителей было гораздо интереснее любого спектакля.
   Спустя несколько мгновений полковник вскочил на ноги.
   - Боже правый! Пистолет был заряжен настоящей пулей! - воскликнул он.
   После того как его возглас разнесся по притихшему залу,  снова  наступило
напряженное молчание. Потом побледневший как смерть актер, исполнявший  роль
разгневанного отца, пролепетал:
   - Я понятия не имел о... Клянусь, я ничего не знал! Мне сказали, что  это
просто пари... что это шутка между двумя джентльменами. - Ты бы его убил!  -
взревел полковник. Теперь уже все зрители начали вскакивать со  своих  мест,
кричать и заглядывать в ложу. Жизель бессильно уронила руки и почувствовала,
как вставший позади нее граф обнял ее за плечи. Склонив голову ему на плечо,
она пыталась отдышаться.  Она  жадно  ловила  ртом  воздух,  словно  тонущий
человек, который уже долгое время провел под водой. Ей казалось, что  сердце
у нее готово разорваться.
   Тесно прижимая ее к себе, граф негромко, но очень решительно сказал Генри
Сомеркоту:
   - Найди Джулиуса и немедленно выдвори его из Англии! Я  буду  давать  ему
тысячу фунтов в год при условии, что ноги его в стране больше не будет. Если
он вернется, то попадет под суд по обвинению в попытке убийства!
   Со стремительностью военного, привыкшего получать  и  исполнять  приказы.
Генри Сомеркот повернулся и вышел из ложи, не сказав ни слова.
   Тем временем полковник кричал на актера, а тот отвечал ему  тоже  криком,
но их голоса тонули в шуме, поднявшемся в зрительном зале. Кто-то выкрикивал
какие-то советы, а кто-то громко ужасался только что миновавшей опасности.
   Даже не взглянув в сторону зала, граф увлек Жизель из ложи и по короткому
коридору вывел к служебному выходу из театра.
   Она с трудом поспевала за ним, все  еще  задыхаясь  после  стремительного
бега. Если бы граф не поддерживал ее, Жизель непременно упала бы - такую она
испытывала слабость.
   На улице графа ждала карета, хотя слуги, не ожидавшие того, что их хозяин
так рано уйдет из театра, удобно расположились на козлах и болтали.  Однако,
как только они увидели  графа,  все  моментально  вскочили,  и  лакей  успел
открыть дверцу и помочь Жизели сесть.
   Граф устроился на сиденье рядом, двигаясь  немного  неловко  из-за  своей
раны, которая давала о себе знать.
   Как только лакей закрыл за ними дверцу, он сразу же снова обнял Жизель  и
притянул к себе.
   - Ты спасла мне жизнь, Жизель! - сказал он. - Как  тебе  удалось  узнать,
что Джулиус задумал такую подлость?
   Жизель не сразу смогла ему ответить.  Когда  ее  дыхание  начало  немного
выравниваться, она с трудом проговорила:
   - Он... хвастался... что... в половине  десятого...  он  станет...  пятым
графом... Линдерстом.
   - Благодаря тебе я остался жив!
   Жизель спрятала лицо у графа  на  плече,  она  все  еще  никак  не  могла
успокоиться от всех событий, произошедших за последний час.
   Расстояние от театра до Немецкого коттеджа было совсем небольшим,  и  они
доехали молча. Жизель постепенно стала успокаиваться, дрожь уже не сотрясала
ее худенькое тело, но граф не выпускал ее из своих объятий.
   Только когда карета остановилась у парадного крыльца коттеджа, он  разжал
руки, и Жизель вышла из экипажа, опираясь на предложенную лакеем руку.
   В холле стояло плетеное легкое  кресло,  в  котором  графа  поднимали  на
второй этаж, где располагались его  комнаты,  по  лестнице  три  лакея.  Это
полковник Беркли подал графу идею, что ему не нужно самому подниматься вверх
по ступенькам, пусть даже путь вниз ему давался уже достаточно легко.
   К тому времени, когда Жизель, которая едва держалась на ногах,  добралась
до гостиной, граф уже ждал ее наверху и наливал в два бокала шампанское.
   - Подать вам ужин, милорд? - осведомился дворецкий.
   - Пока не надо, - ответил граф. - Если позже мне что-нибудь  понадобится,
я позвоню.
   - Хорошо, милорд.
   Слуги вышли из комнаты. Граф отпил немного шампанского, поставил бокал на
столик и повернулся к Жизели.
   - По-моему, нам обоим полезно немного выпить... - начал он... и замолчал.
   Она стояла неподвижно и пристально смотрела на него. Глаза на ее  бледном
личике казались просто огромными, а в них было нечто  такое,  что  заставило
графа молча открыть ей свои объятия.
   Она бросилась к нему, словно ребенок, нуждающийся в утешении. Притянув ее
к себе, граф почувствовал, что Жизель все еще дрожит,  но  на  этот  раз  не
из-за страха и волнения.
   - Все в порядке, дорогая, - нежно сказал он. - Все уже позади. Ты  теперь
в безопасности. Ни ты, ни я больше никогда не встретимся с Джулиусом.
   - Мне было... так страшно, - прошептала Жизель. - Невыносимо  страшно!  Я
так боялась... не успеть!
   В ее голосе билось чувство, которое нельзя было истолковать не правильно,
и граф нежно обхватил пальцами  ее  подбородок  и  приподнял  лицо  девушки,
стремясь заглянуть ей в глаза.
   - Почему тебе было так важно спасти мне жизнь? - спросил он.
   Жизели не нужно было ничего говорить.
   Он прочел ответ в ее глазах и мягкой линии губ, почувствовал во  всем  ее
теле, которое трепетало в его объятиях, словно пойманная птичка.
   Долгие секунды граф молча смотрел ей в лицо, а потом тихо проговорил:
   - Я люблю тебя, мое сокровище.
   Жизель замерла. А потом он нашел ее губы, такие нежные и  доверчивые.  Ее
тело послушно прижалось к нему, губы раскрылись навстречу его поцелую...
   Граф почувствовал, что никогда в жизни  не  встречал  подобную  нежность,
невинность и чистоту. Когда  Жизель  робко  ответила  на  его  поцелуй,  его
объятие стало более страстным, а губы - настойчивыми и властными.
   Прервав наконец поцелуй, он поднял голову и дрогнувшим от наполнявших его
чувств голосом сказал:
   - Я люблю тебя, моя красавица! Люблю тебя так сильно,  что  не  высказать
словами. И хочу надеяться, что ты тоже хоть немножко меня любишь.
   - Я... люблю вас всем моим  существом,  -  ответила  Жизель.  -  Люблю...
сердцем, умом и... душой... В целом мире никто с вами не сравнится!
   Ее слова дышали подлинным сильным чувством. Граф снова привлек ее к  себе
и уже не мог сдерживаться - его поцелуи становились все более страстными.
   Жизели казалось, будто весь  ее  мир  наполнился  музыкой  и  светом,  от
которых трепетала и сладко замирала ее душа. Прежде она не догадывалась, что
одним своим прикосновением граф сможет пробудить в ней чувства  и  ощущения,
которых она никогда прежде  не  знала.  А  в  кольце  его  сильных  рук  она
чувствовала себя защищенной от всего - даже страха.
   Любовь к нему заливала все ее  существо,  словно  мощная  волна  морского
прилива.
   - Я люблю вас... люблю! - шептала она, касаясь губами его губ.
   А потом граф начал нежно целовать ее веки, лоб, кончик носа, нежную  кожу
шеи...
   Жизель чувствовала, что желанна ему. Она счастлива была бы умереть в  эту
минуту, когда они были настолько близки, что ей начинало  казаться,  что  из
двух людей они превратились в одно существо.
   - Я никогда не думал, что женщина  может  быть  такой  прелестной,  такой
желанной и в то  же  время  такой  нежной,  невинной  и  настолько  лишенной
недостатков! - проговорил граф своим низким и звучным голосом,  который  так
любила Жизель.
   Его губы снова задержались на шелке ее кожи, а потом он тихо сказал:
   - Как скоро ты станешь моей женой, дорогая?
   К своему великому  изумлению,  он  почувствовал,  что  Жизель  напряженно
застыла, а в следующую секунду ей удалось каким-то образом высвободиться  из
его объятий - и она сразу же отошла от него.
   Слова графа разрушили чары,  во  власти  которых  она  находилась,  чары,
которые заставили ее забыть обо всем, кроме ее любви и  того,  что  он  тоже
любит ее!
   А теперь она  опомнилась,  словно  ей  в  лицо  плеснули  холодной  воды.
Вернувшись к реальности,  Жизель  постаралась  овладеть  собой  и  с  трудом
заставила себя сказать:
   - Мне... надо кое-что вам... рассказать. Граф улыбнулся.
   - Ты хочешь открыть мне свою тайну? Она не имеет ровно никакого значения,
мое сокровище. Важно только одно -  что  ты  меня  любишь.  Ты  любишь  меня
настолько сильно, что