остались чисты  и  невинны  и
понятия не имеете о том, что такое настоящая любовь, когда мужчина и женщина
соединяются, охваченные единым пламенем страсти!
   Поколебавшись, он добавил:
   - Вот каково чувство, которое я испытываю к вам.  Пламя,  сжигающее  нас,
унесло бы нас на своих незримых крыльях в царство любви,  в  рай,  созданный
лишь для нас двоих!
   Лина хотела что-то сказать, но у нее вырвался лишь слабый стон. А  герцог
продолжал:
   - Я вижу, мое чувство не осталось  безответным,  прелесть  моя!  Я  знаю,
стоит мне к вам прикоснуться - и неизъяснимое блаженство охватит вас!
   И Лина тотчас ощутила блаженство, о котором он говорил.
   Словно огонек пробежал по всем ее жилам, потом  он  разгорелся,  сделался
настойчивей, и все ее существо потянулось к  нему.  Ей  до  боли  захотелось
очутиться в его объятиях.
   - Я люблю вас! - говорил герцог. - Я так люблю вас,  что  не  вижу  и  не
слышу никого, кроме вас! Небо и земля, весь мир наполнен вами, вами одной!
   - Я... я люблю вас! - выдохнула. Лина.
   Она произнесла это чуть слышным шепотом, но герцог услышал ее слова. Лина
подняла голову и посмотрела ему в глаза.
   Она вновь, как и вчера, ощутила, что готова слиться с ним, и он потянулся
к ней, и они сделались единым целым.
   Несколько долгих мгновений они просто стояли и смотрели  друг  на  друга,
пока Лине не начало казаться, что в мире не осталось  ничего,  кроме  темных
глаз герцога.
   Он медленно, очень медленно обнял ее. И ей и впрямь  показалось,  что  он
возносит се в некий рай, предназначенный лишь для них двоих. Лина  более  не
страшилась, не чувствовала  себя  одинокой.  Она  принадлежала  ему.  Любовь
наполнила ее мысли, ее тело и душу.
   - Я люблю тебя!
   Лина произнесла это одними  губами,  но  ей  самой  показалось,  что  она
выкрикнула их во весь голос с вершины высокой горы.
   - Прощай, моя драгоценная! - прошептал герцог потухшим голосом.
   И его губы коснулись ее уст.
   Поцелуй герцога даровал Лине  весь  восторг  и  блаженство,  которых  она
ожидала, но в действительности это было куда лучше.
   Да, все, что он говорил о блаженстве и упоении любви, было правдой.
   Он все теснее и теснее прижимал ее к себе, и  губы  его  становились  все
настойчивей и требовательней. И Лина все  яснее  понимала,  что  герцог  был
прав: они. были созданы друг для друга.
   И еще она убедилась в том, что  герцог  не  лгал,  говоря,  что  подобных
чувств он не испытывал еще ни к одной женщине.
   То была любовь двоих, которые нашли друг друга перед  лицом  вечности.  В
этой любви не было места ни притворству, ни неискренности.
   Это было совершенное, божественное чувство, и все  фальшивые  и  нечистые
помыслы были очищены пламенем этой страсти.
   Пока длился этот поцелуй, Лина осознала, что до этого мгновения  она  еще
не жила и что герцог даровал ей жизнь своим поцелуем.
   Она не была более человеком, она забыла, кто она и что она,  она,  как  и
он,  сделалась  частью  светлого  духа  любви,  и  в  них  изливалась  некая
божественная субстанция, и на миг они стали богами...
   Герцог поднял голову - медленно, очень медленно. Он молчал, но Лина и без
того знала, что все кончено.
   Сердце у нее бешено колотилось, все ее тело еще  трепетало  от  неземного
блаженства - она, казалось, не стояла на земле,  а  парила  в  пространстве,
окутанная небесным светом.
   Но, хотя герцог не сказал ни слова, Лина чувствовала, что он  уже  уходит
от нее, оставляет ее. Еще  несколько  мгновений  -  и  он  исчезнет,  и  она
останется одна, одна на всю жизнь...
   Ей хотелось расплакаться - так это было жестоко! Ей хотелось вцепиться  в
него, удержать, но она осталась на месте, а он уже опустил руки  и  отступил
назад.
   Она поняла, что сейчас они вернутся во дворец  в  гондоле,  так  же,  как
прибыли сюда, - рядом, но не вместе.
   Терять навеки только что обретенную, впервые испытанную любовь было столь
мучительно, что Лина, вся  дрожа,  потянулась  к  нему,  но  тут  лиственный
занавес откинулся.
   Кто-то вошел в беседку.
   Лина еще не вернулась к реальности и не сразу поняла, кто это. Потом  она
увидела, что это женщина - графиня де ла Тур.
   - Я так и знала! - воскликнула она, и ее резкий голос разрушил очарование
цветочной беседки и отдаленных звуков музыки. - Я знала, что вы здесь!
   - Что вам нужно, Ивонна? - спросил герцог.
   - А как вы думаете? - резко ответила графиня. - Мне нужны  вы!  И  больше
никто!
   - Здесь не место устраивать сцены... - начал герцог.
   - Ах, сцены? - перебила его графиня. - Вот как вы со мной разговариваете?
Все, Фабиан, довольно! Я устала от ваших бесконечных  романов,  от  вереницы
ваших женщин! Я пришла сюда,  намереваясь  убить  это  несчастное  создание,
которое вы пытаетесь соблазнить. Но теперь я передумала. Я убью вас!
   Графиня вскинула руку, которую до того прятала в складках своего бального
туалета, и в полумраке беседки сверкнул перламутром маленький револьвер.
   - Ивонна, будьте благоразумны! - мягко сказал герцог. -  Не  время  и  не
место устраивать истерики!
   Графиня в ответ прицелилась в него.
   - Это не истерики, Фабиан! Это любовь! И с вашей  смертью  мои  страдания
окончатся!
   В этот миг Лина отчетливо поняла, что несчастная женщина безумна. Она еще
утром, когда графиня набросилась на нее в библиотеке, подумала,  что  Ивонна
не в себе. Теперь же она убедилась, что француженка сошла с ума, и, если она
говорит, что убьет Фабиана, она это сделает.
   Не медля, не тратя  времени  на  размышления,  Лина  рванулась  вперед  и
заслонила собой герцога в тот самый миг, когда графиня  взвизгнула  каким-то
нечеловеческим голосом:
   - Умри, Фабиан! Надеюсь, поцелуй смерти придется тебе по душе! - и нажала
на спусковой крючок.
   Раздался грохот - Лина думала, что она оглохнет.
   Девушку пронзила невыносимая, жгучая боль. Лина вскрикнула  -  и  темнота
накрыла ее.

Глава 7

   Лина пришла  в  сознание  -  словно  вырвалась  из  бесконечного  темного
тоннеля.
   В первые минуты она не могла думать ни о чем,  кроме  того,  что  жива  и
может дышать. Это казалось странным, ведь, помнится, с ней произошло  что-то
ужасное...
   А потом она снова провалилась куда-то во тьму.
   Когда Лина вновь пришла в себя, первым,  что  она  услышала,  было  пение
птиц. Рядом кто-то ходил - она слышала шорох одежд и мягкие шаги.
   Лина медленно, боясь возвращения боли, открыла глаза.
   Комната, в которой  она  находилась,  была  ей  незнакома.  В  ней  царил
полумрак. Лина сперва подумала, что сейчас ночь, но  потом  сообразила,  что
темно оттого, что на окнах опущены шторы.
   Кто-то наклонился над ней, бережно приподнял ее голову и поднес  к  губам
стакан с питьем. Только теперь Лина заметила, что ей хочется пить и  во  рту
все пересохло.
   - Dormez, ma petite ! - сказал  добрый,  ласковый
голос.
   Лина восприняла это как приказ,  закрыла  глаза  и  снова  провалилась  в
забытье.

***

   Прошло много времени - несколько дней или даже недель,  -  прежде  чем  к
Лине вернулась способность думать и чувствовать. Ей показалось,  что  кто-то
сильно стиснул ее левую руку. Она попыталась шевельнуть ею  и  застонала  от
боли.
   Тотчас кто-то очутился возле ее кровати, и тот самый голос,  который  она
слышала, лежа в забытьи, произнес:
   - Вы проснулись, мадам? Лина подняла глаза и  увидела  добродушное  лицо,
обрамленное монашеским убором.
   Как бы отвечая на незаданный вопрос, монахиня сказала:
   - Все в порядке. Вам нечего бояться. Опасность миновала.
   "Опасность?" - удивилась Лина.
   И тут она вспомнила!
   Ужасная картина снова встала у  нее  перед  глазами:  графиня  целится  в
герцога и визжит: "Умри, Фабиан! Надеюсь, поцелуй смерти  придется  тебе  по
душе!"
   Потом грохот - и боль...
   - Она... она стреляла в меня! - в ужасе прошептала Лина.
   - Да, она стреляла в вас, - мягко сказала монахиня, - но,  по  милосердию
Божию, рана оказалась куда менее опасной, чем могла бы быть.
   Лина медленно повернула голову, пытаясь разглядеть свое левое плечо.  Оно
было скрыто под тугой повязкой.
   - А... а рука цела? - с испугом спросила она.
   Монахиня улыбнулась:
   - Цела, цела! Кость не задета.  Но  пуля  засела  в  мышце,  ее  пришлось
вынимать, так что рана заживет не так быстро, как хотелось бы. Но вы  молоды
и сильны, и мы молимся за вас...
   - Спасибо... - сказала Лина. Монахиня отошла к столу и принесла стакан  с
питьем. Питье пахло медом и лимоном.
   Она напоила Лину, потом спросила:
   - Не уложить ли вас повыше, мадам?
   - Да, пожалуйста! - сказала Лина.
   Монахиня очень бережно приподняла ее и подсунула ей под голову  еще  одну
подушку. Потом подошла к окну и слегка отодвинула  штору.  В  комнате  стало
чуть светлее.
   Лина огляделась.
   Она находилась в большой красиво убранной  комнате  со  стенами,  обитыми
парчой, на которых были развешаны очень милые пейзажи.
   Подняв глаза к потолку,  Лина  обнаружила,  что  он  расписан  нимфами  и
купидонами.
   Она лежала в широкой кровати под  золотым  балдахином,  с  занавесями  из
кружева и шелка.
   Она уже поняла, где находится, но все же спросила:
   - Где я?
   - Вы в доме герцога Савернского, мадам, -  ответила  монахиня.  -  В  том
самом, где был бал.
   Лина затаила дыхание, когда воспоминания вновь нахлынули на нее.
   Бал! Тот самый бал, на котором графиня стреляла в  нее!  Тот  самый,  где
герцог объяснился ей в любви и простился с ней навеки!
   Она жаждала задать один вопрос, жаждала, но не решалась, ибо боялась, что
ответ убьет ее.
   Вопрос был самый простой: в  Париже  ли  герцог?  Или  он  уехал,  как  и
собирался?
   Если он уехал, значит, она и в самом деле никогда больше его не увидит.
   И тут Лина вспомнила, что спасла ему жизнь.
   Если бы она не закрыла его своим телом,  графиня  убила  бы  его,  как  и
намеревалась. Револьвер был направлен ему в сердце!
   Лина попыталась связать все это воедино, но почувствовала,  что  это  еще
слишком тяжело для нее. Она прикрыла глаза и постаралась уснуть.
   - Посмотрите, мадам, какие прелестные цветы! - сказала монахиня. В  руках
у нее была ваза с орхидеями.
   Это была одна из двух монахинь, которые  ухаживали  за  Линой.  Она  была
младшей из них и, видимо, еще не успела утратить вкуса к красотам мира сего,
в отличие от своей пожилой подруги.
   - Они великолепны! - воскликнула Лина.
   - Да, его светлость каждый день посылает вам что-то  новое.  Цветы  скоро
ставить будет некуда.
   И в самом деле, спальня была вся заставлена букетами. Это напоминало Лине
ту беседку, где герцог поцеловал ее.
   В эти несколько дней, пока Лина выздоравливала,  она  остро  чувствовала,
что герцог думает о ней не меньше, чем она о нем.
   Она вновь ощущала соединявший их таинственный трепет. Только  теперь  она
поняла то, чего не сознавала раньше: цветы напоминали ей о нем.
   Лина уже вставала  с  постели,  спускалась  вниз,  бродила  по  изысканно
обставленным комнатам и все время думала о нем. Она  надеялась,  что  герцог
пришлет ей записку, но он присылал лишь цветы. Ей хотелось думать,  что  они
говорят с нею без слов.
   И в то же время она не могла не беспокоиться о том, что происходит.
   Ей не  хотелось  спрашивать  монахиню,  чтобы  узнать  наверное,  но  она
предполагала, что Китти, Дэйзи и Эви уехали домой, в Англию.
   Во всяком случае, никто из них не навестил ее  и  ей  ничего  от  них  не
передавали.
   По словам монахинь, доктор прописал ей полный покой и тишину.  Лина  и  в
самом деле нуждалась в покое.  Она  лишь  накануне  стала  чувствовать  себя
нормально.
   Сегодня, несмотря на то что рука двигалась с трудом и  ныла,  когда  Лина
делала резкое движение, она сочла себя совсем здоровой.
   Ее перевязали.  Лина  взглянула  на  рану  чуть  ниже  плеча  и  в  ужасе
отвернулась. Ей казалось, что она непоправимо изуродована.
   Утром к ней зашел доктор. Осмотрев ее, он сказал, как  бы  догадавшись  о
том, что она испытывает:
   - Вы очень хорошая пациентка, мадам. Я вами просто горжусь. Не пройдет  и
года, как вы забудете и думать об этом несчастном случае.
   - Но... но ведь, наверно, останется ужасный шрам? - робко спросила Лина.
   Врач улыбнулся:
   - Не могу обещать, что шрама не останется вовсе, но это будет всего  лишь
белая полоска на плече, и она всегда будет скрыта под одеждой, даже когда вы
будете в декольтированном вечернем туалете.
   - Вы... вы уверены? - недоверчиво спросила Лина.
   - Разумеется! - кивнул доктор. - За это я могу поручиться! Я в самом деле
горжусь вами. Вы прекрасный образец моего врачебного искусства.
   Врач  тоже  был  француз  и  сумел  сказать  так,  что  это  звучало  как
комплимент.
   - Благодарю вас! - импульсивно воскликнула Лина. - Спасибо  вам  большое,
господин доктор! Я... я так боялась, что эта рана обезобразит  меня  на  всю
жизнь...
   - Вы не менее прекрасны, чем всегда! - заверил ее врач.
   Он поднес ее руку к губам и добавил:
   - Merci, madame! Вы были примерной пациенткой! И  прекраснейшей  из  дам,
кого мне доводилось лечить...
   Лина вспыхнула и смутилась, но, когда он  вышел,  не  могла  не  спросить
себя, придерживается ли герцог того же мнения.
   И тут она впервые осознала страшную вещь. Ведь Китти, должно быть,  перед
тем как уезжать, рассказала герцогу, кто она такая!
   Уж разумеется, ни болезнь, ни рана Лины не заставили бы  Китти,  Дэйзи  и
Эви сжалиться над ней! Они не могли не  довести  до  конца  столь  тщательно
разработанный план мести герцогу!
   И тут, словно в подтверждение, монахиня принесла письмо и положила его на
кровать рядом с Линой.
   - Мне велели передать это, когда вам станет лучше, мадам, - сказала  она.
- Раз господин доктор так доволен вами, наверно, уже можно его вам отдать...
   Увидев письмо, Лина сперва затрепетала от радости - она решила,  что  оно
от герцога.
   Но, увидев почерк, она тотчас поняла, что письмо не от него.
   - Вы... вы не могли бы распечатать его? - спросила она дрожащим голосом.
   Монахиня разорвала конверт и вынула оттуда листок бумаги.
   Лине хватило одного взгляда, чтобы понять, что это такое.  Это  был  чек,
который обещала ей Китти, если она успешно сыграет свою роль.
   Поскольку Лина молчала, монахиня, рассмотрев бумажку и увидев, что это не
письмо, а чек, сказала:
   - Я уберу его в ящик вашего столика, мадам.
   Она положила чек в ящик, взяла со  столика  поднос  с  пустой  посудой  и
удалилась.
   Лина откинулась на подушки и утомленно прикрыла глаза.
   Как это ни трудно, нужно посмотреть истине в лицо.
   Китти прислала чек. Это  значит,  что  контракт  Лины  с  тремя  грациями
выполнен и она должна искать себе новую работу.
   Правда, если она оставит этот чек себе, она сможет прожить  очень  долго,
не нанимаясь ни на какую работу.
   И в то же время ей от души хотелось порвать его в клочки.
   В одном Лина была уверена: герцог, конечно,  благодарен  ей  за  спасение
своей жизни, но вряд ли он захочет иметь с ней дело в будущем.
   Лина представила себе, как Китти поведала герцогу о том, как его провели,
и  лицо  ее  запылало  от  стыда.  Гордому  герцогу  Савернскому   подсунули
переодетую дочку фермера, чтобы посмеяться над ним!
   Лина живо представляла себе, как торжествовала Китти, как улыбались Дэйзи
и Эви, надеясь, что эта новость не только унизит, но и ранит герцога!
   "Я не должна, не должна была  допускать  этого!  -  думала  Лина.  -  Мне
следовало признаться ему во всем, рассказать об этом заговоре и о том, кто я
такая на самом деле..."
   Но тут ей пришло в голову,  что  все,  что  бы  она  ни  сказала,  только
погубило бы их любовь.
   Она осознала, что сама, своими руками  разрушила  их  чувство,  такое  же
прекрасное и хрупкое, как те орхидеи, что прислал ей герцог.
   - Зачем, зачем только я приехала в Париж! - горько восклицала она.
   Но нет! Что бы ни случилось, она не могла заставить себя сожалеть о  том,
что встретилась с удивительнейшим человеком в мире и  он,  хотя  и  недолго,
любил ее так же сильно, как она любила его.
   Но теперь он думает,  что  Лина  лгунья,  что  она  жестокая,  бесчестная
девица, которая решила обмануть его, прикинувшись замужней женщиной. А  ведь
он верил ей, так верил, что готов был оставить ее, лишь бы не осквернить  со
"небесной чистоты"!
   Теперь Лина понимала, почему он не написал ей, не навестил ее...
   Он посылал ей цветы, но то была лишь благодарность за то, что она  спасла
его от пули этой сумасшедшей.
   А она-то думала, что чувствует таинственную  связь  с  ним!  Лина  просто
обманывала себя, вот и все. Хотела верить в то, чего не было.
   Теперь он, должно быть, не испытывает к ней ничего, кроме  презрения.  И,
что самое худшее, по ее вине он оказался в неловком положении. Она выставила
его на посмешище перед женщинами, которые только и  мечтали,  что  отомстить
ему!
   Роскошная комната теперь  казалась  ей  темницей.  Ей  хотелось  умереть,
провалиться сквозь землю, убежать и забиться в угол, так, чтобы никто ее  не
нашел!
   Она уже принялась обдумывать, каким способом ей выбраться  из  дома  так,
чтобы этого никто не заметил. Но тут же поняла, что это невозможно. Хотя  бы
потому, что она была еще слишком слаба...
   "Что же мне делать? Что делать?" - спрашивала она себя.
   Лине хотелось расплакаться от собственной беспомощности. Но тут ей пришло
на ум, что, возможно, ей и не надо ничего делать.
   После всего, что произошло, герцог, несомненно,  не  захочет  ее  видеть.
Когда она окончательно оправится от ранения, он попросту отправит ее обратно
в Англию, и они никогда больше не увидятся.
   И теперь, когда он знает всю правду, он не будет помнить о ней, думать  о
ней, мечтать о ней, как обещал.
   Мысль, что он разочаровался в ней, была хуже всего. Слезы хлынули у  Лины
из глаз и медленно поползли по щекам.
   Она услышала, как открывается дверь.  Должно  быть,  это  монахиня!  Лина
поспешно сунула руку под подушку, ища носовой платок, но платка там не было.
   Она прикрыла глаза, надеясь, что монахиня не заметит ее слез.
   И тут низкий, глубокий голос спросил:
   - Что с вами, Лина? Вы плачете?
   Сердце у нее отчаянно забилось.
   Она открыла глаза. Да, это был он. И его  присутствие  наполняло  комнату
каким-то дивным, неземным светом, который едва не ослепил ее.
   Герцог постоял, глядя на нее, потом  решительно  вынул  из  кармана  свой
платок и нежно вытер ее слезы.
   Когда герцог коснулся ее лица, она съежилась и хотела что-то сказать,  но
язык не повиновался ей.
   Герцог мягко опустился на край кровати, не сводя глаз с Лины.
   Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он нарушил молчание:
   - Я бы давно пришел навестить вас,  но  врачи  меня  не  пускали.  Доктор
говорил, что очень доволен вами, и я не ожидал найти вас в слезах!
   - Я... простите меня...
   - Да что вы! - воскликнул герцог. - Это я должен извиняться  перед  вами!
Вам больно?
   - Нет, что вы! Мне гораздо лучше!
   - Да, мне так и сказали. И, уверяю вас, что если  вы  страдали,  то  и  я
страдал немногим меньше вас. Ведь этот  ужасный  случай  произошел  по  моей
вине!
   Лина слушала его, но не понимала ни слова. Она думала  лишь  о  том,  как
чудесно, что он здесь, рядом с ней, и никуда не уехал.
   "Надо запомнить каждое его слово! - лихорадочно думала она. - Может быть,
сейчас, сию минуту он простится со мной... Но  я  хотя  бы  повидала  его  в
последний раз!"
   На самом деле он оказался еще красивей, чем в  ее  воспоминаниях.  И  его
взгляд пробуждал в ней непонятное томление.
   Выразить это словами было невозможно. Лина знала лишь одно: она любит его
столь пылко и беззаветно, что молчать об этом невозможно. Хотя он,  конечно,
и слушать ее не захочет...
   Герцог все смотрел на нее. Лина подумала, что она,  должно  быть,  сильно
изменилась с тех пор, как он видел ее в последний раз.
   Молодая монахиня расчесала