ена зарослями жимолости,  -  сказала  Демелса.  -
Мама научила меня делать эссенцию из цветов, которые я собираю по весне.
   - А я все не мог вспомнить, что так приятно пахнет, - пробормотал граф. -
Но этот запах был повсюду в доме. Так же пахла записка, которую  я  нашел  у
себя на столе.
   - Я не знала иного способа вас предупредить.
   - А откуда вам стало известно, что в вино что-то подмешано? - с интересом
посмотрел на нее Треварнон.
   Заметив,  как  зарделись  щеки  девушки,  он,  не  давая   ей   ответить,
воскликнул:
   - Ну конечно! Вы же можете отсюда видеть, что делается в комнатах!
   - Я пользовалась этой возможностью очень  редко,  -  смущенно  призналась
Демелса. - Я поднималась по потайной лестнице, возвращаясь со скачек, и была
удивлена,  услышав   женский   голос,   доносившийся   из   гостиной.   Брат
предупреждал, что в доме остановятся одни джентльмены.
   Девушка немного помолчала, потом продолжила:
   - А нынче ночью я спускалась, потому что здесь очень душно и мне хотелось
подышать свежим воздухом.
   - Тогда-то вы и услышали,  что  сэр  Фрэнсис  замышляет  недоброе  против
Крусадера? - подсказал граф.
   - Он говорил странные вещи и таким подозрительным тоном . Мне показалось,
что тот, кто так разговаривает, явно задумал что-то нехорошее.  В  остальное
время я не подглядывала и не подслушивала.., если не считать первого вечера,
когда вы все собрались в столовой, - смущенно призналась она.
   Подняв глаза на графа, Демелса ждала, поймет ли он, что она  не  имела  в
виду ничего предосудительного.
   Граф Треварнон медленно произнес:
   - И вы слышали, как я спрашивал вашего брата про Белую Женщину?
   - Да Я была., вверху на галерее менестрелей.
   -  Возможно,  я  интуитивно  ощущал  ваше  присутствие.  Меня  сразу   же
заинтриговало  обстоятельство,  каким  образом  кто-то  может  исчезнуть  из
длинной галереи так внезапно, если только не является призраком.
   Возможно, именно в эту минуту Демелса со всей  отчетливостью  представила
себе, как будет взбешен Джерард, узнав о ее встрече с графом Треварноном. Но
что случилось, то случилось. Решительно поднявшись, она подошла к комоду  и,
достав  оттуда  кусок  чистой  льняной  ткани,  оторвала  от  него  полоску,
подходящую для перевязки.
   - Я хочу забинтовать вам руку. До утра ранка затянется и не причинит  вам
беспокойства, - пояснила она. - А потом, будьте добры, милорд, оставьте  эту
комнату и никогда не вспоминайте о том, что видели меня.
   - Но почему? - спросил граф.
   - Джерард взял с меня обещание, что я не буду выходить из своего укрытия,
в противном случае он отослал бы меня к тете.
   - А вы догадываетесь, почему брат запретил вам  появляться  на  людях?  -
поинтересовался граф Треварнон.
   Ничего не сказав, Демелса лишь опустила глаза, и по  тому,  как  она  это
сделала, по румянцу смущения, слегка окрасившему  ее  щеки,  граф  Треварнон
догадался обо всем.
   - Ваш брат был совершенно прав, -  резюмировал  он,  не  докучая  девушке
вопросами. - Мы сохраним это маленькое происшествие "в секрете. Правда,  мне
будет трудно объяснить друзьям, как мне удалось спасти Крусадера.
   - Вы могли просто по наитию догадаться, что ему грозит беда, - подсказала
Демелса. - Я не хочу, чтобы вы из-за меня лгали,  но,  если  Джерард  узнает
правду, мне несдобровать.
   - Я вижу, Лэнгстон  выставил  меня  перед  вами  настоящим  чудовищем!  -
возмутился граф Треварнон.
   - Вовсе нет! - заверила Демелса. - Джерард в восторге от вас, как  и  все
остальные. Он лишь сказал, что у вас... - девушка замялась.
   - Сомнительная репутация в том, что касается женского пола? - закончил за
нее граф Треварнон, Ей не было нужды подтверждать это.
   - Я очень благодарен вам, спасительница Крусадера, - с чувством  произнес
граф Треварнон. - Поверьте мне, я не проговорюсь.
   - Это было бы замечательно! У Демелсы явно отлегло от сердца.
   - Я не хочу причинять Джерарду беспокойства, - призналась она.
   - Он навсегда останется  в  счастливом  неведении,  -  насмешливым  тоном
пообещал граф Треварнон.
   Казалось, он был несколько задет подобным отношением к себе кого  бы,  то
ни было. Ему еще не приходилось где-либо выступать в роли нежелательного для
хозяина дома лица.
   Он встал и протянул Демелсе левую, незабинтованную руку.
   - Спасибо вам, - сказал он. - Благодарю вас, моя маленькая Белая Женщина,
за все, что вы для меня сделали. Если Крусадер придет первым к  финишу,  эту
победу я посвящаю вам.
   Склонившись, граф почтительно поцеловал руку Демелсы.
   Взяв свою свечу, граф бросил последний взгляд на нежное девичье личико  с
огромными глазами цвета фиалок, устремленными на него.
   Наклонившись, чтобы не удариться о низкий свод, он вышел из комнаты через
маленькую дверь и стал осторожно спускаться по лестнице.

Глава 5

   Сидя за сверкающим золотыми приборами столом в  Виндзорском  замке,  граф
Треварнон никак не мог сосредоточиться на беседе.
   Он рассеянно принимал поздравления всех собравшихся,  сознавая,  что  его
чествуют вполне заслуженно.
   Крусадер  взял  Голд  Кап,  обыграв  Гульдибранда  в   одном   из   самых
захватывающих заездов, которые только видел Эскот.
   На первом этапе  Гульдибранд  вырвался  вперед,  затем  на  участке,  где
дорожка шла под гору, Крусадер опередил его.
   На повороте они шли голова в голову, и граф  услышал,  как  рядом  кто-то
сказал:
   - Одному богу известно, кто придет первым. Пожалуй, это дело случая.
   После  напряженнейшего  состязания  двух  самых  великолепных   жеребцов,
Крусадер добился победы, обойдя соперника меньше чем на полголовы.
   - Я в жизни не видел лучших скачек, Вэлент, - сказал  король,  когда  все
кончилось. - Впрочем, волноваться было  не  о  чем.  Все  знают,  что  удача
сопутствует вам во всем. Естественно, что в борьбе за самый почетный  трофей
вы были просто обречены на успех.
   Король сокрушенно вздохнул: его лошадь сошла с дистанции.
   Однако, будучи от души привязан к графу  Треварнону.  Его  Величество  не
однажды за вечер выпил за его здоровье - победитель был на обеде официальным
почетным гостем.
   В течение обеда граф Треварнон  постоянно  чувствовал  на  себе  тяжелый,
пристальный взгляд леди Сайдел, не суливший ничего хорошего.
   В какой-то момент он пришел к выводу, что излишне драматизирует положение
дел, и дал себе слово ни за что не оставаться с надоевшей любовницей с глазу
на глаз.
   Весь этот день он рассматривал в бинокль толпу зрителей, пытаясь отыскать
юное  нежное  существо  с  фиалковыми  глазами.  Он  был  уверен,  что   его
спасительница будет, как всегда, в белом.
   Однако  в  этой  неистовствующей  толпе,  более  многочисленной,  чем   в
предыдущие дни, трудно было найти кого бы то ни было.
   На всем протяжении скаковых дорожек почти на милю вытянулись ряды  карет,
а перед ними  толпились  зрители,  на  время  вытесненные  с  променада,  по
которому в другие дни прогуливались в перерывах между заездами,  обмениваясь
впечатлениями о состязаниях.
   В некоторых местах экипажи стояли по шесть в  ряд,  и  те,  кто  оказался
между ними и скаковым полем, не могли разглядеть ровным счетом ничего.
   Из-за прекрасной погоды и в предвкушении волнующего поединка  благородных
животных, на которых были поставлены огромные деньги,  людей  собралось  как
никогда много, и освободить скаковое поле было совсем не просто.
   Граф помнил те времена,  когда  это  делали  иомен-пикеры,  действительно
вооруженные пиками, позднее уступившие свои функции особой конной полиции.
   В конце концов порядок рано или поздно воцарялся, однако из-за  трудности
процедуры начало скачек обычно задерживалось.
   Поскольку  состязания  и   награждение   победителей   затянулись,   граф
Треварнон, заезжавший в Лэнгстон-Мэнор, чтобы переодеться  к  торжественному
обеду у короля, торопился в замок Виндзоров и несся на такой  скорости,  что
Джем, удостоившийся чести его сопровождать, скакал рядом, затаив дыхание  от
страха и восторга.
   К счастью, эта лихая поездка закончилась благополучно.
   Позднее стало известно, что в тот же день на дороге  в  Лондон  произошел
ряд несчастных случаев, в которых по меньшей мере две жертвы  скончались  на
месте. Несколько лошадей оказались жестоко покалечены.
   Король, несмотря на мучившую его подагру, был в превосходном расположении
духа, а что касается леди Конингем, то граф наслаждался ее  обществом.  Зная
ее как обворожительную и умную женщину, он не  обращал  внимания  на  слухи,
усиленно распускаемые о ней.
   Вся компания, собравшаяся у короля, состояла из  числа  ближайших  друзей
графа.
   Он всегда был очень близок  с  герцогом  Йоркским,  что  не  мешало  этим
джентльменам отчаянно соперничать на скачках и в  фехтовальных  турнирах.  В
этот вечер оба они принимали поздравления, сияя от счастья.
   Герцог Йоркский был донельзя измучен треволнениями состязаний  и  суетной
светской жизнью, неизменно окружающей их. У него  лишь  хватило  сил  сонным
голосом сообщить другу, что это самые лучшие скачки на его памяти и что он в
равной мере рад его и своей победе, да похвастаться крупным выигрышем.
   Надо сказать, что каждый год  зрители  сходились  на  том,  что  нынешние
состязания - лучшие за всю историю,  из  чего  следовал  вывод,  что  каждый
следующий турнир оказывался еще лучше предыдущего.
   Герцог Йоркский не отличался особым умом, но, обладая тактом и врожденной
интуицией, сумел избежать роковых ошибок, из-за которых его братья испортили
себе репутацию порядочных людей и заслужили всеобщее презрение.
   Благодаря доброму нраву и порядочности он  снискал  всеобщее  уважение  и
любовь, и граф неоднократно говорил своим друзьям:
   - Его светлость  -  единственный  представитель  августейшего  семейства,
проявляющий себя как истинный английский джентльмен старой доброй закалки.
   В этот вечер слева от графа сидела очаровательная княгиня  Эстерхази,  не
скрывавшая желания пофлиртовать с  блестящим  соседом,  как  она  часто  это
делала, в прошлом, едва ей представлялся для этого подходящий случай.
   Однако на этот раз граф Треварнон был непривычно рассеян  и  иногда  даже
отвечал  невпопад.  Те,  кто  это  заметил,  приписывали  подобные   промахи
усталости - все знали его как самого любезного джентльмена.
   Кто бы мог догадаться, что светский лев то и дело возвращается мыслями  к
скромной потайной комнатке и ее юной застенчивой  обитательнице,  спасшей  и
его, и Крусадера и притом более всего желавшей остаться незамеченной.
   Внезапно он почувствовал себя на этом блестящем сборище  лишним.  У  него
возникло острое желание как можно скорее вернуться в тихий, полный  загадок,
дышащий стариной Лэнгстон-Мэнор и вновь отворить потайную дверку, скрытую за
резными панелями.
   Едва закончился обед, как король  попрощался  с  гостями,  сославшись  на
замучившую его подагру.
   Граф Треварнон поспешил покинуть Виндзорский замок.
   Он ни с кем не прощался, зная, что, стоит ему обнаружить желание  уехать,
как найдется дюжина друзей, которые будут уговаривать его остаться.
   Поэтому граф последовал за королем до двери,  а  Его  Величество,  словно
отгадав его намерения, добродушно взял приятеля под руку и вывел из гостиной
в коридор.
   - Вэлент, неужели вы и вправду надумали уехать так рано? - спросил король
лишь после того, как за ними  затворилась  дверь.  -  Общество  будет  очень
расстроено вашим исчезновением.
   - Без Вас, Ваше Величество, компания расстраивается,  -  льстиво  заметил
Треварнон.
   -  В  переводе  это  означает,  что  у  вас   есть   на   примете   более
привлекательное общество, - пошутил король, улыбаясь одними глазами.
   Поскольку граф Треварнон промолчал, король продолжал:
   - Леди Сайдел  просила  меня  замолвить  за  нее  словечко.  Насколько  я
понимаю, она молит о прощении, но из гордости не хочет извиняться.
   - Как неудачно, что у Вашего Величества не нашлось случая  предварительно
переговорить со мной, - заметил граф Треварнон.
   Король хмыкнул.
   - Снова ваши проказы, Вэлент, - сказал он, - Ни  одна  женщина  не  любит
становиться "бывшей", а тем более такая, как леди Сайдел.
   Хотя  король  говорил  нарочито   назидательным   тоном,   ветреность   и
удачливость любимца забавляли его.
   "Возможно, - подумал граф, - Его Величество  вспоминает,  как  негодовала
леди Фитцгерберт, когда он оставил ее ради леди Хартфорд".
   Роман с леди Фитцгерберт был,  пожалуй,  самой  драматичной  страницей  в
личной жизни Георга IV.
   В 1785 году, двадцати трех лет от роду, он,  тогда  еще  принц  Уэльский,
женился на ней по своей воле.
   Брак был признан недействительным, так как  согласно  английским  законам
принц вправе жениться без согласия короля лишь по достижении  двадцати  пяти
лет.
   Вслух граф Треварнон сказал:
   - Я знаю, что всегда могу положиться на Ваше сочувствие, сир, и  на  Ваше
знание женщин, со всеми их капризами.
   Король был более  чем  польщен.  Репутация  дамского  любимца  и  знатока
женских душ была для него очень приятна.
   - Я все понимаю, Вэлент, - сказал он. - Но если вы хотите послушать моего
совета, то воспользуйтесь благоприятным моментом и  бегите  что  есть  духу,
пока ищейки не взяли след.
   Рассмеявшись над  собственной  шуткой,  он  похлопал  графа  по  спине  и
удалился в свои покои.
   Граф  Треварнон,  которому  только  того  и  надо  было,  с  мальчишеской
ловкостью сбежал по лестнице,  приказал  подать  лошадь  и  оставил  Виндзор
незамеченным.
   На обратном пути граф решил, что непременно еще сегодня увидит Демелсу  и
поговорит с ней.
   Он никогда не видел столь возвышенной и одухотворенной  женской  красоты.
Женщина с таким лицом, удивительными глазами и врожденной грацией  была  для
него полна загадок. А он уже так давно скучал от того, что наперед знал  все
слова своих многочисленных пассий.
   Что касается Демелсы, то граф не мог вообразить,  как  она  выглядит  при
солнечном свете. Возможно, он даже не узнал бы ее, встретив  днем  в  людном
месте. Кто знает, может быть, она произвела  на  него  такое  впечатление  в
призрачном лунном сиянии, а при свете дня граф был бы разочарован.
   Неужели человеческие глаза действительно могут иметь цвет и бархатистость
лепестков фиалок? Неужели Демелса всегда такая грациозная, какой  показалась
ему в этой крохотной комнате, а в других условиях ее прелесть потеряется?
   Он вспомнил, какими нежными руками Демелса обрабатывала вчера  ему  раны,
нимало не смущаясь тем, что находится наедине с мужчиной и тот сидит  рядом,
на ее постели.
   Вэлент Треварнон не знал другой женщины, которая вела бы  себя  столь  же
непринужденно при подобных обстоятельствах.
   - Она - истинный ребенок, - сказал себе граф.
   Однако в изгибах ее тела угадывалась  расцветающая  женственность.  Кроме
того, он успел оценить ее живой и вполне созревший ум, столь  неожиданный  в
таком юном существе.
   Он надеялся увидеть прелестную девушку, но слишком боялся разочароваться.
   Проницательный человек, случись ему заглянуть в мысли графа Треварнона  в
эти минуты, пришел бы к выводу, что он цепляется за свой извечный цинизм  из
страха, что ему  вдруг  придется  утратить  свою  хваленую  независимость  и
ощутить на себе чье-то сильное влияние.
   Графа Треварнона интриговала не только Демелса, но  и  ее  окружение,  та
обстановка,  в  которой  он  ее   встретил:   патриархальная   атмосфера   с
достоинством ветшающего старинного дома,  легенды  о  призраках,  населявших
его, сами обстоятельства, ставшие причиной их знакомства.
   Несомненно, его покорила та самоотверженность, с которой девушка отводила
от него несчастья, не претендуя ни на награду, ни на признательность.
   - Она будет ждать меня сегодня  вечером,  -  сказал  он  вслух,  вспомнив
данное Демелсе слово посвятить ей победу Крусадера.
   Он приехал в Лэнгстон-Мэнор  в  начале  одиннадцатого.  Не  испытывая  ни
малейшего желания участвовать в вечеринке, которую, как ему  было  известно,
устроили его гости, Вэлент подъехал не к парадному входу, а направился прямо
к конюшне.
   Конюхи выбежали навстречу хозяину. Граф Треварнон задержался,  чтобы  еще
раз поздравить Бакстера с сегодняшним успехом, а затем  вошел  в  дом  через
боковую дверь, ту самую, через которую  прошлой  ночью  выходил  на  конюшню
проверить, все ли в порядке с Крусадером.
   Проходя мимо столовой, он  услышал  взрыв  хохота  и  оживленную  беседу:
вечеринка была в разгаре. По  нестройным,  слишком  громким  голосам  Вэлент
легко определил, что на этом дружеском застолье вино лилось рекой.
   Чтобы не столкнуться с кем-нибудь из гостей, граф  постарался  как  можно
быстрее подняться к себе в спальню.
   Там было темно. Доусон, не ожидая  хозяина  так  рано,  очевидно,  ужинал
внизу и не стал зажигать свечей, Он вообще предпочитал не оставлять  горящих
свечей, уходя из комнаты, из опасения, что это когда-нибудь может привести к
пожару.
   Поскольку летом закат бывает поздно, небо еще было слабо освещено  лучами
солнца, садившегося за Виндзорским замком.
   Звезды только проступали на вечернем небе, как и тонкий серпик луны. Граф
знал: через час, когда на  окрестности  спустится  ночь,  а  звезды  и  луна
загорятся  в  полную  силу,  в  их  призрачном  свете   дом   обретет   свой
фантастический вид.
   Несколько мгновений  граф  Треварнон  неподвижно  простоял  перед  окном,
пытаясь уловить в запахе роз слабую примесь аромата жимолости.
   Таким образом он хотел узнать, проходила ли Демелса  через  его  спальню.
Насколько граф Треварнон знал женщин, ни одна не удержалась бы  от  соблазна
зайти в комнату в его отсутствие, полюбопытствовать, как он живет, потрогать
его вещи.
   Однако, к своему разочарованию, сколько бы он  ни  принюхивался,  в  этот
вечер в комнате пахло лишь розами.
   Подойдя к панели, граф, как и накануне, стал  нащупывать  деталь  резьбы,
которая открывала дверь, нащупал, нажал... Дверь не открывалась.
   Вначале он подумал, что допустил  ошибку.  Вэлент  повторил  попытку,  но
массивная дубовая панель осталась неподвижной.
   Может быть, что-то испортилось в секретном старинном механизме? Не  сразу
он сообразил, что дверь закрыта на засов с противоположной стороны.
   За все годы, что граф  Треварнон  ухаживал  за  женщинами,  или,  точнее,
принимал их ухаживания, от него ни разу никто не запирался.
   Напротив, двери раскрывались до того, как он удосуживался к ним  подойти,
и куда бы он ни являлся, дамы распахивали навстречу ему жадные объятия.
   Граф стоял, обескураженно глядя на дверь, словно не веря, что с ним могли
так поступить.
   Потом он сказал себе, что это можно расценить только как  вызов,  а  граф
Треварнон никогда не останавливался перед трудностями.
   Однако впервые в жизни он испытывал неуверенность! О том,  что  он  готов
преодолевать преграды, можно было рассуждать, но как практически поступить в
подобных обстоятельствах?
   Стучаться было бы глупо. Даже если бы ему вздумалось это сделать, Демелса
вряд ли услышала бы стук через толстые стены своей  комнатки,  расположенной
под самой крышей.
   При мысли, что в  потайное  помещение  невозможно  попасть  никаким  иным
путем, его охватило истинное отчаяние.
   Вдруг граф вспомнил, что Демелса, по ее признанию, наблюдала за обществом
с галереи менестрелей. Это означало, что там тоже была дверь, сообщающаяся с
потайным ходом.
   Однако граф не мог слоняться по этой галерее, отыскивая потайной вход,  в
то время, как внизу, в столовой, сидели гости, которые могли заметить его.
   Накануне графу просто повезло. Он не нашел бы потайного хода, если бы  не
видел, в каком именно месте Демелса прошла через стену.
   Тот, кто проектировал когда-то потайной лабиринт, стремился  сделать  его
совершенно недоступным  для  врага,  если  только  в  своем  стане  не  было
предателя.
   В спальне графа дверь в потайное помещение  располагалась