би.
   Пока они шли по длинному коридору к столовой,  Гизела  подумала,  как  не
похоже все происходящее на то, что она ожидала,  и  тревожное  предчувствие,
которое было покинуло ее, когда она  переступила  порог  этого  дома,  снова
овладело ее сердцем. Она представляла, что  проведет  обед  с  почти  глухим
старцем. Он пустится  в  длинные  воспоминания  о  давно  минувших  днях,  о
времени, которое она не  знала,  да  и  не  должна  была  знать.  Она  также
предполагала, впрочем, как и императрица, что несмотря  на  заверения  лорда
Куэнби о том, что он не будет созывать гостей в ее честь, в  доме  наверняка
окажется несколько человек.
   -  Кажется,  там  есть  еще  престарелая  сестра  или  какая-то   дальняя
родственница, - предупреждала Гизелу императрица. - Старики  редко  живут  в
полном одиночестве. Но ты сможешь, по крайней мере, поговорить с графиней...
- Она замолчала и слегка улыбнулась. -  И  посмеяться  с  ней  над  дневными
приключениями.
   Теперь Гизела поняла, что ей не придется смеяться, да и дом был  пуст.  А
вместо старика рядом оказался молодой, красивый и, если  она  не  ошибалась,
очень коварный человек, против которого нужно использовать весь  свой  ум  и
сообразительность, чтобы он не догадался, что она вовсе не та, за кого  себя
выдает.
   Гизела почувствовала, что  дрожит  от  одной  только  мысли  о  возможном
разоблачении. Что касается ее самой, то это  не  имело  значения.  Но  такое
открытие  могло  нанести  непоправимый  вред  императрице.  Гизела  не  была
настолько неопытной и простодушной, чтобы не понимать - английское  общество
весьма хмуро посмотрит на подобную проделку. К  тому  же,  если  королева  в
Виндзоре услышит об этой истории, она очень легко сможет наказать виновную.
   "Я должна быть осторожной! Я должна быть осторожной!"  -  не  переставала
повторять сама себе Гизела, когда они с лордом молча шествовали в столовую.
   По сути дела,  это  был  банкетный  зал.  Огромное  помещение  с  высоким
потолком, с галереей  менестрелей,  превосходными  гобеленами  на  стенах  и
прекрасными семейными портретами. Стол, накрытый к обеду, занимал почти  всю
длину зала. Освещенный множеством свечей в массивных  золотых  подсвечниках,
он являл собой оазис света посреди огромного темного  зала,  погруженного  в
таинственные тени.
   За столом прислуживал дворецкий и шестеро лакеев, но,  расставив  золотые
блюда, они исчезли в темноте. В незнакомых,  тонко  приготовленных  кушаньях
Гизела  смогла  распознать  только  несколько  составляющих.  Ей  предложили
разнообразные вина и сверкающее шампанское, она  согласилась  выпить  бокал,
хотя помнила, что императрица более, чем вероятно, остановила бы свой  выбор
на стакане молока. Она  почувствовала  необходимость  поддержать  свои  силы
чем-то, что придало бы ей смелость, которой сейчас так не хватало.
   - Скажите, мадам, как вам  нравится  в  Англии?  -  поинтересовался  лорд
Куэнби.
   - Вы, наверное, знаете, что я люблю  охотиться,  -  ответила  Гизела,  не
забывая о легком акценте, который  окрашивал  речь  императрицы  и  придавал
самым обычным ее словам очарование и притягательную силу.
   - Наслышан о вашем мастерстве охотницы,  -  сказал  лорд  Куэнби.  -  Мне
говорили, когда вы, мадам, верхом следуете за стаей  гончих,  то  затмеваете
даже самых блестящих наших наездников.
   Гизела улыбнулась.
   - Мне кажется, вы хотите мне польстить, милорд.
   В какие общества входят местные охотники? Вы сами тоже охотник?
   Он отвечал очень немногословно, с тем безразличием, которое показало  ей,
что заставить его говорить о себе будет нелегко. Он  засыпал  ее  вопросами,
интересуясь Истон Нестоном, ее приближенными, сколько времени она собирается
провести в Англии и  правда  или  нет,  что  на  следующий  год  она  думает
отправиться с визитом в Коттсмор.
   У Гизелы от всех этих вопросов  упало  сердце:  он  знал  об  императрице
гораздо больше того, чем можно было себе представить. В  то  же  время,  как
успокаивала себя Гизела, замок Хок находился далеко от Истон Нестона. У  нее
не было причин опасаться, что он узнает о сегодняшней  охоте  императрицы  с
представителями общества "Графтон" или о завтрашней с обществом "Байсестер".
   Вместе с десертом подали большие оранжерейные персики, при  виде  которых
Гизела не сумела скрыть своего восхищения и слишком поздно поняла,  что  для
императрицы персики в марте - обычное дело.
   - Завтра я хотел бы показать вам свои сады, - сказал лорд Куэнби.  -  Это
своего рода местная достопримечательность. Отец тратил много времени и  сил,
чтобы довести их до совершенства в своем понимании. Его больше  интересовали
цветы, а не люди.
   - А вас? Вы предпочитаете людей? - спросила Гизела.
   - Некоторых, - коротко заметил он. - Очень немногих.
   В его голосе прозвучала какая-то  резкость,  словно  он  пережил  большое
разочарование, и впервые с той минуты, как начался  обед,  Гизела  забыла  о
своих собственных страхах и подумала о нем как о человеке, которому не чужды
переживания и страдания, как любому другому.
   Гизела задумалась, счастлив ли он; наверное, этим можно было бы объяснить
присущую  ему  резкость.  Возможно,  он  страдал  и  поэтому  теперь   такой
надменный. Но она тут же уверила  себя,  что  смешно  испытывать  жалость  к
такому человеку, как лорд Куэнби. К тому же у нее создалось впечатление, что
он все время старался уколоть ее  побольнее.  Гизела  не  могла  забыть  тот
полный ненависти взгляд, который с удивлением заметила, войдя в гостиную.
   Теперь она пыталась уговорить себя,  что  ошиблась,  но  в  глубине  души
понимала - то, что она увидела, было истиной.
   Обед проходил чрезвычайно долго. Одно блюдо  сменяло  другое,  все  нужно
было попробовать, хотя Гизела, помня об очень скромном аппетите императрицы,
каждый раз ограничивалась одной неполной ложкой. Когда церемония подходила к
концу, Гизела спросила немного неуверенно, следует ли ей удалиться.
   - Наверное, настал час портвейна, милорд? Лорд Куэнби встал из-за стола.
   - Давайте нарушим обычай, - предложил он. - С вашего разрешения, мадам, я
распоряжусь, чтобы в гостиную подали кофе  с  ликерами  или,  еще  лучше,  в
библиотеку, если вы согласитесь побывать в моем убежище. Там теплее и  менее
официально, чем в гостиной, которой здесь весьма редко пользуются - только в
особых случаях, в дни королевских визитов.
   - С удовольствием, - согласилась Гизела,  а  про  себя  решила,  что  при
первой возможности удалится к себе.
   Библиотека и в  самом  деле  оказалась  гораздо  уютнее  большой  строгой
гостиной. Глубокие кресла и диваны, обтянутые  красным  бархатом,  шторы  из
того же материала красиво сочетались с разноцветными  переплетами  множества
книг, закрывающих все стены от пола до потолка. В камине пылал яркий  огонь,
перед ним грелись два спаниеля, которые при входе хозяина радостно вскочили,
приветствуя его. Гизеле очень захотелось опуститься на ковер рядом  с  ними,
но она подавила в себе это желание. Она любила собак, но когда отец  женился
во второй раз, леди Харриет запретила, к большому огорчению Гизелы,  держать
в доме каких-либо животных.
   Сейчас она еще  раз  мысленно  произнесла,  что  должна  вести  себя  как
императрица, поэтому, ласково потрепав псов за ушами, она  чинно  опустилась
на диван, держа спину чрезвычайно прямо, сознавая,  как  блестит  при  свете
огня ее платье и сверкают звезды в волосах, отражая языки пламени.
   Лакеи принесли кофе и ликеры, от которых Гизела отказалась.  Лорд  Куэнби
взял большую рюмку бренди и поставил ее на столик рядом  со  своим  креслом.
Слуги удалились. В комнате  неожиданно  нависла  тишина,  нарушаемая  только
тиканьем напольных  часов  в  дальнем  углу.  Гизела  принялась  лихорадочно
подыскивать тему для разговора. Часы на каминной полке показывали,  что  еще
очень рано, только половина десятого. Удалиться к себе в такой час  было  бы
чрезвычайно невежливо, а сердце тем  временем  подсказывало  ей:  впереди  -
опасность!
   Она чувствовала, что лорд Куэнби внимательно рассматривает ее. Он сидел в
огромном кресле, и  она  не  могла  не  отметить  про  себя,  что  он  очень
широкоплеч, с правильными чертами лица и  темными  глазами,  которые  ни  на
секунду не упускали ее из виду. Ей вдруг показалось,  что  перед  ней  очень
страшный человек, и когда он заговорил, Гизела с трудом удержалась, чтобы не
вздрогнуть.
   - Я рад, что сегодня мы с вами одни.
   Его низкий  голос  был  лишен  каких-либо  теплых,  пусть  даже  льстивых
интонаций.
   - В самом деле! - сумела произнести Гизела  довольно  холодно,  -  А  мне
жаль, что графиня не смогла  быть  с  нами,  чтобы  по  достоинству  оценить
великолепный обед и полюбоваться такой очаровательной комнатой.
   - Я собирался поговорить с вами наедине, если удастся,  во  время  вашего
пребывания в замке, - сказал лорд Куэнби. - И, наверное, даже лучше, что так
случилось сразу, в день вашего приезда.
   - Мне кажется, прежде всего вам  следует  объяснить  мне,  почему  вы  не
сообщили о кончине вашего отца.
   - Скорее всего, я опасался, что в таком случае вы не приедете, -  ответил
лорд Куэнби. - Или будете рассчитывать на шумные пикники и развлечения,  так
что мне не удастся и словом обменяться с вами с глазу на  глаз.  Как  я  уже
говорил, болезнь графини послана самой судьбой.
   Гизела сцепила руки, лежащие на коленях.
   - Что же такое важное вы хотите мне сообщить? - спросила она.
   - Я не заставлю вас долго ждать, - заверил он. - И,  возможно,  когда  вы
выслушаете меня, то поймете, какие мотивы двигали  мной,  вынудив  пойти  на
маленький обман, поймете, почему я позволил вам считать, что  мой  отец  еще
жив.
   До Рождества я даже не знал, что ожидается ваш  визит.  Потом  я  получил
письмо императора, в котором с определенностью говорилось, что вы  прибудете
в Англию двенадцатого марта. Моим  первым  порывом  было  написать  ответ  и
сообщить его величеству, как следовало бы сделать с самого начала, о  смерти
моего отца. Но, подумав, я решил промолчать. Я хотел увидеть  вас;  я  хотел
встретиться лицом к лицу  с  женщиной,  которая  предала  и  погубила  моего
лучшего друга!
   Кровь прилила к лицу Гизелы.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите, - проговорила она.
   - Думаю, сейчас поймете, - ответил лорд Куэнби, - когда я скажу вам,  что
его звали Имре Ханяди.
   Гизела молчала. Да ей и нечего было сказать. Она никогда  не  слышала  об
этом человеке. Не имела ни  малейшего  представления,  а  чем  говорил  лорд
Куэнби. Ее только охватила дрожь при звуке его голоса, полного ненависти.
   - Да. Имре Ханяди, - повторил он. - Вам может показаться странным, что мы
были близкими друзьями, но  мы  на  самом  деле  подружились,  когда  вместе
учились в Оксфорде. Зимние каникулы он проводил здесь, в моем доме, а  летом
мы уезжали с ним в Венгрию. Я и  не  надеюсь,  что  вы  поймете,  как  много
означает дружба для двух молодых людей, которые взрослеют бок о бок,  вместе
мечтают о будущем, и жизнь в них бьет ключом. Мы строили  множество  планов.
Мы оба стремились совершить Что-то стоящее в этом мире.
   Лорд Куэнби неожиданно поднялся.
   - Что с ним произошло? - спросил он. - Куда он пропал?  Вот  что  я  хочу
услышать от вас.
   Гизела по-прежнему не проронила ни слова; она  в  самом  деле  ничего  не
знала.
   - Вы не отвечаете, - сказал лорд  Куэнби.  -  Вы  так  легко  забыли  его
благодаря другим, возможно, более искушенным в любви поклонникам?
   Он замолчал, и Гизела поняла, что нужно как-то отреагировать.
   - Мне кажется, вы не совсем понимаете, что говорите,  -  тихо  произнесла
она.
   - Я знаю гораздо больше, чем вы себе представляете, - резко ответил  лорд
Куэнби. Он открыл кожаную папку и вынул из нее  пачку  писем.  -  Во-первых,
позвольте мне прочитать несколько строк из письма Имре,  полученного  зимой,
после его отъезда в Вену. У нас с ним было заведено часто писать друг другу.
Мы обменивались идеями, чувствами, мыслями обо всем на свете,  впечатлениями
от людей. Имре полюбил вас с той минуты, как увидел.
   "Она изумительна, чудесна,  восхитительна!  -  писал  он.  -  Никогда  не
предполагал, что женщина может быть такой прекрасной и в то же  время  такой
земной. Вчера она улыбнулась, и весь мир вокруг засиял восторженным  светом,
оттого что она живет в нем!"
   Разве вас это не тронуло?  Разве  вы  не  знали,  какое  смятение  чувств
вызвали в сердце юноши? Гизела сделала легкое движение.
   - Я думаю, милорд, будет лучше всего, если я удалюсь. Этот разговор ни  к
чему не приведет.
   - Вы останетесь и выслушаете все, что я должен  сказать,  даже  если  мне
придется силой удержать вас, - заявил он. -  Я  ждал  этого  момента,  давно
ждал, и сейчас намерен задавать вам вопросы, а вы будете  отвечать  на  них.
Думаете, мне не все равно, кто вы такая? Вы императрица  для  всех,  но  для
меня вы  только  женщина  -  женщина,  которая  отправила  на  смерть  моего
единственного друга.
   Он пылал  такой  яростью,  внушающей  страх,  что  Гизела  не  осмелилась
шевельнуться. Выбрав из связки другое письмо,  лорд  Куэнби  раскрыл  его  и
прочитал:
   - "Вчера мы почти целых десять минут провели в оранжерее. Ах, Хьюго, если
бы я только мог объяснить тебе, как много она для меня значит. Я думаю о ней
каждую минуту, каждую секунду. Что бы я ни делал, мысли о  ней  не  покидают
меня. Я мечтаю о ней по ночам. Она - само совершенство. В ней все  воплощает
красоту. Я бы с радостью отдал за нее жизнь".
   Лорд Куэнби отложил письмо в сторону.
   - Вы знали о его чувствах? - спросил он. - Ну,  конечно,  знали.  Женская
интуиция никогда не подводит. Десять минут в оранжерее.  Вы  специально  все
подстроили либо подтолкнули события.
   - По какому праву вы предполагаете подобное? - возмутилась Гизела.
   Она начинала злиться, как уже случилось однажды, когда  он  рассердил  ее
своим высокомерием, заносчивым и грубым тоном.
   - По праву человека, который видит, как жестоко и несправедливо обходятся
с его собратом. Позвольте мне продолжить.
   Он вынул из связки еще одно письмо.
   - "Я люблю  ее!  И  сегодня  я  прошептал  ей  об  этом  невразумительно,
заплетающимся языком; знаешь, Хьюго, она не  оттолкнула  меня!  Вместо  того
протянула руку и положила ее на мою на какую-то долю секунды. Я чуть не умер
от счастья. Боже, как все это безнадежно! И все же я беспредельно  рад,  что
нахожусь рядом с ней, могу служить ей, даже если от меня не требуется ничего
более выдающегося, чем поднять оброненный платок или поднести зонтик".
   Лорд Куэнби сложил письмо.
   - Есть и другие письма примерно того же содержания, - сказал  он.  -  Они
говорят об одном: вы использовали все свои женские хитрости, чтобы  заманить
его в ловушку, хотя бедняга и так уже попался в расставленные сети.  Он  был
вашим узником, вашей добычей, и, несомненно, вы упивались своей властью  над
ним.
   Гизела гордо вскинула подбородок.
   - Вы слишком много себе позволяете, лорд Куэнби. К тому же вы  совершенно
несносно дерзки.
   - Подождите! - произнес он. - Мы еще не дошли до самого  важного  письма,
поэтому я пропущу с десяток посланий и прочту вам только одно, то, по поводу
которого я требую ваших объяснений.
   Он вынул письмо из конверта и стал читать:
   - "Случилось  самое  изумительное  и  восхитительное,  что  только  могло
произойти! Я так взволнован, что с трудом  могу  выразить  свои  чувства  на
бумаге. Она покидает Вену.
   Ей стала невыносима  здешняя  жизнь  -  безысходная  в  своей  церемонной
напыщенности. Она уезжает. После разговора с ней император  согласился,  что
она должна поступить так, как считает нужным. И вот она уезжает от него,  от
детей и от дьявольской свекрови. Отправляется в путешествие  на  своей  яхте
"Фантазия" на Мадейру. Яхта по праву носит такое название, Хьюго. Жаль,  что
ты не видел ее. По специальному заказу на яхте оборудовали огромную  ванную,
всю отделанную изразцами и зеркалами в полный рост. Яхта выполнена в светлых
оттенках лилового, зеленого и слоновой кости - все под стать самой  Королеве
Красоты.
   Я пишу так подробно только для того, чтобы ты понял, как непохоже все это
на Хофбург, где царят огненно-красные или тусклые желто-зеленые краски,  где
строгие правила и ограничения могут кого угодно свести с ума, не говоря  уже
об императрице.
   А вот самая важная новость. Она пригласила меня отправиться в путешествие
вместе с ней! Команду подобрали тщательно, а ее свита - очень  малочисленная
- состоит из нескольких слуг, фрейлины и секретаря.  Да!  Последний  -  твой
покорный слуга.
   Ты можешь себе представить, что это значит! Я на седьмом небе от восторга
и изумления. Чувствую себя богом и раболепным слугой от оказанной мне  чести
служить ей, от сделанного ею выбора. Сначала мы  отправимся  на  Мадейру.  Я
постараюсь написать тебе оттуда или, если удастся, по дороге.
   Извини за сумбурность слога. Я слишком  счастлив,  чтобы  писать  длинные
письма".
   Лорд Куэнби сложил листок  и  вместе  с  конвертом  положил  к  остальным
письмам на боковой столик. Потом он повернулся к Гизеле.
   - Что произошло? - спросил он.
   - Что вы имеете в виду? - не поняла она.
   - Что произошло с Имре? - сказал он.  -  С  тех  пор  ни  у  меня,  ни  у
кого-либо другого не было от него  вестей.  Я  хочу  услышать  от  вас,  что
случилось, когда вы прибыли на Мадейру. Мне известно, что яхта  благополучно
достигла острова. Мне известно, что вы сняли виллу в испанском стиле.  Очень
романтично, Имре и вообразить такого не мог. Я получил письмо  от  знакомой,
которая находилась на острове как раз в то время. Она написала,  что  видела
вас и Имре на прогулках верхом; что простые люди на  Мадейре,  рыбаки  и  их
семьи,  не  имели  намерений  нарушать  ваше  уединение;  что  вы   излучали
лучезарную красоту, особенно когда рядом  был  ваш  секретарь-венгр.  Будете
отрицать?
   - Нет, - ответила Гизела. - Если это утверждает ваша знакомая, то значит,
так оно и было.
   - Что произошло после этого? Гизела помолчала, а потом, опасаясь, что  он
все равно принудит ее к ответу, произнесла:
   - Почему я должна отвечать вам?  Ваши  информаторы  или,  лучше  сказать,
шпионы  наверняка  представили  какие-то  объяснения,  которым   вы   скорее
поверите, чем любым моим словам.
   - Ладно, - решил лорд Куэнби. - Сказать вам,  что  мне  известно?  Вскоре
после вашего обоснования на Мадейре, в гавань вошел корабль под  австрийским
флагом. Сразу по его прибытии со стороны причала  в  деревню  промаршировала
группа офицеров в красных бриджах.  Они  узнали,  как  пройти  на  виллу  ее
величества, и продолжили свой путь.  Они  вошли  через  главные  ворота,  их
предводитель постучал в дверь. На вилле они пробыли недолго. Когда они вышли
из дома, их численность увеличилась на одного. Человек,  шагавший  вместе  с
офицерами, был взят на борт корабля, который тут же снялся с якоря.
   Вот что мне сообщили. Вот  какова  правда,  и  у  меня  нет  ни  малейших
оснований сомневаться в этом. Больше я никогда не получал  от  Имре  никаких
известий.
   Лорд Куэнби замолчал, а через минуту добавил очень тихим голосом:
   - Я писал его семье.  Они  мне  ответили,  что  ничего  не  знают  о  его
местонахождении, но им сообщили, что император отправил его в ссылку. Прошли
годы, я вновь получил письмо от родных Имре, которые писали, что,  хотя  нет
никаких новых сведений, они полагают, Имре, должно быть, мертв. Его  казнили
из-за любви к вам? Или он томится в какой-нибудь  мерзкой  тюрьме,  медленно
гибнет от пыток, и все из-за того, что потерял рассудок  при  виде  красоты,
оказавшейся в действительности чисто внешней?
   Гизела судорожно вздохнула.
   - Вы не должны задавать мне такие вопросы, - сказала она. -  Я  не  знаю,
как ответить на них.
   - Конечно, не знаете, - грубо оборвал ее лорд Куэнби. - Не все ли  равно,
что человек оказался оторв