Лили выглядела необычно раздраженной, даже Корнелия заметила это,  но
не могла понять причину.
   Герцог  предложил  Корнелии  руку,  и  они  присоединились  к  чинной
процессии,  направляющейся  вниз,  где  в  огромном,  обшитом   дубовыми
панелями банкетном зале был сервирован ужин.
   Герцог   отказался   от   предложенного   ему   места   за    столом,
предназначенным  для  наиболее  знатных  и  почетных   гостей,   и   они
расположились вдвоем за маленьким столиком. Лакей  в  богато  украшенной
золотом ливрее и напудренном парике принес шампанское.  Корнелия  отпила
немного из своего бокала. Она пробовала шампанское  прежде,  но  это  по
вкусу и искристости превосходило то шампанское,  которое  подавалось  на
Рождество в Росарилле.
   - Вам нравится Лондон?
   Это был первый вопрос, который Роухэмптон адресовал Корнелии.
   - Нет.
   Корнелия не намеревалась  отвечать  так  резко,  но  правдивые  слова
вырвались как-то сами собой, прежде чем она смогла подобрать  подходящий
ответ.
   Герцог удивился.
   - Я думал, что всем женщинам нравятся развлечения лондонского сезона,
- сказал он.
   - Я предпочитаю Ирландию, - ответила Корнелия.
   Она чувствовала, что ужасно стесняется его.
   Никогда прежде она не ужинала вдвоем  с  мужчиной.  Но  это  была  не
единственная причина ее смущения. Было что-то в самом  герцоге,  что-то,
вызывающее в ней новые,  незнакомые  ей  прежде  ощущения,  и  что  сами
странное,  она  чувствовала  себя  при  этом  счастливой.  Необыкновенно
счастливой! Корнелия не анализировала своих чувств,  она  только  знала,
что чудесно, просто восхитительно сидеть вот так рядом с ним, пусть даже
молча.
   Подали  еду,  блюдо  за  блюдом,  и  каждое  вкуснее   и   экзотичнее
предыдущего. Корнелия  никогда  не  пробовала  таких  яств,  но  она  не
притронулась к ним и сейчас.
   Зал гудел веселым шумом, беззаботной болтовней множества  гостей,  но
Корнелия  их  не  слышала.  Она  была  поглощена  сидящим  напротив  нее
мужчиной, незаметно наблюдая за ним сквозь темные стекла очков.
   - И чем же вы занимаетесь в Ирландии? - спросил герцог, как  заметила
Корнелия, с усилием, и ей самой пришлось приложить силы, чтобы  выдавить
ответ.
   - Мы разводим и тренируем лошадей - скаковых лошадей в основном.
   - У меня тоже есть конюшня, - сказал Роухэмптон.  -  К  сожалению,  в
этом году мне не слишком везло в скачках, но я надеюсь выиграть  Золотой
кубок в Аскоте со своим Сэром Гэлахэдом.
   - Вы сами вырастили его? - спросила Корнелия.
   - Нет, купил пару лет тому назад.
   Корнелия не знала, что  еще  сказать.  Если  бы  напротив  нее  сидел
ирландец, они могли  бы  рас  тянуть  эту  беседу  на  несколько  часов,
обсуждая достоинства тех или иных жеребцов, споря  о  жокеях,  сравнивая
Дублинские скачки в этом году и годом раньше. Но об английских лошадях и
их владельцах она знала очень мало, да  к  тому  же  она  понимала,  что
такие, как герцог, не только сами не тренируют своих лошадей, но даже  и
не покупают их; их беседа вновь  угасла.  Так,  в  молчании,  закончился
ужин, и они вернулись обратно в бальный зал.
   Несколько пар кружились на середине зала, большинство гостей,  в  том
числе и Лили с испанским послом, оставались внизу.  Корнелия  беспомощно
взглянула на герцога, как бы спрашивая, что они должны делать.
   - Может быть, мы присядем? - он указал на стул с изящной позолоченной
спинкой и, после того, как  она  села,  уселся  рядом.  После  минутного
молчания герцог сказал серьезным тоном:
   - Вы должны попытаться полюбить Англию.
   Ведь вы собираетесь жить здесь, и для вас  было  бы  большой  ошибкой
думать, что счастливой можно быть только в Ирландии.
   Корнелия удивленно взглянула на своего собеседника. Она  не  ожидала,
что он может догадываться о том, что она несчастлива и тоскует по своему
дому.
   - Я не собираюсь оставаться здесь надолго, -  вновь  честно  ответила
она, не успев придумать подобающий ответ.
   - Я надеюсь, что ваши  новые  знакомые  заставят  вас  изменить  свое
мнение об Англии, - довольно мрачно возразил герцог.
   - Сомневаюсь в этом.
   Роухэмптон нахмурился, словно ее  неуступчивость  раздражала  его,  и
затем как бы невзначай добавил:
   - Вы позволите мне навестить вас завтра?
   Корнелия посмотрела на него с изумлением.
   - Полагаю, да, - ответила она. - Но,  может,  будет  лучше,  если  вы
спросите разрешения у тети Лили? Я не знаю, что она скажет на это.
   - Думаю, вам лучше самой сообщить ей о моем  визите.  Я  буду  у  вас
днем, около трех часов.
   Герцог говорил медленно, как будто с трудом подбирая слова, и  затем,
видя, что Корнелия молчит, встал, поклонился ей и, повернувшись  спиной,
направился через бальный зал к ступенькам, ведущим вниз.
   Корнелия осталась сидеть на стуле. С ней  творилось  нечто  странное:
она с трудом удерживалась от мучительного  желания  броситься  вслед  за
герцогом, позвать его обратно, чтобы он продолжал сидеть около нее и она
могла говорить с ним так  как  не  осмеливалась  заговаривать  во  время
ужина.
   Ах как было глупо, думала Корнелия,  сидеть,  проглотив  язык,  в  то
время как ей хотелось сказать ему так много! Теперь, когда  ее  смятение
улеглось, она упрекала себя в том, что могла  оттолкнуть  герцога  своей
грубостью - бестактно с ее стороны было говорить, что ей не нравится его
родная Англия. Должно быть, она показалась ему неуклюжей,  невоспитанной
девицей, сущим ничтожеством.
   Корнелия в отчаянии сжала пальцы  в  кулаки,  ощутив  себя  последней
дурой. Впервые в жизни ее охватило такое волнение: она танцевала с  ним,
она сидела рядом с ним...
   Зал  постепенно  вновь  заполнялся  гостями  и  шумом.  С   некоторым
облегчением Корнелия увидела свою тетю, в сопровождении испанского посла
направляющуюся к ней. Возможно, уже настала пора возвращаться домой.  Ей
хотелось побыть одной и подумать обо всем происшедшем.
   - Что же вы поделывали с Дрого? - поинтересовалась Лили.
   Испанский посол ни на шаг не отходил от нее.
   - Герцог ушел, - рассеянно ответила Корнелия, -  А  ты,  оказывается,
весьма хитроумная девушка. Сумела заманить герцога на ужин тет-а-тет!  -
заметила Лили. - Уж не знаю, что теперь люди  подумают  обо  мне  как  о
твоей опекунше, которая позволяет подобные вещи. Кстати, для  тебя  было
приготовлено место за королевским столом, а ты его  проигнорировала.  Мы
должны  быть  поосторожнее,  не  правда  ли,  ваша  светлость?  -   Лили
обернулась к послу. - А не то моя маленькая племянница  живо  заработает
дурную репутацию.
   - Даже если мисс Бедлингтон натворит что-нибудь, то стоит вам  только
попросить за нее, и она  будет  немедленно  прощена,  -  любезно  сказал
посол.
   - Ваша светлость всегда все приукрашивает, - улыбнулась Лили.
   Больше о герцоге не было сказано ни слова, и, только уже подъезжая  к
дому, Корнелия вспомнила о его предстоящем визите.
   - Герцог Роухэмптон просил разрешения навестить меня завтра  днем,  -
сказала она. - Я ответила ему, что он должен сначала спросить разрешения
у вас, но он только сказал, что придет завтра в три часа.
   - Ты можешь принимать герцога, когда пожелаешь, -  ответила  Лили,  к
удивлению Корнелии, с раздражением в голосе.
   - Что такое? Что такое? - забормотал лорд Бедлингтон.
   До этого он дремал в углу кареты, но теперь встрепенулся и  уставился
на жену. Ее лицо было отчетливо видно в свете уличных фонарей.
   - Я же предупреждал тебя, что не желаю  видеть  Роухэмптона  в  своем
доме, - повышая голос, начал он.
   - Но он придет к Корнелии, Джордж, не ко мне.
   - А почему бы это? До сегодняшнего вечера он ее в глаза не видел!
   - Знаю,  дорогой.  Но  если  он  все  же  желает  увидеться  с  твоей
племянницей, нам будет трудно найти предлог, чтобы отказать ему.
   -  Если  это  опять  какие-то  твои  фокусы...  -  начал  было   лорд
Бедлингтон, но замолчал, заметив предостерегающий жест Лили.
   - Прекрати, Джордж, не при Корнелии же! - Тон Лили был  полон  такого
возмущения, что лорд Бедлингтон вздохнул и снова забился в угол кареты.
   Корнелия пыталась припомнить их беседу, лежа в постели, но ей не  шло
на ум ничего, кроме волнующих воспоминаний о руке герцога, обхватывающей
ее талию, о серьезных глазах, глядящих на нее...
   Корнелия спала, а супруги Бедлингтон  ссорились.  Джордж  поднялся  в
спальню Лили, когда она еще не успела закончить свой вечерний туалет,  и
отослал ее горничную, обрадованную, что может поскорее лечь спать.
   Лили сняла свое великолепное бальное платье и надела  белый  шелковый
пеньюар, который ниспадал с нее многочисленными  широкими  складками.  В
этом наряде, с распущенными длинными золотыми волосами, Лили производила
впечатление совсем юной девушки.
   - В чем дело, Джордж? - сердито спросила она.  -  Мне  нужна  Добсон,
чтобы причесать волосы. И тебе не кажется, что  сейчас  слишком  поздний
час для бесед?
   - Я не припомню, чтобы ты когда-нибудь являлась с бала так рано,  как
сегодня, - отпарировал лорд Бедлингтон.
   - Ну хорошо, Джордж, тогда выслушай меня.
   Может, это тебе и удобно - навязать мне свою племянницу, но я не могу
сказать, что мне понравилось быть в роли старухи-опекунши, -  недовольно
проговорила Лили, изучая свое отражение в зеркале и мысленно  поздравляя
себя с тем, что выглядит никак не старше, чем на двадцать пять лет. -  С
твоей стороны это жестоко по отношению ко мне!
   - Я как раз собирался поговорить с  тобой  на  эту  тему,  -  холодно
сказал лорд Бедлингтон. - Что все это значит, Лили? Я имею в виду  визит
Роухэмптона. Я уже сказал тебе, что запрещаю принимать его в своем доме.
   - Ну, Джордж, не будь же  таким  тупым!  -  воскликнула  Лили.  -  Ты
запретил мне видеться с ним - это нелепо  и  несправедливо.  Разумеется,
если ты столь ревнив и не боишься показаться дураком, я ничего  не  могу
поделать с этим. Но я не  разрешу  тебе  рисковать  выбором  жениха  для
Корнелии только потому, что  ты  имеешь  предубеждение  против  герцога,
основанное исключительно на твоих подозрениях.
   - Я не собираюсь вновь развивать эту тему, - раздраженно ответил лорд
Бедлингтон. - Я, может  быть,  дурак  во  многих  отношениях,  но  я  не
настолько туп, как тебе бы хотелось, Лили. Я уже высказал все, что думаю
о тебе и молодом Роухэмптоне, чтобы снова возвращаться к этому.
   - Хорошо, Джордж, если ты такого низкого мнения обо мне,  мне  нечего
тебе сказать. Но Корнелия - это совсем другое дело.
   - Вот я и хочу знать,  что  происходит,  -  сердито  проговорил  лорд
Бедлингтон. - До сегодняшнего вечера Корнелия не  знала  этого  шалопая,
так почему же он вздумал наносить ей визиты?
   - И впрямь, Джордж, для человека твоего положения  ты  чересчур  туп.
Неужели ты не понимаешь, что такая  богатая  наследница,  как  Корнелия,
может позволить себе выбрать любого жениха в Лондоне?
   - Кто так сказал? - спросил Джордж Бедлингтон.
   - Я тебе говорю, - ответила Лили. - И  я  знаю,  что  я  права.  Ведь
наследство существует в действительности?
   - В нефтяных скважинах, - кивнул Джордж Бедлингтон. - Я еще  не  знаю
всех обстоятельство у нее есть  три  четверти  миллиона  на  сегодняшний
день. Это совершенно точно.
   - Вот видишь, Джордж, - Лили говорила так, как обычно разговаривают с
умственно отсталыми детьми. - С таким приданым она может позволить  себе
выбирать.
   - Так ты имеешь в виду, что Роухэмптона заинтересовали ее  деньги?  -
возмущенно воскликнул лорд Бедлингтон.
   - А почему бы, собственно, и нет? - поинтересовалась Лили. -  Ты  сам
прекрасно знаешь, что Эмили вечно жалуется на нехватку  средств.  И  что
случится ужасного в том, хотела бы я знать, если твоя племянница  станет
герцогиней? Ради всего  святого,  Джордж,  оставь  меня  в  покое  и  не
приставай больше со своими глупостями.
   -  Ладно..,  только  это  все  кажется  мне  чертовски  странным!   -
пробормотал Джордж Бедлингтон, теребя свои седеющие волосы. - Еще  вчера
Роухэмптон пытался наставить мне рога, а сегодня ты сообщаешь  мне,  что
он горит желанием жениться на моей племяннице. Почему его  так  внезапно
заинтересовала не какая-то иная женщина, а именно та, которая  проживает
в моем доме?
   - Прошу тебя, Джордж, не забивай себе голову всякой ерундой.
   Лили поднялась из-за туалетного столика, давая понять,  что  разговор
окончен. С  распущенными  по  плечам  золотыми  волосами,  необыкновенно
соблазнительная  в  своем  пеньюаре,  сквозь   тонкую   ткань   которого
просвечивали прелестные линии ее изящной фигуры, она  с  мягкой  грацией
подошла к мужу.
   - Ну, не дуйся, Джордж. Хватит быть таким злюкой, - промурлыкала Лили
и провела рукой по его щеке своим особенным, ей одной присущим жестом.
   Мгновение Джордж Бедлингтон свирепо смотрел на нее, все еще памятуя о
скандале, который разразился всего  несколько  дней  тому  назад,  когда
обнаружил, что Лили обманывает его. Но затем, как и всегда, поддался  ее
очарованию.
   - Ну хорошо, хорошо,  -  забормотал  он.  -  Пускай  все  идет  своим
чередом. Но только бог знает, что ты еще задумала...
   -  Дорогой  Джордж,  -  Лили  легко  коснулась  губами  его  щеки   и
отодвинулась от него,  -  я  пойду  спать.  Я  смертельно  устала  после
сегодняшнего бала, а завтра вечером прием во французском посольстве.
   Мгновение Джордж Бедлингтон колебался.
   Он   нерешительно   глядел   на   огромную    двуспальную    кровать,
вырисовывающуюся в тени алькова.
   Таинственный розовый полумрак  окутывал  взбитые  кружевные  подушки,
украшенные вышитой монограммой.
   Заметив колебания мужа и его нерешительное молчание, Лили  обернулась
к  Джорджу.  Она  плотнее  запахнула  пеньюар  на  себе  и  выразительно
произнесла:
   - Я устала, дорогой.
   - Хорошо. Спокойной ночи, дорогая.
   Джордж двинулся из спальни, и дверь захлопнулась за ним.
   После того как муж  ушел,  Лили  некоторое  время  оставалась  стоять
неподвижно посередине комнаты, кутаясь в  пеньюар.  Затем  она  медленно
повела плечами,  и  пеньюар  плавно  скользнул  на  пол.  Со  сдавленным
рыданием Лили рухнула лицом на кровать, уткнувшись в подушку.
   Самообладание, не покидавшее ее весь вечер, сейчас изменило ей,  и  с
невыносимой мукой, которую она не могла более сдерживать,  она  снова  и
снова повторяла его имя:
   - Дрого! О, Дрого, Дрого!
 
Глава 4 
 
   Корнелия проснулась с чувством, что сегодня должно  произойти  что-то
удивительное. В первое мгновение  она  не  сразу  могла  вспомнить,  где
находится. Она широко  раскрыла  глаза,  а  затем  вновь  прищурила  их,
наслаждаясь  яркими  утренними  лучами   солнца,   проникающими   сквозь
занавеси, и воображая, что она вновь в Росарилле.
   Затем до ее ушей донесся шум уличного движения на  Парк-лейн,  и  она
вспомнила,  что  находится  в  Лондоне.  Корнелия  обвела  глазами  свою
большую, превосходно отделанную комнату.
   Все в дядином доме изумляло ее своей роскошью, особенно по  сравнению
с простой обстановкой в Росарилле. Снова зарывшись в подушки, Корнелия с
удивлением подумала,  что  ее  постель  воздушна  и  мягка,  как  летние
облачка, плывущие над Атлантикой. Внезапно она ощутила  сильное  желание
поскорее выйти наружу, на солнечный свет.
   Живя в деревне, Корнелия привыкла просыпаться  на  рассвете.  Еще  до
завтрака она бежала на конюшню,  седлала  лошадь  и  неслась  галопом  в
зеленеющие поля.
   Она совершенно не чувствовала себя уставшей после вчерашней  ночи.  А
предчувствие того, что должно произойти нечто удивительное, наполняло ее
сердце такой радостью, что ей  казалось,  будто  солнце  светит  ярче  и
уличный шум звучал веселой музыкой.
   Корнелия спрыгнула с кровати и подбежала к окну. Макушки деревьев еще
были  окутаны  легкой  дымкой,  но  сквозь  нее  можно  было  разглядеть
сверкающую гладь Серпентайна.
   Обойдясь без услуг горничной,  Корнелия  быстро  оделась,  собрала  в
пучок то, что осталось на ее голове от вчерашней великолепной  башни,  и
натянула шляпку, первую, что подвернулась ей под руку.
   Непривычная сложная  процедура  одевания  модных  нарядов  доставляла
Корнелии такую муку, что она  только  и  мечтала  о  своих  бриджах  для
верховой езды.
   Спохватившись уже  на  лестнице,  что  чуть  было  не  забыла  тетины
наставления о том, что леди не должна появляться на улице без  перчаток,
Корнелия вернулась, торопливо выхватила пару из ящика и заспешила вниз.
   Толстый ковер приглушал ее шаги. Ей  пришлось  повозиться  с  тяжелой
входной  дверью,  отодвигая  верхний  и  нижний   засовы,   но   чувство
необходимости двигало  ею,  и  наконец,  потянув  за  бронзовое  дверное
кольцо,  она  приоткрыла  дверь  и  выбралась  из  сумрачного  холла  на
солнечный свет.
   Корнелия уже заметила, что утренний Лондон совсем  не  похож  на  тот
дневной, когда просыпается лондонский высший  свет.  По  улице  тянулись
подводы торговцев и рабочих, с впряженными в них тяжеловозами.  Не  было
видно ни  одного  роскошного  экипажа,  направляющегося  на  прогулку  в
Парк-лейн или обратно. Даже легкие быстрые двуколки - "гондолы  Лондона"
- отсутствовали.
   И только случайный старый разбитый кэб с  усталой  лошадью,  грохоча,
тащился домой после ночной работы.
   Большинство домов было еще погружено в сон, хотя снаружи одна или две
розовощекие служанки скребли ступеньки перед входом. Они  уставились  на
Корнелию с удивлением, и под их придирчивыми  подозрительными  взглядами
та пожалела, что не сохранила свою  скромную  дорожную  одежду,  которая
больше бы подошла для подобных прогулок.
   Новое  платье,  купленное   для   прогулок   по   совету   Лили,   из
желтовато-коричневой саржи, было слишком длинным и вычурным, а шляпка  с
цветами и перьями - слишком пышной. В таком наряде  еще  можно  было  бы
наблюдать за играющими в поло в Харлингэме, но уж  никак  не  гулять  по
Гайд-парку по не обсохшей от росы траве.
   Но  ни  неудобная  одежда,  ни  подозрительные  взгляды  не  омрачали
Корнелии ее восторженного  ощущения  свободы.  Мягкий  ветерок  играл  в
вершинах деревьев в парке и нежно прикасался к ее щеке. Корнелия впервые
почувствовала себя счастливой с тех пор, как приехала в Лондон.
   В этот  момент  она  забыла  о  своей  стеснительности,  о  постоянно
преследующей ее боязни сказать или сделать что-нибудь  не  то.  Корнелия
вновь стала самой собой, и  только  многочисленные  юбки,  путающиеся  в
ногах,  удержали  ее  от  желания  бегать  и  прыгать,  как  когда-то  в
Росарилле, - от переполнявшего ее ощущения молодости и радости жизни.
   Напрочь  забыв  о  том,  что  леди  положено  передвигаться  изящными
короткими  шажками,  Корнелия  размашисто  зашагала  по  направлению   к
Серпентайну. Вода в озере казалась совсем голубой от отражавшегося в нем
неба и весело искрилась на солнце. Вокруг, казалось, не было ни души,  и
Корнелия медленно шла  вдоль  берега,  воображая  себе,  что  она  вновь
прогуливается по пустынным пескам около Росарилла и атлантические  волны
белой пеной подбираются к ее ногам.
   Двигаясь вдоль самого краешка воды, она  задумчиво  брела  вперед,  и
мысли ее  унеслись  далеко  отсюда.  Внезапно  ее  мечты  были  прерваны
странными звуками. Корнелия быстро обернулась  -  рядом,  без  сомнения,
кто-то горько плакал. Поискав глазами место,  откуда  доносились  звуки,
Корнелия сразу же увидела на скамейке  под  деревьями  молодую  женщину,
надрывающуюся в плаче так, будто  сердце  ее  готово  было  разорваться.
Корнелия осмотрелась по сторонам, есть ли вокруг кто-нибудь, кто мог  бы
явиться на помощь этой горюющей женщине. Она никого не  заметила,  кроме
них двоих, лишь утки хлопали крыльями по воде, непрестанно погружая свои
головки в воду в поисках пищи, да голубки ворковали в ветвях деревьев.
   "Какое мне дело до того, что кто-то несчастен!
   Ведь я даже не знаю ее", - сказала Корнелия.
   Здравый смысл подсказывал ей продолжать свою прогулку и  не  обращать
вним