е  гидры
людского порока.
   Он надеялся - пусть это была  лишь  слабая  надежда  -  что  в  таком
прекрасном имении, которое теперь досталось ему по наследству и  которым
он готов гордиться всю жизнь, все будет совершенно.
   Но каким же надо было быть глупцом, ожидая, будто где-то в мире  есть
совершенство! Селвину предстояло  упорно  трудиться  и  бороться,  чтобы
достичь  этого  совершенства,  которого  он  искал,  и  приготовиться  к
сильнейшим разочарованиям, с которыми еще не раз придется столкнуться  в
этой борьбе.
   Но все равно он не мог не испытывать упоительного  восторга.  Чувство
глубокого удовлетворения рождалось и крепло в его душе, все его существо
пело победные гимны, когда он стоял у окна,  выходившего  на  озеро,  за
которым возвышались старые деревья парка, и думал о десяти тысячах акров
земли, принадлежавших ему. Ведь  отныне  все  это  великолепие  перейдет
впоследствии, если повезет, к его сыновьям.
   - Маловато будет одного  сына,  -  подумал  граф,  вспомнив  убийство
двоюродного брата в бою. - Я хотел бы иметь целую дюжину сыновей!
   Его рассмешили собственные мысли, поскольку для начала ему  следовало
бы подыскать себе жену.
   Впрочем, вряд ли это  составит  большого  труда  теперь,  ведь  он  в
состоянии предложить своей избраннице такое богатство.
   Когда он  был  солдатом,  ему  казалось  почти  невозможным"  что  он
когда-нибудь женится, если, конечно, не попадется богатая невеста. Ну  а
это было еще менее вероятным, и не потому, что ему претила сама мысль  о
женитьбе на женщине более состоятельной,  сколько  из-за  того,  что  ни
одна, нравившаяся ему, не сумела бы прожить на жалованье военного.
   Военная служба забрасывала его в разные страны. Там всегда находились
прекрасные дамы, с которыми у Селвина Гэйла,  красивого  и  обаятельного
мужчины, завязывались полные страсти романы.
   Но им не суждено было длиться долго. Им посвящалось лишь то  короткое
время,  которое  он  мог  выкроить  из  своих  многочисленных  служебных
обязанностей.
   К тому же он прекрасно понимал, что ни одна из пламенных возлюбленных
не могла бы стать  спутницей  его  жизни.  Все  эти  дамы  обожали  силу
объятий, жар поцелуев, разжигавший в них  необузданные  чувства,  но  ни
одна не имела ни малейшего желания следовать  за  ним  и  жить  походной
жизнью в военных лагерях.
   - Я люблю вас, Селвин! - воскликнула самая прекрасная из его любовниц
как-то ночью. - Ну почему, дражайший  мой,  вы  не  богатый  герцог  или
маркиз. Ведь тогда мы могли бы  навеки  осчастливить  друг  друга  после
кончины Гарри (что само собой разумеется, если учесть, сколько  он  пьет
сейчас)?
   Но даже столь душещипательное признание  не  помешало  Селвину  Гэйлу
цинично  отметить  про  себя,  насколько  недолговечна   так   мастерски
сыгранная страсть очередной любовницы.
   По правде говоря, он и минуты  не  сомневался,  что,  когда  наступит
момент расставания и ему придется вернуться в полк, каждая трепетавшая в
его объятиях найдет утешение у любого другого офицера.
   Больше того, если быть честным до конца, распрощавшись, он и  сам  не
вспомнит о той, которую находит сейчас очаровательной.
   Женитьба никогда не входила в его планы, разве только после отставки,
чтобы было с кем коротать долгие зимние вечера.
   Теперь, когда ему исполнилось тридцать три года,  его  будущее  круто
изменилось. Отныне брак с подходящей женщиной, которой предстояло  стать
матерью его детей, приобретал важное место в его жизни.
   "Мне следует серьезно подумать над этим, когда я  приведу  в  порядок
свое поместье", - решил он.
   Он признавался себе, что никогда раньше не был столь счастлив. Он  не
только реорганизовывал хозяйство и реконструировал дом, но  одновременно
менялся и сам.
   Ему всегда  нравилось  что-нибудь  усовершенствовать,  хотя  в  полку
частенько подтрунивали над этой его страстью. У  Селвина  Гэйла  был  не
только явный организаторский талант. Он никогда  не  мог  избавиться  от
тяги к нововведениям, улучшающим быт и хозяйство.
   Служа  в  армии,  он  разрабатывал  тактику  ведения  боя,  неизменно
направленную на уменьшение людских потерь (и  это  ему  удавалось  лучше
многих других командиров). Теперь же он задумал поработать в поместье  и
был готов спланировать собственную жизнь до последней детали.
   "Начнем с самого начала!" - думал граф, глядя на парк.
   Дверь за спиной открылась, и появившийся дворецкий произнес:
   - Его королевское высочество принц Фредерик прибыл, ваша светлость! Я
провел его в гостиную.
   - Спасибо, Ньюман, сейчас я присоединюсь к нему, - ответил граф.
   Он повернулся к окну, чтобы еще раз  посмотреть  на  залитый  солнцем
парк.
   Ему  предстояло  справиться  с   еще   одной   задачей,   но   он   с
удовлетворением подумал, что уже нашел решение.
   Все шло, как задумано, и сознание, насколько  четко  он  контролирует
ситуацию, доставляло ему чувство огромного удовлетворения.
   С усилием он отвернулся от окна и направился к двери.
   Покидая  библиотеку,  он  заставил  себя  отложить  свои  собственные
проблемы в сторону и заняться делами принца, ожидавшего его сейчас.
   Он вспомнил интересное высказывание Наполеона о "буфете для  мыслей",
образно  выражавшее  привычку  императора   последовательно   заниматься
делами, отводя для размышлений о каждой проблеме особое время.  "Храните
каждое дело в отдельной ячейке, при  этом,  открывая  очередную  ячейку,
тщательно закрывайте дверцу предыдущей".
   Мысль эта развеселила его, и на губах  Селвина  заиграла  улыбка.  Он
быстро двигался по длинному коридору,  уставленному  сокровищами,  более
столетия собираемыми членами семейства Гэйлов. В гостиной его ждал принц
Фредерик.

Глава 3

   Приближаясь  в  карете  графа,  запряженной  превосходной   четверкой
лошадей, к имению Гэйлстон, Кармела все больше переживала.
   Когда  вчера  она  ехала  в  карете  графини  в  Лондон,   все   было
великолепно, и даже оказавшись в доме Гэйлстонов на  Парк-Лэйн,  она  не
чувствовала себя взволнованной.
   Все объяснялось просто: она  твердо  знала,  что,  как  следовало  из
письма, которое показала ей Фелисити, самого графа там не будет.
   Ее встретил секретарь Гэйла, пожилой человек с изысканными  манерами.
Словно старый друг, он сердечно  приветствовал  Кармелу  и  с  уважением
отозвался о покойной графине, которую знавал в прошлом.
   Утомленная  длительной  поездкой,  Кармела  обрадовалась  возможности
поужинать в спальне и поскорее заснуть.
   По совету Фелисити она лицемерно, но  очень  убедительно  посетовала,
что, к сожалению,  ее  горничная  в  последний  момент  заболела,  и  ее
пришлось оставить дома. Вот отчего  она  и  вынуждена  путешествовать  в
одиночестве.
   - Я подумывала отложить свой отъезд, - объясняла она секретарю графа,
- но предположила, что задержка доставит  неудобства  его  светлости,  и
поэтому прибыла одна.
   - Как это некстати, ваша светлость,  -  заметил  секретарь,  -  но  я
позабочусь обо  всем,  и  завтра,  во  время  поездки  в  Гэйлстон,  вас
отправится сопровождать одна из наших старших слуг.
   Кармела,  относительно  спокойно  проведя  ночь,  немного  удивилась,
увидев пожилую горничную, которой предстояло сопровождать ее в поместье,
В шляпе с бесформенными полями  с  седыми  волосами,  в  строгой  черной
накидке и простом платье, она выглядела уж слишком  чопорно,  и  Кармела
решила, что в Гэйлстоне не найдется человека, который не будет  потрясен
их видом по прибытии на место.
   Они  оживленно  беседовали  всю  поездку,  и  Кармела  узнала   много
интересного для себя.
   Во-первых, граф только два месяца назад вернулся с континента.
   Как она поняла, этот факт, несомненно,  объяснял  его  отсутствие  на
похоронах графини, о кончине которой он  ничего  не  знал  и  потому  не
послал даже венка.
   Кроме того, горничная называла его  "прекрасным,  честным  и  строгим
джентльменом, но привыкшим командовать солдатами".
   Эти сведения подсказали Кармеле, что Фелисити все-таки права в  своих
догадках.  Этот  человек  отличается  весьма  деспотичным   нравом,   не
допускающим и мысли о неподчинении его воле.
   Горничная  продолжала  рассказывать  о  старых  временах,  и  Кармела
догадалась, что слуги взволнованы переменами не на шутку и новыми своими
обязанностями, о которых раньше и не подозревали.
   Все это немного тревожило Кармелу, и она начала опасаться  уже  самой
мысли о предстоящей  встрече  с  графом  и  пребывании,  пусть  даже  на
короткое время. Под его попечительством.
   Если раньше она сомневалась, разумно ли Фелисити скрываться с  лордом
Солвиком, не будучи за ним замужем, теперь она не  могла  отделаться  от
чувства, что подруга сильно рисковала бы своим счастьем, отправившись  в
Гэйлстон, как ей наказывали сделать.
   "Я должна быть крайне осторожна,  чтобы  меня  не  разоблачили,  пока
Фелисити и Джимми не поженятся", - думала Кармела.
   Она вознесла молитву всевышнему, чтобы все  проблемы  разрешились,  а
Фелисити, которую она искренне любила, нашла  свое  счастье  .
   Единственное, что вселяло Кармеле уверенность в своих силах,  это  ее
многочисленные наряды.
   Горничные пришли бы в ужас, если бы ей пришлось надеть  то  же  самое
платье, что и накануне.
   Сейчас они достали из дорожного сундука очень симпатичное  платье  из
белого муслина с вышитыми по подолу лилово-сиреневыми анютиными глазками
и расшитое лентами, в тон ее высокому капору.
   Поверх платья Кармела надела  обтягивающий  фигуру  изящный  шелковый
плащ  бледно-сиреневого  цвета   с   фиолетовыми   кнопками,   бархатным
воротником и манжетами того же оттенка.
   Он был сшит по последней моде, словно его только на днях прислали  из
Парижа, впрочем, девушки-горничные в этом и не сомневались.
   - Жаль, вы не побудете здесь подольше,  ваша  светлость,  -  сетовали
они, - тогда нам удалось бы увидеть все ваши  очаровательные  наряды.  У
нас в доме так давно не бывали по-настоящему элегантные дамы.
   - Думаю, граф скоро начнет давать балы,  -  заметила  Кармела,  чтобы
хоть что-то сказать.
   - Как бы хорошо! - воскликнула одна из горничных. - Здесь бывает  так
тоскливо, когда нет особой работы, и все одинаково, день за днем,  месяц
за месяцем. Но раз его светлость еще молод, может, он и женится.
   Тут они весьма выразительно посмотрели на Кармелу, и она поняла - они
уже видят в ней невесту графа.
   Она постаралась убедить себя в нелепости их догадок. В конце  концов,
граф и Фелисити приходятся друг другу двоюродными братом и сестрой, а  в
большинстве семей такая степень родства считается  слишком  близкой  для
брака.
   "Если он и нашел мужа Фелисити, - размышляла Кармела, - скорее всего,
он выбрал кого-то из Гэйлов, нуждающегося в средствах.  Мне  нужно  быть
осторожной и не дать никому надежды,  если,  конечно,  меня  не  выдадут
замуж обманным путем, прежде чем я вообще соображу, в чем дело!"
   Эта мысль испугала ее, но она  успокоилась,  подумав,  что  не  стоит
расстраиваться заранее, и лучше не рассуждать на подобные темы.
   Насколько  Кармела  знала,  в  обществе   считалось   хорошим   тоном
устраивать длительные помолвки. Оставалась  лишь  надежда  исчезнуть  из
жизни Гэйлов через месяц-другой, когда умрет жена Джимми.
   Правда, сколько Кармела ни пыталась хладнокровно оценить  создавшуюся
ситуацию, как  бы  решительно  ни  уговаривала  себя,  что  нет  никакой
необходимости волноваться, все-таки  ее  сердце  неистово  заколотилось,
когда горничная воскликнула:
   -  Вот  мы  и  приехали,  ваша  светлость!  Теперь  вы  сами  сможете
убедиться, помните ли, как прекрасен дом Гэйлстон.
   - В последний раз я была здесь  в  пятилетнем  возрасте,  -  ответила
Кармела, - едва ли я вспомню хоть что-нибудь.
   Однако несколько минут спустя, когда огромный дом предстал их  взору,
она подумала, что хоть раз в жизни увидев подобное  великолепие,  забыть
его уже не смогла бы.
   Давным-давно  она  слышала  от  графини,  будто  дом  на  этом  месте
первоначально строили для  монастыря  ордена  цистерцианцев,  затем  его
переделали. Каждое последующее поколение  Гэйлов  изменяло,  улучшало  и
достраивало свое родовое поместье.
   Дедушка Фелисити в прошлом столетии пристроил к дому  новый  фасад  с
высокими коринфскими колоннами, для этого он специально в Греции покупал
статуи и урны для украшения верхней части здания.
   В результате всех перестроек  дом  получился  внушительных  размеров,
просто непомерно  большим,  и  Кармела  представила  себя  рядом  с  ним
маленькой, до крайности ничего не значащей. Ей стало совсем жутко.
   Словно почувствовав дом, лошади ускорили ход, и хотя хорошие  рессоры
не давали пассажирам ощутить неровности  дороги,  им  все-таки  пришлось
слегка понервничать. Прежде чем лошади как вкопанные остановились  перед
внушительной парадной дверью, карету все-таки слегка занесло на переезде
через каменный мост.
   К  парадной  двери  вел  лестничный  марш,  и   как   только   карета
остановилась, на ступенях лестницы расстелили красный ковер, по которому
Кармеле нужно было подняться наверх.
   Чувствуя себя, словно ей предстоит взойти на гильотину,  она  вылезла
из кареты. Вдоль лестницы выстроились  лакеи  в  напудренных  париках  и
праздничных ливреях, и каждый  вежливо  кланялся,  когда  она  проходила
мимо.
   Немного смущенно девушка  улыбалась  в  ответ.  Наверху,  у  парадной
двери,  ее  приветствовал   пожилой   дворецкий,   больше   напоминавший
архиепископа:
   - Добро пожаловать домой, ваша светлость! Это счастливый день для тех
из нас, кто помнит вашу светлость и рад видеть вас снова.
   - Благодарю, - ответила Кармела. - Жаль, со мной нет моей бабушки.
   - Мы все скорбим, ваша светлость, а то было бы совсем  как  в  старые
добрые времена, - поддержал беседу дворецкий.
   Он вел ее через большой мраморный зал, украшенный статуями и фресками
отличной работы.
   - Его светлость ожидает  вас,  барышня.  Он  присоединится  к  вам  в
гостиной.
   Дворецкий открыл  дверь  шикарной  комнаты,  увешанной  картинами,  с
окнами, выходящими в  сад,  изобилующий  весенними  цветами,  сиренью  и
чубушником.
   - Я сообщу его светлости о  вашем  прибытии,  -  сказал  дворецкий  и
оставил ее в одиночестве. Кармела затаила дыхание.
   Она не стала осматривать комнату и подошла к окну.
   Ее охватила внезапная тоска по дому. Как бы хорошо  сейчас  оказаться
там и смотреть, как отец пишет очередную странную, мистическую  картину.
Ничто тогда не волновало бы ее, кроме  оплаты  счетов,  по  которым  они
задолжали в деревне.
   Теперь, когда она окончательно вовлечена в этот  маскарад,  обманывая
графа и выдавая себя за Фелисити, ее положение не только рискованно,  но
и крайне предосудительно.
   Как могла она согласиться на подобную ложь, когда ее мать  сотни  раз
повторяла:
   - Кем бы мы ни были, любимая, в этой жизни -  нет  большей  трусости,
чем уклоняться от правды, и мы должны всегда смело противостоять  всему,
что готовит нам жизнь.
   "Но я ведь обманываю не ради  себя  самой",  -  возражала  сама  себе
Кармела.
   Но у нее не получилось избежать чувства вины и  найти  оправдания,  в
которые поверят, когда обо всем станет известно.
   Тут она  услышала  звук  открывающейся  двери  и  почувствовала,  как
замерло в груди сердце. Медленно повернувшись, она  увидела  графа.  Она
никогда не представляла, как может выглядеть этот человек, но  поскольку
Фелисити яростно ненавидела его, Кармела ожидала увидеть нечто мрачное и
устрашающее.
   Ему надлежало обладать  грубым  лицом  и,  по  ее  мнению,  следовало
походить на  пуритан,  которых  она  всегда  ненавидела  за  победу  над
роялистами.
   Но граф явно не подходил под эти описания.  Ей  навстречу  шел  очень
красивый, высокий и стройный мужчина, одетый по последней моде.
   Как предположила Кармела, судя  по  его  выправке,  он  предпочел  бы
облачиться в военную форму.
   Она не успела определить, почему именно так  она  подумала.  По  мере
того, как  граф  приближался,  она  заметила,  что  он  смотрит  на  нее
проницательным и оценивающим взглядом. Тут же Кармела заподозрила,  что,
в конечном счете, этот человек действительно может оказаться, как они  и
ожидали с Фелисити, "великаном-людоедом" из страшной сказки.
   - Счастлив встретиться с вами,  кузина  Фелисити,  -  произнес  граф,
поравнявшись с ней, и Кармела, присев в реверансе, протянула руку.
   Когда граф взял руку и она ощутила  силу  его  пальцев,  ее  пронзила
неприятная мысль о плене, из которого будет нелегко бежать.
   - Надеюсь, поездка не сильно утомила вас? - поинтересовался он.
   - Все хорошо, спасибо, - ответила Кармела. - У вас быстрые лошади,  и
мы не задерживались в пути.
   - Проходите и присаживайтесь, - предложил граф, -  хотите  что-нибудь
освежающее?
   - Нет, спасибо.
   - Завтрак будет скоро готов. Уверен, вы не  отказались  бы  осмотреть
места, которые не видели столько лет.
   - Да, несомненно, - согласилась Кармела.
   Девушка смущалась и старалась не смотреть на графа.
   Но она постоянно чувствовала на себе его взгляд,  который,  казалось,
не просто внимательно изучает ее, но и  проникает  глубоко  внутрь,  как
будто он уже подозревает, что она не та, за кого себя выдает.
   Но Кармела постаралась не думать об этом.
   Она походила на Фелисити, она была одета как  Фелисити,  и  поскольку
никто из Гэйлов не видел ее подругу на  протяжении  многих  лет,  почему
вдруг один из них стал бы сразу подозревать ее в обмане?
   - Вижу, вы все еще  в  трауре  по  вашей  бабушке,  хотя  прошла  уже
половина срока, - заметил граф. - Меня  не  было  в  Англии,  когда  она
умерла, я лишь месяц назад узнал, что вы остались одна.
   Кармела промолчала. Она просто склонила голову, отметив про себя, что
граф одновременно узнал и о наследстве, завещанном Фелисити.
   Но он, казалось,  ожидал  ее  ответ,  и  после  некоторой  паузы  она
заговорила тихим голосом:
   - Я была во Франции... Гостила у друзей бабушки.
   - Во Франции? - удивился граф. - Я знал о  вашем  отсутствии,  но  не
предполагал, что вы за границей.
   - Бабушка отчасти француженка и она  всегда  стремилась  привить  мне
любовь к Франции, храня светлые воспоминания о ней, довоенной.
   - И что вы думаете о стране теперь? - поинтересовался граф.
   - Я полюбила эту страну и ее людей, - уклончиво отвечала Кармела.
   - Они очень страдали во времена Наполеона, - заметил он. -  Мы  можем
только надеяться, что они смогут восстановить себя как  нацию  и  внесут
свою лепту в вооружение Европы.
   Он говорил так, будто это имело  значение  для  него  лично.  Наконец
взглянув на него, Кармела хотела было поговорить с  ним  о  Франции,  но
решила не рисковать и не касаться столь опасной для себя темы, поскольку
сама знала слишком мало о стране. Вместо этого она сказала:
   - Я всегда знала о величественности и великолепии этого дома,  но  он
превзошел все мои ожидания.
   Граф улыбнулся.
   - Подобные чувства испытал и  я,  когда  вернулся  из  Европы,  чтобы
занять место главы семейства.
   Он поколебался, потом добавил:
   - Вы понимаете, Фелисити, отныне я - ваш опекун, и  как  опекун  имею
планы относительно вашего будущего,  которые  мы  обсудим  сегодня  чуть
позже. А теперь я полагаю, вы хотели бы переодеться к завтраку.
   - Да, конечно, - сказала Кармела, стремительно поднимаясь на ноги.
   Граф вышел из комнаты вместе с ней и немного проводил ее. У  лестницы
он, взглянув на гостью, произнес:
   - Наверху вас ждет миссис Хантли, домоправительница,  по  ее  словам,
она помнит, как вы родились. Она покажет вашу комнату. Думаю, она сумеет
позаботиться, чтобы вам было удобно.
   - Благодарю вас.
   Поднимаясь  по  лестнице,  Кармела  чувствовала,  что  с  облегчением
оставляет графа.
   Встреча с миссис Хантли несколько утешила Кар мелу.
   Было  приятно  слушать  ее  экспансивные  рассказы   о