ючительный  случай,  который  происходит
чрезвычайно редко и с исключительными людьми. Я ошибся, или, возможно, я
был прав; ты и я - исключительные люди.
   - Что вы знаете о любви? - спросила Корнелия. - Любовь, месье, это не
только погоня за любой женщиной с хорошеньким личиком.
   - А ты, дорогая, что ты знаешь о любви?  -  в  свою  очередь  спросил
герцог. - Ты еще слишком молода, слишком  невинна  и  слишком  неопытна,
чтобы  знать,  как  мужчины  ищут  везде  свою  любовь  и   каждый   раз
разочаровываются. Я согласен с тобой, что любовь - это не  просто  охота
за хорошенькими женщинами, хотя именно красота часто привлекает внимание
и побуждает искать те возвышенные душевные качества,  которые,  кажется,
должны ей соответствовать. Но почти всегда, если губы  и  произносят  те
речи, которые ожидаешь, в глубине сердца  тебе  известна  истина  -  это
только иллюзия, еще один мираж настоящей любви, которой жаждет сердце.
   Корнелия в растерянности смотрела на герцога. Она никогда не  слышала
от него ничего подобного, никогда не подозревала, что  голос  его  может
звучать так горько. Она отвела взгляд в сторону, боясь самой  себя,  все
ее тело трепетало от чувств, которые  герцог  пробудил  в  ней.  Но  она
знала, что ей необходимо преисполниться твердости,  чтобы  противостоять
ему. Корнелия произнесла холодно:
   - Боюсь, месье, что я очень  скептически  отношусь  к  тому,  что  вы
называете "любовью с первого взгляда".
   - Ты позволишь объяснить тебе, что случилось со мной прошлой ночью? -
спросил герцог. - Когда я впервые увидел тебя у "Максима"?
   - Если хотите, - равнодушно отозвалась Корнелия.
   - Я пришел к "Максиму" в  поисках  развлечений,  -  начал  он,  -  но
находился в самом дурном расположении духа. То, что произошло со мной  в
предыдущие несколько дней, не стоит того, чтобы я  стал  надоедать  тебе
подробностями, но поверь, способно сделать несчастным любого и заставить
мрачно  взирать  на  свое  будущее.  Итак,  я  хотел  забыть   о   своих
неприятностях, хотел смеяться и развлекаться. Но в то же самое  время  я
ощущал, что все вокруг тяготит меня.
   Герцог отпил вина из своего бокала и продолжал:
   - Я пил  шампанское,  но,  как  бывает  всегда,  когда  находишься  в
эмоциональном расстройстве, оно  не  давало  мне  веселья,  наоборот,  я
становился все более угрюмым.  Я  смотрел  на  мир  желчным  взглядом  -
девушки, которые интересовали меня всего  шесть  месяцев  назад,  теперь
казались скучными и даже жалкими. Я пригласил троих из них  присесть  со
мной скорее потому, что больше боялся своей  собственной  компании,  чем
оттого, что жаждал их общества.
   Прилагая все усилия, Корнелия старалась не допустить, чтобы выражение
облегчения проступило на  ее  лице;  она  боялась  этих  привлекательных
девушек, особенно той, голубоглазой блондинки, похожей на тетю Лили.
   - Вскоре я заметил, что появилась Рене де Вальме,  -  продолжал  свой
рассказ герцог, - и был рад этому, потому что мы с Рене старые  знакомые
и она  человек  серьезный,  с  ней  можно  поговорить  по  душам  как  с
понимающим и очень умным другом. Я сказал себе: "Здесь Рене. Хорошо!" Но
в этот момент я увидел тебя! Я не могу объяснить, что случилось со мной.
Словно что-то щелкнуло в моем мозгу, и я сказал себе: "Здесь она  -  та,
которую ты искал всю свою жизнь".
   И депрессия покинула меня, и я неожиданно почувствовал себя  веселым,
свободным и полным сил.
   Сначала я подумал, что, должно быть, шампанское ударило мне в голову,
и, когда танцевал, незаметно наблюдал за тобой. И танцуя, я подумал, что
просто теряю время, и подошел к вашему  столику.  Я  не  могу  объяснить
тебе, что случилось со мной, Дезире, но я просто  знал,  что  хочу  быть
рядом с тобой, хочу говорить с тобой, сидеть рядом.., а в  конце  вечера
этого мне было уже недостаточно, я хотел большего!
   - И тогда вы решили,  что  можете  купить  меня?  -  поинтересовалась
Корнелия.
   - Нет! Это не так! - запротестовал герцог. - Ты должна поверить  мне.
Браслет был подарком от полноты моих чувств.
   - Подарок, который вы никогда не осмелились  бы  преподнести  женщине
одного с вами круга.
   Брови герцога приподнялись, как если бы он услышал бестактность.
   - Тут ты права, но я бы и не сидел  здесь  наедине  с  той,  кого  ты
называешь "женщиной моего круга".
   Корнелия пришла в замешательство:
   - Я полагаю, нет.
   - Но какие же различия могут  быть  между  нами?  -  спросил  герцог,
наклонившись к девушке так,  что  его  губы  оказались  недалеко  от  ее
белоснежных обнаженных плеч.
   - Все различно, - ответила она. - Вы живете  в  одном  мире,  я  -  в
другом. И, как вам уже сказала Рене, я люблю другого.
   - Почему ты должна  постоянно  напоминать  мне  об  этом?  -  сердито
спросил герцог. - Ты знаешь,  что  я  даже  слышать  не  желаю  об  этом
человеке. Для меня пытка говорить о нем. Он что, собирается жениться  на
тебе?
   - Какое право  вы  имеете  задавать  мне  такой  вопрос?  -  спросила
Корнелия. - Я же не задаю вопросов про вашу личную жизнь.
   - Дезире, что происходит? Мы ссоримся? - воскликнул герцог. - Я знаю,
что был не прав, расспрашивая тебя. Но я  хочу  защищать  тебя,  я  хочу
заботиться о тебе. Я хочу много больше,  чем  решаюсь  сказать  тебе.  Я
хочу... Ах! Один бог знает, чего я действительно хочу!
   Герцог на секунду прикрыл глаза рукой.
   - Знаете, все это очень глупо, - холодно  произнесла  Корнелия.  -  И
помимо всего прочего, вы ничего обо мне не знаете.
   - Кроме того, что я люблю тебя.
   Сердце Корнелии затрепетало от этих слов.
   Он был влюблен в нее совершенно так же, как и  она  была  влюблена  в
него с того самого момента, как увидела его на Аппер-Тросвенор-стрит! Но
с  осмотрительностью  тех,  кто  испытал  любовные  страдания  и  должен
охранять себя от повторной боли, Корнелия сдержанно произнесла:
   - Мне было бы жаль вас, если бы я  смогла  поверить  в  то,  что  это
правда.
   - Но это правда!
   - Раз вы так думаете, то я предлагаю сказать друг другу "до свидания"
и после сегодняшнего вечера никогда больше не встречаться впредь.
   - Но почему? Как ты можешь предлагать это? - спросил герцог.
   - Потому что я не желаю  быть  несчастной,  -  ответила  Корнелия.  -
Потому что любовь герцога Роухэмптона к Дезире  Сент-Клауд  может  иметь
лишь несчастливый конец. И вы это знаете так же хорошо, как и я.
   - Как ты не можешь понять, что я не позволю тебе уйти от меня сейчас?
Со мной происходит что-то, что никогда  не  случалось  прежде.  Я  любил
многих женщин - или думал, что любил. Я не скрываю от тебя, что  в  моей
жизни  было  немало  женщин,  но  всякий   раз   они   заставляли   меня
разочаровываться. Я не знаю, почему так  получалось,  но  знаю,  что  со
всеми  кончалось  одинаково.  Я  хотел  обладать  ими,  я  считал   себя
влюбленным, но в глубине сердца я знал, что это только иллюзия любви.
   Герцог сделал паузу, и глаза его наполнились горечью.
   - Я уверовал в то, что так и должно  быть  в  жизни,  что  невозможно
никогда найти что-то другое, и смирился с этим.  Я  буду  откровенен  до
конца с тобой, Дезире, и скажу тебе,  что  совсем  недавно  я  предлагал
замужней женщине бежать со мной.
   Я решил, что если я сумею овладеть ее несравненной красотой и сделать
ее своей, то почувствую себя удовлетворенным.
   Я умолял ее бежать  со  мной,  но  в  это  же  самое  время  трезвая,
рассудочная часть моего мозга как бы стояла в  стороне  и  наблюдала  за
моими действиями. И она цинично насмехалась надо мной, когда  я  шептал,
что влюблен, и говорила мне, что я веду  себя  глупо.  Я  клянусь  тебе,
Дезире, что с того момента, как я встретил тебя, впервые  в  моей  жизни
моя рассудочная половина молчит.
   - Это происходит оттого, что мы  практически  не  знаем  друг  друга,
месье, - сказала Корнелия. - Я новенькая, загадочная - вы ничего обо мне
не знаете, и вам представляется что-то необыкновенное,  чего,  возможно,
не существует. Если бы мы были знакомы давно, то вы  нашли  бы,  что  я,
подобно остальным женщинам, начинаю надоедать вам, вам становится скучно
со мной, и тогда вы бы отправились вновь к "Максиму" в  поисках  чего-то
нового.
   - Это не так! - Герцог стукнул кулаком по столу с  такой  силой,  что
звякнули тарелки и бокалы. - Это то, чего не случалось со мной прежде, и
это то, почему ты не можешь, не должна убегать от  меня.  Я  хочу  тебя,
Дезире!
   - Вы опоздали. Я люблю другого.
   Губы герцога сжались. Затем с улыбкой, которую она нашла неотразимой,
он произнес:
   - Послушай меня, Дезире. Я сделаю все, чтобы ты полюбила меня, и  это
клятва, которую я даю тебе со всей серьезностью. Это также вызов тебе  -
сопротивляйся мне как можешь, сражайся, если желаешь, но я завоюю тебя в
конце концов!
   Корнелия издала глубокий вздох и спросила:
   - И что тогда?
   Он повернул голову и взглянул прямо в глубину ее бездонных глаз.
   - Когда ты полюбишь меня так, как люблю тебя я, - сказал он веско,  -
я дам ответ на твой вопрос.
   Ее  глаза  опустились  под  его  взглядом.  Она  знала,  что   герцог
пристально разглядывает ее. Темные  ресницы  затрепетали  на  ее  щеках.
Словно  безжалостный  водоворот  подхватил  ее,  и  она   ощущала   себя
совершенно беспомощной в буйстве этой  стихии.  То,  что  звучало  в  ее
сердце,  не  могло  более  противиться  напору  его  страсти.   Корнелия
позволила себе слушать слова герцога о любви, и ночные часы промелькнули
незаметно.
   С этой ночи  для  Корнелии  началось  время  таинственных  колдовских
превращений, о которых невозможно было даже догадаться в дневное  время,
когда герцогиня Роухэмптон, в темных очках и блеклых невзрачных нарядах,
с   помпезной   прической,   рекомендованной   ей   господином    Генри,
прогуливалась по Парижу со своим мужем.
   Супруги посещали кафе, картинные  галереи,  музеи;  они  побывали  на
скачках, они катались в Булонском лесу; и оба отчаянно зевали в  течение
этих долгих томительных часов, проведенных вместе, с нетерпением  ожидая
ночного свидания.
   Иногда Корнелии хотелось рассмеяться, когда она замечала, как  герцог
с превеликим трудом подавляет зевоту. Она и  сама  частенько  исподтишка
зевала, и не только потому, что она скучала во время их дневных  встреч,
но и потому,  что  чувствовала  себя  совершенно  изнуренной  физически,
постоянно ложась спать после рассвета.
   "Если бы только он знал правду!" - думала Корнелия, глядя на герцога,
когда тот, надев монокль, выискивал кого-то глазами в толпе  на  скачках
или когда с волнением и тревогой всматривался в экипаж Рене,  с  которым
они неожиданно столкнулись на Елисейских Полях.
   "Я всегда надеюсь, что увижу  тебя",  -  так  однажды  сказал  герцог
Дезире, и Корнелия знала, что это значит. Он был влюблен, он везде искал
любимое лицо так же, как она искала его в Лондоне, а когда его  не  было
рядом, все казалось ей безрадостным и безжизненным.
   Шли недели, но никто даже не упоминал о том,  чтобы  покинуть  Париж.
Корнелия  прекрасно  понимала,  что  герцог  никогда  не  предложит   ей
продолжить путешествие. Он был влюблен, и так страстно, как  Корнелия  и
вообразить себе не могла. Она никогда не думала,  что  мужчина  способен
так любить ее или любую другую женщину.
   Даже  ее  собственные  чувства,  переживаемые   ею   до   замужества,
побледнели и казались ей простой влюбленностью школьницы по сравнению  с
бурей эмоций, бушевавших сейчас в ее сердце.
   Казалось, что сам воздух накалялся от силы и страстности  их  чувств,
и, только удерживая  герцога  на  расстоянии  вытянутой  руки,  Корнелии
сохраняла их отношения под контролем, но знала, что все время  играет  с
огнем.
   Она была достаточно умна для того,  чтобы  понимать,  что  не  сумеет
обуздать страсть герцога, если они все будут встречаться наедине. Он был
словно необъезженный  конь,  которого  можно  было  сдерживать  лишь  до
определенного момента.
   И когда Корнелия обращалась  к  Рене  и  Арчи  с  просьбой  составить
компанию в вечерних развлечениях, те с пониманием относились к этому.
   Вчетвером они бывали у "Максима", в "Ла Рю", "Вуазен", ресторанах  на
Елисейских Полях и в Булонском лесу, кафе и кабаре на Монмартре.
   Кроме того, ее собственная  невинность,  хотя  сама  Корнелия  только
смутно осознавала это, сдерживала пыл герцога. Он был слишком  опытен  в
любви, чтобы не опасаться напугать ее, и, вместо того чтобы разбудить  в
ней ответную  страсть,  боялся  внушить  ей  отвращение.  Он  знал,  что
потерпит поражение, если не отнесется к ней с терпением и нежностью,  но
иногда, и Корнелия чувствовала это, герцог  был  близок  к  тому,  чтобы
сокрушить все барьеры между ними.
   - Держись подальше от меня, - приказал ей герцог, когда однажды ночью
они возвращались на авеню Габриэль из ресторанчика в предместье Парижа.
   В тот волшебный вечер они сидели одни под сияющим  звездами  небом  и
слушали пение скрипок еще долгое время спустя после того, как  разошлись
остальные посетители ресторана. Они беседовали на очень серьезные  темы,
пока голода их не утонули в ночной тишине и они уже не могли различить в
темноте глаза друг друга.
   - Почему? - спросила Корнелия, сжавшись в углу экипажа.
   - Потому что я люблю тебя! - с отчаянием воскликнул герцог. -  Потому
что я хочу распустить твои волосы и зарыться в них лицом, я хочу ласкать
твою белую кожу, которая притягивает меня невыносимо, потому что я  хочу
схватить тебя в свои объятия, целовать твои губы, пока ты не  взмолишься
о пощаде и не поцелуешь меня в ответ!
   Внезапно Корнелия ощутила, что ей стало трудно дышать, страсть в  его
голосе воспламенила ее, она затрепетала, ее  пальцы  сжались,  словно  в
попытке сдержать неистовство собственных чувств.
   - Я люблю тебя, Дезире, - воскликнул герцог. - Ты сделана  из  камня,
раз сопротивляешься мне так долго. Кто этот мужчина,  что  привлек  тебя
столь сильно, что ты можешь оставаться верной ему после всех этих ночей,
что мы провели вместе? Он бог, что ты любишь его несказанно?
   Что он может дать тебе такого, что не  могу  предложить  тебе  я?  Ты
забрала мое сердце, мою плоть... и мою душу!
   Корнелия глубоко вонзила ногти в  ладони  рук.  Для  нее  было  сущей
пыткой подавлять в себе порыв и не протянуть к герцогу руки, не ответить
на смертельную жажду, звучавшую в его голосе,  не  признаться,  что  она
любит его так же, как и он ее.
   Неожиданно герцог замолк и приказал кучеру остановить экипаж.
   - В чем дело? - спросила Корнелия.
   - Моя дорогая, я собираюсь оставить тебя сейчас, - ответил  он.  -  Я
сяду  снаружи,  рядом  с  кучером,  и  подставлю  ночному   ветру   свое
разгоряченное лицо. Я люблю тебя слишком сильно, чтобы долго  оставаться
с тобой наедине. Если я этого сейчас не сделаю,  то,  возможно,  испугаю
тебя, а этого я никогда не смогу простить себе.
   Ты не понимаешь, мое маленькое сердечко, что ты играешь с  огнем.  Ты
не понимаешь, как страдает мужчина, когда любит так, как люблю тебя я.
   Позволь мне уйти, Дезире, или завтра ты можешь сказать,  что  никогда
больше не захочешь видеть меня.
   И все долгое путешествие из предместья  на  авеню  Габриэль  Корнелия
провела одна в экипаже, а герцог ехал рядом с кучером.
   Да, он ее любил - теперь Корнелия была в этом уверена, но  по-своему.
Несомненно, его задевало и приводило в недоумение ее явное безразличие к
его особе, но все же он  не  испытывал  тех  мучений,  которые  пришлось
испытать ей, когда она узнала о  его  предательстве.  Он  мог  страдать,
когда ее не  было  рядом,  но  не  знал  агонии  отчаяния,  охватывающей
человека, которого унизили и лишили иллюзий.
   Корнелия не сомневалась лишь в  одном  -  любовь  к  Лили  Веллингтон
больше не занимала его сердце. Тетушка Лили просто засыпала ее письмами,
вероятно, в  надежде,  что  племянница  передаст  их  содержание  своему
супругу.
   Когда она читала эти  послания  вслух,  на  лице  герцога  выражалось
полное безразличие, и часто ей казалось, что его мысли где-то  далеко  и
он  даже  и  не  пытается  внимать  новостям  об  их  общих  друзьях   и
развлечениях в Шотландии.
   В Котильоне, как и в  большинстве  замков  и  ферм,  в  сезон  теперь
гостили охотники на  куропаток,  в  изобилии  водившихся  на  вересковых
пустошах.
   - Вы собираетесь в Шотландию? - бесхитростно спросила Корнелия, когда
читала длинное послание от тети Лили про превосходные охотничьи трофеи и
ее уверения в том, что герцога были бы рады  видеть  в  числе  удачливых
охотников.
   - Нет, не в этом году. Я рассчитывал вернуться в  Котильон  к  началу
сезона охоты на фазанов, когда король собирался посетить Котильон.
   Герцог  произнес   эти   слова,   отвернувшись   к   окну.   Корнелия
почувствовала,  как  ее  сердце  упало.  Значит,  он  все  распланировал
заранее, подумала она. Он был  готов  вернуться  в  привычный  ему  мир,
несмотря на страстные уверения в любви, невзирая на все  то,  в  чем  он
клялся, что Дезире значила для него.
   Корнелия почувствовала  себя  несчастной  и  обманутой.  Это  еще  не
любовь, решила она, и оттого, что чувства ее были задеты, она оставалась
весь вечер холодной и равнодушной ко всем ухаживаниям герцога. Она нашла
для  себя  удовольствие  в  разрушении  его  планов   и   даже   сделала
затруднительными встречи с Дезире.
   - Пойдем вечером в Оперу, - как-то предложила она герцогу, зная,  что
он только и ждет часа свидания с Дезире.
   - Сомневаюсь, что  сможем  достать  места  в  такой  поздний  час,  -
возразил герцог.
   - Я пошлю Виолетту вниз спросить портье, не может ли он достать ложу,
- сказала Корнелия, и Виолетта убежала прежде, чем герцог смог изобрести
подходящую отговорку.
   Ложа нашлась, и Корнелия заставила своего мужа просидеть три часа  на
"Кармен"  и  затем  отправиться  с  ней  ужинать  в  очень   скучное   и
респектабельное место.
   Как только супруги  вернулись  в  "Ритц",  Виолетта  была  немедленно
послана к Рене с запиской:
   "Я продержу его около себя так долго,  как  только  смогу,  -  писала
Корнелия. - Но если он все-таки вырвется, то  скажите  ему,  что  Дезире
ушла ужинать с другим и вы даже не представляете, куда они ушли".
   Следующим вечером Корнелия  была  готова  встретиться  с  герцогом  с
холодностью женщины, которая думает, что ею пренебрегли.
   В течение всего  дня  в  апартаменты  Рене  прибывали  цветы  и  было
доставлено письмо, полное таких искренних извинений и пылких уверений  в
любви, что у Корнелии перехватило дыхание, когда она читала письмо.  Она
прижала его к своему сердцу.
   - Он любит меня! - сказала  она  себе.  -  Но  любовью  избалованного
ребенка, который получает все, что только пожелает.  Он  бессердечный  и
испорченный.
   Все же она поцеловала письмо, и, хотя и  знала,  что  лучше  было  бы
разорвать его, она не смогла себя заставить сделать это.
   Этой ночью Корнелия надела новое платье из  зеленого  шелка,  которое
подчеркивало зелень ее глаз и делало похожей на водяную нимфу,  дикую  и
очаровательную, но такую изысканную, какой может быть только  парижанка.
Рене одолжила девушке свое колье из изумрудов и изумрудные серьги. Чтобы
раздосадовать герцога, Корнелия надела на третий палец своей левой  руки
большое бриллиантовое кольцо.
   Герцог заметил его тут же, как только Корнелия вошла в салон.
   - Почему ты надела это кольцо? -  ревниво  спросил  он.  -  Кто  тебе
подарил его?
   - Вопросы! Всегда вопросы! -  воскликнула  Корнелия.  -  Вы  даже  не
успели сказать мне "добрый вечер".
   - Это его кольцо? - требовательно спросил герцог.
   - Чье?
   - Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду, - произнес герцог резко. -
Как ты можешь играть со мной подобным  образом?  Тебе  известно,  что  я
схожу с ума, когда думаю о другом мужчине,  от  которого  ты  принимаешь
драгоценности, отказываясь принимать их от меня, и который  имеет  право
любить тебя. Иногд