я услышал, о чем его  светлость  говорил  с
мисс Улой.
   Маркиз понял, что дворецкий специально подслушивал, но не  стал  упрекать
его за это, и Далтон продолжал:
   - Его милость граф сообщил мисс  Уле,  что  она  должна  без  промедления
вернуться  с  ним  в  Чессингтон-холл,  а  если  она   откажется,   судебный
исполнитель отведет ее в суд,  где  ей  скажут,  что  она  обязана  во  всем
слушаться своего опекуна.
   Маркиз издал нечленораздельное восклицание, а Далтон продолжал:
   - Далее его милость сообщил мисс Уле, милорд, что в этом случае он  также
выдвинет обвинение против вашей светлости в  совращении  несовершеннолетней,
наказанием за что, по его словам, будет высылка из страны.
   - Боже милосердный! - в негодовании  воскликнул  маркиз.  -  Неужели  нет
предела низости, до которой способен опуститься этот человек?
   Помявшись немного, Далтон сказал:
   - Это еще не все, милорд.
   - Что еще?
   - Пока граф находился здесь с  мисс  Улой,  милорд,  форейтор,  прибывший
вместе с ним, сказал Генри и Джону, дежурившим при входе, что  мисс  Улу  по
специальному разрешению должны выдать замуж за иностранного принца. Имя  его
они не запомнили, милорд.
   Маркиз на мгновение лишился дара речи. Затем сказал:
   - Значит, вот что он задумал! Не могу поверить в  это!  Ведь  Ула  -  его
единственная племянница!
   - Форейтор графа, милорд, полагает, что бракосочетание должно  состояться
завтра.
   - Я ни в коем случае не допущу этого!
   - Если позволите, милорд, - сказал Далтон, - мне почему-то  кажется,  что
этот иностранный принц - тот господин, который приезжал к вам  на  следующий
день после бала.
   Помолчав, он продолжал:
   - Поскольку я знаком с дворецким в турецком посольстве - точнее,  он  мой
дальний родственник, - я считаю своим долгом  предостеречь  вашу  светлость,
что принца Хасина  нельзя  считать  достойным  женихом  для  любой  девушки,
особенно такой нежной и доброй, как мисс Ула.
   - Я придерживаюсь того же мнения, - сказал маркиз.
   - Мой родственник рассказал мне о поведении его высочества,  -  продолжал
Далтон,  -  которое  настолько  отвратительно  и  мерзко,  что  я  не  стану
осквернять свои уста, пересказывая все это вашей светлости.
   Умоляюще посмотрев на маркиза, он добавил:
   - В этом доме еще никогда не появлялась юная леди, милорд,  которая  была
бы так добра и мила по отношению ко всем нам, включая Вилли, чей  палец  уже
почти зажил. Мальчик считает мисс Улу ангелом,  посланным  с  небес  ему  на
помощь.
   Маркиз  поразился,  насколько   одинаково   воспринимают   девушку   все,
независимо от положения в обществе. Он сказал:
   - Распорядитесь, чтобы через час  Крестоносец  был  готов  и  выведен  из
конюшни. Я хочу выпить, потом приму ванну и переоденусь для  верховой  езды.
Фаэтон отправится следом за мной.
   У Далтона на устах появилась улыбка, словно именно  это  ему  и  хотелось
услышать, и он поспешил выполнить приказание своего господина.
   Маркиз,  сверившись  с  часами,  прикинул,  что   сможет   добраться   до
Чессингтон-холла к семи часам утра.
   Маловероятно, чтобы бракосочетание Улы свершилось до этого времени. Скача
по сельским дорогам, он  успеет  обдумать,  как  именно  спасет  девушку  от
похотливого принца Хасина.
   Близко знакомые с маркизом  знали,  что  в  гневе  он  сохраняет  ледяное
спокойствие, а голос его, внешне лишенный каких-либо эмоций, начинает жалить
словно бич.
   Он направился к двери, не желая терять  драгоценного  времени,  и  Далтон
сказал:
   - Прошу прощения, милорд, я забыл сказать, что ее светлость  просила  вас
заглянуть к ней, в какое бы время вы ни возвратились.
   - Непременно зайду, - ответил маркиз.
   Поднимаясь наверх, он размышлял о том, что у него  нет  никакого  желания
говорить об Уле и о том,  что  произошло,  он  готов  пойти  на  все,  чтобы
защитить девушку.

***

   Граф Чессингтон-Крю не мог дождаться, когда же наступит  следующий  день,
поэтому спал плохо и раньше чем обычно вызвал своего лакея.
   Как правило, граф вставал в семь утра, но  в  этот  день  он  поднялся  с
постели в половине седьмого и, выходя из спальни, обратился к лакею:
   - Позови мне миссис Ньюмен. Я хочу поговорить с ней.
   Через несколько  минут  по  коридору  уже  быстро  шла,  шелестя  черными
шелками, жена дворецкого.
   - Вы желали меня видеть, милорд?
   - Да, миссис Ньюмен. Проследите, чтобы мисс Улу  одели  в  белое  платье,
выбранное для нее леди Сарой, и  пусть  она  возьмет  нашу  фамильную  фату,
которая хранится у вас. Однако мисс Ула не должна покидать свою  комнату  до
моего особого распоряжения.
   - Все ясно, милорд. К несчастью, возникли некоторые... затруднения.
   - Что вы хотите этим сказать -  затруднения?  -  раздраженно  переспросил
граф.
   - Мисс Ула плачет, зовет на помощь, но мы, к сожалению,  не  можем  найти
ключ от ее комнаты, и, как я слышала, ваша милость не забирали его  с  собой
на ночь.
   Граф, подумав немного, ответил:
   - Верно. Я просил Хикса принести его мне, но  он  ответил,  что  в  двери
ключа нет, и скорее всего его забрала с собой одна из горничных - как там ее
зовут? - Эми.
   Миссис Ньюмен нерешительно сказала:
   - Когда горничные вставали в пять утра, Эми не было в ее комнате,  и  они
решили, что она уже внизу, но с тех пор ее никто не видел.
   - Черт возьми, что происходит? - гневно воскликнул граф.
   - Не имею понятия, милорд.
   - Так выясните все! Выясните и немедленно доложите мне!  -  резко  бросил
он. - И если ключ не будет найден, позовите того, кто сможет взломать дверь.
   Внезапно сообразив,  что  произошло  нечто  непредвиденное,  граф  быстро
прошел по коридору к Дубовой комнате.
   У двери стояли с растерянными лицами две горничные и слуга.
   При приближении графа они испуганно отступили в сторону. Тот заколотил  в
дверь кулаком, крича:
   - Ула, это ты?
   - Помогите! Помогите мне! Пожалуйста, помогите мне! - донесся из-за двери
слабый голос.
   - Что случилось?
   - Помогите! Помогите!
   Приглушенный голос был едва  слышен,  и  граф,  обернувшись  к  застывшим
неподалеку слугам, заорал:
   - Немедленно откройте дверь! Яков, ты можешь что-нибудь сделать?
   -  Уже  послали  за  столяром,  милорд.  Это  означало,  отправились   за
деревенским столяром и на скорое его появление рассчитывать нечего.
   Граф, распаляясь все больше, гневно крикнул:
   - В доме одни  тупицы,  неспособные  даже  открыть  дверь!  Пусть  Ньюмен
позовет сюда всех лакеев.
   Прошло около часа, прежде чем кому-то удалось наконец взломать  замок.  К
этому времени граф, выкрикивающий распоряжения и осыпающий  руганью  всех  и
вся, завелся настолько, что, когда слуги расступились, давая ему дорогу, он,
как разъяренный зверь, ворвался в комнату.
   Увидев на кровати Эми, со связанными руками и стянутыми  шелковым  шнуром
ногами, граф лишился дара речи.
   Затем извергая проклятия, он  принялся  обвинять  служанку  в  содействии
бегству Улы.
   Эми, до смерти перепуганная его  искаженным  от  ярости  лицом,  залилась
слезами, а граф, выскочив из комнаты, приказал Ньюмену немедленно  разослать
во все стороны верховых на поиски девушки, - Она не  могла  уйти  далеко!  -
ревел он, врываясь в зал.
   Ньюмен, поджидавший его, произнес тихим голосом, казавшимся едва  слышным
после воплей графа:
   - Прошу прощения, милорд, к вам прибыл маркиз Равенторп. Я  проводил  его
светлость в кабинет.
   - Маркиз! Как я сразу не догадался!
   Он стоит за всем этим! - воскликнул граф, распахивая дверь в кабинет.
   Маркиз, изящный и элегантный, в  высоких  сапогах,  в  которых  отражался
падающий из окон солнечный свет, стоял перед камином.
   - Что вам угодно?
   - Полагаю, ответ на этот вопрос вам известен, - холодно произнес маркиз.
   - Если вы пришли за моей проклятой племянницей, - сказал граф,  -  то  ее
сначала еще нужно найти. Она исчезла, и я подозреваю, это ваших рук дело!  Я
подам на вас в суд, Равенторп! Не забывайте,  что  я  опекун  этой  негодной
девчонки и ее судьба в моих руках!
   - Можете подавать на меня в суд, если вам будет угодно, - ответил маркиз,
- но правильно ли я понял, что вы намереваетесь выдать Улу замуж  за  принца
Кумара Хасина?
   - Черт возьми, я не обязан отчитываться перед вами за  свои  поступки,  -
вспылил граф. - Девчонка выйдет за принца, даже если мне для этого  придется
избить ее до бесчувствия!
   - Полагаю, вы наслышаны о репутации принца?
   - Не собираюсь обсуждать это!
   - Тогда я вам вот что скажу, - произнес  маркиз,  совершенно  не  повышая
голоса, но тем нее менее его слова разнеслись во все уголки комнаты:
   -  Принц  Хасин  настолько  погряз  в  пороке,  что  о  его  пристрастиях
невозможно говорить без содрогания.
   Затем он ровным и спокойным тоном поведал о всевозможных плотских утехах,
граничащих с извращением,  которыми  принц  Хасин  предавался  в  Лондоне  и
которые, судя по всему, являлись неотъемлемой частью его  жизни  у  себя  на
родине.
   Маркиз своими словами словно загипнотизировал графа, и, когда он  кончил,
тот, пытаясь прийти в себя, побагровел еще больше.
   - Даже если ваши слова - правда, в  чем  я  очень  сомневаюсь,  -  сказал
наконец граф, - я не собираюсь отказываться от своего слова. Его  высочество
просил руки Улы, и каким бы  влиятельным  вы  себя  ни  считали,  Равенторп,
против закона вы бессильны. Являясь опекуном Улы, я  дал  согласие  на  этот
брак, и ничто не сможет остановить меня.
   - Но вы сказали, Ула исчезла, - заметил маркиз.
   - В одной ночной рубашке она  далеко  не  уйдет,  -  ответил  граф.  -  Я
отправил верховых слуг на ее  поиски,  и  когда  ее  вернут  домой,  дерзкая
девчонка без промедления будет выдана замуж за принца Хасина.
   - Я намерен не допустить этого, - сказал маркиз, - и если понадобится,  я
без колебания лишу принца физической возможности думать о браке.
   - Я упеку вас за решетку, Равенторп! -  заревел  взбешенный  граф.  -  Вы
низкий распутник,  не  гнушающийся  общением  с  моей  племянницей,  имеющей
скандальное прошлое, и, несомненно, вы уже  воспользовались  ее  пребыванием
под крышей вашего дома!
   Последние слова были произнесены с издевкой, но маркиз по-прежнему держал
себя в руках и ответил ледяным тоном:
   - Если бы вы были помоложе, за такое гнусное предположение я  вас  ударил
бы.  Однако,  полагаю,  то,  что  я  собираюсь   сделать,   окажется   более
болезненным.
   Я лично прослежу за тем, чтобы вас вышвырнули изо всех лондонских клубов,
членом которых вы являетесь, начиная с Уайтса и Жокей-клуба.
   -  Вы  не  посмеете!  -  возразил  граф,   но   взгляд   его   наполнился
неуверенностью, и в тоне поубавилось спеси.
   -  Я  считаю  вас  человеком  без  принципов  и   моральных   устоев   и,
следовательно, недостойным именоваться джентльменом! - сказал маркиз. - Я не
собираюсь ограничиваться пустыми угрозами  и  займусь  этим  сразу  же,  как
только прибуду в Лондон.
   Пройдя через комнату, он остановился у двери и добавил:
   - А сейчас я не желаю ни секунды дольше оставаться в  вашем  обществе.  Я
отправляюсь на поиски Улы, а когда найду ее, верну под опеку своей  бабушки,
где девушка и будет находиться. А вы  тем  временем  можете  сколько  угодно
строить планы о тех действиях, которые предпримете против меня.
   Помолчав немного, он сказал:
   - Но помните, Чессингтон-Крю, я не только  подтвержу  под  присягой  ваше
зверское обращение с беспомощной сиротой, но и поведаю во всех  подробностях
о тяге принца Хасина к маленьким девочкам и мальчикам, несмотря  на  что  вы
считаете его подходящим женихом для своей племянницы.
   Последние слова маркиза прозвучали, словно щелчок бича:
   - Я найду очень странным, если после этого вы, ваша супруга или ваша дочь
осмелитесь показаться в Лондоне.
   Не дожидаясь ответа, маркиз вышел.  Оставшись  один,  граф,  не  в  силах
оставаться на ногах, упал в кресло.

Глава 7

   Маркиз прошел в гостиную, где его дожидалась бабушка.
   При появлении внука герцогиня с нетерпением  взглянула  на  него,  но  по
выражению его лица сразу же поняла, что никаких новостей нет.
   Маркиз устало прошел через комнату и сел рядом с ней.
   - Что мне делать, бабушка? Я искал везде! Разве может человек  исчезнуть,
пропасть, не оставив ни малейшего следа?
   Если только, конечно, Ула не ангел, вернувшийся туда, откуда спустился  к
нам. Говоря это, маркиз думал, что есть еще одно объяснение: Ула мертва.
   С тех пор, как девушка исчезла,  он  каждый  день  отправлялся  верхом  к
поместью графа Чессингтона-Крю, кружил вокруг него,  иногда  даже  никем  не
замеченный въезжал в принадлежащие графу леса.
   Маркиз знал, что и слуги графа ищут бесследно пропавшую девушку.
   Он расспросил жителей  всех  окрестных  деревень  и  пришел  в  отчаяние,
услышав, что никто из них не видел Улу.
   Затем,  не  в  силах  дольше   выносить   неизвестность,   маркиз   нанял
ныряльщиков, обследовавших глубокие омуты протекающей по землям графа речки.
   Он лично наблюдал за работой ныряльщиков,  и  однажды,  когда  они  нашли
что-то под водой, ему показалось, что сердце его пронзили кинжалом.
   Ныряльщики снова отправились под воду, и выяснилось, что это  всего  лишь
полусгнивший остов лодки.
   И тогда, чувствуя захлестнувшую  его  волну  облегчения,  маркиз  наконец
признался себе, что любит Улу и не мыслит без нее жизни.
   Хотя он целую неделю проводил в седле каждый день до наступления темноты,
объезжая окрестности Чессингтон-холла в поисках  девушки,  у  него  не  было
никаких догадок относительно того, куда пропала Ула.
   Маркиза охватило отчаяние, подобного которому он не испытывал  никогда  в
жизни, но делиться этими безутешными мыслями со своей бабушкой он не хотел.
   Пожилая дама  после  исчезновения  девушки  проплакала  два  дня,  как  и
большинство служанок и горничных.
   - Должно быть, кто-то помог Уле спрятаться, - предположила  герцогиня,  -
потому что девочка не могла пропасть бесследно.
   Старая леди снова с надеждой повторяла эти слова, и маркиз собрался  было
произнести какие-нибудь утешительные слова, как дверь  отворилась,  и  вошел
Далтон.
   Маркиз вопросительно взглянул на него, и дворецкий сказал:
   - Прошу прощения, милорд, с вашей светлостью хочет поговорить Вилли.
   - Вилли? - удивленно спросил маркиз, стараясь припомнить, кто это такой.
   - Это мальчик,  который  чистит  столовое  серебро,  милорд,  -  объяснил
Далтон, - мисс Ула перевязала ему палец, когда он поранился.
   - Вы говорите, он хочет видеть меня? - спросил маркиз.
   - Разумеется, с его стороны  это  дерзость,  милорд,  но  мальчик  упорно
утверждает,  что  хочет  сообщить  вам  нечто  важное  о  мисс  Уле,  но  он
отказывается открыть мне, что именно.
   От маркиза не укрылась нотка недовольства в голосе дворецкого. Вставая  с
кресла, он сказал:
   - Пусть Вилли придет в библиотеку.
   Выходя из гостиной, маркиз заметил вспыхнувшие надеждой глаза  герцогини,
но он сомневался, что мальчишка может сообщить что-нибудь стоящее.
   Маркиз не ждал и минуты, как послышался неуверенный  стук  в  дверь  и  в
библиотеку вошел Вилли.
   Это был худенький паренек лет пятнадцати, смышленый на  вид,  хотя  очень
смущенный и робеющий перед господином.
   - Ты хотел видеть меня, Вилли? - ласково спросил маркиз.
   Он сел в кресло, решив, что стоя он слишком смущает мальчишку.
   Вилли некоторое время не мог заговорить и только переминался  с  ноги  на
ногу, наконец он собрался с духом и заговорил:
   - Я насчет мисс Улы, милорд.
   - Разумеется, я буду очень  признателен,  -  сказал  маркиз,  -  если  ты
скажешь мне что-нибудь, способное помочь найти ее.
   - Она была очень добра ко мне, милорд.
   - Знаю. Расскажи мне все, это поможет моим поискам.
   Маркиз говорил мягким тоном, надеясь, что смущение не  помешает  мальчику
сообщить все, что он знает.
   Вилли набрал в легкие побольше воздуха.
   - Так вот, милорд, когда я сказал мисс Уле, что я сирота,  она  ответила,
что тоже сирота и очень горюет по своим папе  и  маме,  как  и  я  по  своим
родителям.
   Он судорожно вздохнул, словно выпалил все это на одном дыхании, а  маркиз
сказал:
   - Не торопись, я внимательно слушаю тебя.
   - Мисс Ула сказала, что хотя мы их не видим, родители  всегда  следят  за
нами и по-прежнему любят нас. А я говорю: "В это  трудно  поверить,  ведь  я
совсем один".
   А она мне сказала:
   "Ночью, ложась спать, я представляю, что я у  себя  дома,  где  была  так
счастлива, окруженная любовью родителей, и мне становится  спокойно,  словно
они рядом".
   Вилли снова умолк. Видя, что маркиз слушает его, он продолжал:
   - И тогда она сказала: "Я люблю свой дом,  и  настанет  день,  я  вернусь
туда. Хотя родителей там больше нет, сами  стены  пропитаны  их  любовью.  И
пусть домик маленький и скромный, для меня он прекраснее огромных  роскошных
особняков".
   Голос Вилли дрогнул.
   - Когда она говорила это, милорд, у нее в  глазах  блестели  слезы,  и  я
подумал,  если  ей  будет  плохо,  если  она  станет  вдруг  несчастна,  она
отправится именно туда - к себе домой!
   Пораженный маркиз; посмотрел на мальчишку и сказал:
   - Ну конечно! Какой ты молодец,  Вилли,  что  додумался  до  этого  и  не
побоялся обратиться ко мне. Я сейчас же еду в Вустершир,  где  она  когда-то
жила с родителями, и если я найду ее, ты получишь награду.
   - Мне не нужно никакой награды, милорд, - ответил Вилли. - Я только  хочу
знать, что мисс Ула жива и с ней все в порядке. С тех пор,  как  умерла  моя
мама, никто не был так добр ко мне.
   Его голос задрожал; и  словно  не  желая  показать  маркизу  свои  слезы,
паренек, вытирая кулаком глаза, выбежал из комнаты.

***

   Уле,  медленно  продвигавшейся  к  родным  местам  с  цыганским  табором,
казалось, что дни тянутся бесконечно долго.
   Она не могла  сказать,  какой  путь  преодолели  кибитки,  сколько  ночей
провела она у костра в тихом лесу или в поле.
   Ула спала в кибитке вместе с Зоккой и ее  маленькой  сестренкой.  Девочки
занимали одну кровать, она - другую.
   Как и во всех  кибитках,  передвижных  цыганских  жилищах,  в  этой  было
безукоризненно чисто. Такой же, хотя и поношенной, была  одежда,  одолженная
Уле Зоккой.
   Девушки были примерно одного роста, и одежда юной  цыганки  подошла  Уле.
Хотя Ула не догадывалась об этом,  она  выглядела  очень  привлекательной  в
пышной красной юбке и белой блузке с бархатным лифом на шнуровке спереди.
   Так как волосы у Улы были светлые, она всегда покрывала голову  цветастым
платком, даже несмотря на то, что, когда табор переезжал через  какую-нибудь
деревню, она пряталась в глубине кибитки.
   Правда, светлые глаза и белоснежную кожу спрятать было нельзя.
   Однако Ула настолько боялась быть  обнаруженной  своим  дядей,  что  была
готова в любой момент, завидев всадника или экипаж, юркнуть в кибитку.
   Кроме того, девушка опасалась, что дядя пустит по ее следу полицию.
   И она приходила в ужас от мысли, что еще настойчивее будет  вести  поиски
принц Хасин.
   Но если мысли о принце пугали Улу днем, заставляя вздрагивать при  звуках
незнакомого голоса, по ночам она думала только о маркизе Равенторпе.
   Когда тишину в кибитке нарушало лишь ровное дыхание спящих  девочек,  Ула
лежала,  не  в  силах  заснуть,  и  перебирала  в  памяти   немногочисленные
воспоминания о нем. Она знала, что бы ни случилось с ней, она  будет  любить
маркиза до конца дней своих.
   Ула любила в нем все: его смех, его проницательность и  ум,  его  широкие
плечи и сильные руки. Даже понимая, что это всего лишь игра на публику,  она
любила его ленивый взгляд из-под густых ресниц и ироничную речь.
   - Я люблю его... люблю его! - шептала Ула, уткнувшись лицом в подушку.
   Она гадала, вспоминает ли о ней маркиз с тех пор, как она исчезла. Или же
он всецело поглощен леди Джорджиной Кавендиш или  какой-то  другой  светско