воляли им попасть внутрь. С  банкетным  залом
все оказалось проще: один из его длинных оконных  переплетов  был  открыт  и
лишь зашторен красной портьерой. Так что проникнуть в трапезную не составило
труда.
   После того как гости ушли в часовню, слуги, вероятно, уже  не  входили  в
зал. На столе все оставалось, как при гостях. Пьер и  Жак  увидели  изобилие
кубков. Жак оторопел от изумления, но у Пьера не было времени объяснять, что
сатанисты, в противостоянии христианам, делали все наоборот.
   Если  христиане  перед  мессой  молились,  то  сатанисты  сначала  досыта
наедались и напивались, выражая тем  самым  полное  пренебрежение  ко  всему
святому.
   Попав в дом, Пьер быстро направился к часовне. Он боялся за  Ваду  и  так
спешил, что Жак едва успевал за ним.
   После всего, что ему рассказал Лео Таксиль, Пьер  уже  боялся  не  только
того, что во время сатанинской оргии  над  Вадой  могут  надругаться.  Часто
после отслуженной мессы Венеру подвергают похотливому, извращенному насилию,
а потом полумертвую бросают.
   Но даже если не совершалось физическое насилие, Пьер хорошо  знал,  какой
ужас вселяла черная месса в тех, кто не по своей воле должен был  принять  в
ней участие.
   Ему оставалось только молиться, чтобы Вада была без сознания еще до того,
как началась зловещая церемония, и не поняла, что происходит вокруг.
   Когда Пьер выносил Валу из часовни,  он  по  ее  глазам  видел,  что  она
сознает происходящее.
   И в то же  время  тело  ее  будто  одеревенело,  что-то  сделало  девушку
неподвижной. Пьер не мог понять, почему она не кричала. Они дошли  до  окна,
через которое проникли внутрь, и Пьер сказал:
   -  Мне  кажется,  справа  от  этого  зала  должна  быть  дверь,   которая
открывается прямо в сад.
   - Подожди, я посмотрю, - отозвался Жак и вышел.
   Через некоторое время в дверь просунулась его голова.
   - Да, действительно есть, я ее открыл.
   Пьер последовал за ним, и вскоре все трое очутились в саду.
   Еще раньше Пьер и Жак договорились с кучером экипажа, в котором  приехали
с Левого берега на Лесной проспект, что тот остановится на  дороге,  поодаль
от этого дома, и будет их ждать. Пьер остался доволен, что его  распоряжение
исполнено в точности.
   Он все время держал Ваду на руках, затем внес ее в экипаж, плотнее укутал
в мантию и устроил рядом с собой.
   - Куда ты решил ехать? - спросил Жак.
   - Ко мне в студию. Жак закрыл дверцу.
   - Я не поеду с вами, - сказал он в открытое окно. - Хочу взглянуть на эти
свиные рыла. Надо выяснить, кто они такие, на всякий случай, если будут  еще
подобные происшествия.
   - Не думай драться с ними, - предупредил Пьер.  -  Мне  бы  не  хотелось,
чтобы эта юная леди оказалась замешана в каком-нибудь скандале.
   - Хорошо, если ты об этом просишь, я ничего им не сделаю. Но  мои  друзья
внесут их в список тварей, подлежащих уничтожению.
   Жак назвал кучеру адрес студии Пьера, помахал на прощание рукой, и  через
минуту экипаж скрылся за поворотом.
   Пьер держал Ваду, нежно прижав к своей груди.
   - Все хорошо, мое драгоценное сокровище, - его голос прозвучал  с  особой
теплотой. - Теперь ты в полной безопасности.
   При свете уличных фонарей Пьер увидел, как оживились  глаза  девушки.  Он
также понял, что она хоть и воспринимает  его  слова,  но  ничего  не  может
ответить.
   Волосы Вады разметались по сторонам, спадая на шелковую мантию и  ему  на
грудь. Пьер целовал их и шептал ласковые слова.
   - Это моя вина! Ни в коем случае нельзя было позволить тебе пойти на обед
вместе с Гаитой.
   Как же я мог не знать, что он вышел из ордена "Креста и Розы".
   Вада слышала все, что он говорил, но не способна была думать  ни  о  чем,
кроме того, что она спасена.
   Ее молитвы были услышаны!
   Пьер пришел за ней! Он спас ее! Весь ужас черной мессы,  которую  служили
над ее обнаженным телом, ужас, внушенный десятками  обращенных  к  ней  рук,
злая сила, словно дохнувшая ладаном, парализовавшая ее, - все рассеялось.
   Она спасена от этого кошмара и теперь в безопасности!
   Пьер рядом с ней, а все остальное не  имеет  значения.  Не  нужно  больше
заставлять себя не потерять  сознание  и  следить  за  тем,  что  происходит
вокруг.
   Впоследствии Вада едва могла припомнить, что  происходило  дальше.  Когда
она окончательно пришла в себя, то увидела, что Пьер,  держа  ее  на  руках,
поднимается по узкой лестнице в свою  студию.  Кучер  прошел  вперед,  чтобы
открыть им дверь, и Пьер, внеся Ваду, уложил ее на постель.
   В студии было темно, но окно оказалось не зашторено, и через стекло  Вада
видела звезды, ярко сверкавшие на небе.
   Расплатившись  с  кучером,  Пьер  зажег  масленую  лампу,  и   мастерская
озарилась мягким золотистым светом. Он подошел к постели и долго с нежностью
смотрел на девушку.
   - А сейчас, моя милая, - сказал он мягко, - мы  должны  вдохнуть  в  тебя
жизнь. Прежде всего я не хочу видеть на тебе это одеяние: оно  было  на  тех
богохульниках.
   Пьер снова взял ее на руки, и Вада не  представляла,  что  он  собирается
делать. А он откинул покрывало и уложил ее на  простыни,  осторожно  прикрыв
одеялом. Потом так ловко стянул с нее злополучную мантию, в которую она  все
еще была закутана, что ее нагота осталась для него совершенно скрыта.
   Пьер хорошенько укрыл  Валу,  подтянув  край  простыни  к  подбородку,  и
сказал:
   - Я приготовлю тебе кофе в моей маленькой  кухне,  а  пока  оставлю  тебя
совсем ненадолго.
   Он вышел, унося мантию, и вскоре Вада услышала  звук  льющейся  из  крана
воды и звон чашек.
   Она не знала, сколько должно пройти времени, прежде чем силы снова к  ней
вернутся. Хотела пошевелить руками, но  из  этого  ничего  не  вышло.  Затем
попыталась что-то произнести, но все закончилось безуспешно, - она не  могла
выдавить из себя ни звука.
   Ей показалось, что Пьер отсутствует  слишком  долго,  но  как  только  он
появился, тревога улетучилась. Пьер подошел к постели и поставил на стоявший
рядом маленький столик чашечку черного кофе.
   - А сейчас я хочу напоить  тебя  с  ложечки,  -  проворковал  он,  словно
разговаривал с маленьким ребенком. - Пожалуйста, попытайся сделать несколько
глоточков кофе, моя дорогая,  чтобы  побыстрее  освободиться  от  наркотика,
которым опоили тебя богохульники.
   Говоря так, Пьер сел на постель, спиной оперся  о  подушки,  затем  очень
осторожно левой рукой обнял  Валу  за  плечи  и  привлек  к  себе.  Наполнив
ложечку, он поднес кофе к губам девушки. Сначала она думала, что  не  сможет
даже разжать губы, но Пьеру как-то удалось влить в нее кофе.
   Вада языком ощутила его приятный вкус и, к своему  удивлению,  проглотила
жидкость, сразу ощутив тепло в горле.
   Медленно, терпеливо Пьер поил Валу из  ложечки,  пока  кофе  в  чашке  не
уменьшилось наполовину. Вада глубоко вздохнула.
   - Пьер, - произнесла она с трудом, неуверенно. Ее голос звучал слабо и не
так, как обычно, но это уже было огромное достижение.
   Пьер крепче обхватил ее.
   - О, ты уже можешь говорить! - обрадовался он.  -  Это  превосходно,  моя
милая! Попытайся еще разок! Ну, давай!
   Спустя час к ней стали возвращаться силы. Она  слегка  повернула  голову,
затем пошевелила пальцами и, наконец, задвигала рукой.
   Раньше Вада и представить  себе  не  могла,  что  мужчины  бывают  такими
добрыми и нежными, каким оказался Пьер. Он сварил еще  кофе  и  попросил  ее
выпить маленький стаканчик бренди, разбавленного водой.
   Вада была счастлива: Пьер рядом, совсем близко, ухаживает за  ней,  и  ее
уже не так сильно пугали онемевшие на время руки и ноги.
   Но где-то в глубине еще жил страх от всего, что с ней произошло.
   - А что они хотели.., сделать со.., мной? - спросила она,  когда  наконец
смогла хоть как-то произнести целую фразу.
   - Я узнал от человека, которого зовут Лео  Таксиль,  -  он  не  один  год
занимается  разоблачением  черной  магии  во  Франции,  что  Гаита  пытается
отделить душу, дух от тела и заменить его простейшим началом.
   - А разве это возможно? - шепотом спросила Вада.
   - Ну, конечно же, нет! - быстро  ответил  Пьер,  -  но  после  того,  как
сатанисты принимают  наркотики  и  при  этом  выпивают  много  вина,  у  них
начинаются галлюцинации, и в результате в своем воображении они видят многое
из того, что хотят увидеть.
   - Они взывали к сатане. - Голос Вады дрожал.
   - Да, но ведь ты должна  была  быть  без  сознания,  -  произнес  Пьер  и
спросил:
   - Как все это происходило?
   - Вино.., которое они заставили меня пить.., было такое отвратительное..,
и я боялась выпить слишком много, - попыталась объяснить Вада.
   Она умолкла, затем стала медленно  рассказывать  Пьеру,  как  ей  удалось
обмануть  маркиза  и  его  единомышленников,  поверивших,  что  она   выпила
содержимое кубка, как за обедом разыграла сценку, будто  увидела  птичку  на
противоположной стене, и своей уловкой отвлекла их внимание.
   - Почти все вино из кубка я вылила на пол, но на дне  осталось  несколько
капель, и мне  все-таки  пришлось  их  выпить,  мне  показалось  неприличным
отказаться.., сделать то, о чем они.., меня просили.
   - Ты вела себя настоящей умницей, моя малышка! - утешил девушку  Пьер.  -
Но пожалуй, лучше бы ты полностью потеряла сознание. Я  бы  все  равно  тебя
спас!
   - Я молилась, чтобы Бог  защитил  меня  и  чтобы  ты  пришел  ко  мне,  -
призналась Вада.
   -  Твои  молитвы  были  услышаны.  Я  думаю,  моя   дорогая,   что   твой
ангел-хранитель очень четко сработал сегодня вечером: ведь я случайно  зашел
в "Солей д'Ор" повидать Дешана.
   Пьер глубоко вздохнул.
   - Я чуть было  не  пошел  домой  после  того,  как  пообедал  в  кафе  "У
Людовика".
   - Видимо.., интуитивно.., ты почувствовал, что я тебя зову.., что ты  мне
нужен, - проговорила Вада.
   - Если бы мое чутье сработало должным образом, я прежде всего не позволил
бы тебе идти на обед с Гаитой.
   - Не надо.., сейчас об этом, я же..,  спасена!  Вада  сказала  это  очень
уверенно, и Пьер охотно подтвердил:
   - Ты в полной безопасности, это точно.  Они  замолчали.  Через  несколько
минут Вада тихо спросила:
   - Ты думаешь.., они могли что-то сделать со мной? Мне было так страшно.
   - С твоим мышлением они бы не справились, если бы  ты  сама  не  захотела
изменить свои убеждения. Я всегда считал, что многие, верящие в дьявола  как
своего  духовного  покровителя,  доведены  до  этого  безумия  излишествами,
которым предавались, или  слабоумны  от  рождения.  Переведя  дыхание,  Пьер
продолжил:
   - Нормальный интеллигентный человек, как ты, например, не может поддаться
действию магии, которой якобы владеют сатанисты и разные другие проходимцы.
   - Ты.., в этом уверен?.. - спросила Вада.
   - Абсолютно уверен! Пьер привлек ее к себе.
   - Есть на свете кое-что, против чего бессильна даже черная магия, и мы  с
тобой это знаем.
   - Что это?
   - Любовь, - ответил Пьер, - и поскольку  я  знаю,  что  ты  меня  немного
любишь, моя красавица, мне бы хотелось, чтобы ты постаралась забыть  о  том,
что с тобой произошло сегодня вечером. Если начнешь сейчас об  этом  думать,
неприятные  воспоминания  будут  беспокоить  тебя   всю   жизнь.   А   этому
приключению, поверь, не стоит придавать слишком большое значение.
   Пьер поцеловал ее в лобик, продолжая говорить:
   - Я хочу, чтобы ты запомнила совсем другой момент - вот  этот,  когда  мы
здесь, вместе с тобой, одни, и нет ничего на свете, кроме нашей любви.
   Его голос звучал так глубоко, серьезно и искренне, что Вада  затрепетала.
Однажды с ней уже случилось такое. А сейчас Пьер окончательно  освободил  ее
из плена последних остатков наркотика и  словно  наполнил  все  ее  существо
солнечным светом.
   Теперь радость была значительно острее, чем прежде, ведь  еще  вчера  она
боялась, что может навсегда потерять Пьера.
   - Я люблю тебя... Пьер! - прошептала Вада.
   Очень нежно, будто боясь причинить ей боль, он привлек к себе ее голову и
прикоснулся к губам. Таким трепетным, нежным поцелуем  он  мог  с  таким  же
успехом наградить и ребенка.
   Вада от удовольствия закрыла глаза. Пьер снова любит ее и не думает,  что
они останутся только друзьями!
   Но в этот момент счастливого блаженства, когда ей хотелось  еще  ближе  к
нему прижаться, Пьер поднял голову и неожиданно сказал:
   - А сейчас, моя радость, мы должны подумать, как и в чем отправить тебя в
отель.
   В это мгновение Вада почувствовала себя страшно разочарованной:  Пьер  не
будет ее больше целовать. И она заставила себя сказать:
   - Кажется.., мне еще очень трудно.., ходить.
   - А я понесу тебя на руках, - ответил Пьер. -  Правда,  ночной  портье  в
отеле "Мерис" может заподозрить что-то неладное, если я привезу тебя в таком
виде, без платья.
   Вада слабенько засмеялась.
   - Могу себе представить, как будет потрясена Чэрити, когда обнаружит, что
платье.., с меня.., исчезло.
   - Это проблема уже завтрашнего дня, -  заметил  Пьер,  -  но  сначала  мы
должны покончить с сегодняшними.
   Он убрал руку с ее спины, и Вада  чуть  не  закричала:  ей  так  хотелось
помешать этому и побыть еще рядом с ним.
   - Извини, малышка, я на несколько минут тебя покину. У меня в  этом  доме
есть приятельница, думаю, она одолжит нам одно из своих платьев.
   Пьер встал и улыбнулся Ваде.
   -  Смотри  не  исчезни,  пока  я  не  вернусь.   Ты   иногда   совершаешь
непредсказуемые поступки, и я боюсь даже ненадолго выпустить тебя из вида.
   - Я буду ждать тебя! - пообещала Вада.
   Она смотрела, как он шел через всю студию к двери, и думала, что ее слова
могут оказаться пророческими.
   Как было бы замечательно навсегда остаться здесь, в  этой  мастерской,  с
Пьером, и всякий раз ждать его возвращения домой.
   Вада подняла глаза и осмотрелась. Окно - до самого потолка - выходило  на
крыши Парижа, стены украшали картины. Девушка сказала себе,  что  это  самое
красивое помещение из всех, в которых ей приходилось бывать прежде.
   Разве могут иметь значение гобелены, бархат, канделябры и дорогая мебель,
если в доме нет любви?
   Только ее любовь к Пьеру, думала Вада, и его  любовь  к  ней  делают  эту
студию прекрасным дворцом, и жить здесь с Пьером  значило  бы  обрести  свой
рай.
   "Я люблю его", - сказала себе Вала.
   Быть рядом с ним, знать, что он ее любит, - о большем она и не мечтала.
   Отсутствие  Пьера  показалось  ей  слишком  долгим,  и  она  уже   начала
беспокоиться, полагая, что эта приятельница, кто бы она ни была, видимо, так
прелестна, что Пьер не торопится вернуться.
   "Наверно, он знает эту женщину очень хорошо!"
   Вада была уверена, что уже далеко за полночь и только очень близкий  друг
может допустить, чтобы его разбудили в  столь  поздний  час,  к  тому  же  с
просьбой одолжить женское платье.
   "Возможно, Пьер раньше любил эту женщину". Вада мучила себя  подозрениями
и пыталась представить, как та выглядит.
   Если она француженка, то непременно должна быть брюнеткой. А  если  Пьеру
больше нравятся темноволосые женщины?
   Вада всегда считала, что французы предпочитают блондинок, - по  контрасту
с француженками, которые ей почему-то представлялись брюнетками.
   Конечно, это был очередной миф  из  тех,  которыми  обычно  морочат  себе
голову американки.
   Вада была достаточно интеллигентной девушкой и  прекрасно  понимала,  что
женщины часто приписывают себе достоинства, чтобы возвыситься в  собственных
глазах и внушить себе, что они более привлекательны, чем на самом деле.
   "Может ли Пьер любить меня?" Ваду вдруг  охватила  паника.  Их  жизненные
пути совершенно различны, и, конечно, Пьер прав, сомневаясь в ней, ведь  они
так мало знакомы.
   Но как сказать ему правду? Она все еще слышит,  как  он  пренебрежительно
произносит "мисс Богачка" и "богатые американки, охотящиеся за титулом".  Он
явно презирает богатых и тех, кто хорошо  себя  чувствует  только  в  высшем
свете.
   В прошлый раз, рассказывая об эпохе Людовика XVI, Пьер сказал:
   - Власть, титулы и деньги в то время развращали аристократов так же,  как
и в наши дни. Они пагубно действуют на людей.
   - Почему это происходит? - спросила Вада.
   -  Потому  что  богатство  отдаляет  человека  от  реальной   жизни,   от
необходимости бороться и от физических страданий.
   - Неужели это так важно?
   - По-моему, да, - ответил Пьер. - Человек должен стремиться не  только  к
материальным благам,  необходимым  для  жизни,  но  и  утверждать  себя  как
личность.
   - А разве богатым не нужно к этому стремиться?
   - Они на это не способны. Проносятся в шикарных экипажах, не замечая тех,
кого обдают грязью, и видят жизнь только через  оконное  стекло  кареты.  Да
многие из них к ней просто не приспособлены, -  в  голосе  Пьера  прозвучало
презрение, и Вада не могла это не отметить.
   Она снова оказалась в плену золотых цепей, прочно сковавших  ее  будущее.
Вада была уверена, что Пьер любит ее такой, какую  видит:  не  блистательную
аристократку, а бедную компаньонку, девушку столь  скромного  достатка,  что
даже в Париже ее некому сопровождать.
   "Он не должен знать правду, - неистово убеждала она себя. - Если я лишусь
его любви, жизнь потеряет для меня всякий смысл".
   С такими мыслями Пьер и застал ее, войдя в студию с платьем в руках.  Оно
было сшито из черной и белой ткани,  с  плотно  прилегающим  лифом,  который
удачно подходил к юбке  с  оборками.  Воротник  и  рукава  украшала  красная
тесьма, придававшая платью тот загадочный  шарм,  присущий,  казалось,  всем
француженкам - и богатым и бедным, без исключения.
   - Ты так долго отсутствовал! -  тон  был  почти  обвинительный:  Вада  не
сумела сдержать себя.
   - Ты беспокоилась о себе или обо мне?  -  как  бы  шутя,  поинтересовался
Пьер.
   Вада надеялась только на то, что состояние  оцепенения,  которое  еще  не
совсем прошло, не позволит ей покраснеть, но поняла,  что  Пьер  заметил  ее
ревность.
   - Моя приятельница кого-то развлекала, - объяснил он, - и я не  хотел  им
мешать, пока они не попрощались.
   - Но ты же сам  говорил,  что  приглашать  мужчину  домой  неприлично,  -
возразила Вада.
   Его глаза заблестели, и, положив платье на постель, он сел около девушки.
   - Никак не пойму, дорогая, что это - любопытство или ревность?
   В какое-то мгновение  Ваде  очень  захотелось  ему  солгать,  однако  она
предпочла сказать правду и, опустив глаза, прошептала:
   - И то и другое.
   Пьер легко рассмеялся. Он наклонился и нежно  поцеловал  девушку,  слегка
коснувшись ее губами.
   - Но для последнего чувства нет оснований. Я  успокою  твое  любопытство,
если скажу, что моя приятельница актриса и живет в мире, в котором ты,  если
я сумею этому помешать, никогда  не  будешь  вращаться?  -  Улыбнувшись,  он
добавил:
   - Несмотря ни на что, это очень добрый человек и  всегда  готова  помочь;
она одолжила мне один из самых красивых своих нарядов.
   Пьер встал, взял платье и развернул его перед Вадой.
   - А теперь садись! - скомандовал он. Вада подчинилась, натянув простыню и
прикрыв ею грудь.
   Пьер начал надевать на нее платье через голову, и  Вада  продела  руки  в
рукава.
   - Не волнуйся, я помогу тебе, - сказал Пьер. Девушка наклонилась  вперед,
и он застегнул пуговицы на спине. Оба залюбовались пышной юбкой, лежавшей  в
ногах поверх одеяла.
   - Сейчас я помогу тебе подвинуться к краю постели, а когда сядешь, надену
на твои ножки вот эти легкие туфельки, - я  их  тоже  захватил,  думаю,  они
должны быть тебе впору.
   Вада делала все, как говорил Пьер, и хотя ей еще трудно  было  двигаться,
смогла наконец свесить с постели сначала одну свою  маленькую  ножку,  потом
другую.
   Пьер опустился перед ней на колени и поставил на коврик черные туфельки.
   - Ноги совсем не слушаются и ведут себя так, будто они не мои, -  жалобно
пролепетала Вада.
   Пьер взял в руку  ее  правую  ступню,  с  нежностью  глядя  на  маленькие
прелестные пальчики с