казать,  диадема!  -
сказала миссис Клей, входя в комнату и рассматривая с  удовлетворением  свою
дочь. - Не спрашивай, сколько она стоит, потому что у твоего папы,  будь  он
жив, бедняжка, случился бы удар. Он никогда  не  считал,  что  деньги  нужно
вкладывать в драгоценности; любил, чтобы наличные всегда были под рукой.
   - Она чересчур великолепна, - слабым голосом промолвила Вирджиния.
   - Это мой свадебный подарок тебе, дорогая,  -  сообщила  миссис  Клей.  -
Думаю, он тебе понравился. Да, ты знаешь, миссис Астор  приняла  приглашение
на  твою  свадьбу!  Я  удивилась  поначалу,  почему  она  не  ответила,  но,
оказалось, ее не было в городе. Я так и думала, что она не  сможет  побороть
любопытство и захочет увидеть, каков из себя маркиз. И вот что я тебе скажу:
он так хорош, что ему и титул не нужен.
   - Ты видела его? - удивилась Вирджиния.
   - Видела ли я его? - повторила миссис Клей. -  Да  он  был  здесь  уже  в
половине десятого. Рассыпался в извинениях из-за вчерашнего вечера и  вообще
вел себя очаровательно, да, просто очаровательно. Вирджиния, я могу  сказать
только одно: ты счастливейшая из  девушек,  которые  когда-либо  ступали  по
земле Соединенных Штатов Америки. Когда  я  с  ним  говорила,  я  все  время
думала, что, будь мне на четверть  века  поменьше,  замуж  за  него  сегодня
выходила бы не ты, Вирджиния, а я!
   Миссис Клей расхохоталась, но в ответ не увидела улыбки дочери.
   - Ты уже вручила ему деньги? - поинтересовалась та.
   - Не будь такой вульгарной, - укорила дочь  миссис  Клей.  -  И  если  ты
хочешь, чтобы у тебя в семье  сложились  хорошие  отношения,  ни  при  каких
обстоятельствах не упоминай об этих деньгах в разговоре  с  мужем.  Если  бы
только у меня хватило здравого смысла, я бы ни слова  не  сказала  тебе.  Но
дело сделано. Я никогда не умела хранить тайны. Язык всегда  меня  подводил.
Обещай мне, Вирджиния, вести себя как настоящая леди, а все финансовые  дела
предоставь мужу.
   - У меня нет другого выбора, - ответила  Вирджиния.  -  Как  тебе  хорошо
известно, папа завещал опеку над моими деньгами тебе, а если я выйду  замуж,
этим займется муж до моего двадцатипятилетия. Остается только надеяться, что
благородный маркиз сжалится надо мной и будет выдавать мне немного денег  на
булавки!
   - Вирджиния, я не потерплю этот грубый  сарказм!  -  рассердилась  миссис
Клей, повысив голос. - Маркиз - один из самых  превосходных  молодых  людей,
которых я только видела, и конечно, самый красивый  из  них.  Весь  Нью-Йорк
сойдет по нему с ума. Тебе позавидуют все девушки в городе.  А  теперь  будь
умницей и помни, что сделку всегда заключают двое. Быть может, он тоже хотел
бы полюбить!
   Миссис Клей вышла из комнаты, хлопнув дверью. Вирджиния уронила голову на
руки. Как всегда в спорах с матерью она потерпела поражение. За годы ведения
словесных баталий со своим мужем миссис Клей  приобрела  сноровку  оставлять
последнее слово неизменно за собой и всегда ранить тех, с кем она спорит.
   Из-за кофе, который Вирджиния выпила по настоянию матери,  сердце  у  нее
билось чаще, чем обычно. Щеки Вирджинии пылали, и она  вдруг  почувствовала,
что в комнате исчез воздух, что ей нечем  дышать.  Она  попросила  горничную
открыть окно.  День  стоял  теплый  и  безветренный.  Когда  ее  облачили  в
свадебное платье, она уже не знала, откуда  взять  силы,  чтобы  пройти  всю
длинную, заполненную людьми комнату, даже опираясь на  руку  дяди.  Наконец,
она была  готова.  Платье  с  каскадом  брюссельских  кружев  смотрелось  бы
чудесно, подумала Вирджиния, если бы не  было  так  чудовищно  велико.  Фата
струилась по спине из массивной сверкающей диадемы, и на какую-то секунду ей
показалось, что она  похожа  на  раздобревшую  фею  с  рождественской  елки.
Вирджиния с горечью рассмеялась. Но тут раздался стук в дверь, и вошел лакей
с бокалом шампанского на серебряном подносе.
   - Ваша мама шлет вам привет, мисс Вирджиния, и велит выпить  это  все  до
последней капли.
   Вирджиния взяла бокал и сделала глоточек, надеясь, что ей и впрямь станет
легче дышать. Негр-лакей, которого она  с  трудом  узнала  в  новой  шикарно
расшитой ливрее, в  напудренном  парике  и  белоснежных  нитяных  перчатках,
улыбался.
   - Желаю вам счастья, мисс Вирджиния.
   - Спасибо, - машинально отозвалась она. Вирджиния поставила пустой  бокал
на трюмо и услышала, как ее позвал дядя, появившийся в дверях.
   - Ты готова, Вирджиния? Тебя все ждут.
   - Да, готова, дядюшка.
   Она шагнула к нему, увидела выражение восхищения на его лице и  в  ту  же
секунду поняла, что этот восторг относится не к ней, а к диадеме.
   - Секундочку, мисс, - сказала одна из горничных. - Фата не  закрыла  ваше
лицо. Вот кусочек тюля, его нужно надеть на время церемонии, а потом  можете
откинуть его, и фата сзади не помнется.
   - Спасибо, - еле выговорила Вирджиния.  Горничная  накинула  ей  на  лицо
тюлевую фату и закрепила  ее  на  голове  шпильками.  Фата,  как  показалось
Вирджинии, закрыла последние остатки воздуха  в  комнате,  и  сердце  у  нее
заколотилось еще чаще.
   "Это все нервы",  -  подумала  Вирджиния.  Она  оперлась  рукой  в  белой
лайковой перчатке на руку дядюшки и взяла свой букет из ландышей и  тубероз.
Они начали медленно спускаться в гостиную.  Доносились  еле  слышимые  звуки
музыки,  которые  тонули  в  гуле  сотни  голосов.  Те,  кому   не   удалось
пристроиться среди белых орхидей, столпились на лестнице. Они  расступились,
пропуская Вирджинию с дядей и бормоча пожелания всяческого благополучия,  но
она наклонила голову и даже не пыталась ничего сказать в ответ.  Каждый  шаг
давался ей с трудом, и она  была  рада  поддержке  дядиной  руки.  Вирджинии
казалось, что дядя чуть ли не тащит ее за  собой,  и  если  бы  не  он,  она
двигалась бы назад, а не вперед. Она подняла глаза и  мельком  взглянула  на
епископа. По одну сторону от него стояла ее мать с  выражением  восторга  на
лице, а по другую - какой-то мужчина. Вирджиния не ожидала, что маркиз будет
таким высоким, таким широкоплечим и даже черноволосым. Она представляла всех
англичан блондинами, но этот был темным, и ее мать оказалась права:  он  был
самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала.
   Должно быть,  она  сильнее  вцепилась  в  руку  дядюшки,  потому  что  он
наклонился к ней и шепнул:
   - С тобой все в порядке, Вирджиния?
   Они достигли конца гостиной, и теперь она стояла перед епископом рядом  с
маркизом. Она почувствовала, не поднимая глаз,  что  он  повернул  голову  и
смотрит на нее, и мысленно обрадовалась фате; а еще она  обрадовалась  тому,
что из-за своего высокого  роста  он  не  увидит  ничего,  кроме  сверкающей
бриллиантовой диадемы на ее склоненной голове.
   Началась служба.
   - Согласна ли ты взять этого человека себе в мужья.., в радости и горе, в
богатстве и бедности.., в болезни и здоровье?..
   Она услышала свой голос, слабый и как бы идущий издалека:
   - Да.
   Она услышала, как отвечает он - решительно, уверенно и очень отстраненно.
У него был странный выговор - британский, и  она  подумала,  смогут  ли  они
когда-нибудь понять друг друга - она и  этот  незнакомец,  которому  вверяла
свою судьбу.
   Церемония подошла к концу. Кто-то убрал ей фату с лица; муж повел ее вниз
по ступеням в огромный  шатер,  где  устраивали  прием  и  посреди  которого
возвышался гигантский пятиярусный торт.
   Она двигалась устало,  боясь  запутаться  в  платье,  и  никак  не  могла
заставить себя посмотреть на  маркиза,  хотя  держала  его  за  локоть.  Она
сознавала его близость, сознавала и  то,  что  он  был  весь  как  натянутая
струна.
   Рядом с ними щебетала ее мать.
   - Сюда, пожалуйста, маркиз..,  ах,  нет,  теперь  я  не  должна  вас  так
называть, не  правда  ли?  Себастьян!  Какое  прекрасное  имя!  Себастьян  и
Вирджиния - очень подходит друг другу, не так ли? Надеюсь,  вам  понравилась
служба. Епископ Нью-Йорка такой чудесный человек. Наш старинный друг.  Я  бы
не позволила никому другому обвенчать вас с милой Виржинией.
   Они дошли до стола, на котором установили чудо-торт. Торт возвышался  над
всеми.
   - Бокал шампанского! - воскликнула миссис  Клей.  -  Затем,  конечно,  вы
примете гостей; после этого вы должны разрезать торт. Я  буду  рядом.  Гости
пройдут гуськом мимо вас. Все наши друзья горят от нетерпения  познакомиться
с вами, маркиз... Я хочу сказать - Себастьян! Сегодня вы самый важный  гость
в Нью-Йорке. А теперь я хочу первой выпить за ваше здоровье.
   - Шампанского! Шампанского! - обратилась миссис Клей к одному из  лакеев.
- Бокал для вас, Себастьян! Бокал для Вирджинии. За вас, мои дорогие! Будьте
всегда счастливы.
   - Благодарю вас, миссис Клей, вы очень добры, - голос у него был  низкий,
тихий и очень сдержанный.
   - А теперь вы и Вирджиния должны  выпить  друг  за  друга,  -  настаивала
миссис Клей.
   Маркиз повернулся к Вирджинии, и  она  была  вынуждена  поднять  на  него
глаза. Она взглянула на него; взглянула в  незнакомое,  невероятно  красивое
лицо и увидела в его глазах не отвращение, которое можно было бы ожидать,  а
почти  циничное  безразличие,  определяемое  совершенно   безошибочно.   Она
продолжала смотреть на него в  испуге,  потому  что  думала  увидеть  совсем
другое.
   - За ваше здоровье,  Вирджиния!  -  услышала  она,  и,  когда  попыталась
ответить,  комната  вдруг  закружилась  вокруг  нее,  свадебный  торт  начал
переворачиваться. И это был уже не торт, а груда монет,  золотых,  блестящих
монет! Они падали, скатывались, больно ударяли ее,  и  не  было  больше  сил
сопротивляться.
   Она начала сгибаться под их тяжестью и поняла, когда услышала чей-то крик
- кажется, кричала ее мать, - что золото поглотило ее, и спасения нет!

Глава 2

   Пели птицы. Вирджиния стала прислушиваться, пытаясь различить их  голоса.
Когда-то давным-давно она знала названия всех певчих птиц.
   Очень медленно, с усилием она открыла глаза. На фоне  ярко-голубого  неба
двигалось облачко красных, белых и  желтых  бабочек.  Ее  охватило  ощущение
радости и счастья. Неожиданно чье-то лицо закрыло небо  над  ней,  и  голос,
очень мягкий и тем не менее с ноткой волнения, произнес:
   - Ты очнулась! Вирджиния, ты очнулась! Вирджиния  попыталась  заговорить,
но на секунду ей почудилось, что горло сковано параличом. Все же ей  удалось
чуть слышно прошептать:
   - Кто.., вы?
   - Я твоя тетя, Вирджиния, тетя Элла Мэй! Ты меня помнишь?
   - Я.., помню.., вас... - Слова ее были едва  различимы.  Глаза  Вирджинии
закрылись, она провалилась в сон.
   Несколько часов спустя, а может, и несколько дней,  она  вновь  пришла  в
себя. Птицы на этот раз молчали, но, когда она открыла  глаза,  бабочки  все
еще мелькали, и она подумала, что это, наверное, от жары. Ей показалось, что
лежит она на веранде и глядит на свесившиеся через ограду  глицинии.  Чья-то
сильная рука приподняла ее, а к губам поднесли стакан.
   - Выпей, Вирджиния, тебе это полезно, - произнес голос тети.
   Она покорно выпила. Было очень вкусно,  но  стакан  сразу  забрали  после
нескольких глотков.
   - Где.., я? - спросила Вирджиния, не отрывая глаз от бабочек. Для нее они
были символом того, что она пыталась поймать, а может быть,  того,  что  уже
было потеряно?
   - Ты в моем доме, - ответила женщина. - Я за тобой ухаживаю.
   - Тетушка... Элла... Мэй, -  запинаясь,  проговорила  Вирджиния.  -  Я..,
теперь.., вспоминаю, вы.., сиделка. Я.., была больна?
   - Да, дорогая, очень больна.
   - Что.., случилось со мной?
   - Думаю, тебе не стоит сейчас говорить об этом, - ответила тетя.  -  Лежи
спокойненько. Немного погодя я еще раз дам тебе питье.
   - Я хочу.., сейчас, - упрямо проговорила Вирджиния. - У меня жажда.
   Ей опять поднесли стакан,  и  она  попыталась  понять,  благодаря  какому
компоненту этого вкусного напитка пропадает сухость в горле.
   - Мед! - сказала она вслух, выпив все до дна. Тетушка разулыбалась.
   - И водяной кресс, и сельдерей и другая зелень.
   - Зелень? -  удивилась  Вирджиния,  но  она  была  слишком  слаба,  чтобы
продолжить разговор на эту тему. - Сколько времени.., я здесь?
   -  Давно,  -  коротко  ответила  ей  тетя.  Вирджиния  помолчала.   Потом
заговорила снова:
   - Я пытаюсь вспомнить... Я упала... Произошел несчастный случай?
   - Не думай об этом сейчас, -  принялась  упрашивать  ее  тетя.  -  Просто
попытайся заснуть.
   - Мне кажется.., я спала.., очень.., долго, -  пробормотала  Вирджиния  и
тут же заснула, едва успев выговорить последнее слово.
   Когда она вновь проснулась, наступил вечер. Она была уже в доме. Шторы на
окнах задернуты -  яркие  ситцевые  занавески,  недорогие,  но  симпатичные.
Комната была маленькой, с низким потолком, и хотя на дворе  стояло  лето,  в
камине горел огонь. Вирджиния шевельнулась,  тетушка  тут  же  поднялась  из
кресла у камина и подошла к ней.
   - Вот ты и опять проснулась, - сказала она. - Хочешь немножко супа?
   Вирджиния кивнула. Тетя покормила ее. Суп был даже вкуснее,  чем  медовое
питье. Съев изрядную порцию, Вирджиния почувствовала себя не такой усталой.
   - Я рада.., видеть.., вас.., тетушка Элла Мэй, - сказала  она,  тщательно
подбирая слова, как будто ей с трудом удавалось припомнить  их.  -  Я  часто
думала о вас.., но вы никогда.., не заходили к нам.., в Нью-Йорке.
   - Да, дорогая, - мягко ответила тетя.
   Вирджиния вдруг  вспомнила  и  разговор  на  повышенных  тонах,  и  отца,
пришедшего чуть ли не в ярость, как часто бывало с ним, когда ему кто-нибудь
перечил; и мать, тоже разозленную; и хлопанье дверьми, и то, как  тетя  Элла
Мэй уходила из дома со слезами на глазах, но непобежденная и непреклонная  в
своем решении.
   - Я.., помню, - вслух произнесла Вирджиния. - Вы ушли.., из дома.
   - Да, дорогая, - подтвердила тетя. - Я ушла и вышла замуж. А  к  тебе  на
свадьбу меня пригласила твоя мать.
   - Ко мне.., на свадьбу! - Вирджиния замерла. Затем она  сказала,  как  бы
сама себе:
   - Торт.., упал на меня и.., золото! Голова.., очень болела. Наверное, все
из-за той огромной.., уродливой диадемы.
   - Когда ты упала, - сказала тетя Элла  Мэй,  -  диадема  все  катилась  и
катилась по полу.
   У Вирджинии дрогнули губы, раздался слабый, дребезжащий смех.
   - Я всегда считала, что диадемы до смешного бесполезны! - улыбнулась тетя
Элла Мэй.
   - Мама.., называла ее.., короной, - вспомнила  Вирджиния,  и  они  вместе
рассмеялись. Внезапно смех оборвался.
   - Мама! - испуганно вскричала Вирджиния. - Она..,  рассердится..,  что  я
заболела... Почему.., она позволила мне.., быть здесь?
   Тетя отошла от кровати.
   - Поговорим об этом в другой раз, детка.
   - Нет, сейчас, - настойчиво потребовала Вирджиния.  -  Я  хочу..,  знать.
Она.., сердится, ведь так?
   - Я не хочу тебя огорчать,  -  произнесла  тетя  Элла  Мэй  своим  мягким
голосом. - Но твоя мама больше не сердится, Вирджиния, детка. Она.., умерла!
   Вирджиния уставилась на нее, пораженная.
   - Умерла! - медленно проговорила  она.  -  Мне  и  в  голову  никогда  не
приходило, что мама.., может умереть. Она всегда казалась  такой  сильной..,
такой.., такой несгибаемой. Так вот почему.., я с вами?
   - Да, дорогая.
   Позже Вирджиния считала, что, прежде чем она узнала о случившемся, прошло
несколько  дней,  состоявших  из  вопросов,  недосказанных  фраз,   ответов,
которые, как ей казалось, не пугают или расстраивают, а только усыпляют.  Но
на самом деле, как потом поведала ей  тетя  Элла  Мэй,  Вирджиния  благодаря
своей настойчивости узнала правду всего сутки спустя после того, как  пришла
в сознание.
   - Когда ты упала в обморок, -  рассказывала  тетя,  -  твоя  мать  ужасно
рассердилась и расстроилась. Она решила, что ты притворилась больной,  чтобы
не встречать гостей, а упала просто из-за неуклюжести. Она пришла в  ярость,
увидев диадему на полу, и еще больше  разбушевалась,  когда  убедилась,  как
трудно поднять тебя на ноги.
   - Дальше! - прошептала Вирджиния.
   - Твоя фата и платье мешали, но наконец, когда  удалось  поднять  тебя  с
пола и отнести в маленькую приемную за гостиной,  в  которой  собрались  все
гости, твоя мать неистово  кричала,  что  свадьба  продолжается.  "Вирджиния
присоединится к нам, как только придет в себя! Пусть кто-нибудь останется  с
ней; мне все равно кто". И тут я выступила вперед и предложила приглядеть за
тобой. "Ах, это ты, Элла Мэй? - сказала твоя мать. - Ты должна знать толк  в
таких делах, ведь у тебя такой большой опыт. Поставь этого ребенка  на  ноги
как можно быстрее!" И она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Но  когда
я взглянула на тебя, то ясно поняла, что поставить тебя на ноги  не  удастся
еще очень долгое время.
   Когда появились врачи, - продолжила тетя Элла Мэй, - у них нашлось  много
мудреных названий для твоей болезни, но я тебе скажу по-простому. В  течение
многих лет тебя набивали всякой всячиной как рождественскую индюшку, а это -
яд для организма. Сахар, жирное молоко, паштеты, деликатесы вместе с  вином,
которое велели принимать твои лекари, превратили то,  что  от  природы  было
молодым здоровым телом, в гору больной  плоти  устрашающих  размеров.  И  не
только твое сердце не выдерживало; отравленная кровь питала мозг, да прибавь
к тому же беспокойство и переживания из-за твоей свадьбы; все это привело  к
тому, что мы, деревенские жители, называем горячкой.
   Вирджиния слегка вздрогнула.
   - Горячка! - воскликнула она. - Так значит, я была не в себе?
   - Ты бредила, - пояснила тетя. - Почти все время говорила о деньгах.  Эту
тему я никогда особенно не любила, а теперь так просто не выношу.
   - Мне казалось, что на меня льется золото,  когда  я  падала,  -  сказала
Вирджиния. - Я ясно помню. И торт тоже опрокинулся.
   - То огромное сооружение из белой несъедобно-сладкой массы! - воскликнула
с улыбкой тетя. - Это самое лучшее, что могло с ним случиться!
   - Значит, я так и не вернулась на торжество! - сказала Вирджиния. - Мама,
наверное, бушевала.
   - Она так разозлилась, что ночью с ней случился  удар,  -  ответила  тетя
Элла Мэй.
   - О, господи! - всхлипнула Вирджиния.  -  Бедная  мама!  Должно  быть,  я
ужасно ее разочаровала.
   - Боюсь, что так, - согласилась тетя.
   - Она никогда не любила меня, - 4" призналась  Вирджиния,  -  хотя  часто
повторяла, что балует меня. Но ее  любовь  проявлялась  только  в  подарках,
когда я делала то, что она хотела. Мне никогда не разрешалось делать то, что
я хочу. Боюсь, у вас будет шок, тетя, но я не испытываю жалости от того, что
она умерла. Она всегда вызывала во мне только одно чувство: как будто меня с
головой накрывает бегущая волна, от которой нет никакого спасения.
   - Не будем говорить плохо о мертвых, -  отрезала  тетя  Элла  Мэй.  -  Но
думаю, что даже самый близкий друг твоей матери признал бы, что  у  нее  был
сложный характер. Под ее давлением твой отец  стал  мультимиллионером  и  не
выдержал напряжения, сломался. Она и на тебя давила, разве нет?
   Вирджиния молча опустила глаза.
   - А что случилось.., с ним? - еле слышно прошептала она.
   - С твоим мужем? - деловито осведомилась тетя,  -  Он  единственный,  кто
сохранил хладнокровие после того, как слегла твоя мать. Ты лежала больная  в
одной комнате, твоя мать - в другой, а все остальные разрывались между вами,
высказывали самые дикие предположения и  ровным  счетом  ничего  не  делали!
Адвокаты,  душеприказчики  появились  невесть  откуда,  как  по  волшебству,
галдели по всему дому так, что почти невозможно было что-нибудь разобрать. И
тогда я поговорила с твоим  мужем  и  предложила  забрать  тебя  с  собой  в
деревню. Я рассказала ему, кем тебе прихожусь и кто я по профессии, и он тут
же согласился, не раздумывая.
   - Так вот как я здесь оказалась. Он.., тоже сердился? -  поинтересовалась
Вирджиния. Тетя покачала головой.
   -  Нет,  просто  очень  расстроился.  Между  прочим,  В