троенной.  Стены
снаружи были облицованы красным кирпичом и  прорезаны  высокими  готическими
окнами.
   Потолки в комнатах были низкие,  широкие  дубовые  кровати  покоились  на
четырех  столбиках  и  были  прикрыты  пологами,  а  стены   были   отделаны
деревянными    панелями,    которые    с    годами    приобрели     чудесный
красновато-коричневый оттенок мореного старого дуба.
   Графу показалось, что в  комнате  душно,  и  он  подошел  к  окну,  чтобы
отдернуть плотно закрытые занавеси и открыть створки.
   Он распахнул окно, и в ту же секунду до  него  донесся  тихий,  протяжный
свист.
   Он был в точности похож на тот, который издала  Калиста,  когда  отдавала
приказания Кентавру, и граф, перегнувшись через подоконник, выглянул в сад.
   Ночь была ясная, в мягком темном бархате неба сверкали мириады  звезд,  а
тонкий рожок полумесяца лил с высоты серебристый свет на дом и озеро за ним,
окутывая весь сад нежной эфемерной дымкой,  зачаровывающей  своей  воздушной
прелестью; днем все вокруг "выглядело совсем по-другому, более приземленно и
обыденно.
   Графу хорошо была видна лужайка у него под окном, однако на ней  не  было
ни души.
   Свист повторился. На этот раз граф понял, что он доносится  с  громадного
дерева магнолии, чьи белые, точно совковые, цветы склонялись к самому окну.
   Он поднял голову и увидел,  что  в  самой  гуще  ветвей,  забравшись  так
высоко, что она оказалась почти на уровне его окна, сидит Калиста!
   - Я хочу поговорить с вами!
   Он  едва  расслышал  ее  слова,  так  тихо  она  произнесла  их.  Однако,
высунувшись еще больше из окна, граф спросил:
   - О чем же?
   - О вас. Я ведь просила вас не приезжать сюда.
   - Довольно трудно беседовать в таком положении,  -  заметил  граф.  -  Не
лучше ли мне присоединиться к вам?
   - Да что вы! Ничего у вас не получится!  -  сказала  девушка  с  ядовитым
смешком. - Легче перелезть с этого дерева в дом, чем наоборот.
   Граф осмотрел дерево оценивающим взглядом. Оно казалось очень старым,  но
ветви его выглядели достаточно мощными и крепкими для того, чтобы  выдержать
вес его тела.
   Спальня его была на втором этаже, не так уж высоко над землей.
   Он  выбрался  на  подоконник  снаружи  и  услышал,  как  Калиста   быстро
проговорила:
   - Лучше бы вы этого не делали. Я вовсе не  хочу,  чтобы  вы  свалились  и
разбились или переломали себе все кости... Мне  же  потом  придется  за  вас
отвечать.
   - Я не такой уж дряхлый старик, - едко заметил граф.
   Его раздражало, что эта  малышка  смеет  сомневаться  в  его  способности
перелезть из окна на дерево.
   В действительности оказалось довольно трудно  обогнуть  открытую  створку
окна и уцепиться за ближайшую к нему  ветку,  однако  граф  был  куда  более
ловким и сильным, чем большинство его друзей.
   Фехтование, бокс и верховая  езда  поддерживали  его  в  отличной  форме;
добравшись до толстого ствола магнолии, он уже совершенно спокойно спустился
на землю.
   Без сомнения,  эти  упражнения  не  придали  элегантности  его  вечернему
костюму, но главное - он благополучно спустился; Калиста последовала за ним.
   Граф как раз отряхивал руки, когда она подошла к нему:
   - Раз уж вы здесь, лучше нам уйти  куда-нибудь  подальше  от  окон,  хотя
спальня мамы с другой стороны дома.
   Сказав это, она быстро нырнула в густые кусты  рододендрона,  окаймлявшие
лужайку. Последовав  за  ней,  граф  заметил  под  ногами  узкую  извилистую
тропинку.
   Идя за девушкой по тропинке, граф был потрясен, обнаружив, что на ногах у
нее - вязаные рейтузы в обтяжку, столь любимые модниками времен Георга IV.
   Поверх было надето нечто вроде жокейской курточки. Она была голубая,  как
ливрея слуг, но воротник и манжеты были нежного лимонно-желтого цвета.
   Граф вспомнил, что это - цвета жокеев Чевингтона.
   Они шли молча до тех пор, пока заросли рододендрона не кончились,  и  они
вышли на берег озера.
   Здесь, в кустах жимолости, разросшихся так, что  получилось  нечто  вроде
беседки, стояла маленькая скамеечка. Увидев, как Калиста опустилась на  нее,
граф подумал, что вряд ли кто-нибудь со  стороны  сможет  их  заметить;  для
этого надо было бы подойти вплотную.
   Озеро, словно заколдованное, серебристо мерцало в полумраке, а на  другом
берегу тянулся огромный парк, где под деревьями бродили олени  с  ветвистыми
рогами.
   В лунном свете граф хорошо видел лицо Калисты и, глядя на  нее  с  легкой
улыбкой, заметил:
   -  Мы  с  вами  вдвоем  здесь,  -   разве   факт   этот   не   достаточно
компрометирующий сам по себе? Не играет ли это прямо на руку вашей матери?
   - Мама приняла на ночь свои обычные капли опия, - ответила девушка, - так
что она никак не сможет узнать о том, где мы и что мы сейчас делаем.
   - Так что же вы собирались сказать мне?
   - Я хотела предупредить  вас,  чтобы  вы  были  очень  осторожны.  Вы  не
послушались моего совета и все-таки приехали сюда,  но  теперь,  прошу  вас,
Бога ради, будьте все время настороже!
   - Я пришел к выводу, что все эти  предполагаемые  угрозы  -  больше  плод
вашего воображения, - ответил граф. - Нет, я не отрицаю, что  ваша  мать  не
отказалась бы сделать меня своим зятем, но я не могу поверить, что она может
совершить что-нибудь особенное,  из  ряда  вон  выходящее,  для  того  чтобы
желаемое стало действительностью.
   Калиста тихонько засмеялась.
   - Как вы думаете, что  привело  Амброзину  в  объятия  столь  выдающегося
мужа?
   В голосе ее звучала явная ирония, и граф, вспомнив,  что  герцог  сегодня
так напился за обедом, что даже не мог сам выйти из-за стола, промолчал.
   - Я скажу вам, - продолжала Калиста, не дождавшись от него ответа. -  Как
вы, вероятно, могли заметить, мой милый родственник - горький пьяница!
   Слова ее  прозвучали  резко  и  презрительно.  ,  -  Однажды  вечером,  -
продолжала она, - когда он гостил у нас, мама устроила  так,  что  он  выпил
даже больше обычного. Он вообще не держался  на  ногах,  и  слугам  пришлось
отнести его в постель. На следующее утро, когда  он  спустился  к  завтраку,
мама встретила его восторженными восклицаниями и горячо  расцеловала  в  обе
щеки. "Милый мой мальчик! - сказала она.  -  Вы  даже  представить  себе  не
можете, как я счастлива вашим предложением!" Вид у  герцога  был  совершенно
ошарашенный,  -  продолжала  Калиста,  -  и  мама,  лукаво  подмигивая  ему,
добавила: "Ах вы, проказник! Как  это  вы  осмелились  говорить  об  этом  с
Амброзиной, не спросив предварительно моего разрешения?  Ну  что  ж,  она  в
таком восторге от вашего предложения, что, так и быть,  я  прощаю  вам  вашу
нескромность!"
   - И что же на это ответил герцог? - поинтересовался граф.
   - А что он мог сказать?  Мама  слишком  хитра  и  умна,  для  того  чтобы
говорить ему все это наедине. В комнате, кроме нас, была  сама  Амброзина  и
еще с десяток других гостей. Естественно, герцог не мог ничего  вспомнить  о
том, что было накануне вечером;  думаю,  он  теперь  до  конца  жизни  будет
размышлять, предлагал он тогда свою руку и сердце Амброзине или нет!
   - Это правда - то, что вы мне рассказываете?
   - Неужели вы хотя бы на минуту  можете  предположить,  чтобы  моя  сестра
захотела выйти замуж  за  эту  пьяную  образину?  Единственное  достоинство,
которым он обладает, - это его титул!
   Девушка проговорила это с презрительным высокомерием. Потом продолжала:
   - Если вы все еще сомневаетесь в маминой изобретательности, позвольте,  я
расскажу вам о Берил.
   - Это ваша средняя сестра?
   - Ну да, нас крестили по алфавиту: A-B-C-D  <Имеется  в  виду  английский
алфавит>, младшая, Дейдр, еще в школе, ей всего лишь четырнадцать.
   - Продолжайте! - поторопил ее граф.
   - Все мы прекрасно знали, когда маркиз Нортхау приехал к  нам  погостить,
что он  без  ума  от  одной  очаровательной  замужней  дамы;  ее  мама  тоже
пригласила.
   - Зачем она это сделала? - удивился граф..
   - Для того  чтобы  быть  полностью  уверенной,  что  он  не  откажется  в
последний момент.
   - И что же произошло?
   - Было совершенно очевидно, что маркизу нет никакого дела до  Берил,  так
же, как и ей до него; она просто терпеть его не могла и под любым  предлогом
старалась избежать его общества.
   Но мама перехитрила ее.
   - Что же она сделала?
   - Она каким-то образом устроила так, что маркиз и  моя  сестра  оказались
вдвоем в оранжерее. Берил потом говорила мне, что она  специально  держалась
очень холодно и неприступно,  они  разговаривали  на  какие-то  общие  темы,
говорили о цветах, когда, мама приступила к выполнению своего плана.
   - Какого же? - Она запустила туда - я до сих пор не представляю,  как  ей
удалось это сделать - двух мышек!
   Они побежали по полу оранжереи, и Берил, которая всегда панически боялась
мышей, вскрикнула и невольно ухватилась за маркиза, ища у него защиты!
   Калиста безнадежно махнула рукой. - Остальное вы можете себе представить.
Именно в этот момент мама "случайно" зашла в  теплицу  в  сопровождении  еще
нескольких гостей.
   Она нежно обняла Берил и поцеловала ее,  а  мужчины,  сопровождавшие  ее,
поздравляли  маркиза.  Он  ничего  не  мог  сделать  -  бесполезно  было  бы
объяснять, что это всего лишь недоразумение.
   - Должен признать, если только все, что вы рассказали мне, правда,  то  у
вашей матери весьма острый и изобретательный ум, - заметил граф.
   - Все это так и было! Не знаю только, что она приготовила для вас.
   - Вы все так же уверены, что она непременно решила связать  нас  брачными
узами?
   В голосе графа звучали явно недоверчивые нотки, несмотря на  то,  что  он
вынужден был признаться самому себе в том, что опасения  Калисты  имели  под
собой кое-какие основания - Примерно месяц назад мама сказала мне:
   "Пора  и  тебе  выходить  замуж,  Калиста.  Я  уже  подыскала  для   тебя
подходящего мужа".
   - Она сказала это прямо так, без всяких предисловий?
   - Она уже и раньше говорила мне, что меня надо  выдать  замуж  как  можно
скорее, - ответила девушка. - Понимаете, я  и  так  стала  выезжать  на  год
позже.
   - А что случилось? - поинтересовался граф.
   - Дело в том, что сразу после того,  как  объявили  о  помолвке  Берил  с
маркизом, его бабушка умерла, и они целый год не могли пожениться,  соблюдая
траур. А так как мама не может вынести, чтобы в доме вместе с ней жили сразу
две дочери, мне пришлось лишний год  оставаться  в  школе.  Теперь  мне  уже
девятнадцать! Почти готовая coiffer sainte Catherine  <Старая  дева  (фр.)>,
как говорят французы!
   Граф усмехнулся.
   - Вы еще очень молоды, особенно для меня.
   - Конечно, вы  правы,  -  согласилась  Калиста.  -  Вам  ведь  уже  скоро
тридцать! А там и старость не за горами!
   - Вы, кажется, рассказывали мне о вашей матери, - напомнил ей граф.
   - Да, так вот, мама так и сказала: "Я нашла для тебя прекрасного мужа,  и
когда ты познакомишься с ним,  Калиста,  постарайся  ему  понравиться,  веди
себя, пожалуйста, прилично, без этих  твоих  обычных  мальчишеских  выходок,
которых ни один порядочный человек не сможет вынести!"
   Граф снова засмеялся.
   - Хорошо сказано! Представляю, каково было бы вашей  маме,  если  бы  она
увидела вас сейчас! Вряд ли она одобрила бы ваш наряд!
   - Вам что, не нравится, что я не в юбке? спросила Калиста. - В  ней  было
бы довольно трудно взобраться на дерево; к тому же я обнаружила, что в такой
одежде значительно удобнее тренировать  Кентавра  -  так  он  гораздо  лучше
понимает меня. Конечно, я стараюсь держаться подальше от мамы, не  дай  Бог,
чтобы она меня увидела! У нее бы сразу случился сердечный при падок!
   - Ничего удивительного! - заметил граф. Калиста тихонько засмеялась.
   - Вы шокированы! Это восхитительно! Я-то думала, что  мне  уже  ничем  не
удастся удивить вас - с вашей репутацией!
   - С моей репутацией? - удивленно переспросил граф.
   - Люди много говорят о вас, - не стала объяснять Калиста, -  а  я  хорошо
умею слушать. Муж чины уважают вас и  восхищаются  вами,  а  женщины  просто
млеют и тают, как снег весной, в лучах вашего обаяния!
   Слова эти в ее устах прозвучали далеко не как комплимент, и граф поспешил
перевести разговор на другую тему:
   - Я не интересуюсь сплетнями, - коротко сказал  он.  -  Мне  хотелось  бы
знать, что еще говорила ваша мать.
   - Мама сообщила мне, что  нет  человека  более  богатого,  выдающегося  и
занимающего более высокое положение в обществе, чем неуловимый граф Хелстон!
"Мы бросим ему вызов, Калиста, - сказала она, - и разрушим легенду,  которая
окружает его имя. Он станет твоим мужем, и, поверь мне, дорогая, это большая
удача, и ты можешь считать себя самой счастливой девушкой на свете!"
   Калиста отвернулась от графа, глядя на озеро.
   - Вот тогда-то, - добавила она тихо, - я и решила предупредить вас.
   - Вы не хотите выйти за меня замуж? - улыбнулся граф.
   - Неужели вы действительно думаете, что хоть  одна  девушка  захотела  бы
выйти замуж при таких обстоятельствах? - возмутилась Калиста. - А  я  твердо
решила, что никто и ничто не заставит меня  произнести  слова  клятвы  перед
алтарем, пока я сама этого не пожелаю.
   - То есть, я полагаю, вы хотите сказать, что должны прежде  всего  любить
этого человека?
   - Вот именно! - Она дерзко вздернула подбородок, добавив вызывающе:
   - Я уверена, что вам, как и большинству маминых друзей, это будет смешно,
но я хочу любить моего будущего мужа и хочу, чтобы он любил меня.
   - Я, кажется, не говорил, что считаю это смешным, - заметил граф.
   - Но вы так думаете, а это одно и то же,  -  отпарировала  Калиста.  -  Я
прекрасно понимаю, что все будут завидовать мне, считая, что мне  невероятно
повезло, что это высшее счастье - заполучить вас в мужья, каким бы низким  и
недостойным способом это не было проделано! Однако я не собираюсь уступать и
принимать  как  неизбежное  то,  на  что  с  удовольствием  согласилось   бы
большинство девушек моего возраста, даже если на этом настаивает моя мать!
   - Рано или поздно вам все равно придется выйти замуж.
   - Да, но это будет человек, которого я сама выберу, - возразила  Калиста.
- Я знаю, что вы не верите мне и думаете, что ничего  у  меня  из  этого  не
выйдет, но, клянусь, я не стану ничьей женой до тех пор, пока не найду того,
кого смогла бы полюбить всей душой и всем сердцем; лучше уж остаться одной!
   - А ваша мама позволит вам это сделать?
   - Я убегу, спрячусь, пойду на что угодно, но не позволю ей втягивать меня
в свои интриги, не стану  марионеткой  в  ее  руках!  -  горячо  воскликнула
девушка.
   - Все это не так просто, - спокойно сказал граф.
   Она ничего не ответила. Взглянув на  нее,  граф  подумал,  как  живописно
выглядит ее тонкий силуэт на серебристом фоне озера.
   Ему пришло в голову, что  немало  найдется  мужчин,  которые  с  радостью
отдадут ей свое сердце и будут любить ее так, как она того желает.
   Тем  не  менее  граф  был  абсолютно  уверен  -  каким  бы   жестоким   и
несправедливым это ему ни казалось, - что рано или поздно все  ее  воздушные
замки рухнут под напором непреклонной решимости и железной воли ее матери, и
ее выдадут замуж, совершенно не спрашивая ее  мнения  и  не  интересуясь  ее
выбором.
   - Я знаю, о чем вы думаете,  -  очень  тихо  произнесла  Калиста.  -  Но,
поскольку я сейчас старше, чем были в свое время Амброзина  и  Берил,  когда
мама с ними все это проделала, и  поскольку,  смею  надеяться,  ума  у  меня
побольше, чем у них, никому  не  удастся  ни  запугать,  ни  заставить  меня
сделать что-либо против моей воли.
   - Будем надеяться, что вы правы, - ответил  граф.  -  В  то  же  время  я
предвижу, сколько трудностей и ловушек вас подстерегает, особенно если  ваша
мать будет вести себя так, как вы мне только что рассказали.
   -  У  мамы  за  ее  прелестной,  очаровательной  внешностью  и  кажущейся
беспомощностью кроется железная воля.
   Калиста  говорила  так  хладнокровно  и  бесстрастно,   точно   обсуждала
достоинства и недостатки посторонней женщины.
   - Я должен поблагодарить вас за ваше предупреждение и за то, что вы  были
так откровенны и искренни со мной, - начал граф. - Я тоже хочу быть  с  вами
честным, Калиста. Признаюсь, что, как и у вас, у меня нет  никакого  желания
вступать в брак. Если хотите знать, я вообще решил остаться холостяком.
   - В таком случае, будьте осторожны, не попадитесь  в  мамину  ловушку!  -
посоветовала девушка. - Нам нельзя оставаться с вами наедине -  ни  на  один
миг! Сегодня вечером, за обедом, я села  не  на  то  место.  Мама  наверняка
ужасно рассердилась, и завтра мне еще попадет за это. Волей-неволей придется
нам сидеть за столом рядом.
   - Мне не хотелось бы, чтобы вы сочли меня грубияном, -  заметил  граф.  -
Должен сказать вам, что вы очень интересная  девушка  и  уж,  без  сомнения,
совершенно непредсказуемая!
   - Мне бы хотелось поговорить с вами о ваших лошадях, - сказала Калиста. -
Почему вы даете им греческие имена?
   - Так же, как и  ваше  греческое  имя,  они  кажутся  мне  гораздо  более
звучными и красивыми, чем обычные лошадиные клички.
   - Вчера вечером я как раз читала  "Всеобщую  родословную  книгу  лошадей"
Джеймса Уэтерби, - с увлечением воскликнула девушка, - и подумала,  что  мне
противно было бы иметь лошадь, которую звали бы Вэйлбоун или Вискерс.
   - А знаете, как описывал  Вэйлбоуна  его  грум?  -  спросил  граф.  -  Он
говорил, что это  "самая  низкая,  длинная  и  костистая  лошадь,  с  самыми
прекрасными голенями  и  самыми  ужасными  бабками",  какую  ему  когда-либо
доводилось видеть в своей жизни.
   Калиста засмеялась.
   - Тем не менее, - продолжал граф, - оба, и Вэйлбоун, и Вискерс,  несмотря
на свои имена, стали победителями дерби.
   - А еще хуже, если лошадь зовут Сквирт, что за ужасное имя!  -  задумчиво
сказала Калиста.
   - Производитель Марека, от которого, в свою очередь,  родился  Эклипс,  -
заметил граф.
   Он увидел, как удивленно взглянула на него девушка.
   - Вы много всего знаете о лошадях, не так ли?
   - Смею надеяться, кое-что знаю.
   - Это удивительно, - заметила Калиста. - Большинство владельцев  лошадей,
по крайней мере, из тех, которые приезжают сюда  и  останавливаются  у  нас,
покупают то,  что  им  советуют  знатоки,  полностью  полагаются  на  мнение
тренеров по поводу того, в каких скачках им участвовать, и не утруждают себя
заботами о выращивании и воспитании  лошадей,  не  обращая  больше  никакого
внимания на свои новые приобретения.
   - У вас слишком острый язычок, лучше на него не попадаться,  -  улыбнулся
граф.
   -  Я  пытаюсь  доказать,  что  Кентавр  -  потомок  Годольфина  Араба,  -
продолжала девушка. - Надеюсь, вы знаете, кто это такой?
   - Без сомнения, - ответил граф. - Годольфин Араб,  Дарли  Араб  и  Биэрли
Турк - арабские жеребцы, от которых ведут свою родословную все  чистокровные
английские лошади.
   - Вы действительно знаете, о чем говорите, -  воскликнула  Калиста,  и  в
голосе ее прозвучало восхищение, которого не было раньше?
   -  Если  Кентавр  и  не  арабский  жеребец,  он  вполне  может  оказаться
берберийским, - предположил граф.
   Он сказал это специально, желая убедиться, действительно ли  Калиста  так
много знает о лошадях, и известно ли ей, что берберийские кони происходят из
Северной Африки: из Ливии и Туниса, Алжира и Марокко, и по качеству стоят на
втором месте после арабских.
   - Когда во времена  Карла  II  арабских  жеребцов  завезли  в  Англию,  -
заметила Калиста, - герцог Ньюкасл, который очень любил  испанских  лошадей,
сказал, что они - принцы, а берберийцы - только придворные при их дворе!
   - И он, без сомнения, был прав. Его мнению можно доверять,  ведь  он  был
владельцем одной из самых больших конюшен и племенных ферм своего времени.
   Калиста радостно захлопала в ладоши.
   - Ах, я так много хотела бы у вас  спросить,  -  вздохнула  она,  -  есть
столько всяких вещей, о кот