ей было четырнадцать лет, и викарий обучал ее вместе со  своей
дочерью, которая была старше Минеллы на три года.
   Учиться вдвоем было гораздо веселее, и Минелла очень гордилась  тем,  что
она усваивает знания быстрее Констанции.
   Когда уроки  кончались,  Констанция,  оставшись  вдвоем  с  Минеллой,  не
скрывала того, что эти занятия нагоняют на нее скуку.
   - Как тебе повезло, что у тебя такой умный отец,  -  как-то  раз  сказала
Минелла.
   - Как тебе повезло, что у тебя  отец  такой  красивый  и  обаятельный!  -
ответила Констанция.
   - Я передам папеньке твои слова, - рассмеялась Минелла. - Я  уверена,  он
будет очень польщен.
   Она пригласила Констанцию на чашку чаю. Отец Минеллы был с ней очень мил,
как с любым гостем, и Констанция была от него в восторге.
   - Он такой замечательный, такой очаровательный! -  повторяла  она.  -  О,
Минелла, когда мне можно будет еще раз приехать к  вам?  Когда  я  гляжу  на
твоего отца, у меня сердце так и замирает!
   Минелла подумала, что столь пылкое выражение чувств не совсем справедливо
по отношению к отцу Констанции.
   Викарий ей нравился, она считала, что он хороший  учитель,  и  его  уроки
усиливали ее влечение к знаниям.  Но  вскоре  она  начала  подозревать,  что
Констанция так обходительна с  ней  в  расчете  на  то,  что  Минелла  снова
пригласит ее в поместье.
   Минелла, у которой было совсем мало подруг, стремилась ей угодить.
   Когда отцу Констанции не нужна была лошадь,  он  разрешал  дочери  ездить
верхом. В такие дни они с Минеллой вместе  скакали  через  поля  в  поместье
Хейвудов.  А  когда   приезжали,   Минелла,   чтобы   доставить   Констанции
удовольствие, бежала искать отца.
   Обычно он был в конюшнях или в  саду,  и  поскольку  было  очевидно,  что
Констанция смотрит на него с наивным восхищением и ловит каждое  его  слово,
леди Хейвуд порой со смехом говорила ему:
   - Ты определенно завладел сердцем деревенской девы. Рой, но не слишком ли
они с Минеллой тебе докучают?
   - О нет, ничуть, - благодушно отвечал ей муж. - Девочки в  этом  возрасте
имеют обыкновение влюбляться в первого встречного мужчину.
   - Но не все так навязчивы, - заметила леди Хейвуд.
   - Если она будет чересчур навязчива, я позову на помощь тебя,  -  ответил
лорд Хейвуд.
   Он обнял жену, и они пошли в сад, счастливые тем, что они вместе.
   Год  спустя  Констанция,  или  Конни,  как  она  теперь  себя   называла,
утверждая, что "Констанция" звучит слишком респектабельно и скучно, уехала в
Лондон.
   Оттуда она написала, что нашла  какую-то  весьма  интересную  работу,  но
Минелле казалось, что  ее  родители  так  точно  и  не  узнали,  в  чем  она
заключается.
   Минелла помнила, что только однажды  Конни  приезжала  домой,  точнее,  в
поместье, и это было уже после того, как умерла леди Хейвуд.
   Отец как раз вернулся из Лондона и был в подавленном настроении.
   Конни так изменилась, что Минелла не сразу ее узнала.
   Она стала стройной, высокой, очень изящной девушкой и  была  так  шикарно
одета, что Минелла уставилась на нее в изумлении.
   Она вообще подумала, что юная леди, появившаяся на пороге их дома  -  это
одна  из  светских  дам,  живущих  поблизости,  которая  приехала   выразить
соболезнования ее отцу в связи с кончиной супруги.
   Но Конни сказала:
   - Неужели ты не узнаешь меня, Минелла?
   Минелла на мгновение опешила, а потом с радостным криком бросилась на шею
подруге.
   - Как я рада тебя видеть! - воскликнула она.  -  Я  уже  думала,  что  ты
пропала навсегда! Какая ты нарядная и красивая!
   И это была правда. Конни превратилась в настоящую красавицу, и ее светлые
волосы за год стали совсем золотыми.
   Ее голубые  глаза  и  свежее  румяное  личико  полностью  соответствовали
представлениям каждого мужчины об истинной "английской розе".
   Минелла провела Конни в гостиную, сгорая от нетерпения поговорить с ней и
узнать, чем она занимается в Лондоне.
   Но буквально через две минуты после того как  она  вошла,  появился  отец
Минеллы, и стало ясно, что Конни приехала поговорить именно с ним.
   Скоро Минелла ушла готовить чай и оставила их вдвоем. Потом она услышала,
как Конни, уезжая, сказала лорду Хейвуду:
   - Спасибо, милорд, за вашу доброту, и если вы это сделаете  для  меня,  я
буду так благодарна вам, что невозможно выразить словами.
   - Не сомневаюсь, вы найдете наилучший способ  выразить  свои  чувства,  -
ответил отец Минеллы.
   Его глаза блеснули; он на миг стал прежним неотразимым и сногсшибательным
лордом Хейвудом.
   - Вы не забудете? - с волнением спросила Конни.
   - Я никогда не забываю о своих обещаниях, - сказал лорд Хейвуд.
   Они с Минеллой проводили Конни  до  ее  коляски,  запряженной  пони.  Она
стояла у кузницы.
   - Я приехала заново подковать старую отцовскую лошадь, - объяснила Конни.
   По взгляду, который она при этом бросила из-под ресниц на лорда  Хейвуда,
Минелла поняла, что это был только предлог побывать в поместье.
   Потом она уехала; на фоне коляски, запряженной пони,  ее  шикарный  наряд
выглядел неуместно и даже нелепо.
   Минелла с отцом смотрели ей вслед, и Минелла не сомневалась,  что  в  эту
минуту отец думает о том, какая у Конни тонкая талия, и о том, что платье  у
нее очень обтягивающее.
   Ее шея стала значительно длиннее и изящнее, и шляпку она носила на  своих
золотых волосах, элегантно заломив ее.
   - Конни стала очень красива, папенька, - сказала Минелла, взяв  отца  под
руку.
   - Очень красива! - согласился он. Минелла тихонько вздохнула.
   - Я всегда опережала Конни в учебе, - сказала  она.  -  Но  красотой  она
превзошла меня.
   Отец внезапно повернулся к ней и посмотрел на дочь так, словно впервые ее
видел.
   Он долго изучал ее, а потом сказал:
   - Тебе совершенно не нужно, пупсик, завидовать никаким Конни на свете.  В
тебе то же очарование, которым я так восхищался в твоей матери. Ты  красива,
и ты выглядишь как настоящая леди, а это очень важно.
   - Почему, папенька?
   - Потому что такой ты видишься мне! - горячо ответил лорд Хейвуд.
   Минелла ничего не поняла, но,  зная  своего  отца,  решила,  что  ему  не
понравится, если она начнет его расспрашивать. В то же самое время  ей  было
любопытно, что такого он обещал сделать для Конни.
   Сейчас, чувствуя легкий страх оттого, что она сует нос не  в  свое  дело,
Минелла развернула письмо Конни, и прочла: +++
   Милый, чудесный Лорд Света и Смеха!
   Как мне благодарить вас за вашу доброту? Все вышло в точности так, как вы
предполагали, и я  получила  работу  и  переехала  в  эту  маленькую  уютную
квартирку, которую - еще раз спасибо за то,  что  вы  "подергали  за  нужные
ниточки" - я теперь могу себе позволить.
   Я всегда считана, что вы чудо, а сейчас, когда вы  помогли  мне  в  самую
сложную минуту моей жизни, вы стали для меня еще чудеснее.
   Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить вам тем же, а пока -  спасибо  за
все!
   Спасибо! Спасибо! Ваша Конни. +++
   Минелла перечитала это письмо дважды. Потом она спросила себя, чем же  ее
отец смог заслужить такую горячую благодарность.
   Она в третий раз перечитана: "Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить вам
тем же..."
   Теперь Конни уже ничего не могла сделать для лорда Хейвуда, но почему  бы
не  предположить   -   только   предположить!   -   что   ее   благодарность
распространится и на Минеллу?
   Конни могла бы подыскать ей место и спасти ее  от  необходимости  принять
единственное приглашение, которое она получила, и переехать жить  к  тетушке
Эстер.
   Минелла прочла адрес вверху страницы. Она не знала Лондона, и он ни о чем
ей не говорил, но все же у нее сложилось впечатление, что Конни живет где-то
в Вест-Энде.
   "Если бы я жила в Лондоне, передо мной  бы  открылись  десятки  путей,  -
сказала себе Минелла. - Возможно, я устроилась  бы  гувернанткой  или  даже,
хотя маме это, наверное, не понравилось бы, продавщицей в магазин".
   Ей казалось, хотя она и не была уверена, что продавщицам платят  мало,  а
работать им приходится по многу часов.
   Вероятно, в больших магазинах, где продаются дешевые товары, рассчитанные
на среднюю публику, так оно и было.
   Мо должны же быть магазины высшего класса, чьи владельцы будут рады взять
на работу "настоящую леди". Минелла улыбнулась.
   "Я просто уверена, что папеньке никогда не приходило в  голову,  что  это
качество может принести какую-то материальную пользу", - сказала она себе.
   Но почему бы и нет? Действительно почему?
   Уж наверное, лучше принимать на работу вежливых и благовоспитанных  леди,
чем обычных нахальных и не слишком симпатичных девиц.
   Она пошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя, и вспомнила,  какая  Конни
была хорошенькая, когда приезжала к ним около года назад.
   - Розовая, белая и золотая! - так Минелла охарактеризовала ее для себя.
   Потом она критически оглядела собственное отражение в  зеркале.  Лицо  ее
представляло собой совершенный по форме овал;  такое  же  было  и  у  матери
Минеллы. Глаза у нее были очень большие, и оттого что она была стройна, они,
казалось, занимали собой все лицо, и трудно было в них не смотреть.
   Изучая свое отражение так  тщательно,  словно  рассматривала  незнакомку,
Минелла подумала, что глаза у нее необычные, можно даже сказать, странные.
   Они были серого цвета, но только при определенном освещении, а вообще  то
и дело принимали разные оттенки в зависимости  от  того,  что  ее  окружало.
Когда светило солнце, в них вспыхивали золотые искорки.
   В пасмурный день они были серые,  как  дождевые  облака,  а  если  зрачки
сильно расширялись, казались темными, почти фиолетовыми.
   "Жалко, что у меня не голубые глаза, как у Конни", - подумала Минелла.
   Потом она вгляделась в свой маленький прямой нос, изгиб  губ,  и  решила,
что выглядит очень, очень юной.
   "Похоже, ответственной должности мне никто не доверит", - вздохнула она и
задумалась, есть ли способ придать себе более взрослый вид.
   Прическа у нее была самая простая.
   Тогда в моде были длинные пышные локоны, и  девушки  гордились,  если  им
удавалось создать на голове живописное сочетание волн  и  завитков,  Минелла
знала, что они немилосердно жгут волосы горячими  щипцами  для  завивки  или
спят в папильотках.
   Однако ей совершенно не  нужно  было  прибегать  к  подобным  ухищрениям,
потому что ее длинные, до талии, волосы вились от природы.
   Поскольку ей было слишком хлопотно изобретать прически,  когда  она  была
занята хозяйством, тем более что жили они вдвоем  с  отцом,  Минелла  просто
расчесывала волосы, как ее учила мать, сто раз проводя по ним щеткой.
   После этого она закручивала их в узел на затылке, закапывала шпильками  и
до конца дня больше о них не вспоминала.
   Отец Минеллы обращал особое внимание на прическу дочери, когда они вместе
отправлялись на верховую прогулку.
   - Терпеть не могу нерях на лошади, - неоднократно повторял лорд Хейвуд.
   Чтобы уж наверняка не давать ему  повода  для  недовольства,  Минелла  не
только использовала множество шпилек, но еще и надевала сеточку для волос.
   Ее волосы были не такие яркие, как у Конни, чтобы сразу  же  бросаться  в
глаза, но оттенка более нежного, как у первых рассветных лучей.
   Иногда они отливали серебром, словно их коснулся лунный свет, а на солнце
вспыхивали  мягким  золотом  спелых  колосьев  или  первоцветов,  по   весне
выглядывающих из-под листьев живых изгородей.
   - Может, я и похожа  на  леди,  -  сказала  Минелла  своему  отражению  в
зеркале, - но только на  очень  скучную,  и  я  сомневаюсь,  что  в  Лондоне
кто-нибудь посмотрит дважды на маленькую "деревенскую мышку".
   Потом, словно даже этот суровый приговор самой себе не  в  силах  был  ее
опечалить, она рассмеялась.
   Едва ее смех прозвучал в пустой комнате, все лицо Минеллы преобразилось.
   Ее глаза засияли, и она сразу же стала, хотя и не отдавала  себе  в  этом
отчета, очень соблазнительной. В ней было то же несомненное, хотя  и  трудно
поддающееся описанию обаяние, каким обладал ее отец.
   Только у него это было обаяние Пана, а у Минеллы - обаяние феи,  которая,
как думала в детстве Минелла, живет в саду среди цветов.
   Это было обаяние столь же простое, как у деревьев в лесу, как  у  туманов
над ручьем, как у звезд, которые мерцали по ночам в ее окне.
   Звезды всегда манили ее, потому что мать Минеллы однажды  рассказала  ей,
что родила ее в полночь в канун Нового года.
   Почти сразу после того, как она появилась на свет, отец  открыл  окно  и,
взяв новорожденную дочь на руки, долго  слушал  колокольный  звон,  медленно
плывущий в ночной звездной тиши.
   - Я помню, - вспоминала мать Минеллы, - что глядя на тебя и твоего  отца,
моя душенька, в свете звезд, рассыпанных по всему небу, я  думала,  как  мне
повезло, что два самых чудесных существа на земле принадлежат мне!
   - Я хочу потрогать звезду и взять ее в руки, - однажды  сказала  Минелла,
когда была совсем маленькой девочкой.
   - Нам всем этого хочется, - с улыбкой ответила ее мать. - И, может  быть,
дорогая, когда-нибудь тебе это удастся.
   "Я должна верить, - сказала себе Минелла, - что я рождена под  счастливой
звездой, а то, во что человек верит, непременно сбудется".
   Именно в этот миг она приняла решение.
   Это была дерзость, и никогда прежде  ничего  подобного  ей  в  голову  не
приходило.
   Но ей показалось, что она слышит голос отца:
   - Кто не рискует, тот не пьет шампанского!
   - Я поеду в Лондон, - решила она. - Я встречусь с Конни и попрошу,  чтобы
она помогла мне ради папеньки.
   Когда Минелла вслух, хотя и для самой себя,  произнесла  эти  слова,  она
осознала, что это решение очень важное, и к тому же довольно пугающее.
   И все-таки рискнуть стоило, тем более что какова была альтернатива?
   Только покорно ехать в невыразимо скучный Бат к тете Эстер.

Глава 2

   Минелла приехала в Лондон, и хотя поездка была утомительно долгой, ей все
же удалось в пути немного вздремнуть.
   Минелле надо было разобрать вещи, принадлежавшие ей самой,  ее  матери  и
отцу. Она трудилась до изнеможения, и накануне отъезда у  нее  не  было  сил
даже горевать. Она повалилась в кровать и уснула как убитая.
   Минелла устроила в саду костер из всего,  что  подлежало  уничтожению,  а
остальное упаковала в старые дорожные сундуки, которые нашла на чердаке.
   Фермер, живущий по соседству, всегда хорошо относился к ее отцу и любезно
согласился взять на хранение те вещи, которые Минелла не собиралась брать  с
собой.
   - Они будут спокойно лежать под крышей сарая, - сказал он, - в целости  и
сохранности.
   - Жаль только, что я не могу сохранить усадьбу, - вырвалось у Минеллы.
   - Да, деревня будет уже не та без его милости. Как он скакал тут  галопом
с таким видом, словно весь мир у него в кармане!
   Минелла невольно рассмеялась.
   Это описание как нельзя лучше подходило ее отцу, и как  бы  они  ни  были
бедны и как бы много счетов ни осталось неоплаченными,  ее  отец  всегда  не
только производил впечатление богатого  человека,  но  и  всем  своим  видом
подчеркивал, что жизнь - на редкость забавная шутка.
   Таким отношением к жизни он умел заразить других, и Минелла не удивлялась
тому, что Конни называла его "лорд Света и Смеха".
   Несколько странно было только то, что она обращалась к нему  так,  словно
была с ним знакома довольно близко, но Минелла знала, что Конни всегда  была
склонна "к излиянию чувств".
   Мать Минеллы считала, что леди не должны себе такого позволять,  и  часто
учила дочь, что нужно быть сдержанной.
   - Лучше, душенька, - мягко говорила  она,  -  не  выплескивать  все  свои
чувства, но при этом быть способной на сочувствие, теплоту  и,  конечно  же,
понимание.
   - Это так трудно, маменька.
   - Отнюдь, - отвечала ее мать.  -  Мне  бы  хотелось,  чтобы  твои  манеры
соответствовали твоей внешности.
   Минеллу тогда удивили эти слова. Она не совсем понимала, что мама имеет в
виду.
   Теперь, вспоминая об этом, она думала,  что  мама,  как  и  лорд  Хейвуд,
считала, что  Минелла  выглядит  как  истинная  леди  и  должна  вести  себя
соответственно.
   Минелла  знала,  что  ее  мать  родом  из  очень  почтенного  ирландского
семейства, которое, хоть и не отличалось богатством, вело свое происхождение
от ирландских королей.
   - Жалко, что вы сейчас не королева, маменька! - сказала однажды  Минелла,
когда была еще маленькой.
   Мать засмеялась, а отец, который слышал эти слова, сказал:
   - Она королева! Королева моего сердца, а это гораздо более высокий титул,
чем у самой королевы Виктории на английском троне!
   Минелла  придумывала  всякие  истории,  в   которых   представляла   мать
королевой, а себя - принцессой.
   Она надеялась, что когда-нибудь встретит принца, похожего  на  отца,  они
поженятся и станут жить счастливо до конца своих дней.
   Но живя в  поместье,  Минелла  совсем  не  видела  молодых  людей,  и  то
немногое, что она о них знала, она почерпнула из рассказов отца  о  семейных
вечерах, на которые его приглашали после смерти леди Хейвуд.
   Он описывал своих друзей, которых  встречал  на  скачках,  где  неизменно
проигрывал деньги, и на приемах, которые посещал в Лондоне и  о  которых  по
некоторым причинам говорил на удивление сдержанно.
   "Наверное, мне не суждено выйти замуж", - с грустью думала Минелла.
   Она знала, что ее мать рассчитывала выдать ее замуж лет  в  восемнадцать.
Будь она жива, Минелла ездила бы на балы и была бы представлена в "гостиной"
в Букингемском дворце.
   - Теперь я должна сама зарабатывать на жизнь и забыть обо всем остальном,
- твердо сказала себе Минелла, запихивая в сундук платья матери.
   Внезапно она остановилась.
   Гардероб ее матери был гораздо роскошнее,  чем  ее,  хотя  эти  вещи  уже
начали выходить из моды.
   Минелла  решительно  вынула  несколько  платьев  из  огромного  потертого
сундука и положила их в небольшой чемодан, который хотела взять  с  собой  в
Лондон.
   Среди них были два очень красивых бальных платья. Их ее мать в  последний
раз надевала, когда отец Минеллы возил жену в Лондон развлечься, сказав, что
больше не в силах терпеть деревенскую скуку.
   Леди Хейвуд вернулась из этой  поездки  радостной,  отдохнувшей  и  даже,
казалось, помолодевшей.
   - Это было прекрасно, душенька! - сказала она Минелле. - Боюсь,  мы  вели
себя довольно экстравагантно, и твой папенька даже приводил меня  в  клуб  и
познакомил со своими друзьями. Мы побывали в разных театрах  и  даже  в  том
самом скандальном мюзик-холле!
   Но Минелле все это мало о чем говорило, потому что она ни разу не  бывала
в театре, только однажды  видела  пантомиму,  которую  давали  на  Святки  в
ближайшем городке.
   Однако она с  интересом  выслушала  все,  что  рассказывала  ей  мать,  и
засыпала ее вопросами.
   - Вы были в Веселом театре, маменька?  -  спросила  Минелла,  потому  что
слышала как отец упоминал это название.
   - Да, мы ходили туда, - ответила  леди  Хейвуд,  -  и  "веселые  девочки"
прекрасны, словно богини, и то, что о них говорят, вовсе не преувеличение.
   - Расскажите мне о них, пожалуйста, расскажите! - попросила Минелла.
   Ее мать рассказала, как они ехали в театр в двухколесном экипаже.
   - Это куда интереснее, чем ехать в карете, - сказала она. - И ложа у  нас
тоже была довольно экстравагантная.  Невозможно  описать,  как  очарователен
этот театр, какие там красивые декорации и какая чудесная музыка. С тех  пор
я все время ее напеваю!
   - А вам тоже понравилось, папенька?
   - Не то слово, - ответил отец Минеллы. - Но должен сказать, что на  сцене
не было никого, кто мог бы сравниться красотой с  твоей  матерью,  хотя  эти
девицы выглядели так, словно спустились с Олимпа.
   Этот разговор запал в душу Минелле, и однажды, когда они с отцом катались
верхом, она спросила его:
   - Почему "веселые девочки" привлекательнее, чем актрисы других театров?
   Ее отец на мгновение