желание
рассказать ей о своих проблемах с герцогиней.
   Однако вскоре спохватилась, подумав, что леди, конечно, уже знает обо
всем и ничем не может помочь.
   "Есть лишь один человек, кому я могу  открыть  истину  и  кто  поймет
меня", - рассудила она.
   И расставшись с леди Рогарт, поспешила вниз, к выходу в парк.
   Дверь была заперта на ночь на засов, однако Пепита отодвинула  его  и
вышла в парк, надеясь, что по возвращении они не найдут дверь запертой.
   Если даже это и случится, она была  уверена,  Торквил  отыщет  способ
пробраться в замок так, чтобы никто не заметил.
   "Все, что мне нужно, - это всецело полагаться  на  него  во  всем,  -
решила она. - Тогда у меня не будет проблем, я буду  в  безопасности,  и
дети - тоже".
   Она не могла понять, откуда у нее такая уверенность, что он  способен
оберегать их, и пыталась объяснить это своей любовью к нему.
   И все-таки она знала, ее инстинкт сильнее разума,  и  он  подсказывал
ей, что именно Торквил оградит ее от  опасности,  хотя  у  нее  не  было
достаточно убедительных оснований верить в это.
   Зато природа вновь являла собой некую волшебную страну  со  звездами,
мерцающими  в  небе,  и  луной,  что  убывала  медленно  и  плавно,   но
по-прежнему серебрила все вокруг.
   Пепита шла по ясно видимой тропинке, извивающейся  меж  деревьев,  по
которой они шли днем.
   Царившую кругом тишину изредка  нарушали  только  маленькие  зверьки,
снующие в лесной поросли, да вспугнутая птица,  взлетающая  над  веткой,
где устроилась было на ночлег.
   Пепита, всегда жившая в деревне, не боялась лесной тишины.
   В Корнуолле она часто совершала долгие прогулки  после  ужина,  чтобы
дать возможность сестре и Алистеру побыть наедине, - это  доставляло  им
несказанную радость.
   Теперь она как  нельзя  лучше  понимала  переполнявшую  их  любовь  и
непреодолимое стремление всегда быть вместе.
   Дойдя до дерева  с  домиком,  она  не  стала  забираться  в  него,  а
прислонилась к дереву, ощущая, как вселенский  покой,  красота  звезд  и
лунного света вливаются в душу.
   Ей казалось, будто весь мир ждет любимого вместе с ней, и  когда  она
увидела на расстоянии движущуюся точку, она знала - это идет Торквил.
   Вот он подошел чуть поближе, и она  уже  не  могла  больше  ждать,  и
побежала навстречу, и все  ее  тело  стремилось  к  нему  в  неукротимом
нетерпении ощутить ласку его сильных рук.
   Он стоял недвижимо, пока она не домчалась до него и  не  оказалась  в
его объятиях, таких жарких, что она не могла дышать,  и  во  власти  его
губ.
   Он целовал  ее  до  тех  пор,  пока  весь  мир  с  головокружительной
скоростью не завертелся вокруг них.
   Звезды, казалось, сыпались на них сверху, и теперь  от  них  исходило
божественное сияние.
   Пепита чувствовала, что человек, которого она любит, взял  у  нее  не
только сердце, но и душу.
   Теперь они стали неразличимы, ибо превратились в единое целое.
   Наверное, прошло столетие, а может, больше, когда они достигли небес,
не принадлежа более земле, и  Пепита  произнесла  каким-то  удивительным
голосом:
   - Я.., люблю.., тебя.., я.., люблю!
   - Я обожаю тебя! - вторил ей Торквил. -Как смогу я жить без тебя? Как
смогу я существовать, если ты не будешь моей женой?
   Он не ждал ответа, он целовал ее вновь, пока она с тихим  шепотом  не
спрятала свое  лицо  у  него  на  груди,  как  будто  устыдилась  жадной
требовательности его губ, оказавшейся слишком  страстной  и  пылкой  для
нее.
   - Мое сокровище, - молвил он, - я не  хочу  пугать  тебя,  но  ты  не
знаешь, какое мучение - видеть и не сметь коснуться тебя, знать, что  ты
спишь под одной крышей со мной и не иметь возможности прийти к тебе.
   В его голосе слышалось страдание, но Пепита могла лишь изречь:
   - Мы.., должны стараться быть.., разумными.
   - Что означает разумность?  -  воскликнул  он.  -  Знать,  что  самое
бесценное сокровище, какое только может обрести человек, недоступно ему?
Мы не можем существовать так дальше. Я не вынесу этого!
   - Мы ничего.., не можем поделать, - стиснула руки Пепита. -  Я  люблю
тебя.., но.., я в страхе.
   - Я понял это, когда ты говорила со мной, и у меня возникла мысль.  Я
хочу обсудить ее с тобой.
   - Что ты.., хочешь сказать? - встревожилась девушка.
   - Сначала мы должны  где-нибудь  сесть,  -  сказал  он.  -  Не  стоит
забираться в домик это не безопасно.
   Он увел ее от тропинки туда, где в бурю свалилось несколько деревьев.
   В ярком лунном свете они подошли к лежавшему стволу  и  расположились
на нем.
   Торквил обнял ее и привлек поближе к себе.
   - Теперь послушай, моя любимая.
   После того, как ты поведала мне о предложении герцогини,  я  подумал,
что мне следует поговорить с герцогом.
   - О чем? - встрепенулась девушка.
   - Я скажу ему, что люблю тебя и хочу жениться на тебе и что, когда мы
поженимся, мы возьмем детей к себе, в мой собственный замок, так как они
раздражают герцогиню.
   В первый миг Пепита подумала, что это было бы самым  прекрасным,  что
могло произойти: выйти замуж за Торквила и не опасаться больше за Рори и
Жани.
   Но тут же она панически выкрикнула:
   - Нет.., нет! Ты не можешь сделать этого!
   - Почему нет?
   - Прежде всего потому, что герцог уже.., решил избавиться от.., меня.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я забыла рассказать тебе, что мне сообщила герцогиня.  Она  убедила
его пригласить воспитателя для Рори и шотландскую гувернантку для Жани.
   - Она так и сказала тебе? - изумился Торквил.
   - Да, но я была столь возмущена ее предложением тайно  увезти  детей,
что совсем забыла, что она сказала потом.
   Последовало напряженное молчание.
   - Если герцог  действительно  решился  на  это,  -  вымолвил  наконец
задумчиво Торквил, - значит, детей хотят воспитывать без тебя.
   - Я понимаю, - выдохнула Пепита.
   - Но, Торквил, я не могу оставить их, не опасаясь за них.., и я не..,
знаю, что я могу сделать.
   - Ты можешь выйти за меня замуж!
   Она покачала головой, но он заявил:
   - Я женюсь на тебе, согласна ты или нет. Как можешь ты  оставаться  в
этом мире одна, без чьей-либо заботы и поддержки?
   - Я должна буду.., найти какую-то.., работу, -  безвольно  произнесла
Пепита.
   - Дело не в работе, - горячился Торквил. - Ты слишком красива,  чтобы
оставаться одной. Тебя станут преследовать мужчины, и, как  ты  думаешь,
что буду чувствовать я, зная обо всем этом?
   Он говорил страстно и неистово, и, как будто высказанная мысль вывела
его из душевного равновесия, он резко привлек девушку  к  себе  и  вновь
начал целовать.
   Теперь его губы были жадными и требовательными.
   Она чувствовала, он подчиняет ее своими поцелуями, словно  доказывая,
что она принадлежит ему.
   К своему удивлению,  она  обнаружила,  что  это  не  испугало  ее,  -
напротив, нечто не подвластное ей, дикое, первобытное  возникает  внутри
нее и рвется навстречу пламени его губ и любви, бьющейся в его груди.
   Она ощущала, как его любовь и необузданная страсть вливается в нее, и
она отвечает на его призыв, и он  прижимает  ее  к  себе  все  крепче  и
крепче, полностью овладевая ею.
   Ей больше не надо было думать и беспокоиться о чем-либо или  пытаться
что-либо решить.
   Она принадлежит ему, она всецело в его власти.
   Крик совы вернул им здравомыслие.
   С бешено бьющимся сердцем они несколько долгих мгновений глядели друг
на друга, излучая неповторимый внутренний свет.
   - Ты -  моя!  -  воскликнул  Торквил.  -  Моя,  и  ничто  в  мире  не
воспрепятствует мне любить тебя отныне и навсегда!
   - Я.., люблю.., тебя! - шептала Пепита. Он целовал бы  ее  вновь,  но
она подняла руки в упреждающем жесте.
   - Пожалуйста, дорогой, пожалуйста... не заставляй  меня  любить  тебя
еще сильнее. Это.., пугает меня, не потому, что я  боюсь..,  но  потому,
что это так.., совершенно.., так поразительно!
   Тогда он взял ее руки в свои и подносил их поочередно к губам.
   И оба не могли унять дрожь от переполнявших их чувств.
   - Я обожаю тебя, - молвил он, - и потому, думая прежде всего о  тебе,
а не о себе, отведу тебя обратно, но я постараюсь решить  эту  проклятую
проблему как можно быстрее!
   Категоричность, с какой он произнес эти слова,  так  изумила  Пепиту,
что она в эту  минуту  поверила:  несмотря  на  кажущуюся  невозможность
выхода из  данной  ситуации,  он  все-таки  найдет  выход  -  не  только
благодаря своей силе, но и во имя их любви.
   Пепита, пребывающая  во  власти  испытанного  чудесного  переживания,
неохотно встала.
   Торквил поднялся тоже, и она, восхищенно глядя на него,  думала,  как
он прекрасен в своем килте и бархатной куртке с  кружевным  жабо  вокруг
шеи.
   Лунный свет изливался на них, и ей казалось,  будто  звезды  окружают
его голову и придают ему силу, способную  преодолеть  любые  преграды  и
трудности.
   Он вновь привлек ее к себе, на этот раз очень  мягко,  без  той  бури
страсти, через которую они только что прошли.
   Он поцеловал ее в губы, но в этом поцелуе  не  было  жгучего  огня  -
только нежность, от которой глаза Пепиты наполнились слезами.
   - Верь в меня и доверься мне, - сказал он, - и с  Божьей  помощью  мы
вместе победим.
   Она взяла его под руку, и они медленно пошли по  лесной  тропинке  по
направлению к замку.

Глава 6

   Следующий день был воскресным.
   Когда Пепита готовила Жани, чтобы  идти  в  кирку  ,  в  комнату  примчался  Рори  -
показаться ей в килте, который он надел впервые.
   Миссис Сазэрленд поведала Пепите, что достала одежду, которую  носили
Алистер и его брат, будучи детьми, в полной уверенности, что Рори  будет
экипирован полностью, включая спорран и маленький скин.
   Облаченный в национальный наряд, Рори был очень доволен собой.
   - Теперь я выгляжу настоящим шотландцем! -  гордо  воскликнул  он.  -
Попадись мне сейчас любой сасенак, я сражусь с ним моим скином!
   - Я - - сасенак, - тихо сказала девушка.
   - О, я не имел в виду тебя, тетя Пепита, - уточнил Рори.  -  Я  люблю
тебя, и кем бы ты ни была, ты всегда будешь моей самой любимой тетей.
   Пепита рассмеялась.
   -  Это  очень  большой  комплимент,  особенно  если  учесть,  что   я
единственная тетя, которая у тебя есть!
   Но Рори уже не слышал.
   Он стоял перед зеркалом и  восхищался  своим  спорраном,  уменьшенной
копией споррана, который носил его дед днем.
   - Я тоже хочу носить килт, - жалобно пропищала Жани.
   - Если я смогу купить тартан, то сошью тебе килт, - пообещала Пепита,
- но ты и так очень хорошенькая.
   Это была правда.
   В своем розовом платьице и шляпке, украшенной  крошечными  розочками,
она выглядела как маленький цветок.
   Казалось невозможным, чтобы даже такой  жестокосердный  человек,  как
герцогиня, мог не любить ее.
   Они отправились в кирку, расположенную  недалеко  от  замка,  в  трех
экипажах.
   Рори ехал вместе с дедом и герцогиней, Пепита и Жани - с леди  Рогарт
и ее мужем.
   В последнем экипаже сидел Торквил с тремя другими гостями.
   По приезде в кирку Пепита с Жани оказались на второй  скамье,  позади
герцога, герцогини, Рори и Торквила.
   Когда она преклоняла колени для молитвы, ей было трудно отвлечься  от
этого  мужчины  впереди  нее;  и  во  время  службы  ее  взор   невольно
возвращался  к  его  широким  плечам  и  аккуратно  подстриженным  сзади
волосам.
   От того, что он был рядом, она чувствовала,  как  любовь  поднимается
внутри нее, наполняя не только ее молитвы, но и все ее существо.
   Кирка была очень суровая, аскетическая, и  на  священнике  Пепита  не
увидела стихаря - лишь черную сутану.
   Этот сухопарый пожилой человек с  жесткими  чертами  лица  взошел  на
кафедру.
   Пепита ожидала услышать проповедь, порицающую грешников и  угрожающую
им страшными карами в грядущей жизни.
   Однако его проповедь  была  посвящена  длинному  перечню  беззаконий,
творимых когда-то англичанами по отношению к шотландцам.
   Она  поняла,  он  говорит  о  том,  что  произошло,  когда  шотландцы
потерпели поражение в битве при Калодене, о их  страданиях  в  последние
годы.
   У них отнимали не только земли и оружие, но даже тартаны и килты.
   С ними обращались жестоко, думала она, в этом нет никакого сомнения.
   Но все это преподносилось так, будто произошло вчера, и ей самой  уже
трудно было  осознать,  что  упоминаемые  события  принадлежали  древней
истории и не осталось живых свидетелей, которые могли бы помнить о них.
   По мере того как священник  продолжал  и  дальше  возбуждать,  по  ее
мнению, чувства слушателей против англичан, она  все  больше  впадала  в
отчаяние, понимая, что будет лишена возможности когда-либо  выйти  замуж
за Торквила, как бы он ни старался.
   Разве сможет она жить в обществе, где ее не только станут презирать и
ненавидеть, но, как  англичанку,  сочтут  ответственной  за  жестокости,
совершавшиеся свыше ста лет назад до ее рождения?
   Более того, как смогла бы она приводить своих детей  в  церковь,  где
они будут слушать воскресенье за воскресеньем подобные проповеди,  зная,
что каждое слово обвиняет их мать в принадлежности к  преступной  нации,
по разумению прихожан?
   "Это безнадежно",  -  непрерывно  твердила  она,  вновь  убеждаясь  в
необходимости скрыться.
   Когда наконец проповедь закончилась, она склонилась для молитвы, и ей
с неимоверным трудом удалось сдержать слезы и не позволить  им  катиться
по щекам.
   Обратно  они   ехали   в   таком   же   порядке,   и   Пепиту   мучил
один-единственный вопрос: чувствует ли  Торквил,  что  союз  между  ними
невозможен?
   Нападки  священника  на   англичан   были   столь   оскорбительны   и
несправедливы по отношению к ней, что всю дорогу в экипаже  она  ощущала
себя глубоко несчастной и силилась не зарыдать в голос.
   Но к тому времени как привела в порядок Жани и Рори и вымыла им  руки
перед ленчем, она уже обрела контроль над собой.
   Она вошла в гостиную с высоко поднятой головой, в глазах ее  светился
вызов.
   Она не унизится перед шотландцами, что бы они ни испытывали к ней.
   И тем не менее, когда они сидели за огромным  столом  в  столовой  во
главе с герцогом, выглядевшим стопроцентным вождем  клана,  она  поняла,
что не может ожидать милосердия от нации, которая не забывает ничего.
   Последние гости, прожившие несколько дней в замке, должны были отбыть
после этого ленча.
   Пока они обсуждали обратный маршрут в разные концы Шотландии, Торквил
сказал Рори:
   - Мы с тобой тоже совершим путешествие сегодня попозже.
   - Куда? - поинтересовался мальчик.
   - Я хочу свозить тебя к голубиным гротам.
   - Я слышал о них от дедушки, - тотчас оживился  Рори.  -  Мы  возьмем
ружье, чтобы выгнать птиц из гротов?
   - Так как сегодня воскресенье, нам придется ограничиться собственными
голосами, - ответил Торквил. - И уверяю тебя, если мы закричим изо  всех
сил, они вылетят и исчезнут с такой скоростью за краем утеса, что ты  не
успеешь сосчитать их.
   - Я попробую! - воскликнул Рори.
   - Будь осторожен, Торквил! - предупредил герцог.
   - Помни, если лодка ударится о скалы и перевернется, даже сильнейшему
пловцу не преодолеть течение потоков в том месте.
   - Я не забыл, - улыбнулся Торквил. -  Я  был  там  столько  раз,  что
основательно изучил каждую скалу и каждое опасное место на протяжении по
крайней мере пяти миль вдоль берега.
   Рори так не терпелось  увидеть  гроты,  что  он  не  мог  поостыть  и
переключиться на что-либо иное, пока они не отправятся туда.
   Торквил решил передвинуть чаепитие на более раннее время, и Пепита  с
Жани присоединились к ним за чайным столиком, когда еще не было  четырех
часов.
   - Я тоже хочу поплавать на лодке! - заявила Жани, как только  узнала,
чем будет заниматься брат.
   - Я возьму тебя с собой в другой день, - пообещал Торквил.
   - Я хочу пойти с вами сейчас, дядя Торквил! - настаивала девочка.
   - Я скажу тебе, что мы сделаем, -  вмешалась  Пепита;  она  понимала,
Жани сейчас кажется, будто  ее  лишают  особенного  удовольствия.  -  Мы
пойдем к домику на дереве и будем наблюдать за ними оттуда.
   Малышка сразу же согласилась.
   Покончив с чаем, Торквил и Рори прошли  через  парк  и  спустились  к
причалу, где стояли лодки, принадлежащие замку.
   Пепита и Жани поспешили через лес в противоположную сторону, но когда
они вошли в домик, то обнаружилось, что из-за густой кроны они не смогут
увидеть лодку, если она подойдет близко к береговым скалам.
   - Нам придется пойти вдоль края утеса, - сказала Пепита, - и помахать
Рори и дяде Торквилу, как только они проплывут  мимо  нас.  А  потом  мы
заберемся в домик на дереве.
   Жани запрыгала от радости, и они  направились  к  открытому  участку,
разделявшему лес и море.
   Видимо, они шли слишком долго, потому что лодка с  Торквилом  и  Рори
проплыла мимо них.
   - Побежали, - заторопилась Жани, - а то они не увидят нас!
   Она быстро помчалась вперед, к краю утеса, к  тут  Пепита  увидела  в
двадцати ярдах от них нечто, похожее на большое животное; оно лежало  на
краю утеса.
   Жани бежала в том направлении, и  Пепита  подумала,  что  это,  может
быть, корова; вдруг она встанет и напугает малышку...
   Она побежала за девочкой, и ее взору предстало вовсе не  животное,  а
человек.
   Кто-то примостился на самом  краю  утеса,  и  Пепите  это  показалось
странным.
   Между тем Жани, сосредоточенная на лодке, в  которой  плыл  ее  брат,
приблизилась к лежавшему человеку, и Пепита увидела,  что  это  женщина;
более того, хоть это представлялось невероятным, ею оказалась герцогиня.
   Ошибка исключалась, так  как  с  близкого  расстояния  Пепита  узнала
желтовато-коричневый костюм, который был на ее светлости во время ленча,
и теперь он сливался с побуревшей  травой,  словно  герцогиня  намеренно
маскировалась.
   У девушки мелькнула мысль, что герцогиня могла  упасть,  споткнувшись
или почувствовав себя плохо.
   Но тут, к немалому своему изумлению, она увидела в ее руках ружье.
   В следующий миг Пепита, недоумевая, подумала: почему она  тренируется
в стрельбе у моря?
   Однако, подойдя ближе,  девушка  испытала  настоящий  шок:  герцогиня
целилась в лодку с Торквилом на веслах, которая была почти напротив нее.
   За одну секунду, показавшуюся нескончаемой, Пепита  поняла  намерения
герцогини.
   Предупреждение герцога за ленчем,  якобы  море  в  этом  месте  столь
опасно, что сильнейший пловец не справится с ним, возникло  в  ее  мозгу
как будто начертанное огненными письменами.
   Если герцогиня сейчас выстрелит, лодка утонет,  и  Рори  с  Торквилом
погибнут.
   Пепита бросилась вперед, но Жани подошла к герцогине до нее.
   - Это ружье? - услышала она вопрос ребенка.
   Герцогиня, сконцентрировавшись на своей цели, не слышала  приближения
девочки, но теперь она повернула к ней голову.
   - Что ты здесь делаешь?
   - закричала она с выражением гнева на лице. - Уходи и оставь меня!
   Злость, с которой она произнесла это, удивила Жани.
   Словно понимая, что герцогиня делает, она заявила:
   - Нехорошо стрелять в воскресенье!
   Герцогиня исторгла нечленораздельный вскрик ярости.
   Затем, увидев, что сзади подходит Пепита, она зарычала:
   - Не путайтесь тут, вы, занимайтесь своим делом!
   С этими словами она поднялась из положения  лежа  ничком,  в  котором
находилась до сих пор, и ее ружье оказалось направленным на Жани.
   Испуганная девочка отступила от нее  на  шаг  и  споткнулась  о  край
утеса.
   Она закричала от  страха,  и  Пепита,  бросившись  на  землю,  успела
схватить за руку падавшую вниз Жани.
   Но малышка была слишком  тяжела,  чтобы  Пепита  могла  подтянуть  ее
вверх, и она свисала с края утеса, удерживаемая Пепитой  за  руку  одной
рукой и за платье - другой.
   Жани  визжала  от  ужаса,  Пепита  же  от  сильного  ушиба  не  могла
вздохнуть.
   В этот миг  она  осознала,  что  герцогиня  поднялась  на  колени  и,
полностью потеряв контроль над собой от всего происход