нции жила развлечениями и удовольствиями, что,  впрочем,
поощрял сам император, не давая проходу ни одной кокетке.
   Луи Наполеон был известен  не  только  любовными  похождениями,  но  слыл
кавалером  обаятельным  и  элегантным,  что  вынуждена  была  признать  даже
королева Виктория Однажды она написала: "С таким мужчиной ни одна женщина не
может ни на мгновение чувствовать себя в безопасности".
   Но вовсе не безопасности искали  мужчины  и  женщины  в  Париже.  Великие
куртизанки тех лет тратили  столько  денег,  пользовались  таким  успехом  и
властью, каких и не снилось ни одной  из  знаменитых  королевских  фавориток
прежних    времен.    Кроме    того,    они    отличались     исключительной
безнравственностью.
   Огромные состояния попадали в руки женщин полусвета. Даже  самый  богатый
восточный паша мог полностью разориться всего за две недели.
   Поговаривали,  будто  бы  император  подарил  восхитительной  графине  де
Кастильоль жемчужное  ожерелье  стоимостью  четыреста  тридцать  две  тысячи
франков в придачу к пятидесяти тысячам ежемесячно на мелкие расходы, а  лорд
Хартфорд, известный своей репутацией самого скаредного  человека  в  Париже,
заплатил ей миллион  за  удовольствия  одной  ночи,  во  время  которой  она
пообещала предаться с ним всевозможным наслаждениям.
   Во время своих приездов в Париж Донкастер находил все это очень забавным,
но, по его мнению, никакие развлечения не  оправдывали  тех  огромных  сумм,
которые тратились его приятелями-соотечественниками на местных красоток.
   Возможно, несколько самонадеянно,  но  герцог  полагал,  что  женщины,  с
которыми он проводил время, принимали его исключительно ради него самого,  а
не ради тех подарков, которые получали.
   Вспоминая прошлое, он опять собрался  извлечь  из  кармана  жилетки  свои
часы, когда заметил, что все  посетители,  сидевшие  за  другими  столиками,
повернули головы в сторону входной двери.
   На пороге метрдотель разговаривал с дамой, которая только что  появилась,
и, хотя она находилась довольно далеко от герцога, он не мог не обратить  на
нее внимания, как, впрочем, и  другие  мужчины  в  зале  -  дама  отличалась
исключительно изящной фигурой.
   Теперь, когда она шла между столиками, все мужчины  открыто  пожирали  ее
глазами, и герцог не смог удержаться, чтобы в восторге  не  воскликнуть  про
себя: "Боже мой! Какая фигура!"
   Он смотрел, как она двигалась, и только  когда  подошла  к  его  столику,
Атол, не веря собственным глазам, вдруг узнал ее: это была  не  таинственная
незнакомка и вовсе не француженка! Это была Антония!
   Метрдотель пододвинул для нее стул, и только  тогда  герцог  поднялся  со
своего места, не в силах скрыть изумление и восторг.
   Он и раньше замечал, что глаза у Антонии большие, но так  и  не  осознал,
насколько они огромные и лучистые на маленьком личике с тонкими чертами.
   Высокая прическа, когда волосы, зачесанные вверх по  последней  парижской
моде, еще не дошедшей до Лондона, открывали длинную, изящную шею,  казалось,
придавала девушке роста. Антония теперь даже отдаленно  не  походила  на  ту
невыразительную, не модно  и  безвкусно  одетую  женщину,  которая  приехала
вместе с герцогом в Париж.
   В крохотной шляпке, чуть сдвинутой вперед и  состоящей  из  одних  только
лент того же, что и платье, цвета, украшенной несколькими бутонами маленьких
белых  роз,  Антония  выглядела  прелестно.   Шляпка,   завершая   прическу,
подчеркивала темный цвет ее волос, придавала лицу пикантность и  очарование,
а что касается ее платья...
   Герцог  смотрел,  любуясь  совершенством  фигуры  собственной   жены,   и
спрашивал себя, должен ли он так спокойно позволять, чтобы  ее  разглядывали
все мужчины в "Английском кафе".
   - В первый момент я не узнал тебя, - сказал он, не  сводя  глаз  с  жены.
Лицо Антонии озарила улыбка.
   - Ох, я так надеялась, что вы скажете именно  это.  Я  и  сама  в  полном
недоумении... Мне кажется, что я - не я!
   - Вот так превращение! - Герцог не мог удержаться от возгласа восхищения,
которое было вполне искренним.
   - Месье Уорт был очень любезен. Сначала, правда, он  не  хотел  принимать
меня, потому что очень устал и собирался  через  несколько  дней  уехать  за
границу.
   - Как же тебе удалось уговорить его? - спросил герцог, все еще  настолько
потрясенный перевоплощением Антонии, что с трудом мог собраться  с  мыслями.
Она рассмеялась.
   - Я готова была встать перед ним на колени, умоляя помочь мне,  но  когда
он в конце концов принял меня  и  увидел,  то  пришел  в  такой  ужас,  что,
кажется, посчитал делом чести поработать над моей  внешностью.  Я  для  него
стала своеобразным вызовом.
   Антония удовлетворенно вздохнула.
   - Я так рада, что вам понравилось, - добавила она спустя мгновение.
   - Да, мне понравилось, и очень, - ответил  герцог,  касаясь  губами  руки
Антонии. - В то же время мне кажется, что с  этого  момента  моя  роль  мужа
станет  разительно  отличаться  от  того,  какой  она   мне   до   сих   пор
представлялась!
   Ему не пришлось объяснять Антонии, что он имел в виду, ибо  она  вдруг  с
восторгом воскликнула:
   -  Да  это  же  комплимент!  Настоящий  комплимент!  Причем  первый   ваш
комплимент мне!
   - Как, неужели я до сих пор был столь невежлив  и  небрежен?  -  удивился
герцог, не выпуская руки Антонии из своей руки.
   - У вас  не  было  оснований  говорить  мне  комплименты,  -  простодушно
ответила Антония. - И вы можете не трудиться, рассказывая мне, как  кошмарно
я выглядела до сегодняшнего дня!  Месье  Уорт  уже  сказал  мне  об  этом  и
по-французски, и по-английски!
   Она звонко рассмеялась, а затем продолжила:
   - Главное, что через месяц он приедет в Англию, но самое важное - что  он
уже  начал  проектировать  зимний  наряд  для  меня.  А  мне  остается  лишь
надеяться, что вы и в самом деле так богаты, как про вас говорят!
   - Кажется, вскоре тебе придется выбирать между  нарядами  и  лошадьми!  -
снисходительно улыбнулся герцог.
   - Ах, как бессердечно! - вспыхнула Антония. - Вы же прекрасно знаете, что
о выборе и речи быть не может! Вы ведь знаете!
   "Как странно, - думал герцог позже, оказавшись  в  тот  же  день  один  в
библиотеке особняка на Елисейских полях.  -  Вместо  того,  чтобы  сидеть  и
серьезно разговаривать с Антонией,  как  это  было  до  сих  пор,  я  нахожу
совершенно естественным флиртовать с собственной женой!"
   Невероятно, что одежда от  Уорта  могла  до  неузнаваемости  изменить  не
только облик Антонии, превратив ее из неоперившейся деревенской девчонки,  с
которой у него не было ничего общего, кроме разве что интереса к лошадям,  в
очаровательную молодую женщину, но и его отношение к ней.
   Герцогу это показалось абсурдным, но все было именно так.
   Он видел, что взгляд ее  огромных  серо-зеленых  глаз  остался  таким  же
невинным, как прежде, и ловил  себя  на  том,  что,  смотря  в  их  лучистую
глубину, он старается понять, угадать,  как  она  относится  ко  всему,  что
происходит вокруг них, и что думает о том, о чем он говорит с ней.
   После завтрака в "Английском  кафе"  они  пригласили  к  себе  нескольких
молодых людей, с которыми герцог познакомился в свою предыдущую  бытность  в
Париже, и, конечно же, разговор зашел о войне.
   - Я готов держать пари с вами, герцог, - сказал один из гостей напыщенным
тоном, - что вот-вот будет объявлена война. Я совершенно уверен в этом.
   - И вас это не тревожит? - спросила Антония, удивленно глядя на  молодого
человека. Француз снисходительно улыбнулся.
   - Здесь, в Париже, мы в полной безопасности! - хвастливо  ответил  он.  -
Потребуется всего несколько дней, и  наша  доблестная  армия  поставит  этих
пруссаков на колени!
   - Я слышал, что прусские войска очень хорошо обучены, - возразил  герцог,
- а железные дороги в стране в последние годы  развивались  прежде  всего  с
учетом военных нужд.
   - Для, нас важнее разработка новых типов оружия, - ответил француз, - и у
нас уже имеется винтовка с нарезным стволом, у  которой  дальность  выстрела
вдвое больше, чем у игольчатых винтовок Дрейзе. А еще у нас  есть  секретное
оружие, которое называется "пулемет".
   - А что это такое? - спросил кто-то.
   - Это оружие, представляющее  собой  связку  из  двадцати  пяти  стволов,
обеспечивающих высокий темп ведения стрельбы.
   Француз победно улыбнулся.
   - Немцам нечем ответить нам! - самоуверенно заявил он.
   Ничего не говоря, герцог вспомнил о том, что ему  доводилось  слышать  не
только о прекрасной  выучке  прусских  солдат,  но  и  пушках  со  стальными
казенными частями, которые герр Крупп  изготовил  для  Пруссии,  но  которые
руководители французского военного  ведомства  проигнорировали,  отказавшись
воспринимать их всерьез.
   Игольчатый ударный механизм был заимствован немецким конструктором Дрейзе
у швейцарца  Поли  и  предложен  в  1827  г.  В  игольчатых  ружьях  впервые
использовался унитарный патрон. Во время прусско-австрийской войны  1866  г.
игольчатые ружья сыграли решающую роль  в  обеспечении  пруссакам  победы  -
потери австрийцев  от  ружейного  огня  были  в  восемь  раз  больше  потерь
пруссаков. В середине XIX в. было сделано много  попыток  усовершенствования
унитарного патрона, но ни одна из них не увенчалась полным успехом.  В  1861
г. француз Потте изобрел первый унитарный патрон центрального воспламенения.
   Когда гости разошлись и Антония осталась наедине с мужем, она спросила:
   - Вы ведь не думаете, что в самом деле разразится война?
   - Надеюсь, что нет, - серьезным тоном Произнес  герцог,  -  но  если  так
случится, то сражаться будут не здесь, а в Пруссии.
   - Вы полагаете, что французы займут часть прусских территорий и немцы  не
смогут остановить их? - с интересом спросила Антония.
   - Французы убеждены, что так оно и будет, - уклончиво ответил герцог.
   Еще до того как гости покинули их дом, герцог успел сообщить Антонии, что
вечером они обедают у маркизы де Варуш, а затем отправятся на  бал,  который
она дает в своем великолепном особняке вблизи Булонского леса.
   Переодеваясь к обеду, Антония испытывала радостное волнение. Дело в  том,
что от Уорта только что доставили для нее  восхитительное  платье,  а  кроме
того, у нее появилась французская горничная.
   Служанку-француженку по приказу герцога нанял мистер Грэхэм, который  еще
до приезда в Париж своих хозяев должен  был  позаботиться  об  их  удобстве.
Герцог же решил, что горничная-француженка  поможет  Антонии  избавиться  от
провинциального английского вида.
   Антония была благодарна мужу за его заботу, в то же время считая его -  и
не без основания - человеком щепетильным и дисциплинированным.
   Она была уверена, что к моменту их возвращения в Англию мистер Грэхэм уже
найдет для нее английскую служанку, а также слугу, который будет  заниматься
всем, что связано с конными прогулками герцогини.
   Горничная-француженка оказалась веселой, ловкой и очень умелой  девушкой.
Развлекая свою новую госпожу  светскими  новинками,  она  укладывала  волосы
Антонии точно так же, как делал это парикмахер,  который  приходил  в  салон
месье Уорта в то время, когда мастер заканчивал платье для  герцогини  -  то
самое платье, которое настолько изменило ее внешность, что  даже  герцог  не
узнал собственную супругу.
   - Ни для одной другой дамы, какой  бы  знатной  она  ни  была,  я  бы  не
потратил столько труда, ваша светлость, - заявил великий  портной,  подгоняя
платье по фигуре герцогини Донкастер.
   - Отчего же мне такая честь, месье? - с улыбкой справилась Антония.
   - Я англичанин, как и вы, ваша светлость, и  я  собираюсь  доказать  этим
чванливым французикам, что не все англичанки выглядят неряшливо и не  модно,
что далеко не у всех "лошадиные" зубы и нескладная фигура.
   Хотя; увы, приходится  признать,  что  большинство  англичанок  -  именно
такие.
   Они оба рассмеялись, но Антония точно знала,  что  не  из  одного  только
патриотизма знаменитый кутюрье затратил столько усилий и даже не из-за того,
что она являла собой вызов мастерству месье  Уорта,  который  он  принял.  О
заинтересованности портного прежде  всего  говорили  счета,  которые  вскоре
легли на стол в кабинете его светлости герцога Донкастера.
   Но Антония была довольна, очень довольна.
   - И почему же я раньше не знала, - смотрясь  в  зеркало,  спрашивала  она
себя, - что у меня такая хорошая фигура?
   Она смутно догадывалась, что причина  ее  незнания  кроется  в  поведении
матери, которая от одной мысли о том, что ее дочь проявит тщеславие по столь
нескромному поводу, пришла бы в ярость.
   Внезапное осознание красоты собственного тела стало для Антонии  новым  и
очень волнующим открытием.
   Только сейчас она заметила, какая у нее красивая длинная  шея,  маленькие
уши совершенной формы и огромные глаза, выразительность которых подчеркивали
пышные, зачесанные вверх темные волосы.
   Когда она, одетая  в  платье  из  золотисто-оранжевого  тюля,  сверкавшее
драгоценностями и украшенное мимозами, вошла в салон, где герцог ожидал  ее,
чтобы  вместе  с  женой  отправиться  на  обед,  Антония  впервые  в   жизни
почувствовала себя красивой.
   От ее взгляда не укрылся восторженный блеск, вспыхнувший в глазах герцога
в тот самый миг, когда он посмотрел на нее, и, приближаясь  к  супругу,  она
ощущала себя так,  словно  вышла  на  сцену  и  теперь  ждала  аплодисментов
зрительного зала.
   - Вы одобряете?.. - робко спросила она, поскольку герцог молчал.
   Беспокойный огонек появился в ее взгляде.
   - Я рад, что  имею  честь  сопровождать  вас,  герцогиня,  -  полушутливо
ответил он и не без удовольствия заметил, как румянец  заливает  ее  щеки  -
Антония смутилась, услышав его ответ.
   Если  у  нее  и  оставались  еще  какие-то  сомнения  насчет  собственной
внешности, то  они  быстро  рассеялись  под  градом  комплиментов,  которыми
одарили ее все мужчины,  присутствовавшие  на  приеме  и  явно  стремившиеся
завязать с ней флирт.
   - Вы восхитительны! Очаровательны! - наперебой заверяли герцогиню оба  ее
соседа за обеденным столом.
   - Никогда бы не поверил, что звезда может  упасть  с  неба  таким  ранним
вечером! - говорил ее визави.
   Антония сказала себе,  что  эти  преувеличения  можно,  конечно,  считать
чрезмерными, однако, невзирая на то  что  она  была  совершенно  неопытна  в
отношениях с мужчинами, чутье ее не обмануло: их восхищение было искренним.
   И действительно, как только хозяйка открыла бал, Антония сразу  оказалась
в  окружении  кавалеров,  испытывая  при   этом   смущение,   очень   сильно
отличавшееся от всего, что она когда-либо ощущала.
   К герцогу ее подвел милый и пылкий молодой дипломат, с которым она только
что кружилась в вальсе.
   - Вам здесь нравится? - спросил Донкастер.
   - Здесь просто чудесно! Ничего прекраснее я не могла бы себе представить!
- ответила Антония. - Однако я хотела бы...
   Она собиралась сказать, что хотела бы потанцевать с ним, но  в  этот  миг
разговор их был прерван радостным восклицанием:
   - Атол! Mon brave!<мой славный (фр.)> Почему же никто не сказал мне,  что
вы в Париже?!
   Очаровательная женщина с восхитительной улыбкой протягивала  герцогу  обе
руки, смотря ему прямо в глаза, - ее восторг из-за встречи  с  герцогом  был
слишком очевиден.
   - Людовика?! - удивился Донкастер. - А мне сказали, что вы возвратились в
Вену!
   - Мы вернулись... Вернулись! - ответила дама. - Я совсем потеряла вас  из
виду... Неужели я вас потеряла!..
   Она говорила в той обворожительной манере, которая,  казалось,  наполняла
каждое  ее  слово  глубоким  скрытым  смыслом  -   интимным   и   вызывающим
одновременно.
   Она схватила герцога за обе  руки,  и  только  тут  он,  словно  вспомнив
внезапно о присутствии Антонии, сказал:
   - Я здесь в свадебном путешествии, и мы только  что  приехали.  Позвольте
представить вам мою жену... Герцогиня  Антония  Донкастер...  Мадам  графиня
Людовика де Резонвиль.
   Кивок, который сделал дама в сторону Антонии,  был  столь  небрежен,  что
выглядел почти оскорбительным. Потом графиня  повисла  на  плече  герцога  и
заглянула ему в глаза.
   Графиня выставляла  напоказ  свои  чувства,  которые,  как  она  считала,
остались неизменными  -  несмотря  на  все,  что  произошло  с  герцогом  за
последнее время.
   Смущаясь и не зная, как вести себя в  подобных  обстоятельствах,  Антония
обвела взором бальную залу, и почти в то же мгновение ее  последний  партнер
оказался рядом.
   Она позволила увлечь себя  в  круг  танцующих,  но,  оглянувшись,  успела
заметить, как герцог и повисшая на его плече дама исчезают в  саду,  покидая
зал через распахнутые стеклянные двери.
   Как Антония заметила раньше, в саду росли небольшие  деревья,  посаженные
на таком  расстоянии,  чтобы  между  ними  поместились  скамейки  с  мягкими
спинками, однако разговор присевших там отдохнуть не мог быть услышан.  Мрак
в саду рассеивали лишь маленькие китайские фонарики, свешивавшиеся с ветвей.
   Чувство обиды и горечи вдруг поднялось в сердце Антонии при мысли о  том,
что герцог ни разу не пригласил ее на танец, а теперь исчезал  с  незнакомой
женщиной в этом чудесном саду, в котором и ей так хотелось оказаться.
   Если бы здесь вдруг появилась маркиза, Антония не была бы столь  поражена
поведением супруга, но эта... графиня де Резонвиль?..
   Тихонько вздохнув, Антония  подумала,  что  если  герцог  и  вспоминал  о
маркизе Норто по дороге в Париж и, возможно, еще утром этого дня, то  сейчас
он, совершенно определенно, забыл о ней!
   Никогда Антонии не доводилось видеть создания более обворожительного, чем
графиня Де Резонвиль.
   Герцог  упомянул  Вену,  и  Антония  догадалась,  что  графиня  жила  там
постоянно. Об этом свидетельствовал  также  темно-рыжий  цвет  ее  волос,  в
который  красились  все  австрийские  женщины,  желавшие  походить  на  свою
прекрасную императрицу.
   В  темных  глазах  графини,  в  самой   их   глубине,   мерцали   огоньки
сладострастия, обещавшие мужчине исполнение любых его желаний.
   Эта женщина заставила Антонию осознать  все  свои  недостатки  и  ощутить
одиночество.  Она  вдруг  поняла,  что  элегантное,  прямо-таки   гениальное
творение знаменитого кутюрье  не  может  возместить  того,  чего  в  ней  не
хватает, чего - Антония пока не могла определить, но чувствовала, что этим в
избытке обладала графиня.
   - Вы о чем-то задумались?  -  спросил  ее  партнер,  нарушив  ход  мыслей
Антонии.
   - Да, я думала, - ответила Антония.
   - Как бы я хотел, чтобы вы думали обо  мне!  -  внезапно  заявил  молодой
человек, устремив на нее горящий взгляд.
   - Но я вас совсем не знаю, - искренне удивилась Антония.
   - Ну, эту беду можно легко поправить, -  заметил  он.  -  Когда  я  смогу
увидеть вас опять? Где вы остановились в Париже?
   Она рассмеялась, потому что это были вопросы,  которые  задавали  ей  все
мужчины на этом балу.
   Едва танец закончился, а уже другой француз повел ее танцевать.
   Хотя Антония часто поглядывала в сторону открытой в сад стеклянной двери,
она  не  заметила,  чтобы  герцог  вернулся.  Нигде  также  не  было   видно
обворожительной графини.
   Антония давно  потеряла  счет  своим  партнерам,  потом  обнаружила,  что
танцует с мужчиной, который не был ей представлен. Она также  была  уверена,
что он не вписал свое имя в ее карточку. Но это не имело никакого значения -
партнеры менялись, и все они говорили примерно одно и то же, - и Антония уже
начала скучать, ища взглядом герцога в надежде, что они смогут уехать домой.
   - Вы - герцогиня Донкастер? - внезапно спросил ее  новый  партнер,  когда
они заскользили по паркету под звуки "Голубого Дуная".
   Он обратился к ней со столь мрачным  выражением  лица,  словно  зачитывал
Антонии обвинительный акт.
   - Да, - ответила она, - однако, мне кажется, мы не были представлены друг
другу.