ением.
   - Это же вам не по  средствам!  -  воскликнула  она.  -  Папа  всегда
говорил, что содержание этого особняка очень дорого. В  Эйвонсдейл-хаузе
должно работать не менее дюжины слуг!
   - Я знаю это не хуже  вас,  милочка,  -  процедил  сквозь  зубы  граф
Герберт, - но я закрою это имение, оставив здесь самый маленький штат  -
на случай, если надумаю как-нибудь летом приехать сюда с гостями.
   Заметив, как окаменело лицо Манеллы, он примирительным тоном добавил:
   - Вы же понимаете, что я должен  произвести  впечатление  на  будущую
невесту, показав ей фамильное гнездо графов Эйвонсдейлов!
   Дядя Герберт пробыл  в  Лондоне  долго.  У  Манеллы  даже  забрезжила
надежда, что ее взбалмошный опекун отказался от своей  нелепой  затеи  и
все может остаться по-прежнему.
   С другой стороны, Герберт, возможно,  обнаружил,  что  найти  богатую
невесту  при  его   сомнительных   достоинствах   труднее,   нежели   он
рассчитывал.
   И вдруг вчера, без предупреждения, будто снег на голову, граф Герберт
приехал.
   Лишь только он объявился  в  сельском  особняке,  Манелле  захотелось
стать  маленькой  и  незаметной  и   спрятаться   подальше   от   своего
"благодетеля", которого она ни капли не любила и искренне презирала.
   Девушка привыкла считать  Герберта,  как  мысленно  называла  его  по
примеру отца, ничтожным и отталкивающим. Эти  качества  были  тем  более
заметны, поскольку у нее перед глазами был пример отца.
   Едва поздоровавшись с ненавистным опекуном, Манелла заметила, что тот
одет необыкновенно дорого  и  модно.  Он  прибыл  в  новеньком  фаэтоне,
запряженном парой отменных, прекрасно подобранных лошадей.  По-видимому,
ему все-таки удалось заполучить в невесты какую-нибудь особу  с  богатым
приданым.
   Для всех обитателей дома это было бы облегчением, ведь, поправив свое
состояние, Герберт Эйвонсдейл забыл бы об их  существовании  и  едва  ли
стал бы часто наведываться в сельский особняк.
   Известие, сообщенное  столичным  гостем  -  вопреки  здравому  смыслу
Манелла все никак не могла признать в  нем  хозяина,  -  будто  пушечным
залпом развеяло остатки ее спокойствия.
   Манелла понимала, что должна  срочно  принять  какое-то  решение,  но
никак не могла собраться с мыслями.
   Флэш разлегся на полу у ее ног.
   Чтобы успокоиться, девушка опустилась на колени подле своего  любимца
и обняла его  за  шею.  Пес  радостно  прильнул  к  ней,  с  готовностью
отзываясь на ласку.
   - Я не могу расстаться  с  тобой!  Не  могу...  -  повторила  Манелла
прерывающимся от горя голосом. - Все говорят, что лорд  Ламберн  жестоко
обращается со своими собаками и лошадьми. Ох, Флэш, мой Флэш! Как  же  я
буду спать по ночам, зная, что ты сидишь в холодной псарне, скулишь,  не
понимая, почему тебя бросила хозяйка.
   В тот же момент слезы навернулись ей на глаза, но она  решительно  их
смахнула.
   - Я должна что-то  придумать,  найти  какой-то  выход.  Помнишь,  как
всегда говорил папа? Флэш, миленький, ну, пожалуйста, подскажи, что  мне
с тобой делать, - жалобно, как маленькая девочка, попросила она.
   Умный пес, заметив, как грустна хозяйка, постарался  утешить  ее  как
мог и нежно лизнул в нос, а когда Манелла  невольно  отстранила  голову,
стал тыкаться мордой в руку, обнимавшую его за шею.
   Крепко прижимая к себе пса, Манелла проговорила сквозь слезы:
   - Я не могу, не могу потерять тебя! И  не  желаю  выходить  замуж  за
мерзкого старика. Если меня вынудят поехать в  Лондон  и  обвенчаться  с
герцогом, я, я.., умру!
   Однако она и сама заметила, что ее патетическая фраза словно  нарочно
взята из  безвкусного  любовного  романа.  Тем  не  менее  девушка  была
убеждена, что так все и случится, если...
   Нет, ничего подобного не случится! Она  не  расстанется  с  Флэшем  и
Героном. Достаточно, что смерть разлучила ее с родителями.
   Когда  умер  отец,  Манелле  показалось,  будто  жизнь  остановилась.
Будущее рисовалось ей в мрачных тонах. Но даже предаваясь  страхам,  она
не могла вообразить для себя столь печальной перспективы.
   Кто бы мог предположить, что алчность побудит ее дядю отобрать у  нее
любимых животных?
   Манелла также не  допускала  мысли,  что  ее  повезут  в  Лондон,  не
спрашивая согласия, и заставят выходить замуж по чужому выбору.
   - Нет, я ни за что на это не  пойду!  -  воскликнула  девушка,  резко
выпрямляясь. - Не пойду, и все тут, - повторила она уже веселее.
   Юность брала свое. В восемнадцать лет  невозможно  долго  предаваться
беспросветной тоске. При своей независимой натуре Манелла просто обязана
была найти выход.
   По тону хозяйки и по тому, что она разомкнула объятия, Флэш пришел  к
выводу, что его поведут на  прогулку,  и,  радостно  залаяв,  ринулся  к
двери.
   Глядя на него, Манелла задумчиво произнесла:
   - Ну вот, ты сам показываешь мне, что нам делать. Ох, Флэш, какой  же
ты у меня умница! И как я сама до этого не додумалась?
   Она вскочила на ноги и отворила дверь кабинета.
   Флэш выскочил первым, Теперь  Манелла  полностью  сосредоточилась  на
плане побега.
   Стараясь держаться спокойно и отмести  все  сомнения  и  страхи,  она
раздумывала над осуществлением своего замысла.
   Вполне очевидно, что ей нелегко будет зарабатывать на пропитание.
   Кроме того, ей понадобится найти такое  пристанище,  в  котором  дядя
Герберт ни за что не сможет ее отыскать.
   Манелла направилась к себе в  спальню.  Устроившись  перед  туалетным
столиком, она обратила  вопрошающий  взгляд  к  зеркалу,  словно  ожидая
совета от собственного отражения.
   Она всю жизнь прожила в сельской местности, в тишине и уединении.
   Во время войны соседи почти не общались друг с другом и  балов  почти
не устраивали. Манелла не имела подруг, не общалась с молодыми людьми  и
никогда не задумывалась о своей внешности, а она  расцвела  в  настоящую
красавицу.
   Вскоре после того, как похоронили ее отца, Манелла  поймала  на  себе
критический взгляд графа Герберта.
   - Дядя, мне неловко, что вы так на меня смотрите, - решилась заметить
она. - Я что, перепачкала лицо?
   - Нет, я просто гляжу и думаю, что из вас  выросла  красивая  молодая
женщина, - ответил седьмой граф  Эйвонсдейл.  -  По  правде  говоря,  вы
выгодно отличаетесь от других графинь Эйвонсдейл, во всяком случае,  как
о них можно судить по их портретам. А эти дамы всегда слыли  красавицами
- каждая в свое время.
   Манелла, удивившись, смущенно сказала:
   - Благодарю вас, дядя Герберт. Мне кажется,  это  первый  комплимент,
который я услышала от вас за всю свою жизнь.
   Граф Эйвонсдейл не отвечал. Его взгляд блеснул хитрецой, и у  девушки
почему-то похолодело внутри.
   Ей пришло в голову,  что  ее  дядя,  который  успел  обнаружить  свою
готовность продать все, что только  можно,  каким-то  образом  и  в  ней
увидел весьма ценное достояние.
   Будь Манелла более искушенной в делах  света,  она  поняла  бы,  что,
подобрав ей подходящего, по его меркам, жениха, Герберт Эйвонсдейл таким
образом обеспечивал определенный доход и себе.
   Кроме того, престижный брак племянницы укрепил бы и его  положение  в
обществе.
   Манелла прекрасно помнила, что ее отец часто говорил:
   - И почему мой братец так  любит  жить  в  Лондоне?  Мне  это  совсем
непонятно. Впрочем, он смолоду был таким: не  любил  деревню,  не  питал
интереса к сельской жизни и скверно стрелял.
   В устах  отца  Манеллы  подобная  характеристика  звучала  совершенно
убийственно. По его мнению,  любому  английскому  джентльмену  надлежало
любить деревенскую жизнь и сельские занятия.
   Истинный джентльмен, по общим понятиям того времени, должен был более
всего желать скакать на самых резвых лошадях и охотиться на птиц  самого
высокого полета.
   Иногда, когда в Эйвонсдейл приезжали погостить родственники,  Манелле
доводилось  слышать,  как  они  приглушенными  голосами  обсуждали  дяди
Герберта.
   Не  то  чтобы  ее  интересовала  тема  разговора.   Просто   взрослые
собирались в гостиной, а она сидела  поблизости,  в  небольшой  комнате,
откуда было  просто  невозможно  не  слышать  их  разговоры.  Кто-нибудь
неизменно  упоминал   очередную   экстравагантную   выходку   непутевого
родственника.
   Кроме того, для  обсуждения  всегда  имелась  и  другая  тема  -  его
бесконечные романы, нелепые, скандальные, всегда  связанные  с  большими
расходами для семьи старшего брата.
   Если остальных родственников, особенно дам,  прежде  всего  волновала
неискоренимая безнравственность молодого человека,  отец  Манеллы  более
огорчался из-за его вечных, ни с чем не сообразных долгов.
   Когда Герберт был не в состоянии расплатиться  по  векселям  -  а  на
самом деле это было всегда, - кредиторы обращались к его старшему брату.
   В таких случаях шестой граф  Эйвонсдейл  оказывался  перед  дилеммой:
либо заплатить, либо предоставить Герберту гнить в долговой тюрьме.
   Манелла знала, как сильно отец страдал от того, что состояние  семьи,
и без того весьма  скромное,  растрачивается  на  его  взрослого  брата,
прожигающего жизнь.
   Ведь это означало, что сам он, шестой граф Эйвонсдейл, не мог  купить
понравившуюся лошадь или бывал вынужден уволить одного из  егерей,  хотя
тот был совершенно незаменим. Из-за этих  посторонних  расходов  дом  не
ремонтировался, хотя в ливень в некоторых  комнатах  слуги  не  успевали
менять тазы, подставляемые там, где  протекала  крыша.  Однажды  Манелла
решилась спросить отца:
   -  Ну  почему  вы  все  время  платите  за  дядю  Герберта?  Ведь  он
совершеннолетний, и вы не несете за него никакой ответственности.
   Отец, сухо улыбнувшись, ответил:
   - Знаешь, как говорят в наших местах крестьяне? Кровь  людская  -  не
водица. Это значит, что при всех своих недостатках Герберт остается  мне
братом. Кроме того, я обязан блюсти честь семьи.
   Короче говоря, граф Эйвонсдейл не мог допустить, чтобы его брат попал
в тюрьму.
   Герберт превосходно понимал принципы, двигавшие его братом, и  ничуть
не боялся позорного заключения.
   - Ненавижу его! Как я его ненавижу! - повторяла Манелла.
   Она рассеянно смотрела в зеркало, которое  в  последнее  время  стало
особенно занимать ее.
   Недавно молоденькая горничная сказала  Манелле,  что  ее  лицо  имеет
форму сердечка. Поглядевшись в зеркало, девушка решила, что это  правда.
При этом она заметила, что, пожалуй, выглядит совсем неплохо.
   Волосы Манеллы были того бледно-золотистого цвета,  каким  в  погожее
утро окрашивает небо восходящее солнце, а глаза - не голубые, как  можно
было ожидать, учитывая, что Манелла англичанка, а зеленые, словно лесное
озеро, в котором отражаются кроны деревьев. При  некоторых  поворотах  в
них поблескивали золотые искорки, словно сквозь густую  листву  деревьев
на водную гладь изредка попадали  солнечные  лучи.  А  ресницы,  как  ни
странно, были совсем темные. Этим, как всегда говорил отец, Манелла была
обязана  одной  из  своих  прапрабабок,  испанке,  жене  первого   графа
Эйвонсдейла.
   К сожалению, в фамильной коллекции картин не было портрета этой дамы,
возможно, потому, что в свое время против нее  ополчилась  вся  родня  -
из-за ее национальности.
   В семье была еще одна иностранка, украсившая  генеалогическое  дерево
Эйвонсдейлов в более позднее время, - бабушка Манеллы, француженка.
   Традиционно считается, что  француженки  -  брюнетки,  но  у  графини
Катрин из Нормандии волосы были светлые. Только  глаза  выдавали  в  ней
чужеземное происхождение.
   Думая о бабушке, пережившей сноху и скончавшейся за полгода до  сына,
Манелла пыталась представить, как  горько  ей  было  сознавать,  что  ее
родина воюет со страной, где она прожила всю свою взрослую жизнь.
   Однако, судя по записям, сохранившимся в дневнике этой дамы, она была
на редкость счастлива.
   Бабушка  научила  Манеллу  говорить  по-французски   не   хуже,   чем
по-английски.
   Под  впечатлением  рассказов  о  злодеяниях   наполеоновских   войск,
свирепствовавших  в  Европе,  Манелла  как-то  объявила,  что  откажется
говорить по-французски, если войска "антихриста" вторгнутся в Англию.
   - Не буду же я разговаривать на языке врагов! - пояснила она.
   - По моему мнению, англичане делают  непоправимую  ошибку,  не  желая
изучать никакие языки,  кроме  родного.  В  конце  концов,  Англии  ведь
приходится общаться с другими странами Европы, -  возразила  бабушка.  -
Кроме того, у нас во Франции говорят:
   "Никакое умение на вороту не виснет". Это означает, что все,  что  ты
знаешь, в какой-то момент может вдруг  пригодиться.  Вот  ты,  например,
научилась готовить французские блюда. Вдруг жизнь  повернется  так,  что
тебе придется обходиться без кухарки  или,  боже  сохрани,  зарабатывать
себе на жизнь. Тогда-то ты и вспомнишь наши рецепты.
   Манелле оставалось лишь признать справедливость этих доводов.
   Поэтому она  продолжала  разговаривать  с  бабушкой  по-французски  и
читать французские романы, которыми старая дама снабжала внучку.
   - Интересно, - спросила себя Манелла, - что бы бабушка предприняла  в
подобных обстоятельствах?
   Не  зная  точного  ответа  на  этот   вопрос,   впрочем,   совершенно
умозрительный, Манелла была совершенно уверена в одном:  бабушка  ни  за
что не дала бы силой выдать себя замуж за нелюбимого человека.
   - Флэш прав, - сказала себе Манелла. - Мне придется бежать.
   Оставалось продумать детали. Ей,  разумеется,  придется  зарабатывать
себе  на  жизнь,  и  Манелла  прикидывала,  какое   из   ее   не   столь
многочисленных умений может принести  ей  деньги.  В  конце  концов  она
пришла к выводу:
   - Буду поступать сообразно обстоятельствам. Что толку строить  планы,
пока ничего не известно. С божьей помощью все как-нибудь устроится.
   Остаток дня Манелла провела в сборах. Она  прикидывала,  что  следует
взять с собой, но важнее было другое: где раздобыть хоть немного  денег,
чтобы в первое время иметь средства на пропитание.
   По крайней мере, ей надо продержаться до: тех пор, пока она не найдет
себе какое-нибудь место, а в том, что работа у  нее  будет,  Манелла  не
сомневалась.
   Она, разумеется, понимала, что ей придется нелегко. Помимо отсутствия
связей, необходимости  соблюдать  строгую  тайну  и,  что  греха  таить,
скудости  навыков,  у  нее  была  еще  одна,  пожалуй,  самая  серьезная
трудность. В ее положении собака и лошадь становились обузой.
   Она воображала, как бы отнеслись горничные  в  Эйвонсдейле,  если  бы
туда вдруг явилась девица верхом на великолепной лошади, в сопровождении
высокопородного сеттера и попыталась наняться в услужение.
   - Все равно мне что-нибудь подвернется, - упрямо  повторяла  Манелла,
усилием воли отгоняя сомнения.
   Тем не менее в глубине души она была смертельно напугана.
   Ее побег вызовет ужасный переполох в доме. Что, если  ее  поймают  на
полпути и вернут? Вот уж поиздевается над  ней  дядя  Герберт!  С  каким
удовольствием он приберет ее к рукам и запрет, если ее  попытка  обрести
независимость закончится провалом! Ей придется во всем его слушаться.
   В мыслях Манеллы, естественно, вновь замаячил  предполагаемый  "очень
выгодный брак", заставляя девушку содрогнуться от отвращения.
   Отец когда-то рассказывал, что  герцог  Данстер  давно  уже  перестал
ездить на охоту, так как его здоровье пошатнулось  и  он  уже  не  может
стрелять. Если он был  так  дряхл,  когда  Манелла  была  ребенком,  что
говорить о нем теперь!
   Как можно, чтобы ее целовал убеленный сединами старик?
   С тех пор, как умерла мать Манеллы, она жила с  отцом  и  была  очень
невинна и не знала точно, что подразумевают супружеские отношения.
   Разумеется, она догадывалась, что в них есть нечто интимное, а  также
что муж и жена спят в одной постели.
   Мать Манеллы страстно любила своего мужа, а он отвечал  ей  не  менее
сильной и искренней привязанностью. Всякий  раз,  когда  мужу  случалось
оставлять дом хотя бы на сутки, графиня выбегала ему навстречу в холл  и
целовала его, не стесняясь слуг.
   Правда, те не смущались столь вольным поведением хозяйки -  это  были
почтенные люди, всю жизнь  проработавшие  в  семье  и  весьма  преданные
господам.
   Манелла росла в атмосфере  любви.  Когда  она  думала  о  браке  -  а
подобные мысли приходили ей в голову  нечасто,  -  она  воображала,  что
будущий супруг будет высоким и красивым  -  вроде  ее  отца.  Она  будет
смотреть на мужа, и ее лицо будет  светиться,  как  у  матери,  которая,
глядя на своего супруга, становилась еще прекраснее, чем всегда.
   Однажды Манелла слышала, как отец сказал, обращаясь к матери:
   - Я скучаю по тебе, милая. Если мне приходится  разлучиться  с  тобой
хоть на день, этот день тянется невыносимо долго.
   - А я всякий раз считаю часы до твоего возвращения, - отозвалась мать
Манеллы.
   Манелла замечала, что, когда родители смотрели друг на друга, от  них
буквально веяло счастьем. Казалось, сила их любви заставляла вибрировать
воздух.
   - Я тоже хочу испытать такое чувство. И выйду замуж только по  любви,
- произнеся вслух эти слова, Манелла словно дала обет самой себе.
   Девушка стала паковать вещи. Она  знала,  что  всю  поклажу  придется
приторочить к седлу Герона. А под седлом можно будет  спрятать  домашние
туфли, если взять достаточно мягкие.
   Она  задалась  целью  как  можно  разумнее   использовать   маленькое
пространство, отведенное для багажа.
   Во-первых, ей понадобится одежда, в которой можно будет работать,  не
испытывая неудобств.
   Правда, она пока еще не знала, в чем может заключаться ее работа.
   Манелла спустилась к обеду. - как она надеялась, последнему,  который
ей предстояло провести в обществе ненавистного  дяди.  Она  знала:  даже
если ей придется скрести некрашеные дощатые полы и спать в  чулане,  это
будет куда лучше, нежели жить с нелюбимым мужем.
   Дядя привез с собой из столицы некоторый запас вина. Когда  его  брат
умер, Герберт с досадой обнаружил, что винный погреб  Эйвонсдейла  почти
пуст. Теперь он распорядился, чтобы слуги приготовили к обеду что-нибудь
поприличнее. Манелла слушала все эти распоряжения с удивлением.
   Дядя выдал денег на покупку провианта!  А  они-то  в  его  отсутствие
перебивались на кроликах, которых слуги добывали, в лесу.  Пару  раз  им
посчастливилось подстрелить  диких  уток.  Кроме  того,  выручали  куры,
которые в этот сезон прекрасно неслись. Они  бродили  по  заднему  двору
сами по себе - ухаживать  за  птицей  было  некому  -  и,  должно  быть,
находили там достаточно пищи. Это было весьма кстати,  учитывая,  что  у
Манеллы редко находились деньги на покупку зерна для домашней птицы.
   Как бы там ни было, Манелле и слугам удавалось прокормиться.  Правда,
девушка заметила, что в последние недели стала дюйма  на  два  тоньше  в
талии. Эмили, горничная, которая в последний год сильно  состарилась,  с
ворчаньем - дескать, годы у нее уже  не  те,  чтобы  шить  при  таких-то
глазах, - терпеливо ушивала скромные наряды барышни.
   А дядя привез с собой настоящий паштет,  приготовленный,  как  он  не
преминул  похвастаться,  настоящим  французским  поваром  по  старинному
рецепту. Теперь он орлиным оком наблюдал за племянницей,  опасаясь,  что
та съест слишком много заморского деликатеса.
   Манелла из гордости вообще не прикоснулась к заманчивому блюду.
   - Я так и знал, что здесь едва ли найдется  что-нибудь  съедобное,  -
высокомерно кривя губы, разглагольствовал граф Герберт. - К  счастью,  я
нанял отличного повара у себя в доме на Беркли-сквер.
   Манелле резануло слух это "у себя".
   Она воображала, какое презрение вызвал бы у ее  отца  поступок  дяди,
собиравшегося закрыть дом,  в  котором  семейство  Эйвонсдейл  жило  три
столетия кряду.
   И все для чего? Чтобы  открыть  в  столице  относительно  новый  дом,
купленный его дедушкой.
   А дядя,  поглощенный  своими  мыслями,  не  заботясь  о  впечатлении,
которое он производил на племянницу, продолжал: