тоже. Фрукты, молоко и иногда, очень, очень редко, одно яйцо - все,  что  ей
нужно по утрам.
   - Мне тоже этого будет достаточно, - улыбнулась Гизела.
   - О, они уже успели выставить на стол с десяток блюд на выбор, - сообщила
Фанни. - Вы не останетесь голодной, фройляйн.
   - Конечно, нет, - ответила Гизела и расхохоталась, когда  увидела,  какая
вереница блюд ожидает ее в будуаре.  Однако  она  была  слишком  возбуждена,
чтобы испытывать голод, и меньше чем через десять минут вернулась в  спальню
к Марии и Фанни.
   - Теперь я должна навестить графиню Фестетич, - объявила им Гизела.
   Она двинулась из комнаты,  стараясь  помнить  о  том,  что  ходить  нужно
неторопливо, грациозно, с достоинством. Графиня сидела  в  постели,  закутав
плечи в шерстяную шаль. Нос у нее был красным, а глаза распухли от простуды.
Выглядела она жалкой и несчастной. Гизела коснулась ее руки и  почувствовала
жар.
   - Вы должны принять врача, - с сочувствием произнесла она.
   - Нет, нет. Я буду в порядке, - торопливо заверила ее графиня. -  У  меня
часто бывают такие простуды.
   Если бы мне только позволили остаться в постели сегодняшний день, то я бы
быстро поправилась.
   - Безусловно, вы не должны вставать, - решила Гизела.
   - Но как я могу? - засомневалась графиня. - Это никуда не годится. Так не
делается. Нельзя. Подумайте, что скажут в Хофбурге, если узнают.
   - Они не узнают, - успокоила ее Гизела. - И потом, вспомните, я  ведь  не
императрица, так что большого  значения  не  имеет,  будет  меня  кто-нибудь
сопровождать или нет. Гораздо более  важно  для  вас  поскорей  выздороветь.
Оставайтесь в тепле, а мы спросим экономку, может ли она приготовить  чай  с
мятой. Очень помогает при простуде. Мама мне всегда давала его в детстве. Он
и вашу лихорадку снимет. К завтрашнему дню вы совсем поправитесь.
   Графиня тяжело вздохнула.
   - У меня ужасное самочувствие, - простонала она. " - Тогда не  двигайтесь
с места, - настаивала на своем Гизела. - Лорд Куэнби не говорил ни  о  каких
гостях, так что вы никого не шокируете; и я уверена, его милость не захочет,
чтобы вы вставали, когда услышит, как вы больны.
   Графине явно только того и надо было.
   - Если вы настаиваете, - слабым голосом произнесла она.
   - Вот именно, - подтвердила Гизела. - Даже больше, я приказываю.
   Она засмеялась  собственной  шутке,  а  графине  в  ответ  удалось  слабо
улыбнуться. Гизела отослала Марию к  экономке  с  просьбой  прислать  чай  с
мятой, свежий фруктовый сок и одно-два самых легких блюда  на  ленч.  Сделав
все, что было в ее силах, Гизела спустилась вниз.
   В  холле  никого  не  оказалось,   но   когда   Гизела   остановилась   в
нерешительности,  раздумывая,  куда  пойти,  неожиданно  распахнулась  дверь
библиотеки и на пороге появился лорд Куэнби. На нем были бриджи для верховой
езды. В руке лорд Куэнби держал книгу, а за его спиной прыгали два спаниеля.
При виде Гизелы он искренне удивился. В первое мгновение он просто  стоял  и
смотрел на нее, а Гизела не могла не отметить про себя, как шел  ему  костюм
для верховой езды. Хорошо сидящие  бриджи  подчеркивали  стройность  длинных
ног,  широкие  плечи  облегала  отлично  скроенная  зеленая  куртка,  сапоги
блестели. А потом она  почему-то  пришла  в  смущение  от  его  взгляда.  Ей
захотелось убежать, но мысль о том, что сейчас она императрица, удержала  ее
на месте, и она спокойно взглянула ему в лицо.
   - Как вы рано встали, мадам!
   - День такой чудесный, что мне захотелось выйти на солнышко.
   - Я бы хотел вам предложить осмотреть поместье вокруг замка и конюшни,  -
сказал он. - Вы не против подождать, пока я вызову карету?
   - А мы не могли бы пойти пешком?
   Услышав такую просьбу, лорд Куэнби удивленно  поднял  брови,  но  тут  же
молча подчинился. Он открыл перед ней двери, и Гизела прошла впереди него  с
гордо поднятой головой. Когда она спустилась по каменным ступеням, у нее  на
секунду перехватило дыхание от красоты, открывшейся перед ней.
   Солнечный свет превратил озеро в жидкое серебро. По нему плыли  лебеди  -
белые и черные, степенно скользя по зеркальной  поверхности,  а  над  озером
пролетала острым клином стая уток. За озером до самого горизонта простирался
парк, меж его огромными, величественными  деревьями  паслось  стадо  оленей,
несколько  крупных  животных  стояли  неподвижно,  замерли,  как  бы  почуяв
опасность, а остальные мирно пощипывали траву вокруг них.
   - Как красиво! - невольно воскликнула Гизела.
   - Я рад, что вы так считаете, мадам, - сказал лорд Куэнби.
   Она хотела ответить ему взглядом, но на этот раз почему-то испугалась.  О
чем он думает, интересно? И нужно  ли  ей  упоминать  о  письме,  полученном
утром, или лучше промолчать? Как трудно следить за каждым  своим  шагом,  за
каждым словом, чтобы не ошибиться. Оттого,  что  он  был  рядом,  сердце  ее
трепетало, но она помнила - нельзя показать волнения  или  хоть  в  малейшей
степени умалить свое королевское достоинство.
   Они прошли в сад, который, как подумала Гизела, был особенно хорош летом,
когда в нем царило буйство красок. Она увидела каменные фонтаны,  вывезенные
из Италии, и скульптуры, расставленные так, чтобы подчеркнуть их  красоту  в
особенно выгодном свете. Потом они миновали цветник и, пройдя через  калитку
в высокой кирпичной стене, оказались на участке, где  выращивали  овощи  для
дома. Теплицы поднимались ряд за рядом, и Гизела обо всем забыла,  глядя  на
это разноцветное великолепие. Теплицы, заполненные благоухающими  гвоздиками
- красными, розовыми, багряными,  желтыми  и  белыми,  -  пестревшими  всеми
красками,  поразили  Гизелу  неописуемой  красотой.  Целые   акры   занимали
тюльпаны,  азалии,  гиацинты,  фрезии,  туберозы  и  странные   экзотические
растения с восхитительными яркими цветами, которых Гизела раньше не видела.
   А потом они подошли к теплицам с орхидеями,  и  здесь  цветы  были  столь
прекрасны, словно драгоценные камни. Гизела могла только молча  смотреть  на
них в изумлении, не находя слов, чтобы выразить, как они чудесны.
   - Я хочу показать вам вот  это,  -  сказал  лорд  Куэнби,  подводя  ее  к
растению на длинном  стебле,  покрытом  мелкими  цветами  в  виде  звездочек
ослепительно белого цвета, который редко нарушали крошечные алые пятнышки на
некоторых лепестках.
   - Изумительный цветок, - сказала Гизела.
   - Он  похож  на  вас,  -  тихо  произнес  лорд.  Она  удивленно  на  него
посмотрела.
   - На меня? - переспросила Гизела.
   - Видите, эти цветы напоминают звезды, - сказал он. - Совсем как те,  что
были в ваших волосах вчера вечером; я впервые их увидел несколько  лет  тому
назад в Вене на вашем портрете.
   От растерянности Гизела не знала, что сказать, и лорд Куэнби продолжил:
   - Да, мадам. Орхидеи напоминают мне вас. Это  совершенно  непредсказуемые
цветы; никогда не знаешь, как они будут развиваться.
   Гизела окончательно  смутилась  и  лишилась  дара  речи.  Она  не  вполне
понимала, что ей следует отвечать  на  такое  замечание,  как,  впрочем,  не
совсем поняла и само высказывание. Оно  было  произнесено  очень  сухо,  что
исключало возможность считать его комплиментом, но, с другой стороны, Гизеле
показалось, что он вовсе не стремился нагрубить ей. Она  чуть  выше  подняла
подбородок.
   - Ну а теперь пройдем к конюшням, - попросила она.
   Гизела знала, что будет чувствовать себя более уверенно,  когда  разговор
пойдет о лошадях. Цветы, как бы она их ни любила, все же были  малоизвестной
для нее темой.
   - Если вы того желаете,  -  последовал  ответ.  Они  пошли  рассматривать
лошадей  почти  в  полном  молчании.  Но  когда  дошли  до  конюшен,  барьер
скованности, который явно почувствовала Гизела, исчез.
   Хотя Гизела охотилась с известнейшими наездниками страны, ей никогда  еще
не доводилось видеть лошадей лучших, чем у лорда  Куэнби.  Они  подходили  к
каждой лошади, обсуждали достоинства  животных,  ласково  похлопывая  их  по
загривкам, восхищаясь красивыми созданиями, которые, казалось,  приветствуют
своего хозяина. Он явно баловал их и нежил, словно  труппу  балерин.  Иногда
они вступали в спор, если Гизеле особенно нравилась какая-то лошадь, а  лорд
Куэнби отдавал предпочтение другой. Гизела сознавала, что может быть наивной
и простодушной, когда речь заходила  о  житейских  делах,  но  что  касалось
лошадей, тут она знала, что говорила. Гизела, сколько себя помнила, помогала
отцу ухаживать за лошадьми. Она научилась ездить верхом прежде, чем  ходить,
и никогда не позволяла ни одной лошади,  даже  самой  дикой,  необъезженной,
напугать себя.
   - Как бы я хотела заставить Монарха  взять  высокий  барьер,  -  невольно
вырвалось у нее, когда она оглаживала шелковистую шею великолепного скакуна,
о котором лорд Куэнби сказал, что с ним нелегко справиться.
   - Так что мешает вам?  -  откликнулся  лорд.  -  Я  раньше  не  догадался
пригласить вас на прогулку верхом, но мы могли бы выехать сегодня  днем  или
завтра, если только пожелаете.
   Гизела  высказала  свое  пожелание,  не  подумав.  Теперь  она  запинаясь
произносила отказ:
   - Нет.., нет. Я не.., привезла с собой амазонку.
   - Я немедленно пошлю за ней грума, - предложил  лорд  Куэнби.  -  Сегодня
покататься не удастся, но к вечеру он уже успеет вернуться.
   Гизела вдруг представила, как в Истон Нестон приезжает грум и узнает, что
императрица все еще там, или, быть может,  видит,  как  она  возвращается  с
охоты.
   - Нет, нет, - поспешила отказаться Гизела. - Я решила  отдохнуть  за  эти
дни. Можно устать  и  от  лошадей.  Тут  она  поняла,  какое  это  кощунство
утверждать что-либо, обратное сокровенному, самому заветному желанию, но  ей
нужно было умерить гостеприимство лорда Куэнби,  которое  могло  привести  к
непоправимому.
   Если он и был разочарован, то не подал виду, и они перешли от  последнего
стойла к кладовой с упряжью. Здесь лорд Куэнби немного  помедлил  и  снял  с
крюка блестящую уздечку.
   - Я купил ее недавно в Таусестере, - сказал он.
   Гизела вздрогнула и затаила дыхание.
   - Не знаю,  что  заставило  меня  остановиться  у  шорной  мастерской,  -
продолжил он. - Наверное, то, что за обедом  накануне  вечером  разговор  за
столом касался только одной темы - вашего мастерства наездницы.  По  пути  к
себе домой я подумал,  что  в  моей  конюшне  не  найдется  легкой  уздечки,
подходящей для тонких рук, как ваши.
   Он замолчал, а Гизела изо всех сил сжала пальцы  -  она  догадалась,  что
сейчас последует.
   - Могу я  просить  вас  принять  эту  уздечку  в  знак  моего  искреннего
восхищения вашим мастерством?
   - Нет,., нет... - еле выдавила из  себя  Гизела,  но,  увидев  изумленный
взгляд лорда Куэнби, сумела справиться со своим волнением  огромным  усилием
воли.
   Не понимая причины собственного поведения, она отпрянула от уздечки,  как
будто в той была какая-то волшебная сила. Гизела вспомнила, как лорд  Куэнби
вошел в лавку шоррика, его высокомерие и безразличие к ней и  ко  всем,  кто
там был; вспомнила, как он вышел из лавки; вспомнила  возмущение  и  злость,
погнавшие ее прочь и не позволившие даже  закончить  все  покупки.  Вся  эта
длинная  цепь  совпадений  показалась  зловещей  и  пугающей.  Почему  вдруг
уздечка, которую выбирали у нее на глазах, пока она пряталась в тени, теперь
предлагается ей в качестве официального подарка? И тут она подумала о  своей
теперешней роли. Сейчас  она  не  имеет  ничего  общего  с  той  несчастной,
оборванной девушкой, которая незаметно стояла в лавке Фреда Тайлера.
   - Спасибо, милорд, - сумела произнести Гизела онемевшими губами.
   - Уздечку отдадут вашей камеристке, -  сказал  он.  -  Надеюсь,  она  вам
понравится, мадам, если вы когда-нибудь воспользуетесь ею.
   В его голосе прозвучали циничные нотки, как будто он догадался,  что  она
неохотно приняла его подарок.
   Потом он посмотрел на часы, установленные  на  конном  дворе,  и  Гизела,
проследив за его взглядом, поняла, что наступает время ленча.
   - Время пробежало так незаметно, - сказала она,  почти  извиняясь.  -  Мы
должны вернуться в замок.
   - Подавать к столу без нас не начнут, - улыбнувшись, заметил лорд Куэнби.
Его позабавил ее неожиданный испуг.
   - Да, конечно, - согласилась Гизела. Они не спеша пошли  к  дому,  солнце
приятно согревало их.
   - Я бы очень хотел увидеть вас верхом на  лошади,  -  задумчиво  произнес
лорд Куэнби. - Мне говорили, никто в стране не может соперничать с  вами  на
охоте.
   - Я люблю лошадей, - улыбнулась Гизела.
   - Они, безусловно, приносят большее удовлетворение, чем  люди,  -  сказал
лорд Куэнби. - Я часто думаю, что мир, населенный одними  животными,  -  это
Утопия.
   - Чем неугодны вам люди, что вы так о них отзываетесь? - спросила  Гизела
и сама удивилась такому безрассудному вопросу.
   Помолчав немного, он сказал:
   - Быть одним ребенком в семье уже само по  себе  тяжело;  но  когда  этот
ребенок оказывается вообще никому  не  нужен,  тогда  это  может  обернуться
трагедией.
   Гизела собиралась сказать, что очень  хорошо  его  понимает,  но  вовремя
одумалась - ведь императрица выросла в большой семье. Как будто  догадавшись
о ее мыслях, лорд Куэнби продолжил:
   - Но вам этого не понять. У вас много братьев и  сестер  и,  если  верить
слухам, ваш отец обожает вас. Очень  многие  утверждают,  что  вы  были  его
любимым ребенком.
   Гизела отвернулась от своего спутника.
   - Да, думаю,  это  правда,  -  сказала  она.  -  Но  расскажите  мне  еще
что-нибудь о себе.
   - Ничего интересного рассказать не могу. - Голос лорда Куэнби  неожиданно
стал резким. - Я не знал, что такое счастье, но  смею  предположить,  я  был
надоедливым, неблагодарным отпрыском. У родителей обычно такие дети, которых
они заслуживают.
   "Ему нанесли обиду; горькую, непоправимую обиду",  -  подумала  Гизела  и
впервые испытала к нему жалость, а не страх.
   Она  взглянула  на   замок,   возвышавшийся   на   их   пути.   Красивый,
величественный, внушающий благоговение, но для ребенка этот  дом  мог  стать
очень страшным местом. Гизела  не  забыла  ночи,  наступившие  после  смерти
матери, когда маленькая девочка  плакала  одна  в  своей  спальне,  пугалась
теней, скрипов, доносившихся из коридора, и привидений, поджидающих ее,  как
она воображала, в темных уголках. Наверное, всех детей  окружают  выдуманные
опасности, укрыться от которых можно только в руках матери, дарящих покой  и
утешение.
   Они дошли до замка, лорд Куэнби не проронил больше ни  слова  по  дороге.
Только когда Гизела ступила  своей  маленькой  ножкой  на  первую  ступеньку
лестницы, ведущей к огромной входной двери, он тихо произнес:
   - Благодарю вас, мадам, за то, что высоко оценили моих лошадей. Я уверен,
они в глубине души польщены так же, как и я. "Гизела с улыбкой повернулась к
нему.
   - Неужели тот, кто разбирается в лошадях, может  не  восхититься  ими?  -
спросила она.
   Он рассмеялся, встретившись с ней взглядом.
   - Вы обвиняете  меня  в  том,  что  я  горжусь  своей  собственностью.  Я
действительно горжусь ею.
   - И по праву, - сказала Гизела. - Этот замок тоже достоин того, чтобы  им
гордиться.
   - В нем себя часто чувствуешь очень одиноким, - сказал он, - а на конюшне
- никогда.
   Такое признание удивило Гизелу. Она не подозревала, что лорд Куэнби может
признаться в  какой-нибудь  человеческой  слабости,  хотя  и  сейчас  он  не
жаловался, а просто утверждал очевидный факт.
   Поднимаясь к себе, чтобы вымыть  руки  перед  ленчем,  она  с  удивлением
размышляла, почему он до сих пор не женат. Он обладатель большого  состояния
и привлекательной внешности, хотя и чересчур надменной. У него есть  власть,
положение в обществе, наконец,  лошади,  за  право  владеть  которыми  любая
наездница продала бы душу. И о чем только думают местные молодые дамы?
   Тут Гизела вспомнила, как мачеха подцепила на крючок отца, и при мысли  о
том, что ожидало ее в понедельник, улыбка исчезла у нее с лица и свет  потух
в глазах. Как прекрасно было почувствовать себя свободной от  леди  Харриет;
забыть на время об изнурительной работе, ожидавшей  ее  дома;  не  думать  о
брани и ударах, оскорблениях и унижении,  которые  были  ее  уделом.  Только
теперь, вдали от дома, она ощутила, до чего невыносима такая жизнь. И как бы
ни была сложна теперешняя ее задача, какие бы страхи она ни  испытывала,  ее
все равно не покидало радостное ощущение свободы.
   Впервые она была сама себе хозяйкой, и больше того,  радостно  сознавала,
что перестала быть неряхой в поношенной одежде и стоптанных  туфлях.  Пускай
все ее наряды одолжены на время,  сейчас  она  чувствовала  себя  личностью,
женщиной,  которая  может  гордиться  своей  внешностью,  может  говорить  с
мужчиной как равная.
   Она взглянула на себя в зеркало. Неужели на нее смотрела Гизела Мазгрейв?
От унылой простушки с вечно красными от слез глазами не  осталось  и  следа.
Зеркало отражало сияющую блестящую императрицу Австрии.
   Фанни причесала ее по-новому, а Мария помогла надеть другое платье  -  из
мягкого серого атласа, отделанное шиншиловым мехом.  Этот  наряд  подчеркнул
белоснежность ее кожи и огненный оттенок волос, ее  красота  засияла  словно
жемчужина на бархате.
   Переодевшись,  Гизела  спустилась  вниз.  После  утренней  прогулки   она
почувствовала голод, но не  осмелилась  отдать  должное  затейливым  блюдам,
расставленным перед ней, зная, что императрица ест очень умеренно.
   - Вы хотите сейчас отдохнуть, мадам? - спросил лорд Куэнби, когда  унесли
десерт и подали кофе.
   - Нет, я совсем не устала, - ответила Гизела.
   - Я думал, все женщины любят отдыхать днем, чтобы вечером быть красивыми,
- цинично усмехнулся он.
   - Это такая трата времени, - просто сказала Гизела.
   - Я бы хотел прокатить вас в своей упряжке цугом, - предложил  он.  -  На
аукционе "Таттерсоллз"   я недавно приобрел нескольких лошадей с  отличным  ходом.  Вам  не
покажется скучным опробовать их?
   - С большим удовольствием, - горячо откликнулась Гизела.
   Они до вечера носились по узким тропкам,  вовсю  погоняя  лошадей,  когда
попадали на главную дорогу, и  проделали  очень  большой  путь.  Дул  резкий
ветер, но Гизела была хорошо укутана. Лорд Куэнби распорядился, чтобы Гизеле
принесли меховые накидки и грелку для ног, и хотя ее щеки пылали  от  ветра,
ей совсем не было холодно.
   Лорд  Куэнби  управлял  лошадьми  точными,  умелыми  движениями  опытного
ездока. Гизеле хотелось попросить ненадолго вожжи, но она не  осмелилась,  а
он не предложил ей место возничего. Они катили мимо  маленьких  деревушек  и
поселков; они наблюдали несколько чудесных пейзажей вдалеке и  разговаривали
довольно отрывочно, главным образом о лошадях.
   Вернувшись в замок Хок, Гизела подумала, что день прошел тихо и спокойно.
Ей раньше никогда не доводилось проводить  по  несколько  часов  в  обществе
мужчины, и тем не менее они дались ей легко. ,. К чаю она вышла в изысканном
платье из шифона и кружев, которое, по  утверждению  Марии,  было  одним  из
любимых платьев императрицы. Бледно-лиловое с большим букетом нежных  фиалок
у талии.
   Шторы в  гостиной  были  опущены,  мягкий  свет  от  свечей  струился  по
полированной поверхности мебели, придававшей комнате официальный вид.  Перед
огнем уже уютно  устроились  собаки,  а  чайный  столик  был  весь  уставлен
серебряными блюдами со всевозможными вкусными вещами.
   - Мне понравился сегодняшний  день,  -  не  подумав,  произнесла  Гизела,
наливая чай.
   - Мне тоже, мадам, - согласился с ней лорд  Куэнби.  -  Я  ожидал  совсем
другого.
   - Чего же вы ожидали? - заинтересовалась Гизела.
   - Наверное, мне следует сказать: вы оказались  совсем  другой.  Я  и  сам
точно не знал, как все обернется. Но, конечно,  не  так,  как  случилось.  Я
думал исключительно о том, как высказать вам все, а не о том, что произойдет
потом. И только ранним утром я п