мне следовало бы знать, что я никогда не стал бы для вас подходящей парой.
     - Дело не в этом, - возразила Шина. - О Гюстав, дело не в этом! Вы вполне подходящий мне жених, но я не выйду замуж без любви, а поэтому не выйду замуж никогда!
     - Вы хотите сказать, что ваш избранник не любит вас? - удивился Гюстав.
     Шина покачала головой.
     - Между нами стоит много, очень много преград, - вздохнула она.
     Желая успокоить Шину, Гюстав стал целовать ей пальцы и больше не выпускал ее руку из своей, пока они молча ехали, а Мэгги мирно спала на сиденье напротив.
     Впереди путников ждал длинный-длинный день. Они немного поговорили и немного поспали, пока карета быстро и без происшествий мчала их к морю.

***

     Было темно, и лошади, плохо разбирая путь, медленно везли карету по проселочным дорогам. Вскоре путники подъехали к таверне, в которой Шине предстояло провести ночь.
     - Утром я вас не увижу, - сказал Гюстав, когда уставшая Шина собралась подняться в свою комнату.
     - Вы хотите сказать, что утром вас здесь уже не будет? - спросила она.
     - Да, - ответил граф. - Я пробуду здесь не более часа, чтобы убедиться, что все в порядке, и отправлюсь обратно в Париж.
     - Но.., но почему? - продолжала расспрашивать Шина, - Я не знаю, моя дорогая, - ответил он. - Я лишь выполняю полученные распоряжения. Понимаете, что касается меня, то герцог де Сальвуар приказывает, а я не оспариваю его указаний.
     - Почему же вы делаете это для него? - с любопытством спросила Шина.
     - Во-первых, потому, что он лучший человек из всех, кого я встречал в своей жизни, - ответил граф. - Во-вторых, уже слишком поздно рассказывать вам о его доброте, которую он проявлял по отношению ко мне с того самого дня, как я впервые попал в Париж.
     Даже после того, как Шина попрощалась с графом де Клодом и легла на жесткую кровать, она все еще продолжала слышать звучавшие настоящей музыкой слова: "Он лучший , человек из всех, кого я встречал".
     Почему она не догадалась с самого начала, спрашивала себя Шина, что герцог был на голову выше всех во дворце? Почему она позволила себе отрицательно относиться к нему лишь потому, что услышала одно его критическое замечание?
     Как глупа она была; как слепа! Но сейчас уже слишком поздно. Завтра она поплывет в Шотландию и оставит его здесь. Именно в эти минуты, в темноте убогой комнаты таверны, она поняла, что даже любовь к родине показалась ничем по сравнению с любовью к этому странному, необъяснимому мужчине, который так властно вошел в ее жизнь.
     Шина ухватилась за мысль о доме, потому что лишь в нем одном видела главную свою надежду и опору. Теперь же она знала, каким будет ее существование там - тягостным и одиноким. Отец останется в Эдинбурге; они с Мэгги будут пытаться изо всех сил свести концы с концами; дом будет по-прежнему разваливаться и ветшать прямо на глазах, сады, за которыми они смогут ухаживать, скоро совсем одичают.
     Чего еще ожидать, если ее родная страна беспрестанно воюет?
     Устав от тяжелых дум, Шина вскоре заснула. Затем Мэгги разбудила ее и сказала, что уже пять часов и кучер готов продолжить путь. Женщины быстро позавтракали, и карета снова помчала их в сторону моря.
     Они проехали много миль, прежде чем Шина отважилась гадать вопрос, который не покидал ее.
     - Как думаешь, Мэгги, - спросила она дрожащим голосом, - я когда-нибудь еще увижу герцога де Сальвуара?
     - Нет. Какой в этом смысл, - ответила Мэгги. - Я Думаю, он уже позаботился о том, чтобы нас взяли на корабль. Возможно, курьеры выехали из Парижа раньше нас.
     Герцог больше ничего не может для нас сделать.
     - Больше ничего, - промолвила Шина и закрыла глаза, словно не могла вынести солнечного света.
     Они добрались до побережья. Море выглядело мрачным и серым. Поднялся ветер, и Мэгги принялась ворчать, вспоминая последнее путешествие по Северному морю. Карета остановилась у маленькой таверны, и кучер спустился на землю, чтобы пожелать Шине счастливого пути.
     - Спасибо, что доставили меня сюда так быстро, - ответила девушка и дала ему одну из тех немногих золотых монет, которые все еще оставались у них с Мэгги.
     Кучер почтительно поблагодарил ее, и Шина проводила взглядом уезжающую карету, вглядываясь в герб, пока не перестала различать его, потому что слезы туманили ее взор.
     Мэгги снова вернулась в таверну. Какое-то время Шина стояла неподвижно и смотрела на море. Как хорошо, подумала она, что солнце не светит и погода соответствует моему грустному настроению. Ей казалось, что вся ее будущая жизнь будет такой же мрачной и безрадостной.
     - Я должна быть сильной ради моей любимой Шотландии, - сказала она себе и пожелала, чтобы пламя патриотизма, которое бушевало в ее груди раньше, придало хотя бы немного огня этим словам.
     Девушка повернулась и вошла в таверну. Хозяин встретил ее в дверях, отвесив ей низкий поклон.
, - Комната, которая приготовлена для вас, сударыня, находится в конце коридора, - сказал он.
     - Благодарю вас, сударь, - ответила Шина.
     Она вошла в комнату и лишь тогда вспомнила, что можно было бы поинтересоваться, когда отправляется корабль, и есть ли для них с Мэгги места. Но затем поняла, что по причине своего подавленного настроения не может и не желает ни с кем говорить.
     Ей хотелось остаться одной, чтобы попытаться собраться с духом и приготовиться к тяготам предстоящего путешествия.
     Шина подошла к окну. Оно выходило на море. В комнате было тепло, в камине жарко горел огонь. Теперь, когда никто ее не видел, Шина дала волю слезам, которые тут же заструились по ее щекам. Она закрыла дверь и стояла с закрытыми глазами, прислонившись к ней спиной, ощущая невыразимую душевную боль и горькое одиночество.
     - Вам действительно так сильно не хочется уезжать из Франции? - послышался знакомый негромкий голос.
     Шина онемела от удивления и открыла глаза. Герцог де Сальвуар стоял в дальнем углу комнаты, опираясь руками на высокую резную спинку стула.
     - Вы! - воскликнула она. - Не ожидала увидеть вас здесь!
     - А я не ожидал увидеть вас в слезах, - ответил герцог.
     Он подошел к ней, дотронулся до ее подбородка и приподнял ее голову.
     - Вы плачете? Откуда эти слезы? - спросил де Сальвуар.
     Она не ответила, не сводя с него глаз, и он добавил нежным голосом:
     - Вы не хотите покидать Францию или же вашу любимую королеву?
     Шина безыскусно покачала головой, не сумев вымолвить ни слова, и какое-то мгновение была не в силах осознать, что он здесь, рядом с ней.
     - Что же? - настаивал герцог.
     В его голосе, выражении лица и прикосновении пальцев было что-то, что заставило Шину понять: он все знает. Девушка почувствовала, как к ее щекам прилила кровь, как она начинает дрожать, а ее сердце готово выпрыгнуть из груди.
     - Разве вы не можете мне этого сказать? - очень мягко спросил он.
     И снова она не смогла ответить. Но теперь его руки обняли ее, а его губы оказались рядом с ее губами.
     - Я люблю тебя, глупышка, - сказал он. - Разве ты и впрямь решила, что я отпущу тебя одну или что я вообще куда-нибудь тебя отпущу?
     Шина почувствовала, что ее охватывает невыразимая радость. Затем его губы коснулись ее губ, и его поцелуй завладел всем ее существом.
     Шина не имела ни малейшего понятия о том, как долго они так стояли. Она лишь знала, что вся комната казалась ей залитой солнечным светом и наполненной ликующими голосами ангелов. Шина знала лишь одно - из пропасти отчаяния она вознеслась в рай, и этот рай был в его поцелуе.
     Затем они сели рядом на старую дубовую скамью возле камина.
     - Прежде чем уехать из Парижа, мне нужно было закончить свои дела, - начал он. - Первым и самым главным из них было получить разрешение короля на мои новые планы и на нашу предстоящую свадьбу.
     - Его.., разрешение! - Шина с трудом произнесла эти слова.
     - Да, у меня имеется бумага, если ты мне не веришь, - с улыбкой ответил герцог. - Но прежде, чем ты дашь согласие стать моей женой, я хочу кое-что у тебя спросить.
     Ее глаза слепило счастье, когда она промолвила:
     - Что же?
     - Я хочу, чтобы ты поехала со мной, - сказал он и, видя ее удивление, продолжил:
     - Да, именно так. Но не в Шотландию, а на самый край света, поскольку именно туда я и отправляюсь и именно туда я возьму с собой тебя, мою юную жену.
     - Но я.., я ничего не понимаю, - запинаясь, произнесла Шина.
     - В новый мир, в Новый Свет, - ответил он. - Мир, который Христофор Колумб открывает для Испании, мир, в котором и Франции уже кое-что принадлежит, и будет принадлежать еще больше.
     - И вы отправляетесь туда? - удивленно воскликнула Шина.
     - Именно туда и причем надолго, - ответил герцог. - Я устал от Парижа, моя милая Шина. Как и ты, я увидел его злобу, жестокость и лицемерие. Как и ты, я понял, что монархия обречена.
     Он замолчал, чтобы поцеловать ее нежную и теплую ладонь.
     - Забудь обо всем, что произошло с тобой, - продолжал он. - Такая жизнь недостойна ни тебя, ни меня. Мы найдем свой собственный, добрый и счастливый мир.
     - Я по-прежнему ничего не понимаю, - повторила Шина, хоть это больше не имело значения.
     Она трепетала от его поцелуев, дрожала от волнения, которое овладело ею, пьянела от близости его рук и губ.
     Все, что он говорил, звучало еще прекраснее, чем в это можно было поверить. Но поскольку он ожидал этого, Шина понимала, что должна задавать вопросы и выслушивать его ответы.
     - Вот уже в течение трех лет, - рассказывал герцог, - я подготавливаю корабль, тратя на это как свои деньги, так и средства из личной казны короля. Я получил полное согласие короля и герцогини тратить эти деньги от имени Франции и на ее благо. Но я преследовал также и свои интересы.
     Я давно хочу уехать; я хочу жить полной жизнью, а не прожигать молодость в глупостях и разврате придворной жизни.
     Он обнял ее еще крепче.
     - Именно поэтому я оказался в Бресте в тот день, когда ты приехала во Францию, - продолжил он. - Я проверял, как обстоят дела с подготовкой корабля к отплытию. Он был почти готов. Я вернулся во дворец, желая получить разрешение на отъезд. Но потом я понял, что не могу уехать, если ты не поедешь со мной.
     - Вы хотели этого.., с самого нашего знакомства? - удивленно спросила Шина.
     - Думаю, с того самого момента, как впервые увидел тебя, - ответил герцог. - Но я боялся довериться своим чувствам, своей интуиции. Женщины не раз меня предавали.
     Я считал, что они всегда будут иметь второстепенное значение в моей жизни, пока не встретил тебя.
     - Но вы же так злились на меня, - воскликнула Шина. - Вы совершенно не одобряли моих поступков.
     - Я дико, безумно ревновал, - ответил он. - Что касается злобы, я просто очень боялся за тебя. Я видел, куда ведут твои шаги. Я видел, как королева, помешанная на гороскопах и колдовстве, хотела использовать тебя, чтобы отвлечь внимание короля от герцогини де Валентинуа.
     Шина уткнулась лицом в его плечо, вспомнив все это.
     Герцог нежно поцеловал ее волосы.
     - Думаю, королева слегка не в себе, когда дело касается се венценосного супруга, - задумчиво произнес он. - Однако в других вопросах она гораздо более разумна, чем многие полагают.
     - Почему вы не предупредили меня? - недоуменно спросила Шина, - Разве ты послушала бы меня? - с улыбкой спросил он.
     - Я была так глупа, - робко сказала она. - Так наивна.
     И когда вы разговаривали со мной, я пренебрегала вами просто потому.., потому...
     - Почему? - нежно спросил герцог.
     - Потому что, я думаю, я боялась любить вас, - ответила она.
     Он нагнул голову, и они снова потерялись в волшебстве и чуде поцелуя, который наложил на них свои чары. И когда Шина полностью отдалась огню страсти, она почувствовала, что уже стала частью любимого человека. Немного позже, обняв ее, герцог подвел Шину к окну, и они посмотрели на море.
     - Там, за горизонтом, таится наше будущее, - сказал он. - Возможно, что, кроме счастья, оно принесет нам трудности и опасности, лишения и беды. Ты не боишься этого?
     И когда он говорил, вечернее солнце вышло из облаков и осветило море ярким светом. Оно перестало казаться серым и стало голубым и изумрудным, белым и серебристым.
     - Я никогда ничего не буду бояться, пока я с тобой, прошептала Шина.
     Красота моря отошла на второй план, когда его губы вновь коснулись ее губ, и он нежно прошептал:
     - Я люблю тебя! О малышка Шина, я люблю тебя больше жизни...



68
68


67
67





ЛЮБОВЬ В ОБЛАКАХ

Барбара КАРТЛЕНД
Перевод с английского И.С. Соколова






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     В жизни сурового лорда Фроума, посвятившего себя лишь далеким путешествиям и изучению древних рукописей Индии и Непапа, не было места для женщин , пока случайность не свела его с юной Чандрой Уорделл, дочерью знаменитого ученого, сотрудничающего с Фроуном. Лишь эта хрупкая на первый взгляд девушка, обладающая в действительности смелым сердцем и подлинной страстью к приключениям, способна пробудить в его ожесточенной душе силу Любви - любви нежной и всепоглощающей!

Глава 1

1895

     Вернувшись из деревни, Чандра увидела у входа в дом чей-то фаэтон и поспешно ускорила шаг.
     Ее отец не любил, когда его беспокоили. Девушка это прекрасно знала, и поэтому в ее душе сразу же возникло легкое раздражение. С какой стати кто-то осмелился навестить отца в ее отсутствие? Тем не менее девушка тут же укорила себя. Ведь виновата она сама. Не остановись она поболтать со знакомыми, то домой пришла бы минут на двадцать раньше.
     Посещение деревни всегда доставляло ей удовольствие.
     Владельцы тамошних лавчонок, которые знали ее еще с тех пор, как она едва научилась ходить, с неизменной готовностью делились с ней воспоминаниями о "былых деньках" и ее красавице матери.
     - А, вот и вы, мисс Уордслл! С каждый днем вы становитесь все более похожей на вашу матушку, - обычно восклицала, едва завидев Чандру, миссис Гири, чьи изумительно вкусные булочки с хрустящей корочкой, казалось, пахли утренней свежестью.
     - Миссис Гири, вы так любезны, спасибо вам за добрые слова, - обычно отвечала ей Чандра.
     И миссис Гири начинала длинное повествование о том, какой красавицей была мать Чандры в те дни, когда они только приехали в усадьбу, и как сильно все жители деревни ее любили.
     Это действительно так, подумала Чандра. Ее мать отличалась даром располагать к себе людей всюду, где бы она ни бывала. Возможно, она пускала его в ход чаще, чем какая-либо другая женщина, стремясь хоть как-то скрасить тем самым недостатки своего мужа.
     Профессор Бернард Уорделл находил людей скучными и хотел лишь одного - чтобы его оставили в покое, наедине с его любимыми книгами.
     Он был самым выдающимся специалистом своего времени в области санскрита. Его труды получили всемирное признание. Он стал членом Королевского азиатского общества.
     Своим почетным членом его избрали также Королевское научное общество и Парижское общество по изучению Азии.
     К несчастью, широкую публику не интересовали его работы, посвященные древним языкам, а это означало, что написанные им книги не пользовались спросом. Точнее, оседали мертвым грузом на полках тех книжных магазинов, чьи владельцы скрепя сердце все же соглашались выставить их на продажу.
     Профессор как-то раз получил грант - правда, очень маленький - от Азиатского общества Бенгалии, однако в основном ему с дочерью приходилось существовать за счет тех скудных гонораров, которые время от времени поступали от издателей.
     - Не кажется ли тебе, отец, - частенько говорила Чандра, - что ты мог бы написать какую-нибудь книгу. Она заинтересовала бы обычного читателя, который хотел бы узнать больше о Востоке, о его литературных сокровищах. Ведь люди даже и не подозревают об их существовании!
     - Я не собираюсь метать бисер моей мудрости перед свиньями! - отрезал отец.
     - Но, папа, ведь нам нужны деньги, и хотя я трясусь над каждым пенсом, что ты даешь мне, мы не можем быть сыты одним лишь святым духом.
     Напоминая отцу об их бедственном положении, девушка знала, что тот не слушает ее.
     Его мысли витали где-то далеко в облаках, в ламаистском монастыре в Тибете или в какой-нибудь другой святой обители у подножия Гималаев, там, где мудрецы далекого прошлого спрятали свои рукописи, которые никто, кроме ученых мужей, не способен расшифровать.
     Иногда, читая о том, как бойко, огромными тиражами, расходился какой-либо популярный роман или книга о путешествиях, Чандра жалела, что ее отец так упрям и несговорчив.
     Вскоре к ней пришло понимание, что отец ни на кого не похож, и как бы трудно им ни пришлось в дальнейшем, она ни за что не захочет, чтобы он изменился.
     Именно потому, что они испытывали отчаянную нужду в деньгах, профессор совершенно не мог позволить себе содержать секретаря или помощника. Чандра пять лет назад начала работать вместе с ним над его переводами.
     Первое время она просто тонула в безбрежном море незнакомых понятий, и требовалась огромная сила воли, чтобы не бросить это занятие. Однако затем девушка стала находить его интересным и увлекательным.
     И это при том, что профессор был совершенно никудышным учителем. Он не отличался терпением и часто срывался на крик, если его дочь никак не могла освоить какие-нибудь ученые премудрости: понять замысловатое слово на санскрите или едва уловимый грамматический нюанс.
     Однако шли годы, и Чандра, обладавшая пытливым, проницательным умом, жадно вбирала знания и все лучше ориентировалась в санскрите. Наконец она стала настолько хорошо разбираться в этом древнем языке, что в течение всего последнего года самостоятельно делала черновик перевода рукописи. При этом профессору оставалось лишь немного поправить ее текст, что значительно облегчало его работу.
     Профессор Уорделл старел, и долгие путешествия, которые он совершал в заброшенные уголки мира, где когда-то подхватил малярию и разные другие типичные для Азии болезни, начинали теперь сказываться.
     Впрочем, профессор не желал признавать, что годы берут свое, что он уже не так крепок, как прежде, и поэтому Чандра часто шла на хитрости, говоря, например: "На этом я заканчиваю, папа. В сегодняшней газете есть очень интересная статья, о которой мне хотелось бы знать твое мнение. Я положила ее у твоего кресла".
     Отец обычно не перечил ей и опускался в свое любимое кресло. В результате он засыпал сразу же, едва в его руках оказывалась газета, что, по мнению Чандры, лишний раз свидетельствовало о его быстрой утомляемости. Хотя сам он ни за что бы в этом не признался.
     Теперь же, спеша по дорожке, которая вела к дому и вся заросла сорняками, выполоть которые было некому, так как они с отцом не могли позволить себе нанять садовника, Чандра подумала, что присутствие гостя не только раздражает, но и утомляет отца.
     Совсем недавно у нее возникло подозрение, что он заставляет себя работать на пределе своих физических возможностей, неблагоразумно изнуряя свой организм.
     Поравнявшись с открытым фаэтоном, Чандра увидела, что в упряжке стоят две лошади, а на козлах величественно восседает кучер в шляпе с кокардой.
     Девушка удивилась. Не иначе, как к ним пожаловала какая-нибудь важная персона, а то откуда такой шикарный выезд. К числу литераторов - знакомых отца - гость не принадлежал и подавно, ибо последние в подавляющем большинстве были столь же бедны, как и он.
     Чандре оставалось лишь надеяться, что это не леди Дорритт. Потому что если в мире и существовал человек, которого ее в общем-то безобидный отец не мог терпеть, так это .жена генерал-губернатора. Губернаторша навязывала мистеру Уордсллу свое докучливое покровительство, а безудержной болтливостью могла свести с ума кого угодно.
     Чандра знала, что леди Дорритт имела обыкновение выезжать лишь в закрытом экипаже и потому, несмотря на теплую сентябрьскую погоду, вряд ли могла пожало