х и, увидев узкие окна-бойницы, подумал, что в прежние
времена несомненно лежал бы уже на  земле  со  стрелой  в  груди.  Затем  он
улыбнулся собственной фантазии, с усилием открыл  тяжелую  дубовую  дверь  и
начал подниматься по винтовой лестнице навстречу мерцающему свету.

Глава 3

   Сорильда почувствовала, что ей холодно.
   Когда она зажигала свечи, чтобы читать  дальше,  то  задернула  шторы  от
мошкары, но окно не закрыла.
   Поднявшийся теперь ночной  ветерок  шевелил  шторами  и  проникал  сквозь
тонкую ткань халата, хотя  до  этого  момента  она  не  замечала,  какой  он
холодный.
   Сорильда встала и только тут поняла, что хоть и старалась сосредоточиться
на чтении, но подспудно постоянно думала о герцогине и графе.
   Она говорила себе, что чувствовать себя шокированной - глупо, и все равно
знала:  то,  как  они  вели  себя,  противоречило  не  только   ее   понятию
порядочности, но и всему, что есть прекрасного.
   Девушку не переставало удивлять, что ее молодая тетушка, такая прелестная
внешне, обладает столь неприятным нравом,  но  она  никогда  ни  секунды  не
подозревала, что та еще и аморальна.
   "Это,  -  гневалась  она,  -  все  равно  что  обнаружить  червоточину  в
превосходном с виду яблоке или слизняка в самой сердцевине лилии. Не буду  я
думать об этом", - решительно сказала себе Сорильда.
   Она подошла к туалетному столику, вынула из прически  шпильки,  и  волосы
упали ей на плечи. Она знала, какими они стали жирными от помады, нанесенной
Харриет, и ненавидела тетушку за то, что та намеренно стремилась сделать ее,
Сорильду, как можно непривлекательнее.
   Раз в неделю девушка мыла голову, и какая же это была  радость  -  видеть
рыжевато-золотистые волосы, мягкими волнами ложившиеся на белоснежную кожу.
   Волосы всегда напоминали Сорильде о матери. Как ужаснулась бы она, увидев
страшные, изуродованные волосы, которые с такой гордостью расчесывала еще  с
тех пор, когда Сорильда была совсем маленькой.  Чтобы  чем-то  занять  себя,
Сорильда начала расчесывать длинные пряди волос, ощущая, как они  оживают  с
каждым взмахом щетки, до тех пор, пока  они  не  упали  ей  на  плечи  рыжим
сияющим облаком.
   На голове они по-прежнему оставались влажными и тусклыми, ч поскольку  ей
это страшно не нравилось, она начала протирать голову полотенцем до тех пор,
пока не сняла с волос большую часть жира и, взглянув в зеркало, не  увидела,
как они блестят при свете свечей.
   Девушка глядела на свое отражение  и  думала  о  том,  что  утром  явится
Харриет, снова напомадит волосы и стянет их на затылке  в  узел.  Часто  она
стягивала их так туго, что было больно.
   Сорильда перестала  протестовать;  это  приводило  к  тому,  что  тетушка
начинала шуметь и браниться, и девушка чувствовала себя униженной, ибо  была
совершенно беспомощна и ничего не могла поделать.
   Вспомнив о  том,  как  позорно  ведет  себя  сейчас  герцогиня,  Сорильда
подумала, что это скажется на самой атмосфере замка.
   Она тут же одернула себя: это преувеличение. Замок,  как  и  род  Итонов,
выстоял несмотря на всякого рода преступления;  должно  быть,  и  в  прошлом
попадались герцогини, которые вели себя не лучше, если не хуже Айрис.
   Правда, если таковые и существовали, записей об этом не сохранилось. Быть
может, они были достаточно умны и сумели все скрыть. Без  сомнения,  так  же
поступит и новая герцогиня.
   Сорильда сняла халат и уже собиралась  лечь  в  постель,  когда  внезапно
услышала какой-то шум.
   Сначала она не могла понять, что  это.  Поскольку  шум  не  умолкал,  она
подошла к окну и отодвинула штору.
   К своему изумлению, в темноте  между  деревьями,  образующими  подъездную
аллею, она заметила огни кареты.
   Сначала больше ничего не было видно, но  у  подножия  холма,  на  котором
стоял  замок,  деревья   кончались,   и   она   разглядела,   как   всадник,
сопровождавший карету, отъехал в направлении западной башни.
   В этот момент Сорильда сообразила, что это та самая карета, в которой  ее
дядя отправился в Лондон, как всегда в сопровождении двух форейторов.
   Вначале она решила, что ошиблась. Он  уехал  всего  лишь  сегодня  утром.
Чтобы вернуться так скоро, он  должен  был  отправиться  обратно  немедленно
после того,  как  добрался  до  своего  лондонского  дома.  "Быть  может,  -
подумалось ей, - он позабыл какую-то важную бумагу и послал карету за ней. В
таком случае, чтобы найти ее,  придется  разбудить  кого-нибудь  из  старших
слуг".
   Карета въехала во двор. Теперь Сорильда окончательно  убедилась,  что  не
ошиблась. На козлах восседал Роландсон, старый кучер,  а  рядом  с  ним  она
увидела Джеймса - лакея, прислуживавшего дяде, когда тот ненадолго отлучался
из дома.
   Оставшийся форейтор натянул поводья, заставив лошадь остановиться  в  тот
момент, когда карета подкатила к ступеням парадного входа.  Джеймс  спрыгнул
на землю, открыл дверцу кареты, и Сорильда увидела дядю, спускающегося вниз.
   Он вернулся!
   В первое  мгновение  у  нее  мелькнула  мысль,  что  тетушка  получит  по
заслугам; справедливость требует, чтобы она была наказана за свое поведение.
   Но вслед за тем она осознала, каким жестоким ударом это будет для дяди.
   Он страстно любил свою молодую жену - Сорильда никогда  не  предполагала,
что он способен на такое чувство,  -  и,  как  ей  пришлось  уже  убедиться,
отчаянно ее ревновал.
   Как бы сама она ни относилась к Айрис, дядя всегда был по-своему  добр  к
ней, и Сорильда поняла, что если в ее силах скрыть от него измену жены,  она
должна это сделать.
   Внизу под ее окном Джеймс дернул шнур от звонка,  висевший  возле  обитой
железом дубовой двери, затем поднял молоток, чтобы стучать в дверь. Сорильда
знала: раздавшийся стук заставит ночного сторожа поспешить в холл.
   Не теряя ни секунды, она бросилась к двери, открыла  ее  и  помчалась  по
коридору.
   Дверь  в  спальню  герцогини  находилась  напротив,  немного  правее   по
коридору. Сорильда постучала, и ей показалось, что слышны какие-то голоса.
   Однако если там  кто-то  и  разговаривал,  то  теперь  наступила  тишина.
Сорильда постучала вновь.
   Она была  уверена,  что  тетушка  лишь  притворяется  спящей,  и  поэтому
насколько осмелилась громко сказала:
   - Дядя Эдмунд только что вернулся домой!
   Вначале она решила, что ее никто не услышал, но  вслед  за  тем  раздался
крик, доходящий до визга.
   Полагая, что сделала все возможное, и не желая, чтобы  дядя  видел  ее  в
коридоре, Сорильда поспешно  вернулась  в  свою  комнату,  закрыла  дверь  и
забралась в постель.
   Она не стала ложиться, а  села,  подложив  под  спину  подушки,  и  стала
напряженно прислушиваться.
   Ее спальня располагалась как раз над входной дверью, а поскольку в  замке
гулко отдавались все звуки, она уловила чей-то приглушенный голос и  решила,
что это, должно быть, сторож.
   Затем, поскольку внимание ее было обострено до предела, еще издалека  она
различила на лестнице звук дядиных шагов.
   Герцог, человек высокий и грузный, ступал тяжело,  и  Сорильда  отчетливо
слышала, как с лестницы он вошел в широкий коридор, натертый до  блеска  пол
которого был устлан не сплошной ковровой дорожкой, а небольшими  персидскими
ковриками.
   Теперь шаги раздавались  угрожающе  громко.  Сорильда  слышала,  как  они
звучали все ближе, и в этот момент дверь  ее  спальни  отворилась,  и  вошел
граф. Пораженная девушка с изумлением наблюдала, как он тихо прикрыл дверь и
повернулся к ней лицом.
   На нем была рубашка и длинные, туго обтягивающие панталоны;  в  руках  он
держал сюртук и черный галстук.
   Увидев Сорильду, граф замер в  удивлении.  Они  долго  смотрели  друг  на
друга, пока Сорильда не сказала чуть слышным голосом:
   - Вам не следовало.., входить сюда! Уходите через.., западную башню!
   - Я пытался, - так же тихо  ответил  граф,  -  но  кто-то  поднимался  по
лестнице.
   Сорильда мгновенно припомнила форейтора, поскакавшего к  западной  башне.
"Должно быть, он обнаружил лошадь графа,  -  подумала  она,  -  а  затем  по
распоряжению дяди начал подниматься по лестнице к его спальне".
   - Простите за вторжение, - произнес граф по-прежнему тихо, - но под вашей
дверью я увидел свет, а искать другое помещение у меня не было времени.
   Сорильда  вспомнила:  когда  она  шла  по  коридору  и  стучала  в  дверь
тетушкиной спальни, свечи в коридоре  были  погашены,  и  путь  ей  освещали
только свечи из собственной спальни.
   "Что ж, - решила она, - если графу повезет,  дядя  его  не  найдет  и  он
сможет избежать огласки".
   В этот самый миг стало слышно, как герцог прошел мимо ее спальни,  а  еще
через  мгновение  послышался  звук  открываемой  чуть  дальше  двери.  Затем
совершенно отчетливо прозвучал голос тетушки:
   - Эдмунд! Какой сюрприз! Почему ты вернулся?
   - Где он? - загремел герцог. Не оставалось никаких сомнений - он был  вне
себя от ярости.
   - Где - кто?
   - Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю! - бушевал герцог. - Когда я  отыщу
его, то выброшу из  дома  вас  обоих,  если  только  прежде  не  убью  тебя!
Герцогиня пронзительно взвизгнула от страха, потом воскликнула:
   - О чем ты?  Что  ты  такое  говоришь?  Я  не  понимаю  тебя!  Ответа  не
последовало, но послышался шум; похоже было на то, что он открывает шкафы и,
ничего  не  обнаружив,  с  силой  захлопывает  дверцы.   Затем   послышались
удаляющиеся шаги. Сорильда поняла, что дядя направляется в будуар и затем  -
в собственную спальню.
   Она взглянула на графа широко раскрытыми глазами и  заметила,  что,  пока
она прислушивалась к происходящему, граф надел  сюртук,  повязал  галстук  и
теперь, в полном одеянии, выглядел очень элегантно.
   У Сорильды мелькнула мысль, что он очень красив и у Айрис есть  основания
предпочесть его своему стареющему мужу. Тут же она мгновенно  сказала  себе,
что ненавидит их обоих, а их поведение шокирует ее и вызывает отвращение.
   Отвернувшись от графа,  она  опять  прислушалась  к  доносившимся  издали
голосам.
   - Грум, которого вы слышали на лестнице, наверное, видел вашу  лошадь,  -
шепотом сказала она.
   - Знаю, - отозвался граф. Сорильда сочла его тон неуместно грубым -  ведь
если бы не ее вмешательство, герцог застал бы его в спальне жены.
   - Как мне отсюда выбраться? - спросил граф, и  опять  она  подумала,  что
разговаривает он невежливо.
   - Взгляните в окно и выясните, уехала ли карета. Если уехала и  если  вам
удастся проскользнуть мимо сторожей, то  вы  сможете  выйти  через  парадную
дверь, - сказала она.
   - По-моему, это маловероятно.
   С этими словами граф подошел к окну и отодвинул штору, чтобы выглянуть во
двор.
   В это самое время дверь спальни отворилась, и на пороге появился герцог.
   Он мгновенно оглядел комнату, подмечая каждую деталь:  Сорильда  сидит  в
постели с распущенными рыжеватыми волосами, спадающими  на  ночную  рубашку;
граф, обернувшись на звук открываемой двери, рукой придерживает штору.
   - Так вот вы где!
   Голос герцога словно бы продолжал звучать в комнате - графу  нечего  было
ответить, Сорильда затаила дыхание.
   Но вот от дверей внезапно послышалось восклицание, и в комнате  появилась
герцогиня. На ней, как заметила Сорильда, был очаровательный халат из синего
бархата, отороченный роскошным кружевом.
   Широко раскрыв глаза, она пристально - как герцог перед этим -  взглянула
на Сорильду и графа, а затем всплеснула руками и воскликнула:
   - Сорильда! Как ты могла! Испорченная девчонка! Откуда  мне  было  знать,
что ты поведешь себя так возмутительно?!
   Сначала девушка ничего не поняла. Затем она с изумлением сообразила,  что
все смотрят на нее.
   Не успела она открыть рот, как герцогиня обратилась к мужу:
   - Эдмунд, я потрясена! Я просто в ужасе от случившегося! И как раз тогда,
когда ты уехал! Я не верю собственным глазам!
   Лицо герцога выражало гнев и  подозрительность.  Сузившимися  глазами  он
посмотрел сначала на жену, а затем на графа.
   Медленно, точно подбирая слова, он произнес:
   - Милорд, мне не верится, что вас пригласила сюда  моя  племянница.  Если
память мне не изменяет, вы с ней даже не встречались.
   - Значит, ты ошибаешься, Эдмунд! - быстро вмешалась герцогиня. - Теперь я
припоминаю, что кто-то в  доме  -  кажется,  Харриет  -  говорила  мне,  что
Сорильда посылала записку в Уинсфорд-парк и получила ответ.
   Герцог  открыл  рот,  но  прежде  чем  он  успел  заговорить,   герцогиня
продолжала:
   - Должно быть, так они и условились о встрече.  Взглянув  на  графа,  она
добавила:
   - Милорд, полагаю, вы с полной искренностью можете заверить  моего  мужа,
что последние сорок восемь часов не получали письма за моей подписью.
   Губы графа искривила едва заметная усмешка, и он заговорил  -  впервые  с
того момента, как герцог и герцогиня вошли в комнату:
   - Это правда.
   В первый момент Сорильда подумала, что он лжет. Но вслед за тем ей пришло
в голову, что, быть может, тетушка  действительно  послала  ему  письмо  без
подписи. В таком случае  доказать  ее  собственную  невиновность  будет  еще
труднее, чем сейчас.
   Припомнив, как Айрис послала ее в конюшню с запиской для графа, как  она,
Сорильда,  получила  ответ,  девушка  поняла,  что  тетушка   весьма   умело
поворачивает все против нее.
   Сделав над собой усилие, Сорильда заговорила:
   - Дядя Эдмунд.., я хочу вам.., сказать... Не успела она  продолжить,  как
герцогиня, пронзительно вскрикнув, шагнула в ее сторону и заявила:
   - Никто не будет слушать твои лживые измышления! Тебе не удастся ухудшить
ситуацию еще больше! Мне стыдно за тебя, необычайно  стыдно!  Я  позабочусь,
чтобы дядя наказал тебя как следует!
   Голос ее звучал мстительно, но Сорильда расслышала в нем тревожные нотки.
   При свете свечей, стоявших возле ее постели, девушке стало ясно, что  она
не ошиблась.
   Айрис  действительно  испугалась  и  теперь  изо  всех  сил  боролась  за
собственное спасение.
   Граф подошел к герцогу поближе.
   - Ваша светлость, - начал он,  -  прошу  принять  мои  извинения  за  эту
исключительно неприятную сцену. Надеюсь, вы позволите  мне  приехать  завтра
утром в любое удобное для вас время, когда я буду полностью  готов  принести
свои дальнейшие извинения.
   - И вы полагаете, они меня удовлетворят? осведомился герцог.
   - Могу лишь надеяться на это, - ответил граф.
   Казалось, мужчины ведут между собой осторожный бой на шпагах, великолепно
сознавая серьезность и значительность сражения.
   - Думаю, мало  что  из  сказанного  вами  могло  бы  удовлетворить  меня,
Уинсфорд, - произнес герцог после краткого молчания. - Мне сообщили,  что  в
мое отсутствие вы находитесь у моей жены.
   - Кто мог тебе такое сказать? Кто мог так оклеветать меня? - перебила его
герцогиня. - Ты получил анонимное письмо? Но  в  таком  случае  как  ты  мог
поверить в подобную глупость? Я люблю тебя, Эдмунд! Мне нужен только ты! Как
ты мог хоть на секунду вообразить, что я изменю тебе?
   - Мой осведомитель привел очень  точные  факты,  -  холодно  ответствовал
герцог. - Мне сообщили, что граф проникнет в дом через западную башню -  так
оно, конечно, и было на самом деле, поскольку там привязана его лошадь, -  и
что ты "сгораешь от желания" его видеть.
   Последние слова он произнес подчеркнуто медленно.  Слушая  его,  Сорильда
заметила, что тетушка, и без того бледная, побледнела еще сильнее, и поняла:
должно быть, дядя процитировал фразу из подлинного текста записки.
   - Ты заявляешь, - продолжал герцог; - что тебя оболгали,  да  и  нашел  я
Уинсфорда в спальне не у тебя, а у своей племянницы, но только  после  того,
как я вошел в дом и поднялся по лестнице - а на это ушло время.
   Говоря это, он взглянул в сторону окна.  Граф  намеревался  выглянуть  во
двор, для чего отодвинул штору, и теперь герцогу было  ясно  видно  открытое
окно.
   - Странно, - бросил он, - что вы, Уинсфорд, не  слыхали,  как  я  прибыл,
ведь окно этой комнаты выходит на парадный двор. У вас было  время  отыскать
другое убежище, чтобы я вас не обнаружил, не так ли?
   У Сорильды отлегло от сердца.
   Дядя не поверил наговорам жены, и ее больше  не  будут  впутывать  в  эту
историю.
   На мгновение она ощутила такое облегчение, что откинулась на подушки.
   Однако герцог продолжал, осторожно выбирая слова:
   - В то же время, если моя жена, по ее собственному  утверждению,  ни  при
чем, я, разумеется, обязан защитить честь племянницы, поскольку после смерти
ее родителей являюсь ее опекуном.
   Сорильда опять подалась вперед. Она не понимала, к чему он клонит.
   - Следовательно, - продолжал герцог, - я  должен  потребовать,  чтобы  вы
исправили содеянное единственно возможным способом.
   Сорильда  наблюдала,  как  при  этих  словах  граф  застыл  на  месте,  а
герцогиня, переводя взгляд с одного на другого, спросила:
   - О чем ты, Эдмунд? Что ты такое говоришь?
   -  Выражусь  яснее,  -  стальным  голосом  произнес  граф.  -  В   данных
обстоятельствах единственный достойный выход для графа Уинсфорда -  жениться
на моей племяннице.
   - Жениться? - восклицание это больше напоминало пронзительный крик. -  Но
ты не можешь на это рассчитывать!
   - Отчего же? - отозвался герцог. - Дорогая моя, ты конечно же  понимаешь,
сколь глубока должна быть его привязанность к Сорильде, если поздно  вечером
он скачет к моему дому, тайком пробирается в него - разумеется, с ее помощью
- и вот теперь обнаружен у нее в спальне в тот момент,  когда  она  лежит  в
постели в одной ночной рубашке.
   Герцог говорил язвительным тоном, и Сорильда не выдержала.
   - Дядя Эдмунд.., прошу вас.., выслушайте меня.
   Все повернулись к ней.
   Три пары глаз смотрели в ожидании: что же она скажет? Глаза одного горели
подозрением, двух других - тревогой.
   "Я скажу правду", - подумала Сорильда.
   Но в этот момент она поняла внезапно, словно  кто-то  подсказал  ей:  вот
оно, спасение, о котором она молилась.
   Вместо долгих лет  тюремного  заточения,  при  котором  она  подвергалась
оскорблениям и жестокому обращению со стороны тетушки, перед ней открывалась
совершенно иная жизнь.
   Стать женой человека, которому она не нужна и которого  презирает,  может
быть, противно и унизительно.
   Но она была готова на что угодно, лишь бы освободиться от Айрис,  которая
третирует ее и превращает в ничтожество.
   В течение шести  месяцев  та  навязывала  Сорильде  свою  волю  настолько
неумолимо, что девушка поняла: никогда  не  суждено  ей  познать  что-нибудь
иное, кроме унылого круговорота унизительных обязанностей; ее все  дальше  и
дальше отодвигают на задний план и  не  позволяют  встретить  никого,  кроме
постоянных обитателей замка.
   И вот - подходящий случай.
   Желание им воспользоваться может показаться странным и безрассудным. Быть
может, как Сорильде уже приходило на ум, это окажется пострашнее, чем все, с
чем ей приходилось сталкиваться  ранее,  но,  по  крайней  мере,  она  будет
свободна от герцогини. В этот момент ничто другое для нее не имело значения.
   На нее смотрели три человека, ожидали, что она скажет. И  вот,  несколько
запинаясь оттого, что теперь она решила сказать совсем иное,  а  раздумывать
было некогда, Сорильда произнесла:
   - Дядя Эдмунд.., прошу вас.., простите.., меня. Я могу только  просить  у
вас.., прощения.
   В глазах герцога мелькнуло изумление.
   Однако он тут  же  взглянул  на  жену  и  увидел  на  ее  лице  выражение
облегчения, которое она не сумела скрыть; складки еще глубже обозначились на
его лице, придавая ему циничное выражение, когда он повернулся к графу.
   - Я жду, Уинсфорд.
   Граф расправил плечи, точно солдат, шагающий навстречу неминуемой гибели,
и произнес:
   - Я могу лишь просить у вашей светлости  позволения  сделать  предложение
вашей племяннице.
   - Я не только позволяю вам сделать это, - ответствовал  герцог,  -  но  и
прослежу, дабы вы вернули ее на стезю добродетели, а  посе