под нос граф.
   - Мне не  остается  ничего  другого,  как  подчиниться  традициям,  -
продолжал маркиз. - Только я не понял,  что  полагается  делать  гостям;
смотреть, как я ем в одиночестве?
   - Нет, ваша светлость. Гостям предназначается другое блюдо.  Повариха
назвала его как-то мудрено, боюсь, что не смогу выговорить.
   Лакей  выставил  перед  гостями  поднос  с  цыплятами.  Начинка  была
особенной, а в густом соусе плавали маленькие гренки и тушеные грибы. На
отдельных тарелочках подавался гарнир: зеленый горошек, мелкая  морковка
и свеколка, а также картофелины того же размера, сваренные "в  мундире".
Гарнир выглядел очень живописно.
   Маркиз отведал шербет, нежный и душистый.
   "Хорошо, что о голубе говорилось лишь фигурально", - подумал он.  Ему
с детства претило употребление голубей в пищу.
   Разговор совсем прекратился. Гости с увлечением ели.
   Вдруг месье Граве уронил голову прямо в тарелку и  забормотал  что-то
нечленораздельно.
   "Напился!" - не без удивления подумал маркиз: пили  за  столом  очень
умеренно.
   Он не успел среагировать, как Иветт со стоном  откинулась  на  спинку
стула, неестественно изогнулась и рухнула на пол.
   Маркиз вскочил на ноги. Тем временем граф, брат  Иветт,  тоже  уронил
голову на стол, задев бокал с шампанским.
   Маркиз растерянно озирал гостей, потеряв дар речи от изумления.
   Когда к нему подошел Доббинс, он в бешенстве воскликнул:
   - Что, черт возьми, здесь происходит? Немедленно позовите повариху.
   Доббинс поспешно направился  за  Манеллой,  в  то  время  как  лакеи,
приученные ничему не удивляться и ни на что без приказа не  реагировать,
стояли как ни в чем не бывало, каждый на своем месте.
   Но маркиз не отдавал никаких приказаний, а молча  рассматривал  своих
гостей. Сначала надо было разобраться, что произошло.
   Манелла тем временем находилась поблизости, ожидая,  что  ее  вот-вот
вызовут в столовую.
   Из  опасения,  что  маркиз,  не  довольствуясь  десертной  переменой,
предназначенной специально для него, отведает и цыплят, она подглядывала
в щелочку, готовясь любыми средствами спасти его при первых же признаках
опасности.
   Девушка высыпала в цыплят весь порошок,  содержавшийся  в  табакерке.
Вполне возможно, что каждому, кто ел это блюдо, могло  достаться  больше
чем по чайной ложечке зелья, надо полагать, наркотика.
   Когда Доббинс вышел из столовой, Манелла, не  дожидаясь  Приглашения,
прошла мимо него.
   Маркиз посмотрел на нее с удивлением.
   - Я же вызывал повариху, - раздраженно сказал он. - Где миссис Уэйд?
   - Миссис Уэйд внезапно  заболела,  и  меня  наняли  на  ее  место,  -
объяснила Манелла.
   - Значит, это вы виноваты в том, что случилось  с  моими  гостями!  -
вскричал маркиз.
   - В том, что случилось с вашими гостями, виноваты они сами.
   - Что вы хотите этим сказать? - спросил маркиз, опешив.
   - Его милость граф изволил пожаловать мне  пять  соверенов,  чтобы  я
подсыпала вам в пищу наркотическое снадобье, - сообщила Манелла. -  Я  и
подсыпала его, только в пищу ему самому, его сестре и сообщнику.
   - С какой целью?
   - Граф говорил, что это средство придаст вам энергии и жизненных сил,
а в целом вся проделка представлялась как шутка.
   - Значит, они сами сыграли с собой шутку, - воскликнул маркиз.  -  Но
зачем?
   - Думаю, вы найдете объяснение в часовне, - сказала Манелла.
   Маркиз молча смотрел на Манеллу, явно не понимая,  что  она  имеет  в
виду.
   - Я  случайно  подслушала,  что  там  вас  будет  ожидать  священник,
вероятно, католический.
   Маркиз,  кажется,  осознал,  какой  опасности  ему  удалось  избежать
благодаря сообразительности новой  молоденькой  поварихи.  Он  брезгливо
посмотрел на своих гостей, а потом обратился к Манелле.
   - Значит, я должен благодарить вас как свою спасительницу? -  заметил
он.
   - Любой из ваших английских почитателей поступил бы так же, милорд, -
скромно  ответила  Манелла,  не  преминув  сделать  ударение  на   слове
"английских".
   Как она и думала, маркиз услышал в этой фразе скрытый упрек.  Хотя  в
жилах Манеллы и текла небольшая примесь иностранной крови, она,  подобно
всем своим соотечественникам, не слишком жаловала чужеземцев.
   Маркиз не нашелся, что возразить.
   - Мы можем вернуться к этой теме  позднее,  -  сказал  он.  -  Первым
долгом надо избавиться от этой публики.
   Поняв, что разговор окончен,  Манелла  сделала  реверанс,  Подходя  к
двери, она успела услышать, как маркиз отдает распоряжения Доббинсу. Его
речь стала резкой и отрывистой. "Вот  так  он,  наверное,  командовал  в
армии", - подумала Манелла.
   Она  прибрала  на   кухне,   сокрушаясь,   что   земляничное   суфле,
приготовленное в качестве последней перемены, как она и предполагала, не
понадобилось. Как всякому мастеру, ей было жалко,  что  ее  произведение
осталось невостребованным.
   С другой стороны, она торжествовала, что ей так  замечательно  удался
трюк с цыплятами.
   Просто счастье, что в последнее время  она  испытывала  недостаток  в
чтении, так как после смерти отца не имела средств, чтобы выписывать  из
столицы книжные новинки. От скуки  она  как-то  взяла  небольшой  томик,
содержавший описания различных лекарств, - пособие  для  врачей,  должно
быть, случайно попавшее в их библиотеку. Как ни  странно,  она  нашла  в
этой книжке много  интересного.  В  частности,  она  прочитала  главу  о
наркотических средствах, которые в очень малых дозах использовались  для
лечения, а в чуть больших - становились чрезвычайно опасными.
   Манелла предполагала, что граф рассчитывал  с  помощью  своего  зелья
подавить волю маркиза. Если бы план удался, коварные  французы  заманили
бы его в часовню, где он безропотно согласился бы обвенчаться с  сестрой
графа. Именно для этого и  понадобился  священник.  Принеся  обет  перед
алтарем, маркиз не смог бы позднее  отказаться  от  него,  и  интриганка
Иветт добилась бы своей цели.
   "Слава богу, что я его спасла! -  ликовала  Манелла.  -  Может  быть,
теперь маркиз поймет, что французам нельзя верить  ни  на  войне,  ни  в
мирное время".
   Она не считала, что ведет себя нелояльно по отношению к памяти  своих
французских предков. Даже ее бабушка говорила, что с приходом  к  власти
Наполеона во Франции все изменилось. Порядочные люди либо сложили голову
на гильотине, либо эмигрировали.  А  те  аристократы,  что  остались  во
Франции либо вернулись на родину  по  приглашению  Наполеона,  по  сути,
отступились от вековых традиций, предав память своих предков.
   Действительно,  французы  стали  совсем  другими,  что   подтверждали
события этого дня.
   Поскольку слуги ужинали раньше, в шесть  часов,  у  Манеллы  выдалось
свободное время. Она сидела у себя на кухне, ожидая, что  маркиз  пошлет
за ней.
   Она даже попробовала почитать - у нее был при себе  роман,  -  но  не
могла сосредоточиться на его содержании. В конце концов, отложив  книгу,
девушка  залюбовалась  розовым  заревом  заката   и   бликами,   которые
отбрасывало солнце на водную гладь озера.
   Доббинс пришел через три четверти часа.
   - Милорд желает видеть вас, мисс Шинон.  Он  у  себя  в  кабинете,  -
сообщил старик официальным тоном, а потом сокрушенно добавил:
   - Жаль, что вы не видели, как вышвырнули из замка этих прохвостов.
   Чувствовалось, что французы не понравились ему с  самого  начала,  но
как вышколенный слуга, он не позволял себе высказывать мнение  о  гостях
хозяина.
   - Что же с ними произошло? - спросила Манелла.
   - Его светлость приказал подогнать к дверям колымагу, на которой  они
прибыли, - каретой эту развалину не назовешь - и погрузить туда  всю  их
братию. Лягушатники так и не проснулись. Потом вслед  за  ними  покидали
багаж и велели груму везти их назад, откуда приехали.
   Доббинс рассмеялся:
   - Грум  уже  улегся  спать  и  был  очень  недоволен,  что  ему  надо
отправляться в путь на ночь глядя.
   - Вы говорите, они так и  не  пришли  в  себя?  -  задумчиво  сказала
Манелла.
   Она опасалась, не  отравила  ли  французов  насмерть.  Они,  конечно,
поступили как последние негодяи, но она  не  желала  бы  стать  причиной
чьей-либо смерти.
   - Они не могли уразуметь, что с ними происходит, но глаза  открывали.
А этот их граф храпел, как медведь в зоопарке. Не бойтесь,  мисс  Шинон,
ничего с ними не будет, к утру наверняка придут в себя.
   - Проснутся с больной головой! - улыбнулась Манелла, у которой теперь
отлегло от сердца.
   - И поделом, - подхватил Доббинс. - Терпеть не могу этих французишек.
   - Ну это уж чересчур! - возмутилась Манелла. На самом деле она ничуть
не обиделась и в этот момент чувствовала себя стопроцентной англичанкой.
   - Не забывайте, что я тоже француженка, - пояснила она.
   - Вы, мисс Шинон, совсем другая, - возразил Доббинс. - Вы даже  вовсе
на француженку и не похожи.
   - Ну что ж, будем считать, что это комплимент, - улыбнулась  Манелла.
- А теперь мне надо идти, маркиз ждет меня.
   Выйдя из кухни, девушка направилась по длинному коридору к  кабинету.
Она уже ориентировалась в этой части замка.
   В холле перед кабинетом стоял лакей,  который  сразу  же  отворил  ей
дверь, по-видимому, зная, что хозяин ожидает повариху.
   Манелла вошла в кабинет, сгорая от волнения, но,  оказавшись  внутри,
сразу  успокоилась.  Комната,   главным   украшением   которой   служили
прекрасные литографии и акварели с изображениями лошадей,  напомнила  ей
кабинет отца.
   Разумеется, в их доме вся обстановка была  значительно  скромнее.  Но
эти комнаты имели общие черты,  характерные  для  интерьера  загородного
особняка той эпохи. Кабинеты обустраивали в одно и то  же  время,  а  их
хозяева имели сходные интересы.
   Маркиз стоял перед камином, в котором  теперь,  летом,  не  разводили
огонь. По моде тех лет в  камине  летом  выставлялись  пышные  цветочные
композиции.
   Бекиндон с любопытством смотрел на девушку.
   Манелла сделала реверанс.
   - Садитесь, мадемуазель Шинон, -  приветливо  сказал  маркиз.  -  Как
видите, мне уже доложили, как вас зовут. Еще я знаю, что вы француженка.
   - Нанимаясь на работу, я не стала  вдаваться  в  детали  и  назвалась
француженкой, желая подчеркнуть, что в моих  жилах  имеется  французская
кровь и французская кухня мне не в диковинку. Мои родители действительно
когда-то жили  во  Франции,  а  в  Англию  эмигрировали  еще  до  начала
революции. Я родилась уже здесь. Моя бабушка по отцу  -  француженка,  а
дед - англичанин, - продолжала Манелла. - Следовательно, мой  отец  лишь
наполовину  француз.  Что  касается  моей  мамы,  то  она   чистокровная
англичанка. И уж если быть точной, я француженка лишь на четверть.
   Манелла потупилась, признавая, что, по сути,  сказала  полуправду,  а
вернее,  нанимаясь  в  поварихи,  присочинила  к   своему   французскому
происхождению три четверти.
   - А готовите вы, как настоящая француженка,  -  улыбнулся  маркиз.  -
Ужин  был  восхитительным,  жаль,  что  он  закончился  таким   досадным
происшествием.
   - А что случилось со священником? - решилась спросить Манелла.
   - Ничего особенного.  Его  обнаружили  в  часовне  -  он  прятался  в
ризнице, - доставили ко мне, а я велел ему убираться из моего имения. На
прощание  я  наказал  отцу  Антуану  впредь  не  показывать  сюда  носа,
пригрозив, что иначе его будут судить как заговорщика.
   Манелла рассмеялась.
   - Я уже слышала, как вы поступили с гостями.
   - Да, мои слуги очистили замок от этих вероломных прохвостов.  Теперь
мне остается поблагодарить вас еще раз.
   - Это я должна вас поблагодарить, - возразила Манелла. -  Меня  взяли
на работу  в  замок,  когда  заболела  прежняя  повариха,  миссис  Уэйд.
Главное, что меня приютили с моими спутниками. Видите ли, со мной лошадь
и собака.
   Флэш словно бы догадался, что речь зашла о нем.
   Он позволил себе отойти от порога, где Из деликатности остановился, и
приблизиться.    Почувствовав,    что    его    хозяйка    разговаривает
доброжелательно, он завилял хвостом, как будто признавая, что друзья его
хозяйки - его друзья. Он не разбирался в классовых различиях.
   - Если ваша лошадь так же хороша, как этот пес, я непременно хочу  ее
увидеть, - живо заинтересовался маркиз.
   - Герон стоит в вашей  конюшне,  -  отозвалась  Манелла.  -  Я  очень
счастлива, что мы нашли приют там, где нас никто не вздумает искать.
   - Значит, вы от кого-то скрываетесь? - воскликнул маркиз.
   Только теперь Манелла поняла, что сказала лишнее.
   - Я действительно  скрываюсь,  хотя  не  сделала  ничего  дурного,  -
смутилась она. - Я предпочитаю не обсуждать свои личные  обстоятельства,
ваша светлость.
   - В таком случае давайте поговорим о чем-нибудь другом,  -  предложил
маркиз. - Как вам понравился мой замок?
   - Вы наверняка знаете, что я отвечу, - заметила Манелла. - Прекрасный
замок. Как раз в подобном месте и должен жить такой герой, как вы.
   - Благодарю за комплимент, - улыбнулся маркиз, которому слова Манеллы
явно пришлись по душе.
   - Это не комплимент, а чистая правда. Ведь вы - герой, отмеченный  за
доблесть  самим  герцогом  Веллингтоном  и   удостоенный   награды   его
высочеством принцем-регентом.
   - Вы подразумеваете, что меня посвятили в маркизы? По правде  говоря,
мне больше нравится называться одиннадцатым графом.
   - Но ведь теперь вам открыт путь в герцоги, - напомнила Манелла, -  а
это самый высокий титул в Англии.
   - У меня нет намерений дослужиться до герцога, -  равнодушно  ответил
маркиз. - Хватит с меня этих сражений и  крови.  Я  хочу  вести  обычную
мирную жизнь: спать в своей кровати, в собственном доме, ездить  верхом,
наслаждаться тишиной и покоем, охотиться, встречаться с друзьями.
   - Значит, теперь вы можете жить именно так, как хотите, -  улыбнулась
Манелла.
   Маркиз ничего ей не отвечал.  Манелла  заметила,  что  он  пристально
смотрит на нее, и ей стало неловко под его взглядом.
   - Я хочу увидеть вашу лошадь, - повторил маркиз. - Не сомневаюсь, что
она так же замечательна, как хозяйка и ее собака. Может быть, вам завтра
утром совершить вместе со мной прогулку верхом?
   - С удовольствием, -  простодушно  ответила  Манелла.  -  Видите  ли,
поскольку вы выезжаете рано, мне пришлось бы ехать еще раньше, чтобы  не
помешать вам.
   - Вы явно  не  будете  никому  мешать,  если  мы  отправимся  вместе.
Впрочем, вы вообще не можете никому помешать, - галантно добавил маркиз.
. - Снова наступила пауза.  Молодые  люди  смотрели  друг  на  друга.  У
Манеллы было такое чувство, будто они разговаривают без слов.
   Вдруг маркиз переменил тему:
   - Я послал в Лондон своего  грума  с  записками  к  моим  знакомым  -
предупредить  их,  что  приглашение  на  завтра  отменяется.  С  гостями
придется подождать до конца лета.
   - Вы не  станете  принимать  друзей?  -  воскликнула  Манелла.  -  Но
почему?
   - Очень просто: я не хочу, чтобы  слухи  о  сегодняшнем  происшествии
разошлись по Лондону. Мы можем вести  себя  со  всей  осторожностью,  но
кто-нибудь из горничных обязательно расскажет о случившемся слугам  моих
гостей. История из ряда вон выходящая, и грех будет не  повторить  ее  в
столице.
   - Вы, конечно, правы, - кивнула Манелла. - А я об этом и не подумала.
   - Пройдет время, и сегодняшний эпизод забудется, - продолжал  маркиз.
- Что касается французов, то они наверняка не станут распространяться  о
своем вероломстве. Так что нужно выдержать паузу.
   - Вы поступили очень мудро, - с одобрением сказала Манелла.  -  Лучше
не создавать благоприятной почвы для пересудов.
   В душе она содрогнулась при мысли, что ее  дядя,  любивший  проводить
время с людьми знатнее его - в таких компаниях он,  разумеется,  был  на
птичьих правах, - мог иметь общих знакомых с маркизом.
   Если бы в его присутствии рассказали про молодую французскую повариху
с лошадью и  собакой,  он  тут  же  догадался  бы,  где  скрывается  его
своенравная племянница.
   Испуг отразился на лице Манеллы.
   - Вы чего-то боитесь? - спросил маркиз. - Но чего, могу я узнать?
   Манелла подняла глаза на маркиза.
   - Милорд, как я уже сказала, я не хочу обсуждать свои  обстоятельства
с посторонними.
   - Но я мог бы вам помочь, -  заметил  маркиз.  -  Обычно  мне  хорошо
удается улаживать всякие дела. Уверяю вас,  во  время  войны  у  меня  у
самого была масса трудностей. Почему вы не позволяете мне принять  меры,
чтобы в этих прекрасных глазах больше никогда не отражался страх?
   Манелла зарделась. До сих пор ее глаза за зоркость  хвалили  отец  да
егерь, когда учили ее стрелять по мишени. Ни  один  посторонний  мужчина
пока не говорил ей комплиментов.
   Впрочем, она сознавала, что у маркиза есть все основания  благоволить
к ней и не следует слишком воодушевляться похвалами ее внешности.
   - Мне кажется, что пока я в полной безопасности.  А  если  мне  будет
что-либо  угрожать,  я  обращусь  к  вам  за   покровительством,   -   с
достоинством ответила Манелла.
   - Это обещание? - спросил маркиз.
   - Да, я  это  твердо  вам  обещаю,  -  ответила  Манелла.  Она  вдруг
почувствовала,  что  в  случае  опасности  действительно   почтет   себя
обязанной попросить помощи у маркиза.

Глава 5

   В ту ночь Манелле никак  не  удавалось  заснуть.  Впрочем,  это  было
вполне естественно, учитывая все события, произошедшие в минувший вечер.
Мысли девушки неотрывно кружились вокруг них,  и  не  только.  Не  желая
признаваться  в  этом  самой  себе,  она  то  и  дело   возвращалась   к
воспоминаниям о маркизе.
   Какую доброту, какое понимание он проявил к ней, простой поварихе!
   Манелле при ее искренности было бы  невероятно  трудно  притворяться,
она была не склонна к недомолвкам, тем более ко  лжи,  которая  так  или
иначе присутствовала в ее странном положении.
   С другой стороны, девушка была от природы артистична, что проявлялось
во всем: в оригинальности букетов, которые она  составляла  из  скромных
цветов, росших в имении отца, в восторженной любви к  животным,  даже  в
столь пригодившемся ей теперь кулинарном  деле.  Разумеется,  при  малом
опыте она никогда бы не стала столь искусной поварихой, если  бы  не  ее
незаурядное воображение, без которого истинное мастерство даже в  таком,
как будто прозаическом, деле остается недостижимым.
   Кроме того, в своем деревенском уединении она проводила  долгие  часы
за чтением, и в ее памяти хранились десятки романтических сюжетов,  а  в
фантазии жили любимые персонажи, будто она была с ними знакома.
   Это и помогло ей войти в роль.
   Нет, она не притворялась мисс Шинон, она  перевоплощалась  в  простую
девушку, как только оказывалась  среди  людей,  и  становилась  Манеллой
Эйвонсдейл лишь в одиночестве или в компании своих  добрых  четвероногих
друзей.
   Незаметно она стала ощущать себя французской  поварихой  и  в  другие
моменты, когда ей случалось думать о событиях, в которых она участвовала
как мисс Шинон.
   Как раз теперь она размышляла таким образом. Когда Манелла поднялась,
чтобы отправиться спать, маркиз спросил ее:
   - Так мы договорились о нашей завтрашней прогулке? Вам будет удобно в
семь часов или вы не привыкли вставать так рано?
   - Нет, я встаю и раньше, но дело не в этом -  в  этот  час  я  должна
готовить завтрак, Маркиз рассмеялся:
   - Если мне придется поголодать несколько минут  после  того,  как  мы
вернемся, можете не сомневаться, я не рассержусь.
   Манелла молча направилась к двери, но маркиз преградил ей дорогу:
   - Я не могу отпустить вас вот так, не поблагодарив еще раз за то, что
вы спасли мне жизнь! Я ведь даже не предполагал, что надо  мной  нависла
угроза.
   - Как можно было допустить, что  люди  могут  оказаться  настолько..,
порочны, - кивнула Манелла.
   - Я всегда гордился тем, что на шаг опережаю  противника  и  каким-то
шестым чувством остро ощущаю опасность, - заметил маркиз. - На этот  раз
я позорно проиграл по всем статьям. Так  что  мне