ившая всех  обитателей,  и  там,  где  замерла  жизнь  людей,  по-своему
распорядилась природа, шаг за шагом отвоевывая пространство для всевозможной
растительности. Разросшиеся деревья, неподстриженные кусты,  пышно  цветущие
растения, заполонившие все дорожки,  были  едва  ли  не  красивее  ухоженных
французских или английских парков с их четкой планировкой.
   Сестра Девоте рассматривала открывшуюся картину затаив дыхание.
   - Вы помните это место? - спросил Андре. Он  не  мог  поверить,  что  эта
маленькая любительница одиноких прогулок никогда не забиралась сюда.
   - Я не была здесь с тех пор, как... - Девушка  замолчала,  словно  ей  не
хватало сил выговорить страшные слова. Андре докончил фразу за нее:
   - С тех пор, как погибло семейство де Вилларе?
   - Д-да, - едва слышно выдавила сестра  Девоте.  Девушка  побледнела,  как
полотно. Андре испугался, что она вот-вот упадет в обморок, и снова взял  ее
за руку.
   - Пойдемте, - решительно сказал  он.  -  Привидений  не  бывает.  А  если
призраки живут в вашей памяти, надо найти  в  ней  самый  далекий  уголок  и
похоронить их.  Жизнь  продолжается.  Нельзя  жить  в  прошлом,  особенно  в
молодости.
   Он ободряюще улыбнулся.
   Лицо девушки осветила робкая, доверчивая улыбка. Однако в  глазах  у  нее
стояли слезы.
   - Вы правы,  -  лишенным  выражения  голосом,  словно  во  сне,  медленно
произнесла сестра Девоте. - Мы сегодня здесь, а прошлое - миновало.
   Встряхнувшись, она решительно сказала:
   - Я ужасно хочу есть, и вы, наверное, тоже. Пойдемте скорее!
   И они легко зашагали к дому. Андре не отпускал руку девушки до  тех  пор,
пока они не поднялись на верхнюю ступеньку крыльца в особняке де Вилларе.
   Маленькая монахиня еще  разглядывала  провалившийся  балкон,  облупленные
стены, сломанные двери, когда на террасу, заросшую лианами, вышел Томас.  Он
улыбался во весь рот, сверкая ослепительно белыми зубами.
   - Доброе утро, Томас! - сказал Андре. - Познакомься, это  сестра  Девоте.
Сегодня она - наша гостья.
   Улыбнувшись еще шире, Томас поспешно удалился на кухню, откуда  доносился
аромат пряностей и кофе.
   Андре проводил монахиню в комнату, по дороге поясняя:
   - Мебели  у  нас,  правда,  нет.  Пока  что  Томасу  удалось  привести  в
относительный порядок только одну комнату. Она  служит  мне  и  гостиной,  и
столовой, и спальней.
   Монахиня улыбнулась,  хотя  в  словах  Андре  не  было  ничего  смешного.
Очевидно,  девушка  просто  вошла  во  вкус   неожиданного   приключения   и
настроилась извлечь из него все возможные  удовольствия.  Она  почувствовала
себя спокойно и легко и стала держаться так,  как  любая  ее  ровесница,  не
пережившая стольких бед, сколько пришлось изведать ей.
   Провожая ее на балкон, Андре воскликнул:
   - Осторожно!
   На всякий случай он снова взял ее за руку. Правда, теперь он  преследовал
чисто практическую цель: с непривычки гостья, тем более  столь  миниатюрная,
могла провалиться сквозь щель в полу.
   Постояв на балконе не более минуты, сестра Девоте вернулась в комнату.
   - Как грустно! - вздохнула она.
   - Это действительно грустно, но мы не в  силах  изменить  обстоятельства.
Давайте поговорим о другом, чтобы не портить себе настроение. Кстати, вы  не
можете рассказать, как выглядела эта комната, когда вы здесь были?
   - Я была в монастыре, - неопределенно ответила сестра Девоте.
   - Разумеется. Но пока граф де  Вилларе  строил  этот  монастырь,  сестры,
бежав с севера, должны были где-то жить, - возразил Андре.
   Его собеседница упорно молчала. Он больше не настаивал, догадавшись,  что
воспоминания чересчур болезненны. В конце концов, он ведь сам  советовал  ей
избавиться от них.
   Однако молчание, к счастью, не затянулось. Как раз в нужный момент  вошел
Томас. Он принес второй обрубок дерева.
   - Стул для дамы, - сообщил он, дружелюбно улыбаясь гостье.
   Когда слуга ушел, монахиня сказала:
   - По-моему, он очень милый человек.
   - И большой поклонник вуду, - в тон ей добавил Андре.  На  этот  раз  при
упоминании запретной религии сестра Девоте лишь пожала плечами.
   - Все они такие, - заметила она. - Раз в месяц или даже  чаще  в  церковь
приходит священник. Он служит особую  мессу  и  выступает  с  проповедью,  в
которой обличаются местные верования. Люди внимательно его слушают, но...
   Улыбнувшись почти ехидно, она закончила рассказ:
   - Они слушают проповедника, а я за ними наблюдаю. Люди виновато ерзают на
своих скамьях, стараясь не смотреть священнику в глаза. И я знаю,  если  они
сегодня пришли на мессу, то вчера в лесу  плясали  вокруг  костра,  призывая
своих кумиров.
   - Томас был убежден, что Дамбалла  поможет  мне  найти  Саону,  -  сказал
Андре.
   - А вы поверили ему? - спросила сестра Девоте.
   - Вначале - да. А теперь я не знаю, что и думать.
   - А что вы намерены делать теперь? - продолжала маленькая монахиня.
   - Придется обойтись без нее. Я постараюсь  найти  имущество,  оставленное
графом де Вилларе.
   - А если это не удастся?
   - Смирюсь с поражением, - пожал плечами Андре.
   - А потом вы уедете?
   - Разумеется. Правда, я еще не  решил,  где  буду  жить.  Может  быть,  я
обоснуюсь в Порт-о-Пренсе,  а  может  быть,  вернусь  в  Англию.  Это  будет
зависеть от многих обстоятельств.
   - И больше не вернетесь? - с волнением спросила девушка.
   - В Гаити не слишком привечают мулатов, - заметил Андре.
   - А вы говорите на прекрасном  французском  языке,  -  задумчиво  сказала
монахиня.
   - Возможно, - улыбнулся Андре. - Мы, люди со смешанной кровью,  стараемся
перенять от родителей все лучшее. Правда, это не всегда получается.
   В этот момент Томас  принес  завтрак  -  яичницу  и  разноцветные  овощи,
красиво порезанные и разложенные на настоящей большой тарелке.
   Андре заметил, что слуга явно  постарался  угодить  даме,  -  на  тарелке
получился пестрый, причудливый узор.
   Увидев это великолепие, сестра Девоте по-детски хлопнула в ладоши.
   - Как замечательно! Я вам признаюсь, я не просто хочу  есть,  я  голодна,
как три тигрицы.
   - Тогда чего же мы ждем? - воскликнул Андре. - Скорее за стол!
   Но монахиня не сразу принялась за еду.
   - Мы должны прочитать молитву! - серьезно сказала она.
   - Так давайте прочитаем, - согласился Андре.
   Сестра Девоте сложила руки, ладошку к ладошке,  отчего  стала  похожа  на
маленькую девочку и, полуприкрыв глаза, начала произносить знакомые Андре  с
детства латинские фразы.
   Андре молча, с восхищением наблюдал за ней.
   Закончив, девушка сказала с укором:
   - А ведь вы не молились!
   - Я наблюдал за вами. Я уверен, вы молились за нас обоих, и в этот  столь
важный для нас миг бог с удовольствием смотрит, как мы приступаем к трапезе.
   - Если вы будете насмехаться, я почувствую  себя  виноватой  и  убегу,  -
шутливо пригрозила сестра.
   - И пропустите чудесный завтрак, - заметил Андре.
   За завтраком девушка  развеселилась,  она  то  и  дело  смеялась,  иногда
смущенно, иногда совершенно беспечно.
   Несколько  раз  Томас  входил  в  комнату,  принося  все  новые  закуски,
очевидно, приготовляемые на ходу специально для гостьи.
   В заключение завтрака молодым людям были поданы отварные початки  молодой
кукурузы и целое блюдо разнообразных фруктов.
   - Какой  сытный  завтрак!  -  сказала  монахиня,  аккуратно  вытерев  рот
салфеткой. - Мне кажется, я наелась на целый год вперед.
   -  А  что,  вас  кормят  очень  скудно?  -  заинтересовался   Андре,   не
представлявший себе повседневной жизни монастыря.
   - Мы не голодаем, но пища очень простая и..,  однообразная,  -  отчего-то
смутилась девушка. - Впрочем, я  несправедлива  к  сестре  Мари.  Она  очень
старается разнообразить наш стол. Правда, у нее маловато воображения.
   - Что ж, пока я здесь, вам было бы глупо лишать  себя  нашего  с  Томасом
гостеприимства,  -  приветливо  сказал  Андре.  -   У   Томаса   воображения
предостаточно. А из курицы он делает такое жаркое, какого мне не приходилось
пробовать ни в одной из стран, где я был.
   - Какой вы счастливый, что можете путешествовать, -  мечтательно  сказала
монахиня.
   - Да, это большое благо,  -  кивнул  Андре.  -  Однако  мне  хотелось  бы
большего. Я желал бы иметь настоящий дом, который даже снится мне во сне, но
пока не могу позволить себе подобной роскоши.
   - Ради этого вы и приехали сюда? - догадалась монахиня.
   - Да, и я был бы очень рад найти то, что оставил мне мой отец. С  помощью
спрятанных им денег я мог бы устроиться в жизни. Но возможно, я ошибаюсь,  и
из моих замыслов ничего не выйдет.
   - А как в Англии живется мулатам? - спросила девушка.
   Андре почувствовал, что опять  непозволительно  расслабился.  Правда,  их
разговор не касался мулатов непосредственно, но он  начисто  забыл  о  своем
маскараде и пренебрегал главной заповедью Жака: не  прилагал  усилий,  чтобы
мыслить, как мулат.
   Он с радостью признался бы своей новой знакомой в обмане, но  решил,  что
не вправе это сделать. Ведь сестра Девоте была окторунка и почувствовала  бы
себя в присутствии европейца скованно.
   Более того, узнав чужой секрет, она оказалась бы в трудном положении. Для
такой юной девушки соблазн поделиться тайной с подругами слишком велик.  Кто
знает,  как  отнеслись  бы  к  такому  знакомству  другие  монахини.  Вполне
возможно, все они ополчились бы против  своей  сестры.  Ведь  чернокожие,  а
именно негритянки, составляли, по-видимому, большую часть монахинь, в  массе
поддерживали правительство страны, подстегивавшее в людях ненависть ко  всем
европейцам.
   - Я не страдал там от дурного отношения, - неопределенно  ответил  Андре,
подумав про себя, что он понятия не имеет, как чувствует  себя  мулат  среди
англичан.
   Возможно, сестре Девоте было важно узнать  правду,  но  ему  не  хотелось
лгать, и он поспешил заговорить на другую тему.
   - Расскажите лучше о своей семье, - предложил он.  Однако  сестра  Девоте
была явно не расположена говорить о себе.
   - Я сирота, - кратко ответила она. - Монахини нашего монастыря  посвящают
себя служению Христу. Он - наша семья и наша жизнь.
   Андре встал из-за стола.
   - Хотите посмотреть сад? - спросил он. -  А  может  быть,  вы  хотели  бы
осмотреть другие комнаты? Впрочем, я  вам  не  советую:  они  в  еще  худшем
состоянии, чем эта, и производят самое безрадостное впечатление.
   - Я предпочла бы пойти в сад, - сказала сестра Девоте.
   -  Только  осторожно,  ступени  поломаны,  вы,  конечно,  легонькая,  как
перышко, но  я  не  могу  обещать,  что  какая-нибудь  доска  неожиданно  не
подломится.
   Девушка сама протянула Андре руку и стала осторожно спускаться.
   Андре хотелось обнять ее, привлечь к себе, но он одернул себя.
   "Я должен быть осторожнее, - подумал он.  -  Эту  девушку  слишком  легко
напугать. А бегает она очень быстрое Едва ли было  бы  просто  уговорить  ее
вернуться", - подумал он.
   Ему было странно, что он не видит в своей гостье монахини, а обращается с
ней, как с обыкновенной девушкой. Раньше ему казалось,  что  монашеский  сан
полностью  отрезает  людей  от  мира.  Они  выпадают  из  мирской  жизни,  а
следовательно, не могут вызывать к себе обычной привязанности.  Пожалуй,  он
был не прав. Сестра Девоте возбуждала в  нем  острую  нежность,  сочувствие.
Любовь?
   О, как ему не хотелось расставаться с ней! И хотя они  знали  друг  друга
совсем мало, Андре казалось, что эта девушка принадлежит ему.
   Если бы это было возможно, он взял бы ее с собой в Лондон, как сделал бы,
если бы она была Саона.
   Андре старался избавиться от наваждения, приписывая его местному климату.
   Он, граф де Вилларе, потомок блестящего, старинного рода,  имел  долг  не
только  перед  матерью,  единственной  близкой  родственницей,  но  и  перед
Францией, куда ему, несомненно, предстояло вернуться, наконец, перед  своими
предками.
   Многие из них сложили головы, пав  жертвами  кровавой  революции.  Многим
приходилось мириться с наполеоновским режимом, что не делало чести их роду.
   Тем  ответственнее  была  миссия  Андре  де  Вилларе:  ему,   изгнаннику,
надлежало сделать  достойную  партию,  которая  послужила  бы  во  славу  их
семейству, и продолжить их род.
   Однажды, когда Бонапарт падет - а этот день был, по убеждению  Андре,  не
за горами, - он вернется  на  родину  и  будет  заботиться  обо  всех  своих
тетушках и кузинах, став им опорой и поддержкой.
   А это тоже требовало от него немалых средств.
   О том, чтобы жениться на безвестной, бедной  девушке,  не  могло  быть  и
речи. Более того, девушка была монахиней, а самое неприятное  -  окторункой.
Андре, считавший себя приверженцем самых свободных, передовых  взглядов,  не
мог подняться над традицией настолько, чтобы связать свою  жизнь  с  цветной
женщиной.
   Ему не следовало хоть на минуту забывать о пропасти, разделявшей  их.  Но
выбросить из сердца эту милую девушку он не мог.
   Оказавшись в саду, сестра  Девоте  стала  выбирать  путь  в  зарослях  на
удивление уверенно. Не она шла за Андре, а он - за ней.
   Вскоре она вывела его к заборчику, ограждавшему крошечный сад.  В  центре
сада был бассейн с медным фонтанчиком в виде пухлого  купидона  с  маленьким
дельфином в руках. Скульптура покрылась толстым слоем паутины.
   Андре вспомнил дедушкино имение во Франции.  Там  был  похожий  фонтан  с
золотыми рыбками, которых он так любил рассматривать в детстве.
   Вода давным-давно высохла, рыбок, естественно, не было  и  в  помине.  По
растрескавшимся стенкам бассейна сновали блестящие ящерки.
   Садик зарос цветами, каких Андре еще не  видел.  Он  догадался,  что  эти
многолетние цветы сохранились с тех пор, когда здесь  день  и  ночь  журчали
струи фонтана, жизнь,  спокойная  и  благополучная,  во  всяком  случае  для
хозяина имения, била ключом.
   - Вот так раз! - воскликнул Андре. - Я много ходил по парку, но  сюда  не
заглядывал.
   Любуясь садом, Андре живо вообразил,  как  его  тетушка  гуляла  здесь  с
маленькой девочкой по имени Саона.
   - Какой хорошенький, - рассеянно заметила девушка, разглядывая купидона.
   - Вы тоже хорошенькая, - не раздумывая, сказал Андре. Девушка покраснела,
подняла свои прекрасные глаза.
   Андре был не в силах отвернуться.
   Так они молча стояли, лицом к лицу, словно заглядывая в вечность.
   - Что со мной происходит? - словно под гипнозом заговорил  Андре.  -  Мне
хочется обнять вас, поцеловать, но я  знаю,  что  это  -  запрещено.  Первая
встреча с вами перевернула всю мою душу. Я стал другим. Со мной  никогда  не
было ничего подобного.
   - Я.., я не понимаю, - пролепетала девушка.
   - Вы не понимаете, - подхватил Андре.  -  Я..,  я  влюбился.  Я  старался
бороться с этим чувством, но у меня нет сил сдерживать его.  Это  все  равно
что связать ваших птичек. И я рад, что могу сказать вам правду. Может  быть,
это звучит старомодно и выспренне, но я  на  самом  деле  люблю  вас  больше
жизни.
   - Вы.., меня любите? - чуть слышно прошептала девушка.
   - Люблю. Любовь захватила меня целиком. Она так сильна, что я не могу  ей
противиться, хотя и понимаю, что обстоятельства - против меня.
   - Я.., я не должна вас слушать, - возразила девушка, впрочем, не  пытаясь
уйти.
   - Это говорят ваши губы, - с жаром сказал Андре.  -  Но  прислушайтесь  к
своему сердцу, оно скажет вам другое. Я уверен,  что  вы  чувствуете  то  же
самое. Так что же нам делать? Что бы ни случилось, вы  принадлежите  мне.  Я
готов пожертвовать ради вас всем. Мы не можем разлучаться.
   Вспыхнув от смущения, девушка закрыла лицо руками.
   - Пожалуйста, не говорите так. Я не могу вас слушать. Отпустите  меня,  -
по-детски добавила она, не замечая, что никто ее не держит.
   Она склонила голову, и Андре открылась полоска нежной кожи на шее,  между
платом и воротником.
   Андре едва удержался, чтобы не поцеловать ее.
   Вместо этого он, сдерживая волнение, сказал:
   - Вы свободны, я не вправе мешать вам уйти.  Моя  любовь  к  вам  слишком
велика, и я не могу огорчать вас. Он приказал  себе  остановиться  и  словно
проснулся.
   - Боже, что я такое наговорил! - воскликнул он. - Вы ведь думаете, что  я
совершил величайший грех. Но, бог свидетель, я не желаю  ничего  дурного.  Я
знаю одно: то, что я сказал, - истинная правда, я не хочу отказываться ни от
одного своего слова.
   Андре показалось, что девушка плачет,  и  он  машинально  протянул  руки,
чтобы обнять и утешить ее. Но вовремя сдержал себя.
   - Пойдемте, я вас провожу. Что  толку  мучить  друг  друга?  -  с  трудом
выговорил Андре хриплым, прерывающимся от страсти голосом.
   Монахиня посмотрела на него снизу вверх. Андре, ожидавший  увидеть  в  ее
глазах слезы, был поражен:  взгляд  сестры  Девоте  был  полон  неизъяснимой
горечи.
   - Я не знаю, что вам сказать, - пробормотала она невнятно.
   - Ничего не надо говорить, - ответил Андре. - Мне ужасно стыдно за  себя.
Я на минуту потерял самообладание и дал волю своим чувствам.
   Он покинул очаровательный  садик.  Девушка  медленно  шла  за  ним,  едва
переставляя ноги.
   Андре шагал по тропинке  впереди,  раздвигая  для  своей  спутницы  ветки
кустарника. Так они оказались перед входом в особняк.
   - Простите меня, пожалуйста, - тихо попросил Андре.
   - Вам не за что извиняться, - возразила монахиня.
   - Но я чувствую себя преступником,  -  продолжал  Андре.  -  Я  вел  себя
недостойно, и прекрасно сознаю это.  Вы  -  монахиня.  Кроме  того,  вы  моя
гостья.
   - Я не хочу, чтобы вы.., себя укоряли, - сказала девушка.  -  Я  во  всем
виновата сама. Мне  не  следовало  сюда  приходить.  Но  вы  обещали  мне..,
приключение... И я не удержалась.
   - Я и хотел устроить для вас приключение.
   Андре крепко стиснул зубы, словно боялся сказать лишнее.
   Он был омерзителен сам  себе  Как  он  мог  так  поступить?  Как  он  мог
растревожить душу этой прелестной чистой девушки, если был  уверен,  что  их
любовь ни к чему не приведет, что чувства их не имеют будущего.
   - Я должен уйти, - решительно сказал Андре.
   - А мы увидимся еще? - с надеждой спросила сестра Девоте.
   - Не  думаю.  Я  чувствую,  что  должен  как  можно  скорее  вернуться  к
нормальной жизни, стряхнуть с себя это наваждение.
   Монахиня глубоко вздохнула.
   - Вам больно. Вы несчастливы. Я не хотела вас огорчить .
   - Вы очень  добры,  -  заметил  Андре,  -  но  я  сам  во  всем  виноват.
Единственное  ваше  прегрешение  состоит  в  том,  что  вы  родились   такой
красавицей и мужчине трудно перед вами устоять.
   Эти насмешливые слова задели девушку. Она нахмурилась.
   - Мне очень жаль,  что  так  получилось,  -  задумчиво  сказала  она,  не
торопясь уходить.
   Андре прочитал в ее глазах то, что монахиня не могла произнести вслух. Он
почувствовал, как девушка тянется к нему каждой своей  клеточкой.  И  каждая
его клеточка была готова отозваться.
   - С вашей точки зрения мы оба поступили дурно, - сказал  Андре.  -  Но  в
других обстоятельствах наши отношения могли бы сложиться  совершенно  иначе.
Однако мне лучше не говорить об этом, а то я опять наговорю лишнего.
   - Почему вы не хотите говорить? - запинаясь, спросила девушка.
   - Почему? - повторил Андре. - Вы и сами знаете ответ.  Представьте  себе,
какими мучительными будут наши встречи, когда мы оба  будем  сознавать,  что
рано или поздно должны расстаться и забыть друг друга.
   Андре вдруг  подумалось,  что,  если  бы  прекрасная  окторунка  не  была
монахиней, он мог бы сделать ее своей любовницей, увезти с собой в Европу.
   Он тут же отогнал эту нелепую мысль, кощунственную по отношению  к  этому
чистому созданию.
   Андре чувствовал, что эта девушка более невинна, чем любая ее ровесница в
Америке. Оставаясь наедине с мужчиной, она могла  допустить  для  себя  лишь
одну опасность; что он ее убьет. Мысль о том, что он попытается овладеть  ею
помимо ее воли, скорее всего даже не приходила ей в голову.