простер руки:
     - Ты не подумала, как стыдно мне было месяц за месяцем не платить жалованье даже Агнес и Уитону, что я испытывал, когда был вынужден отказаться от рабочих на ферме, садовников и лесничих! Старый Гроувз, прослуживший у нас сорок дет, не получил пенсию.
     Сэр Гораций обнял Камиллу за плечи и мягко продолжил:
     - Я никогда не был миллионером, дорогая, но раньше жил как джентльмен. И какое же унижение я испытывал, как страдал от сознания собственной нищеты! Поэтому, когда появилась возможность улучшить положение моих близких, за которых я несу ответственность перед Богом и людьми, я не сомневался, что ты одобришь и поймешь мой поступок.
     Мягкость и убедительность, сквозившие в голосе отца, растрогали Камиллу до слез.
     - Прости, папа, - пробормотала она. - Я просто внезапно испугалась того, что ждет меня в будущем.
     Я выйду замуж хоть за дьявола, чтобы сделать счастливыми тебя и маму. Я люблю вас и наш дом. Я хочу, чтобы в нем сделали ремонт и чтобы к возвращению Герваса с флота он выглядел так же хорошо, как и раньше. Я думала только о себе, говоря все эти глупости.
     Она повернулась к отцу лицом, и он заметил вдруг, как она похудела и осунулась. Сэр Гораций взял дочь за руку.
     - Малышка моя. - Его голос дрогнул. - Ты знаешь, что мечта всей моей жизни - видеть тебя счастливой. Клянусь, что этот брак осчастливит тебя.
     - Я уже счастлива, папа, - ответила Камилла, словно желая убедить саму себя в словах отца. - Просто сначала твое известие испугало и удивило меня. Сейчас уже все прошло. Пожалуйста, прежде чем мы начнем готовиться к свадьбе, заплати Агнес и Уитону и, если можно, отблагодари их сверх положенного.
     Сэр Гораций притянул дочь к себе.
     - Я рассчитаюсь с ними сию секунду. Я велю Агнес приготовить на ужин седло барашка, и мы все почувствуем себя лучше после вкусной еды.
     Он поцеловал Камиллу в мокрую от слез щеку и вышел. Девушка посмотрела ему вслед, затем опустилась на колени подле матери и склонила голову ей на грудь.
     - Прости, мама. Должно быть, я расстроила тебя.
     - Нет, моя милая, - откликнулась леди Ламбурн. - Я понимаю, каково тебе. Мы все хотим встретить и полюбить мужчину своей мечты. - Она провела рукой по золотистым волосам дочери. - Надеюсь, ты пока никому не отдала свое сердце, любовь моя?
     Голос леди Ламбурн выдавал некоторое беспокойство. После минутного колебания Камилла ответила:
     - Нет.., нет.., конечно нет, мама.

Глава 2

     Свечи в люстрах уже догорали, когда по мраморной лестнице, ведущей в зал для приема гостей, неторопливо поднялся изящно одетый джентльмен с откровенно скучающим выражением лица. Шум голосов, доносившийся из переполненной гостиной, по его мнению, походил на птичий гвалт в вольере для попугаев в лондонском зоопарке.
     Сверкающие драгоценности женщин, одетых в полупрозрачный газ и золотистый муслин, оставляли его равнодушным. Мужчины, чьи камзолы украшали бесчисленные бриллианты, напоминали ему павлинов, прихорашивающихся перед спариванием.
     Несколько человек пытались заговорить с ним, но он не останавливался и отвечал одним лишь кивком. Наконец он увидел хозяйку салона, окруженную дюжиной кавалеров. Каждая фраза, произнесенная леди Джерси, вызывала взрыв хохота и восторженные комплименты в ее адрес со стороны поклонников.
     Хозяйка салона в совершенстве владела всеми женскими уловками обольщения. Она привлекала внимание, очаровывала и гипнотизировала мужчин, как удав кроликов. Невысокая и изящная, она походила на маленькую разряженную птичку. Благодаря своему упорству и настойчивости ей долгие годы удавалось удерживать внимание и привязанность регента.
     Неожиданная роль жертвы, а не соблазнителя принесла регенту множество волнующих и новых ощущений. Когда же их affaire de cceur  подошли к концу, у леди Джерси, которая все еще выглядела моложе своих дочерей, но была гораздо опытнее, оказалось множество обожателей, жаждущих пасть новой жертвой ее чар.
     Несмотря на то что ее место при регенте заняла леди Гертфорд, леди Джерси оставалась самой влиятельной фигурой в обществе, и проигнорировать или обидеть ее было равносильно самоубийству.
     Поэтому наш джентльмен приблизился к леди Джерси с любезной улыбкой на лице, галантно поклонился и поцеловал протянутую ему маленькую ручку.
     - Хьюго Чеверли! - воскликнула леди Джерси. Вы заслуживаете хорошего нагоняя. Вы знаете, сколько сейчас времени?
     - Я молю о пощаде, меня задержали.
     - Полагаю, в каком-нибудь игорном доме, - ехидно заметила леди Джерси. - Я очень расстроена тем, что мой дом интересует вас меньше, чем возможность проиграть деньги.
     - Ваша светлость ошибается, - промолвил Чеверли. - Я мчался как ветер и приехал бы раньше, если бы моя лошадь не потеряла подкову. Я раскаиваюсь и прошу о снисхождении.
     Она недоверчиво посмотрела на него. Он смело встретил ее взгляд. Несмотря на то что она поздно ложилась спать, а интриги держали ее в постоянном напряжении, прожитые годы почти не оставили следа на ее лице. Внезапно леди Джерси легко стукнула веером по руке позднего визитера:
     - Конечно, я прощаю вас, Хьюго! Какая женщина может устоять перед этим ленивым безразличием? О, это страшное оружие, направленное против бедных женщин! - Она обворожительно улыбнулась. Ее воздыхатели находили очаровательной эту быструю смену ее настроения.
     Хьюго неожиданно заметил, что улыбается в ответ. В характере леди Джерси была какая-то искрометность и живость, находившая отклик в его сердце.
     Он поклонился и еще раз прижал ее руку к губам.
     - Теперь, когда вы прибыли, идите и смущайте сердца бедных глупых птичек, которые так ждали вашего возвращения. В умении сохранять серьезный вид у вас найдется не много соперников, - с удивительной нежностью сказала она.
     - Я хотел бы поговорить с вами, - тихо произнес Чеверли, - не здесь, среди толпы. Я заеду к вам завтра. Когда вы останетесь одна?
     Леди Джерси рассмеялась:
     - Бываю ли я когда-нибудь одна? Ладно, приходите около пяти, к чаю, и посмотрим, что я могу сделать для вас.
     Она махнула веером, показывая, что он свободен.
     Как только Чеверли отошел, один из джентльменов поинтересовался:
     - Кто это? Не припомню, чтобы видел его у вас раньше.
     - Капитан Хьюго Чеверли, он только что вернулся в Лондон с континента из оккупационной армии.
     - Чеверли! - воскликнул один из придворных. Кажется, это фамилия герцога Алвестона.
     - Хьюго - кузен герцога, - объяснила леди Джерси, - но он беден и без всяких перспектив на наследство, так как у Алвестона есть два сына, каждый из которых может сделать дюжину наследников.
     - Мне никогда не нравился герцог Алвестон, вступил в разговор офицер с медалью на груди. Однажды он начал учить меня, как выигрывать войну. Терпеть не могу этих критиков в креслах!
     - Вам повезло, что вы слышали критику только из кресла, - шаловливо проговорила леди Джерси. Там, где замешана женщина, чаще можно услышать критику из постели.
     За ее словами последовал взрыв хохота. Тем временем Хьюго Чеверли вышел из одного салона и отправился в другой. Ему казалось, что Лондон совершенно не изменился за время его пятилетнего отсутствия. Те же лица, та же манера растягивать слова и говорить дерзости, тот же блеск, тускнеющий при очередном скандале. Даже сплетни, и те остались прежними.
     Тут и там слышались давно знакомые пересуды и смешки. "Долги Принни", "слезы Марии Фицгерберт", "безумие короля", "жадность леди Герфорд"!
     Казалось невероятным, что можно было сказать что-то новое обо всем этом!
     Внезапно Хьюго почувствовал ненависть ко всему высшему обществу. Что знали эти вертопрахи о войне, о тех, кто воевал за них? Он перестал видеть перед собой блеск дорогих украшений и слышать легкомысленную болтовню, он увидел и услышал великолепную конницу Монбруна в сражении при Фуэнте, топот несущихся лошадей, кричащих всадников, наезжающих на британских пехотинцев.
     Превосходящая британцев по численности. Легкая дивизия имела все шансы на успех, тем не менее кавалерии Коттона удалось измотать французов бесчисленными атаками. С небольшими потерями и большим количеством пленных армия Веллингтона одержала победу.
     - Что значила эта победа для Лондона? - спросил Хьюго, вспомнив солдат, которых разорвало на куски, умирающих от жажды, с лицами, почерневшими от пороха и запекшейся крови, марширующих с растертыми ногами и идущих в бой с песней и грубой шуткой.
     Допустим, он стал бы рассказывать истеричной великосветской публике о тех ужасах, что видел: об агонии раненых, о лежащих на поле убитых и умирающих, о грудах смешанных с грязью и кровью голубых и алых мундиров, среди перевернутых орудий, разломанных повозок с боеприпасами и конской упряжью? Кто стал бы его слушать?
     Стояла теплая ночь. От сотен догорающих свечей и толп гостей, находящихся в вечном движении, в салонах было невыносимо душно. Заметив открытую дверь, Хьюго Чеверли устремился к ней и очутился на маленьком балконе с видом на сад, слабо освещенный китайскими фонариками.
     Внизу он увидел несколько знаменитостей, прохаживающихся вокруг сверкающего фонтана, чуть поодаль, в тени деревьев, какие-то парочки сливались в страстных поцелуях. Скрытые кустами и буйными цветниками, они не думали о том, что их отлично видно из верхних окон.
     Хьюго Чеверли зевнул и только собрался уйти незамеченным, как вдруг позади него раздался чей-то тихий голос:
     - Неужели так скучно?
     Он быстро повернулся. Ему показалось, что перед ним видение. В темных волосах сверкала диадема из драгоценных камней, лебединую шею украшало огромное ожерелье, обрамляющее сияющим каскадом намеренно глубокий лиф вечернего туалета. Запястья рук сковывали тяжелые браслеты. Багровые камни на белоснежной коже, вкус которой он все еще помнил, блестели, словно капли крови. Он поднес к губам ее обнаженную руку, нежную и мягкую, как цветок жасмина.
     - Не ожидала встретить тебя здесь, - низким голосом произнесла она. Русский акцент, как всегда, придал сказанным словам более глубокий смысл, чем предполагалось самой фразой.
     Хьюго резко высвободил руку.
     - Я был уверен, что ты уже ушла.
     - Значит, ты избегаешь встречи со мной! Вот почему ты так долго не возвращался в Лондон.
     - Анастасия, ты завела совершенно пустой разговор, - угрюмо проговорил Хьюго. - С тех пор, как мы виделись последний раз, прошло уже пять лет.
     Нам нечего сказать друг другу.
     Женщина издала короткий смешок, показывающий, что ей совсем не до смеха.
     - Ты ошибаешься, дорогой. Мне хотелось бы многое сказать тебе. Но мы не можем продолжать здесь. Проводи меня домой. Я как раз собиралась уходить и уже попрощалась с хозяйкой.
     - Нет.
     Столь односложный ответ прозвучал резко и почти грубо. Хьюго отвернулся от собеседницы и смотрел куда-то вдаль.
     - Хью-го, я должна поговорить с тобой. Что ты выиграешь, отказав мне? Мы оба в Лондоне, мы так и так будем встречаться каждый вечер. Значит, нам нужно сначала поговорить и выяснить отношения.
     - Нет. - Ответ по-прежнему остался непреклонным.
     Маленькая белоснежная ручка дотронулась до его локтя.
     - Пожалуйста, Хью-го.
     Она произносила его имя почти по слогам, что придавало звучанию какую-то особую привлекательность. Он хорошо знал, что будет не в силах долго сопротивляться.
     - Это невозможно. Ты сама знаешь, что все кончено. Мы не можем повернуть время вспять.
     - Я всего лишь попросила тебя уделить мне несколько минут твоего времени, ты не можешь мне отказать, Хью-го.
     Ее рука скользнула по его руке, он ощутил прикосновение ее чувственных пальцев: легкое, опьяняющее. Он слишком хорошо знал ее власть над ним: она высасывала из него любовь до дна, пока силы не покидали его.
     - Нет, Анастасия, - сердито повторил он. Затем он взглянул на нее сверху вниз, его лицо приобрело суровое выражение, он деланно усмехнулся. - Хорошо, - согласился он, - война научила меня не трусить перед лицом врага. Я отвезу тебя домой.
     Она взглянула на него из-под длинных ресниц и одарила кокетливой улыбкой.
     - Твоя галантность поразительна, - промурлыкала она.
     В ее словах не чувствовалось иронии, скорее в них таилось приглашение. Он снова язвительно улыбнулся.
     Они прошли через комнаты, в которых к этому часу уже заметно поубавилось гостей. Возле парадного входа лакеи подзывали экипажи.
     - Ваша карета, миледи? - обратился к Анастасии лакей с позолоченным галуном.
     - Карета графини Уилтширской, - нарочито громко и вызывающе ответил за нее Хьюго.
     Им пришлось подождать, пока не подадут карету.
     Хьюго встал поодаль от Анастасии. Она раскланивалась с отъезжающими, улыбалась и болтала с другими гостями, ждавшими своей очереди.
     Наконец выкликнули ее имя, и они двинулись к удивительно элегантной карете, запряженной парой гнедых с серебряной упряжью. Дверцу украшал фамильный герб. На козлах сидели два кучера, и столько же лакеев стояли на запятках. Один из них соскочил, чтобы открыть графине дверцу и опустить ступеньки. Как только она уселась, он услужливо подал ей меховую накидку на колени. Хьюго мрачно подумал, что карета стоила больше, чем он мог заработать за год.
     Дверца закрылась. Плавность, с которой карета двинулась с места, свидетельствовала об отличных рессорах.
     - Тебе всегда хотелось комфорта, - заметил Хьюго.
     Она не стала отрицать:
     - Я наслаждаюсь им. Ты знаешь, я не смогла бы жить по-другому.
     - Словно не было этих пяти лет. Мы вели подобные разговоры много раз при несколько других обстоятельствах.
     Она не ответила ему. Он повернулся к ней и в отблесках мелькающих за окнами фонарей увидел, что она тоже смотрит на него, а ее губы призывно приоткрыты.
     - Мы оба знаем, что это сумасшествие. - Он отвернулся.
     - Хью-го, я так ждала твоего возвращения. Ночь за ночью я грезила о нашей встрече.
     - В том, что мы делаем, нет никакого смысла, - зло перебил он ее.
     Она промолчала.
     В этот момент они подъехали к дому на Берклисквер. Лошади остановились, и они услышали, как кучер слезает с козлов.
     - Что ж, мы повидались. Спокойной ночи, Анастасия, - попрощался Хьюго.
     - Хью-го, ты не можешь со мной расстаться вот так. Мне нужно поговорить с тобой. Пойдем со мной.
     В доме никого нет. Мой муж - за городом - Тем более ты должна вести себя осмотрительно.
     - Пойдем, или я устрою сцену, - пригрозила она. - Ты же не хочешь выяснения отношений перед слугами.
     Дверца кареты открылась, она сошла на расстеленный красный ковер, Хьюго последовал за ней.
     Минуту он колебался, не уйти ли ему, затем пожал плечами и вошел в дом. Он отметил, что, несмотря на поздний час, в гостиной распоряжений графини ждали четыре лакея.
     - В малой гостиной есть шампанское? - спросила леди Уилтшир.
     - Да, миледи, и сандвичи тоже.
     - Хорошо, если мне понадобится что-то еще, я позвоню.
     Она увлекла его за собой, ее платье блестело в свете свечей. Массивные двери из красного дерева закрылись за ними, и он увидел, что находится в дамском будуаре.
     По всей комнате были расставлены лилии. Как хорошо он помнил их резкий, навязчивый аромат.
     На окнах висели шторы кораллового цвета, создающие отличный фон для ее темных волос и бледного алебастра ее кожи. Она стояла у камина в своем сверкающем и переливающемся наряде и пристально смотрела на него, словно хотела запомнить все мельчайшие черты его лица и фигуры. Затем она распахнула объятия:
     - Хью-го!
     Он приблизился к ней, но не обнял ее.
     - Послушай, Анастасия, - промолвил он. - Ты сделала свой выбор. Назад пути нет.
     - Почему? - Ее глаза сверкнули, губки надулись.
     - Ты замужем, - неторопливо, словно объясняя что-то ребенку, отозвался он. - Ты предпочла любви деньги. Я много размышлял над твоим поступком и понимаю, что ты была абсолютно права, сделав такой выбор. Я не смог бы оплачивать эти побрякушки и платить жалованье хотя бы одному из твоих слуг, которые с подобострастием бросаются исполнять малейшие приказания. Я не смог бы дать тебе всего этого. - Он обвел рукой комнату с картинами на стенах, дорогими безделушками, позолоченными резными столиками, роскошной росписью на потолках и абиссинским ковром на полу.
     - Но ты все еще любишь меня, - торжествующе проговорила она.
     Хьюго намеренно отвернулся и прошел к столу, на котором стоял поднос с хрустальными фужерами и графином. Он налил себе бокал шампанского из бутылки, лежащей в серебряном ведерке со льдом, и залпом выпил его, словно остро нуждался в том, чтобы утопить свое горе в вине.
     - Ты любишь меня, - повторила Анастасия за его спиной. - Я знаю. Женщина никогда не ошибается в таких вещах.
     Он повернулся.
     - Я больше не люблю тебя, Анастасия, - спокойно произнес он. - Я ненавижу и презираю тебя за то, что ты сделала со мной. Ты околдовала меня, истерзала мое сердце и сделала несчастнейшим из мужчин. Слава богу, я освободился от твоих чар.
     Когда я увидел тебя, то испугался того, что ты снова сможешь причинить мне боль. Раны еще не зажили." и продолжают кровоточить. Но к счастью, я не испытал того, чего боялся. Ты красива, красивее, чем пять лет тому назад, когда мы расстались. Богатство пошло тебе во благо. Твой муж может позволить себе дорогую раму для такой красивой картины, как ты. Я бы не смог дать тебе этого.
     - Но Хью-го, ведь ты давал мне любовь!
     - К сожалению, ее было недостаточно, - резко отпарировал Чеверли. На его губах снова появилась кривая усмешка, которой она раньше не знала.
     Он повернулся и налил себе еще бокал шампанского.
     - Итак, Анастасия, - продолжил он голосом, показывающим, что он полностью владеет собой, - о чем тут говорить? С прошлым покончено, будущего у нас нет, а в настоящем позволь еще раз сказать тебе, что ты прекрасно выглядишь и что эта диадема, которая стоит несколько тысяч золотых гиней, безумно идет тебе.
     - Перестань, Хью-го. То, что ты говоришь, отвратительно, - резко ответила Анастасия.
     Она сняла с головы диадему и небрежно бросила ее на столик. Без нее она выглядела моложе и привлекательнее, так как сверкающие бриллианты не отвлекали внимание от обольстительного призыва ее миндалевидных глаз и приглашения пунцовы:; полураскрытых губ к страстному поцелую.
     - Нам есть о чем поговорить, - мягко проговорила она, - не о прошлом, не о будущем, а о сегодняшнем дне. Мы снова вместе. Тебе кажется, что ты не любишь меня, но, так или иначе, мы связаны невидимой нитью, чем-то таким, что притягивает нас друг к другу, и ты не сможешь отрицать этого.
     - К чему отрицать? - отозвался Хьюго. - Ты не изменилась, Анастасия. Ты всегда хотела того, что было трудно достать. Сейчас у тебя есть деньги, положение, титул - все, кроме меня, поэтому тебе нужен я. Увы, слишком поздно. Я уже не твой раб, который бежит к тебе, как только ты поманишь пальцем. Я больше не склонюсь покорно у твоих ног в ожидании милостей, которыми ты одаришь меня, если я угожу тебе, или которых лишишь меня, если я провинюсь. Я свободен, Анастасия, и я не знал об этом до сегодняшнего дня.
     - Ты так уверен в этом?
     В ее тоне не чувствовалось ни досады, ни уязвленного самолюбия, одно лишь любопытство. Он подумал, что, должно быть, это невероятно красивое создание, испорченное до мозга костей, уже давно не говорило ни с кем откровенно.
     - Предположим, - Анастасия подошла ближе к нему, - что ты снова обнимешь меня, поцелуешь с такой же пылкостью, как и раньше. О, Хью-го, каким сильным и властным ты бывал иногда, ты брал меня с животной страстью. Ты думаешь, что после этого ты останешься таким же равнодушным? Неужели ты сможешь смотреть на меня с тем же безразличием, что я слышу в твоем голосе? Правда, я не уверена, что вижу его в твоих глазах.
     Хьюго поставил бокал с шампанским.
     - Послушай, Анастасия, я не друг твоему мужу и знаком с ним мимолетно, поэтому я свободен от обязательств относительно его чести. Но я придерживаю