у. Их голоса были громкими и взволнованными. Шина почти не понимала слов. Ей казалось, что они снова и снова повторяли:
     - Она пришла! Ее прислал к нам Господь!
     И вдруг что-то подсказало ей, что она попала в беду. Шина взялась за поводья.
     "Я вернусь по той же дороге", - подумала она и в ужасе поняла, что се не пускают.
     Крестьяне крепко держали коня, окружив ее еще плотнее. Все кричали и спорили друг с другом, и все это время смотрели на нее. По телу девушки пробежала дрожь; глаза этих неприятных, опасных людей были полны откровенной ненависти.
     - Отпустите коня, - сказала она, сначала спокойно, а затем со злостью:
     - Отпустите его, я сказала!
     Поскольку на нее не обращали внимания, конь так и остался в окружении злобных фанатиков. Шина нагнулась, намереваясь слегка ударить хлыстом по рукам тех, кто держал уздечку, но проповедник стремительно бросился к ней, и прежде чем она успела понять, в чем дело, выхватил у нее хлыст и сломал его о колено.
     - Вот, что мы должны с ней сделать! - крикнул он. - Сломать, так же как она ломает Францию. Мы спасем нашего славного короля; мы спасем его от колдовства этой дьявольской женщины!
     Из его слов и по выражению его лица Шина поняла, о чем он думает.
     - Послушайте, - сказала она, пытаясь перекричать крики толпы. - Если вы считаете, что я герцогиня де Валентинуа, то вы глубоко ошибаетесь. Я вовсе не герцогиня.
     Этих слова были встречены яростным, негодующим ревом. Грубые руки стащили Шину с седла, и она почувствовала, как ее не то несут, не то толкают в спину. Наконец она оказалась у поваленного дерева. Два крестьянина держали ее за руки, заведя их девушке за спину.
     Шина была напугана, но старалась не показывать этого.
     - Вы что, не слышите меня? - сказала она проповеднику. - Я не герцогиня. Меня зовут Шина Маккрэгган. Я из Шотландии. У вас нет права так со мной обращаться!
     Но она в ужасе поняла, что ее никто не слушает. Их предводитель снова взобрался на поваленное дерево и обратился к остальным с пламенной речью. Его голос был грубым и взволнованным.
     - Ведьма в наших руках! - кричал он. - Мерзкая шлюха, которая заколдовала и пленила короля, теперь наша пленница. Вот та женщина, которая опозорила нашу славную землю и продала душу дьяволу! Что нам с ней делать? Разве эта блудница не заслуживает наказания?
     - Да! Да! Заслуживает! - восторженно взревела толпа.
     - Мы заставим ее расплатиться за все грехи, - продолжил предводитель смутьянов. - Мы высечем ее, как секли наш бедный народ по ее приказу. Или поступим с ней так же, как она поступала с нашими друзьями и товарищами-- соратниками в борьбе за свободу. Что она сделала с ними? Я спрашиваю вас, братья, что она с ними сделала?
     Раздался оглушительный гул, который, казалось, ввинтился Шине прямо в уши.
     - Эта мерзкая тварь сожгла их! - прокричали они.
     - Поступим же так и мы с ней! - провозгласил проповедник. - Пусть она испытает такие же мучения, которым подвергала других. Давайте помолимся за то, что, пока она горит, наш король освободится от нее и ее чары исчезнут.
     - Сжечь ее! Сжечь ее! На костре! - закричали они в унисон.
     Резким движением Шина вырвалась и схватила за руку мужчину, стоявшего на дереве.
     - Глупец, посмотрите на меня! Я же молода! Мне всего лишь семнадцать лет! Неужели вы и впрямь считаете, что я герцогиня де Валентинуа? Она же гораздо старше меня.
     Он посмотрел на нее.
     - Дьявол подарил вам красоту. Посмотрим, спасет ли он вас сейчас.
     С ужасом, который невозможно было передать словами, девушка увидела, что его глаза напоминают глаза дикого зверя, безжалостного фанатика, доведенного до безумия. Она также заметила, что от произнесенной им исступленной речи на его губах появилась пена и он в любую минуту начнет корчиться в припадке.
     Он отдернул руку и вновь воззвал к толпе:
     - Вы приняли верное решение, братья! Всевышний благоволит нам. Но торопитесь, братья, дабы сатана, который покровительствует ей, не придал ей сил и не позволил убежать.
     С немыслимым ужасом Шина почувствовала, как крепкие руки снова схватили се. Ей стало ясно, что вырваться теперь невозможно. Оба крестьянина стискивали ее хрупкие руки словно железными клещами. В то же время она видела, что они старались не приближаться к ней, как будто одна лишь ее близость наводила порчу.
     Они касались ее, но при этом боялись, и, осознавая всю беспомощность, Шина знала, что бы она ни сказала, ей не удастся убедить их в том, что она не герцогиня де Валентинуа.
     Проповедник уже начал читать молитву - молитву благодарности Богу за то, что он отдал на их суд любовницу короля, а также за то, что предоставил им возможность избавить Францию от кары, которая лежала на ней последние десять лет.
     - Отправь ее, о Всевышний, в геенну огненную! Пусть ее порочное тело сгорит и обуглится, прежде чем черви источат его. Пусть собаки съедят ее сердце, а хищные птицы выклюют глаза.
     "Это не может быть явью! Такое не может со мной происходить", - думала Шина. Она тоже хотела молиться, но не могла припомнить слов молитвы. Плененная, она могла лишь неподвижно и безропотно стоять, осознавая странную беспомощность, которая не позволяла ей закричать или снова воззвать к милосердию.
     Шина наблюдала, как мужчины торопливо принесли из леса высокий столб и установили его в центре просеки. Один из них взобрался на плечи другого и вбил столб на нужную глубину. Остальные тем временем складывали вокруг столба поленья, сучья и ветки деревьев. Вскоре куча дров достигла трех футов в высоту.
     И тут Шина поняла, что все готово к мучительной казни на костре. Словно ожидая новых указаний, изуверы повернулись к проповеднику, который продолжал молиться. Из его рта по подбородку и бороде струйкой стекала слюна.
     Теперь девушка вспомнила яростные крики единоверцев этих людей, когда герцогиня и король поднимались по ступеням во дворец, а Мария Стюарт сказала ей, что этих людей сожгут на костре. Теперь она знала, что именно так все и было, хотя ни разу не слышала, что же с ними действительно стало.
     У нее не осталось надежды. Отсрочки не будет, и Шина могла лишь молиться, чтобы ее врожденная гордость придала ей сил и чтобы она не умерла позорной смертью, не подобающей храброй дочери шотландского народа.
     Шина отдавала себе отчет в том, что умолять этих безжалостных и невежественных людей бесполезно. Все, что она скажет, они посчитают лишь хитроумной дьявольской уловкой. Эти люди свято верили в правильность своих действий, в истинность своих слов. Они были настоящими фанатиками, не желающими слушать никаких доводов.
     К ней подошел человек, кинувший полено к столбу последним. Это был крепкий дородный мужчина, и, судя по его выпуклым мышцам и кожаному фартуку, Шина догадалась, что это кузнец. Он крикнул проповеднику, прерывая его молитву:
     - Исчадие ада уже готово к сожжению?
     Проповедник резко прекратил молиться.
     - Она готова, - ответил он. - Привяжите ее к столбу .крепко, чтобы сатана не явился на своих черных крыльях и не забрал ее.
     Кузнец немного помолчал.
     - Она останется одетой, - спросил он, - или, как и наши братья, в одной рубахе?
     - Разве мы должны обращаться с блудницей лучше, чем они обращались с теми, кто обрел покой в раю? - вопросом на вопрос ответил проповедник.
     Шина пыталась сопротивляться, но ничего не могла поделать, силы были слишком неравны. Кузнец схватил своей огромной рукой ее бархатный камзол и одним рывком сорвал его с плеч. Янтарные пуговицы посыпались в разные стороны и покатились по земле. Девушка старалась удержать руками юбку, но он сорвал и ее.
     Шине пришлось прекратить сопротивление. Она прикрыла остатками разодранной рубашки обнаженную грудь. Кузнец поднял ее на руки и понес к столбу. Шина чувствовала исходящий от него острый звериный запах, а также запах беспокойства и страха.
     Он поставил ее на кучу хвороста, и несколько человек начали привязывать ее к столбу веревками, обвивая ими ее туловище от талии до колен.
     Шина вновь попыталась схватиться за рубашку и прикрыть грудь, но это оказалось невозможным. Она стояла обнаженная до пояса и каким-то странным образом понимала, что глаза тех, кто обматывал ее веревками, были наполнены нескрываемой ненавистью и отвращением.
     Ее привязали очень крепко. Веревки врезались в ее нежное тело и причиняли невыносимую боль, но даже думая об этом, она поняла, как глупо было жаловаться на боль, если через несколько мгновений станет еще хуже.
     Шина сложила руки на груди и почувствовала, что ее трясет от страха. Но в то же время ей хватило самообладания, чтобы еще раз обратиться с мольбой, - Я хочу говорить, - воскликнула она. - Выслушайте меня! Выслушайте!
     Все разговоры прекратились.
     - Я невиновна, - продолжила Шина. - Я не герцогиня де Валентинуа. Я приехала в вашу страну из Шотландии. Если вы сожжете меня, то вы сожжете человека, который не причинил вам никакого вреда. Поверьте мне, ибо я говорю правду и во имя Господа милосердного заклинаю вас отпустить меня.
     На какое-то время воцарилось молчание, но потом проповедник громко выкрикнул:
     - Это уловка! Она лжет, чтобы спасти себя! Это уловка!
     Не слушайте ее, братья, и выполняйте волю Господа, который велит вам освободить мир от подобной ереси!
     Торопливо, словно им было стыдно слушать Шину, крестьяне приступили к выполнению указаний своего главаря.
     Один из них поджег факел, другие подбежали к нему и подожгли свои, защищая руками пламя от ветра.
     Шина закрыла глаза. Она думала о родной Шотландии, о тишине и покое вересковых пустошей, о ручейке, который весело журчал у них в саду, пробегая по камням. Она думала о матери и чувствовала, что она рядом с ней, - Господи, придай мне храбрости, - прошептала она. - Пусть они не увидят, как сильно я напугана. Прошу тебя, Господи, не дай мне закричать от боли.
     Шина почувствовала запах дыма. Затем открыла глаза и увидела, как крестьяне уже поджигают нижние поленья. Пройдет какое-то время, прежде чем пламя коснется ее, но уже сейчас маленькие огоньки замелькали в хворосте, пробегая по ветке и исчезая, но появляясь в другом месте.
     Проповедник снова обратился к молитвам:
     - Мы сжигаем эту женщину, о Всевышний, чтобы сжечь грехи всех, кто порочит славное имя Франции. Уничтожь ее, а также и тех, кто притесняет бедных и голодных, возвеличивая богатых и знатных. Помоги нам избавиться от разврата и греха и спаси нашего короля, чтобы он правил нами со свободным и чистым сердцем.
     Остальные присоединились к молитве.
     - Сожги ее, Господи! Сожги ее! И пусть зло, которое она совершила, умрет вместе с ней.
     - Сожги ее! Сожги ее!
     Эти слова повторялись снова и снова. Пламя разгоралось все выше. Дым начал разъедать ей глаза, они слезились.
     Голос проповедника становился громче и взволнованнее.
     Он словно впал в бешенство.
     - Пусть всех развратных блудниц постигнет такая же участь, - кричал он. - Да обрушатся на них гнев и кара Господни. Пусть они мучаются в аду, который сами и сотворили. Гореть им, как горели наши братья, принявшие смерть за правое дело. Но пусть они испытают не только телесные, но и душевные муки.
     Шина вдруг почувствовала огонь возле ноги и еле сдержала крик, когда пламя поднялось до се шеи. Огонь наступал. Она сгорит, ее тело станет обугленным и безжизненным, и никто не узнает, что с ней случилось.
     Шина хотела закричать, но гордость заставляла хранить молчание.
     - Боже, спаси меня! - прошептала она, и в этот момент в ней проснулось безудержное желание позвать кого-нибудь на помощь.
     Ее отец - как он далеко! У нее нет друзей, никто не вспомнит о ней, когда она умрет.
     Неожиданно в се сознании появилось лицо герцога, и в это время она услышала, как люди, стоявшие вокруг костра, что-то закричали. Но это был не крик восторга, а крик страха, - Они приближаются!
     Шина отчетливо расслышала эти слова, а потом топот копыт, незнакомые голоса и стоны раненых. Она увидела всадника, который на всем скаку подлетел к проповеднику и пронзил его клинком. Тот еще мгновение стоял на бревне с открытым ртом и выпученными глазами, а потом рухнул навзничь. По его одежде заструилась кровь.
     Шине казалось, что лошади и люди были повсюду. Пламя снова принялось лизать ее ноги, и Шина закрыла глаза, пытаясь не закричать. Затем она поняла, что какие-то люди оттаскивают поленья и хворост от столба.
     Раздавались крики ужаса и агонии, фырканье коней и звон сбруи. Кто-то перерезал веревку, которой ее привязали к столбу. Она наверняка упала бы, но чьи-то руки успели поддержать се.
     Шина знала, кто это был, но не отваживалась открыть глаза. Не то чтобы она не хотела его видеть, просто стыдилась своей наготы, своей обнаженной груди, немного закопченной дымом, и еле прикрытых разорванной рубашкой бедер.
     Шину укутали в мягкую бархатную накидку, и чьи-то сильные руки подняли ее.
     - Она сильно обгорела? - спросил кто-то, и Шина слышала, как голос герцога прямо над ее головой ответил:
     - Думаю, что нет, но потрясение было колоссальным.
     Бедное дитя!
     Она никогда еще не слышала столько сострадания и теплоты в его голосе. Удивленная больше чем когда-либо, Шина открыла глаза и посмотрела на герцога де Сальвуара. Его лицо было совсем рядом с ней.
     - Успокойтесь, все хорошо, - тихо сказал он. - Вы спасены.
     К ужасу Шины, самообладание уступило место слезам.
     Рыдало все се существо. Шина уткнулась лицом в плечо герцога и плакала навзрыд, как плачет ребенок, который испугался темноты.
     - Все хорошо, все хорошо, - шепотом повторял он.
     Герцог усадил ее в свое седло, а сам сел позади. Шум и крики смолкли. Де Сальвуар и Шина медленно ехали через лес.
     Постепенно буря ее слез стихла. Она по-прежнему прижималась к сильному плечу своего спутника и так же всхлипывала. К счастью, теперь она уже не находилась во власти шквала эмоций, который не могла контролировать.
     - Все хорошо, Шина, - еле слышно повторил он. - Слава Богу, вы в безопасности.
     В этот момент девушка подумала, что раньше даже не представляла себе, насколько сильными могут быть руки мужчины.

Глава 9

     Шина с закрытыми глазами лежала на кровати. Она чувствовала, как напряжение постепенно покидает ее тело, позволяя ровно и свободно дышать. Лекарь смазал ее обожженные ноги и перевязал их. Теперь они были укрыты мягким шелковым покрывалом с гербом Шотландии.
     Девушка с трудом припоминала тот ужас и ту панику, которые овладели ею при мысли о неминуемой смерти. Теперь ей казалось, что никогда раньше жизнь не казалась ей такой желанной, такой замечательной, такой волнующей и многообещающей.
     Шина вспомнила, как однажды они с отцом наблюдали за солдатами, отправляющимися на битву. Когда они прошли, весело насвистывая и махая крестьянам, которые приветственными криками подбадривали их, сэр Юэн сказал:
     - Они охотно отдают жизни; им больше нечего дать.
     Любуясь залитыми солнечным светом вересковыми полями, заснеженными вершинами гор и слушая, как волны разбиваются о берег, Шина тогда подумала, насколько это должно быть трудно, отдать свою жизнь; как неописуемо сложно добровольно отправиться туда, откуда нет возврата.
     Шина понимала, что, привязанная к столбу и умоляющая Всевышнего придать ей сил и наделить мужеством, она страстно хотела жить. Теперь же она была убеждена, что жизнь, какой бы сложной, запутанной и коварной она ни казалась, в любом случае предпочтительнее темной и неопределенной смерти.
     - Я жива!
     Шина про себя повторяла эти слова, пока неожиданно не произнесла их вслух. Она открыла глаза и увидела, как в ее комнату входит герцогиня де Валентинуа.
     На мгновение Шина съежилась, ненавидя герцогиню за перенесенные из-за нес страдания. Потом она заметила слезы на прекрасном лице герцогини, когда та приблизилась к кровати и нагнулась, чтобы взять руку Шины.
     - Как мне выразить словами свои чувства, славная моя девочка? Ведь вы приняли эти страдания из-за меня, - произнесла она мягким тихим музыкальным голосом.
     - Со мной.., все.., в порядке, Ваша светлость, - ответила Шина, ощущая неловкость от того, что лежит и смотрит герцогине в глаза снизу вверх.
     - Наоборот. Это непорядок. Это не правильно и бесславно, когда гость из другой страны, живущий под покровительством нашего двора, подвергается подобному обращению. Если бы не герцог де Сальвуар, Бог знает, что могло бы случиться с вами.
     - Герцог де Сальвуар? - переспросила Шина.
     - Да, именно он, - ответила герцогиня. - Это он вас спас. Разве вы не знали?
     - Я.., я знала, что он пришел мне на помощь, когда... когда огонь начал.., жечь мне ноги, - запинаясь, сказала Шина. - Но я так и не поняла, почему он там оказался.
     - Герцог с друзьями совершал верховую прогулку, - начала объяснять герцогиня де Валентинуа. - Он встретил грума, который вел охромевшую лошадь обратно во дворец, и спросил его, что произошло. Тот рассказал, что вы ускакали одна и что ему не удалось вас догнать.
     Герцогиня прервалась на минуту, а затем продолжила ласковым голосом:
     - Любой другой мог не придать этому значения, но герцог обладает удивительным чутьем, которое неоднократно помогало ему на войне и которое помогло ему на этот раз спасти вам жизнь. Герцог де Сальвуар почувствовал - как говорят старики-крестьяне - нутром, что вы в беде. Он позвал своих друзей, которые направлялись в другую сторону, и собрал всех вместе. Он рассказал им то, о чем никто из нас тогда не знал. Оказывается, герцог слышал о шайке реформатов, которые собирались в тайном месте где-то в лесу и чинили заговоры против ревнителей истинной веры.
     - Он знал, что они там? - спросила Шина.
     - Не совсем, - ответила герцогиня. - Ему лишь неофициально сообщили, что одному из лесорубов нельзя доверять. Сплетня, только и всего. Их много летает по апартаментам дворца, и никто не придает им значения. Герцог же запомнил эту сплетню.
     Герцогиня слегка вздохнула и присела на край кровати, держа руку Шины в своих руках.
     - Я всей душой благодарю Бога, что герцог поспел вовремя, - продолжила она. - Я отправила подарки в Нотр-Дам и в монастырь Ле Фий де Дье в знак благодарности за ваше удивительное спасение.
     Затем герцогиня нагнулась и мягкими нежными пальцами убрала Шине волосы со лба.
     - Что вам только пришлось пережить, бедное дитя. Невозможно представить себе тот ужас, который вы испытывали, когда эти ужасные люди так грубо обращались с вами.
     - Я рада, что это случилось не с вами, Ваша светлость, - ответила Шина и, к своему удивлению, произнесла эти слова совершенно искренне.
     - Вряд ли я была бы такой же храброй, как вы, - призналась герцогиня. - Герцог де Сальвуар сказал мне, что вы не кричали, не плакали, не молили злодеев о пощаде, а просто стояли, обратив взор к небу. У кого из нас хватило бы мужества встретить смерть подобным образом?
     - Тем не менее я боялась, мадам, - откровенно призналась Шина. - Неописуемо, жутко боялась. По-моему, эти люди были совершенно безумны.
     - Очень безумны, как разумом, так и душой, - ответила герцогиня.
     С этими словами она встала, подошла к окну и снова вернулась, возбужденно сжимая руки. Каждое ее движение было наполнено удивительной грацией и красотой. Но сейчас Шина впервые заметила следы тревоги на ее лице, которое выражало несомненные мучения от собственных мыслей.
     - Они собирались убить меня, - тихо сказала герцогиня, словно разговаривая сама с собой. - Они хотели убить меня - возможно, так было бы даже лучше.
     Шина промолчала, и герцогиня де Валентинуа так же тихо продолжила:
     - Вы даже не представляете, как я молилась, чтобы этим реформатам не разрешали беспокоить наших добросердечных миролюбивых крестьян. Но где бы они ни появились, там тут же вспыхивают волнения.
     - Чего же они добиваются? - спросила Шина.
     - Вам известно, что это движение захлестнуло всю Европу? - ответ