мужчин рядом с нею повскакивали с мест.
     - Кто еще знает? - угрюмо осведомился один из них. - О ком это вы там болтаете?
     - Сидите спокойно и не шумите, - огрызнулся Лью. - Ни к чему разводить панику. Мисс Леона пришла предупредить нас, что сегодня вечером в замке гости.
     Поэтому мы не станем выгружать товар на берег, но дадим сигнал на яхту опустить его на дно залива. Мы поднимем его потом, когда побережье освободится.
     - А-а, так-то будет лучше, - отозвался другой, судя по тону, старик. - Что-то не шибко нам хочется рисковать.
     - Может быть, имеет смысл просто отослать яхту обратно? - тихо спросила Леона у Лью.
     - Постарайтесь отвлечь внимание его светлости и не позволяйте ему выглядывать в окна, выходящие на море, - последовал ответ. - Вам, с вашей внешностью, это более чем легко. Займите его разговором, и тогда ему едва ли придет в голову глазеть по сторонам.
     Леона поджала губы в знак неодобрения.
     - Это все, что я хотела вам сообщить, - сказала она.
     - Передайте Хьюго, что он может на меня положиться. Все будет сделано как надо. А теперь я должен вас проводить.
     - Спасибо, но я лучше дойду сама.
     - А если я стану настаивать?
     В ее памяти всплыл узкий проход в туннеле, явно слишком тесный для них двоих, и Леона отчетливо представила себе, как он украдкой сжимает ее ладонь в своей, прильнув к ней всем телом.
     - Одна я доберусь быстрее, - ответила она. - Мне нельзя задерживаться! Скоро они выйдут из столовой, и мне необходимо быть там.
     Говоря это, девушка круто повернулась и наклонилась, чтобы подобрать фонарь. Но Лью оказался проворнее, и, прежде чем ей удалось схватить его, холодные крепкие пальцы Куэйла снова вцепились в нее, словно пытаясь удержать.
     - И у вас хватит смелости?
     Он нарочно поддразнивал ее, и в порыве ярости Леона отчаянным усилием вырвала фонарь из его сжатых в кулак рук. Услышав его довольное хихиканье, она, не промолвив больше ни слова, метнулась прочь от него через щель в темноту пещеры и далее бегом, без оглядки по уже знакомому ей подземному ходу. Только хорошо развитое чувство равновесия спасло ее от падения на острые камни, но тут ей вдруг почудился звук шагов за спиною, и, подгоняемая паническим страхом, она помчалась вперед еще быстрее. Миновав благополучно оба потайных отверстия, она достигла наконец главной двери погреба, в которой торчал оставленный ею ключ.
     Поставив фонарь на дубовую скамейку, она задула свечу, повернула ключ в замочной скважине и очень

Глава 3

     - У вас на платье кровь, - тихо произнес лорд Чард.
     - Кровь? Д-да, это кровь, - дрожащим голосом ответила Леона, подыскивая наугад хоть какую-нибудь отговорку, более или менее правдоподобное объяснение, откуда здесь взялось злосчастное пятно, однако все, что ей приходило на ум, - это глубокая кровоточащая рана на щеке предателя, его чуть приоткрытый рот, дрожащие веки и затуманенный страданием взгляд.
     - Я.., я уколола палец... - начала она было, но тут последние силы оставили ее. Комната стремительно закружилась, в глазах потемнело, и девушка почувствовала, что оседает на пол.
     Леона попыталась ухватиться за кого-то или за что-то - она не успела разобрать точно, и потом на несколько минут еще теплившийся в ней огонек сознания исчез, растворился в беспросветной мгле. К счастью, обморок продолжался недолго, и когда она снова пришла в себя, то обнаружила, что чьи-то сильные руки бережно подхватили ее и несут через зал вверх по лестнице.
     В первый момент она подумала, что это Хьюго, но, насколько она помнила, брат никогда прежде не держал ее на руках, по крайней мере, с такой сверхъестественной уверенностью и решительностью. Они преодолели по меньшей мере дюжину ступенек, прежде чем наша героиня, собравшись с мыслями, догадалась, кто это был.
     - Со мной.., все в порядке, милорд, - пробормотала она, едва дыша.
     - Лежите спокойно, - скомандовал он, как ей показалось, строгим и не допускающим возражений тоном.
     - Я не з-знаю.., как это п-получилось... - робко объяснила она.
     - Вам лучше не разговаривать, - ответил лорд Чард. - Скажите мне, где ваша комната?
     - Направо.., в конце к-коридора... - с трудом вымолвила Леона.
     ...Он нес ее все дальше и дальше по проходной галерее, передвигаясь так легко, словно она была невесомой, и у Леоны возникло странное ощущение: ей представлялось, что она уносится вперед, в неведомые просторы, вслед за облаками в небе, оставляя все горести и тревоги позади. Вполне возможно, это чувство было всего лишь наваждением, болезненной фантазией, порожденной слабостью, но все же ей стоило немалого труда взять себя в руки, вспомнив, что этот человек, столь великодушно пришедший сейчас ей на помощь, на деле таил в себе угрозу и его следовало остерегаться.
     К тому времени они уже находились в старой части замка, построенной в эпоху Тюдоров, с узкими извилистыми коридорами, низкими потолками и деревянными половицами, издававшими резкий скрип под ногами лорда Чарда.
     - Комната слева, - прошептала она наконец.
     Дверь была не заперта, и он распахнул ее одним толчком. В комнате царил полумрак, он на миг остановился на пороге, по-прежнему крепко прижимая девушку к себе, пока его глаза не освоились с темнотой и в тусклом свете, проникавшем из коридора, не проступили очертания кровати. Затем с неожиданной для Леоны мягкостью он уложил ее на перину, подсунув под голову подушку и осторожно высвободив руки, как будто она казалась ему настолько хрупкой, что любое резкое движение могло причинить ей вред.
     Она хотела поблагодарить его, но слова не шли с языка, он же, не дожидаясь изъявлений признательности, взял свечу со столика рядом с кроватью, выйдя в коридор, зажег ее от одной из многочисленных тонких свечек, горевших в канделябрах, и принес обратно в комнату. Поставив свечу на место, он выпрямился, пристально глядя на Леону сверху вниз. Девушка была очень бледна, расширившиеся зрачки еще хранили следы пережитого ужаса, к которому добавилось удручающее сознание собственного бессилия. Безусловно, он подметил все: ее судорожное, взволнованное дыхание, едва уловимое дрожание губ, багровое пятно на белом платье и чуть пониже - брызги грязи на подоле, там, где он волочился по дну туннеля.
     И когда, казалось, от его внимания не ускользнула ни одна, даже самая незначительная подробность, он внезапно обернулся и испытующе посмотрел ей прямо в лицо, словно надеясь таким образом проникнуть в самые заветные глубины ее души. Леона была еще слишком слаба, приступ дурноты застал ее врасплох, и поэтому у нее не хватило воли сопротивляться. Вместо этого она только прикрыла глаза, чувствуя, как бледные щеки заливает обжигающий румянец смущения, а из-под сомкнутых темных ресниц медленно, одна за другой, струятся непрошеные слезы.
     - Вам нездоровится, - произнес лорд Чард. - Я позвоню вашей горничной.
     - Н-никто не придет, - ответила она, всхлипывая. - Слуги, должно быть, все на кухне. П-поймите, ваша светлость, ведь мы не ждали гостей, и у них сейчас так много д-дел...
     - Тогда не могу ли я вам помочь? Вы нуждаетесь в уходе.
     В его голосе было столько искренней теплоты и сочувствия что глаза Леоны моментально раскрылись от изумления.
     - Но я - я совершенно здорова, - отозвалась она с таким видом, как будто собиралась его утешать. - Это был просто небольшой обморок. Мне уже л-лучше.
     В подтверждение своих слов она слегка приподнялась на локтях, но от этого усилия голова у нее закружилась, и она, простонав, снова в изнеможении опустилась на подушки.
     - Не шевелитесь, - сказал он. - Я принесу вам воды.
     Он подошел к умывальнику, наполнил стакан холодной водой и поднес к ее губам, заботливо поддерживая левой рукой белокурую головку девушки. Леона отхлебнула, и под воздействием живительной, освежающей горло влаги остатки недомогания развеялись, как не бывало.
     - Спасибо, - пробормотала она, слабо улыбнувшись. - Из вас вышла бы отличная с-сиделка.
     - Мне действительно не раз приходилось ухаживать за ранеными на войне, - ответил лорд Чард. - Я помню, какое страшное потрясение испытал, когда впервые увидел бессчетное число людей, кричащих от боли и истекающих кровью. Мне даже казалось, что я никогда не смогу к этому привыкнуть, но со временем стал относиться к подобным зрелищам более равнодушно.
     Леона опять зажмурила глаза. Она слишком хорошо понимала, о чем он говорил. Он оказался гораздо проницательнее, чем можно было предположить, и, похоже, догадался, что именно вызвало у нее столь сильный безотчетный ужас, отразившийся на всем ее облике. Это была близость смерти, а возможно, чего-то еще более жуткого, нежели смерть... "Я должна остерегаться его", - повторяла она себе вновь и вновь, отчаянно стиснув руки и стараясь вернуть себя к действительности, дабы ненароком не угодить в западню.
     Лорд Чард между тем отнес пустой стакан и, остановившись посредине комнаты, с интересом осмотрелся вокруг. Пламя свечи осветило крохотный будуар, обставленный Леоной по собственному вкусу любимыми предметами, собранными ею со всех уголков замка.
     Комнатка с зарешеченными окнами, выходившими в сад, выглядела совсем маленькой, но довольно уютной.
     На широком, устланном подушками кресле у подоконника лежало несколько книг, по-видимому только что прочитанных ею. Подпорки кровати флорентийской работы, украшенной резьбой и позолотой, были выполнены в виде фигурок ангелов. Ее когда-то привез из Италии предок Леоны, четвертый баронет, известный как большой ценитель и коллекционер изящных вещей.
     Прелестная картина над камином, изображавшая херувимов, играющих с гирляндами роз, несомненно, тоже появилась в доме благодаря ему. Кроме того, здесь нахолилась prie-dieu <Скамеечка для молитвы (фр.).> орехового дерева, судя по отделке, испанского происхождения, а также миниатюрный туалетный столик в стиле королевы Анны, очаровательный в простоте своих линий, и несколько стульев, покрытых затейливым резным орнаментом и увенчанных короной, свидетельствующей о том, что они вышли из придворных мастерских Карла Второго. Каждая деталь обстановки, казалось, имела свое особое значение и сама по себе радовала взор неброской красотой. И повсюду были цветы, наполнявшие интерьер восхитительным ароматом, расставленные в вазах с таким изяществом и фантазией, что любой из букетов производил впечатление законченного произведения искусства.
     - Значит, это и есть ваша комната, - промолвил лорд Чард.
     - Да, это мое самое любимое место, единственное, где я по-настоящему чувствую себя дома, где все мне дорого и близко, - ответила Леона непроизвольно, не отдавая отчета в своих словах. Она как бы поведала ему, сама того не желая, о своем одиночестве, о том населенном поэтическими образами мире, в котором она существовала, когда Хьюго не было рядом и никто, кроме слуг и лавочников, не переступал порога замка.
     Лорд Чард, нагнувшись, поднял одну из книг.
     - Я вижу, вы читаете "Возвращенный Рай" <Поэма выдающегося английского поэта Дж. Мильтона (1608-1674).>, - заметил он. - Вы полагаете, что нашли здесь тот рай, к которому в душе стремитесь?
     - Может быть, я не очень ясно представляю его себе, - призналась Леона. - Во всяком случае, иначе, чем это описано у Мильтона. Мой рай похож скорее на весенний сад, полный птиц и цветов, где море всегда спокойно и ласково, солнечные лучи пробиваются через листву деревьев и каждое дуновение ветерка волнует и завораживает, словно общаешься с близким другом. Вот что такое для меня Небеса...
     Она снова говорила, не задумываясь, забыв о том, кто перед нею. Внезапно щеки ее вспыхнули, и она произнесла поспешно:
     - Но я з-задерживаю вас, милорд. Вам все это вряд ли интересно. Мне намного лучше, клянусь вам, да и мой брат, должно быть, заждался вас внизу.
     Лорд Чард положил книгу обратно и повернулся к двери.
     - Вы уверены, что вам опять не станет плохо?
     - Вполне, - отозвалась Леона. - Еще раз спасибо вам за все.
     - Не стоит благодарности, - мягко ответил он. - Напротив, мне кажется, это я виноват в том, что вы так расстроены. Мой приезд сюда, очевидно, доставил вам массу затруднений.
     В словах его явно содержалось нечто большее, чем обычное извинение. Знал ли он, в какое неимоверно затруднительное положение их поставил? Догадывался ли он, что в этот самый момент экипаж яхты, пересекшей Ла-Манш, получил сигнал опустить груз под воду, потому что Лью Куэйл и носильщики не осмелились выйти на лодках в море, чтобы переправить его на берег?
     Леоне нечего было сказать. Ей не хотелось разубеждать его даже из вежливости, и, когда она промолчала в ответ, лорд Чард положил руку на дверь.
     - Спокойной ночи, мисс Ракли! Надеюсь, ваш сон ничто не потревожит.
     - Того же и я желаю вашей светлости.
     Приподнявшись, она наблюдала, как он вышел, закрыв за собой дверь. Затем она прислушивалась к звуку его удалявшихся шагов, пока они не растаяли в глубине коридора.
     Когда кругом воцарилось безмолвие, нарушаемое лишь биением ее сердца, девушка закрыла лицо руками.
     С той самой минуты, когда Хьюго неожиданно приехал, чтобы сообщить ей о том, что лорд Чард находится на пути в замок, она постоянно чувствовала себя на краю пропасти. Все события последних часов обрушились на нее волною страха и мрачных предчувствий: предобеденная суматоха, напряжение, вызванное затянувшейся трапезой, опасения за будущее - свое и брата - и этот безрассудный, полный отчаяния рывок через туннель, чтобы предупредить Лью Куэйла.
     При одной мысли о нем пальцы ее задрожали, она глубоко, судорожно вздохнула. Ах, как она его ненавидела! Все в нем - выражение его глаз, издевательские нотки в голосе, фамильярный изгиб губ - казалось ей воплощением зла, порочности и коварства, словно он был самим дьяволом во плоти.
     Стараясь избегать любых воспоминаний о нем, забыть чувство отвращения от прикосновения его шершавой ладони, она снова явственно увидела перед собою лицо связанного человека, его окровавленную грудь, и промелькнувшее в ее сознании видение крови, сочившейся из его ран, тут же напомнило ей о пятне, оставшемся на юбке. С внезапно вернувшейся к ней энергией Леона спрыгнула с постели, быстро расстегнула крючки платья и сбросила его на пол.
     Когда Хьюго подарил ей это платье, Леона нашла его великолепным, однако от природы она была слишком скромна и непритязательна, чтобы носить его. Теперь, когда она узнала правду, никакая сила на свете не могла бы вынудить ее снова надеть на себя платье, которое прошло через руки Лью Куэйла. Возможно, он выбрал его с помощью одной из женщин сомнительного поведения, увивавшихся за ним. Лью наверняка представлял ее себе в новом наряде, и при всей своей неприязни к нему она не могла отрицать, что со свойственной ему проклятой ловкостью он ухитрился купить платье, которое не только пришлось ей к лицу, но и сидело как влитое. Каким образом он сумел с такой точностью определить ее размеры? Само это соображение заставило ее вздрогнуть от омерзения. Мягкая белоснежная материя казалась ей теперь чем-то скользким, тошнотворным, до чего боязно было даже просто дотронуться, а тем более коснуться живым, теплым телом.
     Оставив платье лежать на полу, она натянула ночную рубашку и забралась под одеяло. Однако вздремнуть ей не удалось. Она без сна распласталась на постели, поворачиваясь в темноте с боку на бок, в бессвязных молитвах умоляя небеса сжалиться над несчастным, которому еще до рассвета предстояло расстаться с жизнью, и позволить ему умереть по возможности быстро и без страданий, хотя и понимала, что это совершенно безнадежно.
     Леона знала, что контрабандисты по всему побережью были способны на поступки, чудовищные по своей жестокости. С самого детства ей приходилось слышать рассказы о том, каким бесчеловечным пыткам они подвергали попавших к ним в руки служащих таможни, как уличенных в шпионаже или доносительстве ослепляли, прежде чем медленно умертвить их. Но одно дело - судить о подобных вещах по слухам, и совсем другое - увидеть своими глазами, как это происходит.
     На протяжении долгих часов ночи она испытывала острую, почти физическую боль от жалости к жертве и не менее жгучую ненависть и презрение к его мучителям. Но над всем остальным преобладало щемящее ощущение прострации и душевной пустоты. Она ничего не могла сделать, ничем не могла помочь ему, кроме молитв, хотя и сознавала, что даже самых искренних и горячих сердечных излияний было недостаточно.
     Она не слышала, как Хьюго и его гости разошлись по своим комнатам. Лорд Чард и Николас Уэстон разместились в западном крыле, но спальня Хьюго находилась всего лишь за несколько дверей от ее собственной, и ее удивило, что он не зашел проведать ее перед сном.
     Она прислушивалась и ждала и, когда в конце концов он так и не появился, поднялась с постели и отдернула занавески. Заря только занималась, парк был еще погружен в густую тень, но небо на востоке мерцало золотисто-розовым светом. Легкая дымка окутывала все вокруг, предстоящий день обещал быть жарким и безоблачным. Птицы уже проснулись, и цветы едва начали раскрывать свои лепестки, словно замерев в ожидании восходящего солнца. Тишина и очарование предутреннего сада немного ослабили тревожное смятение в сердце Леоны.
     Отвернувшись от окна с едва различимым вздохом, она заметила свое платье, лежавшее на дубовом паркете, там, куда она бросила его накануне, и, отведя поспешно взгляд, начала одеваться. Леона облачилась в старенькое серое ситцевое платье, которое носила уже столько времени, уложила волосы, затем, слегка содрогнувшись от отвращения, подобрала белый шелк и вышла в коридор.
     Свечи давно догорели, но она двигалась вперед осторожно и уверенно, ее серое платьице растворялось в полумраке охваченного сонной негой дома, делая ее похожей на призрак. Дойдя до комнаты Хьюго, она обнаружила, что дверь открыта, и заглянула внутрь. Комната оказалась пустой, портьеры не были опущены, и достаточно было беглого взгляда, чтобы убедить, что на кровати этой ночью никто не спал.
     "Что могло случиться? - недоумевала Леона. - Неужели у Хьюго хватило глупости отправиться на поиски Лью Куэйла, воспользовавшись отсутствием лорда Чарда?"
     Подталкиваемая ужасным подозрением, девушка сбежала вниз по лестнице и помчалась через зал в гостиную. Но когда она приоткрыла дверь и увидела, что там творилось, то не знала, смеяться ей или негодовать.
     Хьюго развалился на софе в углу, голова его запрокинулась, нога покоилась прямо на атласной диванной подушке. На полу рядом с ним валялась разбившаяся вдребезги рюмка, по-видимому выскользнувшая из его вялой руки, когда он окончательно впал в беспамятство. В кресле напротив, раскинув ноги, полулежал Николас Уэстон. Он тоже крепко спал, и с каждым вздохом его пьяный храп разносился по всей комнате, заглушая тиканье каминных часов. Между ними на маленьком столике стоял опустевший графин.
     Некоторое время Леона смотрела на них в нерешительности, потом на цыпочках пересекла гостиную, отодвинула занавески и настежь распахнула створки широкого французского окна <Створное окно, доходящее до пола.>.
     Бодрящая прохлада летнего утра ворвалась в помещение, унося прочь винные пары и тяжелый запах табака. Не дожидаясь, однако, пока приток свежего воздуха разбудит обоих джентльменов, она вышла на террасу и, все еще сжимая в руке злополучное платье, направилась через розарий в сторону запущенного фруктового сада, начинавшегося сразу за газонами. Трава была покрыта обильной росой, но Леона словно не замечала, что ее легкие комнатные туфли промокли до самых чулок. Она брела как бы наугад, погруженная в невеселые размышления, и даже романтическая красота ее любимого парка оставляла ее в этот момент равнодушной.
     У окраины сада, на маленьком, специально расчищенном участке, было устроено кострище, где обычно сжигали опавшие листья, сорную траву с клумб и прочий мусор. Слабый солоноватый ветерок, дувший с моря, слегка развеял покрывавший его серый пепел.
     Подняв о