Сальвуаром слов.
     Когда Шина подошла к покоям молодой королевы, то обнаружила первую комнату пустой, а дверь в гостиную слегка приоткрытой. Из нее доносились чуть приглушенные голоса - высокий взволнованный мелодичный голос Марии Стюарт и другой, явно принадлежавший мужчине.
     Девушка остановилась, раздумывая, не помешает ли она разговору и стоит ли ей постучать и войти или же подождать, когда собеседник королевы выйдет.
     - Не сердитесь на меня, Ваше Преосвященство, - услышала она слова Марии Стюарт. - Не забывайте, я взрослею.
     - Я не забыл этого, - послышался тихий низкий голос кардинала де Гиза. - Но взросление влечет за собой новые обязательства, новые обязанности и новую ответственность.
     - Я слишком молода для всего этого.
     Шина зримо представляла себе тот самый взгляд Марии Стюарт, легкий, из-под длинных ресниц, который она наверняка использовала в беседе с кардиналом.
     Кардинал не ответил, и через мгновение юная королева продолжила:
     - Я так счастлива здесь, во Франции. Вес так добры ко мне, и теперь у меня, как и у моего жениха, есть поклонники, много поклонников. Ваше Преосвященство заметили это?
     - Я заметил, Ваше Величество, - ответил кардинал. - Это хорошо, что вами восхищаются. Но как ваш духовный наставник я не могу не предостеречь вас, что играть с мужскими сердцами - все равно что играть с огнем.
     - И все же, как и огонь, любовь и обожание так дивно греют и волнуют, - ответила Мария Стюарт. - Мне нравятся мужчины, Ваше Преосвященство. Мне нравится, когда они собираются вокруг меня. Мне нравится разговаривать с ними. Мне нравится видеть восхищение в их глазах и знать, что они безраздельно находятся в моей власти.
     - Ваше Величество очень откровенны, но ваши слова наполняют меня глубочайшей тревогой, - ответил кардинал. - Женщина имеет право на восхищение, но его, как крепкий ликер, нужно смаковать, а не пить большими, жадными глотками.
     - Но я не желаю быть предусмотрительной и осторожной, как какая-нибудь матрона преклонных лет! - воскликнула Мария Стюарт. - Хотя я и взрослею, мне хочется всегда оставаться молодой, хочется наслаждаться жизнью, хочется запомнить каждый ее миг. Это так восхитительно!
     Возникла пауза, и Шина предположила, что кардинал изумленно смотрит на молодую королеву. Затем де Гиз тихо сказал:
     - В вашем окружении так много преданных женщин.
     Смею ли я дать вам совет воспользоваться их дружбой и, возможно, научиться у них быть немного более.., осмотрительной, более благоразумной, более осторожной с теми, кому вы дарите свои симпатии?
     - О, женщины так завистливы и скучны!
     В голосе Марии Стюарт прозвучала легкая нотка неповиновения, и Шина представила себе, как алые губки королевы немного надулись. Так бывало каждый раз, когда кто-то не исполнял ее желаний.
     - Не все женщины таковы, Ваше Величество - ответил кардинал с некоторым изумлением в голосе. - Например, у вас должно быть много общего с милой барышней Шиной Маккрэгган, которая недавно приехала из вашей родной страны.
     Мария Стюарт усмехнулась.
     - Шина действительно "милая девушка", как сказали бы Ваше Преосвященство. Но что касается чего-то общего, скажите, в чем наши интересы могут пересекаться? Она постоянно говорит мне о Шотландии, этой бесплодной, холодной, нищей земле. А я люблю Францию. Я хочу жить здесь, при дворе. Я хочу стать вашей королевой.
     Шина закрыла рот рукой, чтобы хоть немного сдержать восклицание от услышанного. Что бы подумали ее отец и другие шотландские вельможи, если бы услышали сейчас эти слова королевы?
     - А как же Англия, Ваше Высочество? - последовал вопрос кардинала.
     - Разумеется, я хочу стать и королевой Англии, - ответила Мария Стюарт. - Три короны! Мне так хотелось бы, чтобы мою голову венчали сразу три короны! Впервые в истории женщина правила бы тремя государствами одновременно. Но Ваше Преосвященство наверняка знает, что не женщины посадят меня на трон, а мужчины - мужчины. которые будут сражаться ради меня; мужчины, которые будут готовы отдать свою жизнь ради меня.
     Шина не могла этого больше вынести. Она думала о тех людях, которые погибли, о тех, которые сражались в этот момент, веря, что поступают правильно, готовые переносить невиданные мучения, чтобы их законная королева вернулась в Шотландию и правила ими.
     Шина бесшумно прошла через пустую первую комнату назад и вернулась в коридор. Теперь она знала, что миссия, с которой ее прислали, оказалась целиком и полностью невыполнима.
     Шина и раньше знала, что Марию Стюарт не интересовали рассказы о героизме и преданности, патриотизме и верности шотландского народа. Она отказывалась взглянуть в лицо правде и часто меняла тему разговора и переходила на обсуждение своих нарядов и украшений, на какой-нибудь бал, который давали накануне, на бал, который скоро состоится. Задумываясь над этим, Шина пыталась найти оправдание легкомысленности Марии Стюарт.
     - Она еще так молода, - говорила Шина самой себе. - Она все еще ребенок, зачарованный блестящими безделушками, и не вполне осознает все сложности жизни!
     Разговор же, который она только что невольно подслушала, исходил не из детских уст, а из уст женщины, причем женщины, которая хорошо знает, чего хочет, и твердо намерена добиться задуманного.
     О Шотландия! Прекрасная Шотландия! Мысли о ней всецело овладели душой Шины. Она отчаянно задавала себе вопрос: что готовит будущее, и как ей сообщить тем, кто возложил на нее эту миссию, хотя бы долю правды?
     Не находя ответа, она шла по коридору к огромной лестнице, которая вела в центр дворца. По ее величественным мраморным ступенькам можно было спуститься в центральный зал. Какое-то время Шина стояла наверху и смотрела вниз. Неожиданно она увидела двух человек, которые о чем-то оживленно беседовали.
     Поначалу, погруженная в свои мысли, она их не рассмотрела; затем, когда уже начала спускаться, узнала в стоящем спиной к лестнице мужчине герцога. Его собеседница, женщина, с чуть откинутой назад головой, что придавало ей трогательный вид, оказалась графиней Рене де Пуге.
     Графиня выглядела очень привлекательно, в свойственной ей слегка бесстыдной и вольной манере. Ее длинные бриллиантовые серьги покачивались и ярко блестели на фоне белоснежной кожи ее шеи. Она что-то говорила с большой искренностью, а потом, когда Шина посмотрела на них, нежно положила руку герцогу на плечо, одновременно прижимаясь к нему, как будто этим простым движением она отдавала ему всю себя.
     Неожиданно Шина ощутила странное чувство. Едва ли не боль, как будто кто-то вонзил острый кинжал ей в сердце.
     Какое-то мгновение она стояла и смотрела на герцога и графиню, затем повернулась и побежала на дрожащих ногах в свою спальню.
     Шина вбежала в комнату, которая, к счастью, оказалась пуста, и заперла за собой дверь. Задыхаясь, она прижалась спиной к двери, но ее частое дыхание было вызвано не только физическим напряжением.
     Она простояла так несколько секунд, прежде чем откуда-то из глубины ее души вырвался крик. Пробежав через всю комнату, Шина бросилась на кровать лицом вниз.
     Она распознала эту боль, которая, казалось, раздирала ее на части. Теперь она испытывала страдания, которые не могли облегчить слезы.
     Это ревность, в этом нет никаких сомнений. Шине пришлось смириться с правдой и принять ее без всякого лицемерия и притворства. Ревность, которая, как ядовитая змея, своими холодными кольцами безжалостно сдавливала ее. Ревность, вызванная тем, что она любит герцога де Сальвуара!
     Ей казалось, она знала об этом чувстве с того самого момента, как он пришел ей на помощь, когда она стояла, привязанная веревками к столбу, и языки пламени лизали ее ноги. Она знала это, когда он укутал ее в свою накидку и взял на руки. Она знала это по буре слез и по чувству полнейшей безопасности и покоя, охватившему ее, когда они с герцогом в одном седле возвращались домой.
     Теперь ей казалось, что, возможно, она знала об этом даже еще раньше. Шина поняла это по тому чувству, которое нахлынуло на нее при первой встрече с графом де Клодом.
     Она думала, что это ненависть, но теперь знала точно - ее чувство гораздо сильнее. Такое бывает, когда женщина наполовину напугана и наполовину очарована мужчиной, который станет ее господином.
     - Я люблю его!
     Шина прошептала эти слова, понимая их полную безнадежность. Разве недавно она не видела ярость на его лице, когда он тряс ее, как провинившегося ребенка, а потом грубо и бесцеремонно поцеловал, и при этом злобный огонь пылал в его глазах? Он не испытывал к ней любви. Она раздражала и злила его, он презирал ее за то, что ему то и дело приходилось спасать ее от неприятностей.
     Шина чувствовала себя оскорбленной недавним унижением и мыслью о том, как герцог застал ее с маркизом в тенистой беседке, когда тот пытался целовать ее. Она снова вспомнила циничную ухмылку на его лице, когда она, растрепанная, выбежала из сада, а граф Гюстав де Клод бежал за ней с ее шалью. Шина вспомнила презрение в голосе герцога, когда она вошла в комнату постоялого двора в Бресте <Портовый город на западе Франции.>.
     Это произошло в тот самый день, когда она впервые ступила на землю Франции.
     Она полюбила его! Это было безумно, смешно, невероятно, немыслимо и в то же время спорить с этим чувством совершенно бесполезно. Здесь не могло быть ошибки. Ее тело пронзила отравленная стрела ревности, когда она увидела, с какой фамильярностью графиня положила руку ему на плечо и придвинулась ближе к нему.
     Так, значит, они любовники! Шина была уверена в этом, и тем не менее все ее естество молило, чтобы это оказалось не так.
     Неожиданно она поднялась с кровати, на которую недавно упала.
     - Я непременно должна вернуться в Шотландию, - произнесла она вслух. - Здесь мне больше нечего делать. Я вернусь домой и постараюсь убедить отца и остальных шотландских дворян в том, что все в порядке и Мария Стюарт оправдает их желания и стремления.
     Шина знала, что ставит перед собой трудную, почти невыполнимую задачу, и все же она отказывалась лишить человека тех идеалов, которыми он живет и за которые готов отдать свою жизнь. Пусть шотландцы продолжают верить в то, что Мария Стюарт заботится о них, так же как они заботятся о ней. Шина будет молиться, чтобы они никогда не были разочарованы.
     Лицо Шины выражало твердую решительность, когда она села за секретер и взяла перо и лист бумаги.
     Шина решила, что напишет отцу о том, что ей необходимо без всякого промедления вернуться домой. По крайней мере ей нужно подготовить его к своему внезапному приезду. Отослав письмо, она отправится в порт в надежде найти корабль и упросить капитана взять ее.
     Шина неожиданно испытала острый приступ тоски по величественным, придающим силу и уверенность в себе горам, по прозрачным, кристально чистым ручьям, по холодному, пронизывающему ветру с Северного моря, по неповторимому запаху вереска.
     Слишком долго она была уступчивой и спокойной, слишком много времени провела при дворе, где людей заботили исключительно тривиальные вещи: рыцарские поединки, балы, торжественные приемы и маскарады, в общем, все, что составляло ежедневную череду увеселений и забав для тех, кому постоянно хотелось новых развлечений и ощущений.
     - Я должна вернуться домой, - прошептала Шина, а потом вдруг с болью поняла, что оставит здесь, во Франции, свое сердце.
     В ее жизни больше никогда не будет упоительного очарования этой неповторимой страной, думала она. Она знала это интуитивно. С самого детства Шина мечтала о мужчине, которого она однажды встретит и будет любить всем сердцем, всем своим существом. Она совершенно не представляла себе, что он будет таким, как герцог де Сальвуар. Однако теперь ей стало ясно, что каким-то таинственным образом герцог завладел ее воображением, воплотив в себе все черты героя се грез и сновидений.
     Девушка закрыла глаза и поняла, что его красивое усталое лицо навсегда останется в ее памяти, и в каждом мужчине она будет видеть его. Но ни один мужчина не сможет подарить ей счастье, как и она не сможет полюбить другого человека, кроме герцога.
     Шина подняла руку и кончиками пальцев коснулась губ.
     Он совсем недавно поцеловал се. Она будет это помнить, хотя от того поцелуя осталось лишь горькое воспоминание.
     Если бы герцог хотя бы один раз поцеловал ее нежно, в знак дружбы или даже чего-то большего, чем дружба и обычная симпатия, то она могла бы умереть счастливой. Но его поцелуй был как клинок - жестокий, грубый, безжалостный. После него ее бросило в дрожь от непонятного огня, который разгорелся внутри. Теперь она знала - это была любовь.
     - Любовь нежна и добра.
     Шина вспомнила фразу, которую часто повторяла в детстве. Все ложь. Любовь жестока и беспощадна! Это пламя жгло ее сильнее, чем то, которое зажгли у ее ног реформаты.
     - Я люблю его! Я люблю его!
     Весь день Шина провела в спальне. Она сочиняла письмо отцу, пыталась составить письмо королю и написала еще одно - Марии Стюарт, в которых она благодарила их за радушие и сожалела, что неизбежные обстоятельства вынуждали ее вернуться домой.
     К двери подошла Мэгги и постучала, но Шина не впустила ее.
     - У меня болит голова, Мэгги, и я хочу побыть одна, - сказала она и услышала, как обиженная горничная, ворча, пошла прочь.
     Пару раз Шина подходила к окну, открывала его и прижималась пылающими щеками к стеклу. Она выглядывала в тихий, залитый солнцем сад, понимала, что в ее душе идет безжалостная битва чувств и для нее нет мира, а только война и хаос.
     - Я люблю его!
     Солнце садилось, когда она произнесла эту фразу в тысячный раз и почувствовала, что ее глаза все еще сухи, потому что она не смела плакать при мысли, что уедет от того, которого она так страстно любит.
     Наконец, когда над дворцом начали опускаться сумерки, Шина позвонила в колокольчик и пригласила Мэгги зайти к ней.
     - Завтра утром мы уезжаем в Шотландию, - начала Шина. - Ты соберешь мои вещи?
     Заметив недоуменное выражение лица Мэгги, она поспешно добавила:
     - Оставь все платья, которые мне здесь подарили. Дома они мне будут ни к чему.
     - Возвращаемся в Шотландию! - воскликнула Мэгги. - Вы получили дурные вести из дома, мистрисс Шина?
     - Да, дурные вести, - медленно ответила ей Шина, думая о том, что ничего не может ранить сильнее, чем боль и одиночество.
     - Я сделаю все, как вы скажете, - продолжила Мэгги, - мне так хочется снова увидеть нашу славную страну и поговорить с нашими славными людьми.
     Мэгги явно хотелось посплетничать, Шина знала это, но намеренно отвернулась в сторону, понимая, что сейчас не вынесет очередную приукрашенную историю Мэгги о каком-нибудь скандале, которую та узнала от других слуг.
     В дверь постучали. Мэгги пошла открывать. Она долго с кем-то разговаривала, причем настолько долго, что Шине, несмотря на ее состояние, стало любопытно, и она крикнула:
     - В чем дело, Мэгги? Кто там?
     Мэгги вернулась в комнату с платьем в руках.
     - Это подарок от Ее Величества королевы, - сказала она. - Она просит вас надеть его и проследовать в ее покои. Кажется, она срочно желает встретиться с вами, правда, я не знаю зачем.
     - Скажи Ее Величеству, что у меня легкое недомогание и что я не могу принять ее любезное предложение, - ответила Шина.
     Мэгги замешкалась, прежде чем передать эти слова, поскольку знала, как знала это и сама Шина, что такой ответ, конечно же, не вызовет одобрения.
     - Делай, как я сказала, - резко бросила Шина. - Завтра мы уезжаем. Какая разница, что они сегодня подумают обо мне?
     Внезапно у нее появилось отвращение ко всем им, даже к шотландской королеве, которую она была готова ревностно защищать, когда впервые приехала во Францию. Эта "спящая пантера"! Или она все-таки была просто безобидной, слабой женщиной, отодвинутой обстоятельствами на задний план, какой она и казалась?
     Какое это имело значение? Разве это вообще могло иметь какое-то значение? Шина задавала себе этот вопрос снова.
     Завтра она уезжает. Она навсегда освободится от всех этих недобрых, лицемерных людей и их интриг. Через несколько лет они станут лишь призраками в глубине ее сознания, воспоминаниями, которые, возможно, будут забавлять ее долгими зимними вечерами, когда больше нечем будет заняться.
     Она пыталась представить себе, обрадуется ли отец встрече с ней. Вряд ли. Он не был к ней душевно привязан, Шина хорошо знала это. Его сердце и все доброе и нежное, что было в нем, исчезло вместе со смертью матери Шины. Сейчас в его сердце остался лишь патриотизм, любовь к родной Шотландии, желание избавить свою страну от вероломных завоевателей, которые уничтожали не только ее замки и крепости, но также и истребляли мужское население.
     Никто не встретит ее дома, думала Шина, но по крайней мере ей не придется притворяться. Она сможет сидеть в саду и мечтать о герцоге; она сможет гулять по вересковым полям и громко, вслух выкрикивать его имя, и никто не услышит ее, кроме куропаток и чаек, прилетающих с моря, и никто никогда не узнает о ее истинных чувствах. Очень скоро герцог де Сальвуар даже не вспомнит простую шотландскую девушку, которой когда-то разбил сердце.
     Вернувшаяся Мэгги подошла к двери, держа в руках платье. На ее лице была написана тревога.
     - Кажется, паж решил, что ваш отказ оскорбит его госпожу, - заявила она.
     - Завтра мы уедем, - ответила Шина.
     - Ах, хоть это утешает, - вздохнула Мэгги.
     Из-под комода она вытащила большой дорожный сундук. Он явно видал лучшие виды, и ему также сильно досталось во время изнурительного морского путешествия, но Мэгги дотронулась до него так, как будто это был ее старый надежный друг.
     - Поторопись, Мэгги, - не выдержала Шина.
     Вместо ответа Мэгги опустилась на пятки и вопрошающе посмотрела на свою хозяйку.
     - Что вас тревожит, мистрисс Шина? - спросила она. - Что-то случилось, я это хорошо вижу. Ответьте мне! Я ведь не слепая. Вы чем-то сильно расстроены.
     Немного помолчав, она затем снова настойчиво спросила:
     - Так что это за вести, которые вы получили? Они точно из дома? Или что-то расстроило вас здесь, при дворе?
     - Ты права, - сказала Шина усталым голосом. - Меня кое-что расстроило здесь. Но, Мэгги, я не могу об этом говорить, не сейчас. Возможно, позже, когда мы уедем, когда все будет позади.
     Неожиданно ее голос оборвался. Сможет ли она смириться с мыслью, что никогда его больше не увидит, не услышит его голоса, не испытает сладостную дрожь от его приближения?
     В ее глазах было столько страдания, что Мэгги поспешно отвела взгляд.
     - Надеюсь, вы знаете, что делаете, - угрюмо заметила она.
     В дверь постучали, но прежде чем Мэгги успела подняться, дверь открылась и комнату озарило сияющее великолепие. Это была графиня Рене де Пуге, в изумрудно-зеленом атласном платье, украшенном бриллиантами и жемчугом. На ее шее и запястьях сверкали такие же украшения из драгоценных камней.
     Графиня величественно проследовала до середины комнаты, и Шина увидела, что за ней следует паж с тем же самым белым платьем, которое ему только что вернула Мэгги.
     - Мистрисс Маккрэгган, - начала графиня резким тоном. - Несколькими минутами ранее я отправила к вам пажа с приглашением от Ее Величества королевы Екатерины. Он вернулся и сообщил, что у вас легкое недомогание. Но мне кажется, что с вами все в порядке.
     - Прошу простить меня, Ваша светлость, - сказала Шина, пытаясь сохранять достоинство. - Я не больна, но у меня нет желания веселиться, и мне бы не хотелось, чтобы мое плохое настроение передалось Ее Величеству.
     - Ее Величество сами решат, что передастся, а что нет, - резко ответила графиня. - Вы совсем недавно при дворе, сударыня, и поэтому, полагаю, ваш поступок вполне можно простить. Однако приглашения, подобные тому, которое вы только что получили, никогда не отвергаются.
     В ее голосе слышалось столько величавого презрения, что Шина невольно нач