ив  накануне  и  прямо  помолодел  на  десять  лет,  когда  милорд
предложил ему подождать уходить на покой, а  теперь  он  чуть  ли  не  в
слезах.
   Алинда молчала, и Люси ничего не оставалось, "сак покинуть комнату.
   Несколько минут девушка смотрела в окно невидящими глазами.  Впрочем,
она еще до ухода Люси  приняла  решение  и  только  откладывала  его  из
робости.
   Она отворила дверь в коридор и убедилась, что там  пусто.  Люси  уже,
наверное, спустилась  по  черной  лестнице  на  кухню,  и  можно  только
вообразить, какие жаркие дебаты развернулись среди прислуги.
   Алинда также воспользовалась черной лестницей и очутилась  возле  той
самой двери, где ее вчера поцеловал Роджер. Но  сейчас  ей  было  не  до
воспоминаний.
   Она проскользнула в сад и,  держась  поближе  к  кустам,  окаймлявшим
аллею, чтобы не привлекать ничьего внимания, заторопилась прочь от дома.
Внутренний голос подсказывал ей, что надо идти к озеру.
   Было еще светло, и островок, к которому вел изящный мостик,  выглядел
еще более очаровательным, чем в сумерках. Белоснежные чаши водяных лилий
слегка  колебались  у  берегов  от  ласкового  ветерка.  Лебеди,  словно
грациозные галеоны, проплывали  под  мостом,  оставляя  позади  себя  на
гладкой воде еле заметный след. В  солнечных  лучах  сиял  ослепительным
блеском в обрамлении темной зелени белоснежный греческий храм.
   Как она и ожидала, Роджер был там. Он сидел на скамье, склонившись  и
обхватив голову руками.
   Алинда замерла, глядя на него. Сердце ее переполняла жалость.
   - Я проиграл, Алинда! - глухо сказал он, словно почувствовав, что она
рядом.
   Она подошла, присела на скамью рядом с ним.
   - Не вините в этом себя. Тут нет вашей вины.
   - Мне не следовало быть таким грубым с матерью, но  я  не  сдержался,
увидев, как обошлись с нашей  часовней  -  местом,  где  отпевали  моего
умершего отца, где меня крестили, где все мои предки -  из  поколения  в
поколение - отмечали знаменательные события в своей жизни - и радостные,
и печальные.
   - Я вас понимаю, - мягко произнесла Алинда.
   - Я был рассержен, я был  так  зол,  -  оправдывался  Роджер,  словно
ребенок, признающийся в своем проступке человеку взрослому и умудренному
опытом.
   - Ваша матушка была уже  возбуждена  тем,  что  случилось  до  вашего
разговора, - сказала Алинда. - Мне кажется, что она передумает. Я  почти
уверена.
   - О чем вы говорите? - Граф с недоумением посмотрел на нее.
   - Она выгнала мистера Хэнсона.
   - Что?! -  Его  восклицание  прозвучало  в  тишине,  как  пистолетный
выстрел. - Как вы узнали? И что послужило тому причиной?
   - Его записка, адресованная мне, которую  перехватила  ваша  мать,  -
тихо сказала Алинда.
   Роджер бросил на нее недоверчивый взгляд.
   - Он посылал вам записки?
   - Дважды. В первый раз ее подсунули мне  под  дверь.  Он  писал,  что
будет ожидать меня в полночь в библиотеке.
   - И как вы поступили?
   - Я порвала записку и, конечно, никуда не пошла.  Но  он  внушал  мне
страх.
   Губы Роджера плотно сжались.
   - Даже не стану говорить вам, что я чувствую, узнав о  возмутительной
наглости этого негодяя.
   - Он считает себя неотразимым и думает, что ни одна  девушка  в  моем
положении не посмеет отказать ему, - пояснила Алинда.
   - Этот человек вызывает у меня  омерзение,  как  какая-то  гадина,  -
произнес граф резко.
   - Когда ваша мать столкнулась на парадной лестнице с лакеем,  который
нес мне записку по приказанию мистера Хэнсона, она прочла ее и, конечно,
рассердилась. И, очевидно, сказала мистеру Хэнсону, что между  ними  все
кончено.
   Роджер молчал, опустив голову.
   Алинда набралась смелости продолжить:
   - Как вы  не  можете  понять?  Ваша  мать  была  глубоко  уязвлена  и
выместила это на вас. Завтра, когда мистер Хэнсон уедет, вам удастся,  я
уверена, уговорить ее отказаться от необдуманного решения.
   - Сомневаюсь.  Если  даже  она  благополучно  избавится  от  Хэнсона,
появятся другие мужчины. Ведь так было и раньше, К тому же она ненавидит
Кэлвидон.
   - И это некоторым образом можно понять. Для вас он много значит,  как
и когда-то для вашего отца, а она вас ревновала к Кэлвидону.
   - Неужели все женщины так ревнивы? - усмехнулся  Роджер.  -  Абсурдно
ревновать мужчину к неодушевленным предметам, к статуям, картинам, дому!
   - У этого дома есть душа, - возразила Алинда. - Она живет в вас.  Она
переселилась к вам, когда умер ваш отец,  а  миледи  хотелось,  чтоб  вы
душою принадлежали только ей одной. Она не желала делить вас ни с кем  и
ни с чем.
   - Да, да, я понимаю. Но что бы вы ни говорили мне в утешение, Алинда,
все равно у меня такое чувство, что наши дороги окончательно  разошлись.
Она переедет в Лондон и все деньги заберет с собой.
   В голосе его явственно ощущалась боль.
   - Как я могу допустить, чтобы люди, преданные мне, испытывали  нужду?
Барроуз уже стар, и новую работу ему никто  не  предложит,  Ходжес  тоже
будет вынужден уйти на покой, хотя он был на вершине  счастья,  когда  я
попросил его остаться. А как быть с миссис Кингстон, которая  всю  жизнь
провела в этом доме и предана ему всей душой?
   - Я все это знаю, - мягко произнесла Алинда. - И  именно  поэтому  вы
обязаны найти выход.
   - Какой выход? - с отчаянием воскликнул граф. - Я  в  тупике,  откуда
нет выхода.
   - Не правда,  выход  непременно  найдется.  Ищите!  Ее  настойчивость
удивила Роджера. Некоторое  время  он  молчал,  нахмурив  лоб,  и  вдруг
оживился:
   - Вы правы! Из любого положения надо выходить с честью!
   - У вас нет собственных средств? - решилась спросить Алинда.
   -  Мое  содержание  составляет  семь  тысяч  фунтов  в  год.   Вполне
достаточно  для   комфортной   жизни   холостяка,   путешествующего   по
заграницам. Можно также поселиться в нашем фамильном особняке в Лондоне,
но он, как и все остальное имущество и  недвижимость,  принадлежит  моей
матери.
   Помолчав, он с горечью добавил:
   - Я в состоянии покрыть издержки Кэлвидона за месяц, не более. И  то,
если экономить на всем.
   - А у вас есть что продать?
   - Я не намерен следовать совету матери и продавать картины, собранные
моими предками. Я никогда не считал, что они моя  личная  собственность.
Они принадлежат также будущим поколениям Кэлвидонов. То  же  самое  и  с
поместьем. Каждый акр - это бесценное наследие, и я должен передать  его
в сохранности тем, кто будет после меня.
   Он на минуту задумался.
   - Есть еще охотничьи угодья в несколько акров в Лейстершире и конюшни
в  Нью-Маркете.  Вероятно,  я  смогу  от  них  избавиться.  Это  поможет
Кэлвидону продержаться на плаву еще некоторое время. Но давайте, Алинда,
посмотрим фактам в лицо. Моя мать далеко не старая женщина. Она проживет
еще много лет.
   - Я уверена, что рано или поздно  вы  уговорите  ее  образумиться,  -
выразила надежду Алинда.
   Роджер только покачал головой. Он не питал на это надежд.
   Между тем день угас, сумерки быстро превратились в  ночь,  на  темном
небе высыпали звезды,  а  в  лунных  лучах  засветились  крыши  и  шпили
далекого Кэлвидон-хауза.
   - У вас все получится! Вы  обязательно  справитесь!  -  вдруг  горячо
заговорила Алинда,  заметив,  что  ее  собеседник  вновь  погружается  в
мрачность. - Вам следует привлечь  в  союзники  всех  -  и  прислугу,  и
фермеров - каждого, кто трудится в поместье, - и попросить их помочь вам
сохранить Кэлвидон. Если он  им  дорог,  как  вы  говорите,  то  они  не
откажутся разделить с вами заботу о нем.
   - Вы думаете, они согласятся?
   - Я уверена в этом. Они вас любят и вам доверяют. Переход от  глухого
отчаяния к задорной воинственности был мгновенным, и это  отразилось  на
лице Роджера.
   - Вам бросили вызов, - продолжала Алинда. - Если вы его примете,  то,
пройдя через все трудности, в конце концов победите.
   - Откуда у вас такая вера в меня? - спросил он, не отрывая взгляда от
ее лица, необыкновенно прекрасного в свете луны.
   Воодушевленная   собственными   пророчествами,   Алинда    совершенно
преобразилась.
   - Не знаю. Просто я верю. - Она смущенно потупила глаза.
   - Всем сердцем?
   - Да, всем сердцем, - словно эхо откликнулась Алинда.
   Все переживания и сомнения прошедшего дня  были  ею  забыты.  Главным
стало для  нее  то,  что  ей  удалось  снова  возродить  в  нем  желание
действовать, а не предаваться бесполезному копанию в своих ошибках.
   Но после того как она сделала свое дело, ею вновь овладела робость.
   - Должно быть, уже очень поздно. Мне  надо  идти,  Она  поднялась  со
скамьи. Роджер тоже встал и после напряженной паузы спросил:
   - Вы будете помогать мне? Я один ни за что не справлюсь.
   - Вы действительно этого хотите? - спросила она. Роджер улыбнулся:
   - А вы сомневаетесь?
   - Можете рассчитывать на меня, - улыбнулась в ответ Алинда.
   Он обнял ее, привлек к себе почти с благоговейной нежностью.
   - Я все еще не верю, что ты реальна. Ты видение из моих  снов  наяву.
Только не исчезай, прошу тебя. Ты одна способна зажечь во мне надежду  и
побудить сражаться.
   Алинда не знала, нужно ли отвечать ему, да, наверное, и не смогла  бы
произнести что-то вразумительное.
   Счастье от того, что он  так  близко  и  согревание  своим  теплом  и
лаской, закружило ее в вихре и подняло куда-то  высоко,  почти  к  самым
звездам.
   Внезапно Роджер разжал объятия.
   - Иди домой, дорогая. Ты, наверное, устала. Отдыхай и  набирайся  сил
на завтра.
   - А вы что будете делать? - не могла не поинтересоваться Алинда.
   - Я останусь здесь и немного поразмышляю. Но не о судьбе Кэлвидона, а
о тебе. Затем прогуляюсь до холма, к  статуе  богини  мудрости.  У  меня
такое чувство, что нам обоим скоро придется обратиться к ней за помощью.
   - Она столько лет наблюдала за Кэлвидоном и  за  его  обитателями,  -
сказала Алинда. - Уверена, она не откажет вам в помощи  и  не  подведет,
дав плохой совет.
   Роджер взял ее руку, поднес к губам.
   - Спасибо тебе, моя радость. Я говорю не те  слова,  какие  хотел  бы
произнести, но мои чувства к тебе можно выразить и без слов.  Мы  и  так
друг друга поймем.
   - Спокойной ночи, - тихо сказала Алинда и пустилась в обратный путь к
дому.
   Она ощущала какое-то странное умиротворение. Оно было словно  разлито
в воздухе и проникало в душу. Она была уверена, что Роджер  ощущает  тот
же покой в душе, как будто  они  вместе  -  бок  о  бок  -  сражались  в
грандиозной битве и победили. И хотя  предстояло  еще  немало  сражений,
Алинде казалось, что это было самым важным.
   Она пересекла  лужайку  возле  дома,  пробираясь  к  заветной  двери.
Девушка надеялась, что никто не следит за ней  из  окон,  вглядываясь  в
темноту. Чтобы убедиться в  этом,  она  подняла  голову,  и  взгляду  ее
предстал Кэлвидон-хауз  во  всем  его  величии  -  великолепное  здание,
похожее в лунном свете на сказочный дворец. За него стоило сражаться.  И
тут она замерла в удивлении.

***

   Когда после окончания завтрака Люси убрала со  стола  посуду,  Алинда
разложила на нем покрывало из спальни графини.
   Горничная, вопреки обыкновению, была  неразговорчива  в  это  утро  и
выглядела усталой.
   Алинда решила, что причиной тому недосыпание. Люси, несомненно, легла
очень поздно, как и остальные взбудораженные слуги.  Сама  Алинда  почти
всю ночь провела без сна.
   Сейчас она почти автоматически занималась обычным делом, выкладывая в
определенном порядке мотки шелка, пряжи и швейные принадлежности,  чтобы
все необходимое было под рукой, но нервное напряжение не оставляло ее.
   Она ожидала, что в любой момент получит распоряжение собрать  вещи  и
покинуть Кэлвидон-хауз. Вряд ли  вдовствующая  графиня  оставит  ее  без
наказания. Она никогда не поверит, что Алинда не отвечала взаимностью на
ухаживания  Феликса   Хэнсона.   Интересно,   он   еще   не   уехал   из
Кэлвидон-хауза?
   Алинда не решилась спросить это у Люси, а та была сегодня явно  не  в
настроении затевать какой-либо разговор.
   В половине девятого Алинда  приступила  к  работе.  Она  вышивала  на
покрывале шелком и парчой маленькие изящные цветочки, взамен  таких  же,
но потускневших, и занималась этим почти час, когда за дверью в коридоре
послышались голоса. Разговор шел на повышенных тонах.
   Внезапно дверь распахнулась и в комнату ворвалась Люси.
   - О, мисс!.. Мисс!.. - вскрикивала служанка с таким выражением  лица,
что Алинда невольно вскочила с места.
   - В чем дело, Люси?
   - Ее милость... О, мисс... Это ужасно!
   - Что случилось, Люси?
   - Ее милость мертва! Говорят, что его милость убил ее!
   Какой-то момент Алинда не могла даже пошевельнуться, но тут же  резко
произнесла:
   - Что за вздор! Кто болтает такое?
   - Все. Когда мисс Хейман недавно заглянула к ее милости, то нашла  ее
лежащей на полу.., мертвой. Должно быть, она пролежала так всю  ночь!  В
убийстве подозревают его милость.
   - Какое право они имеют говорить подобные вещи? - возмутилась Алинда.
   - Милорд сам так сказал. Мистер Барроуз, Генри, Джеймс - все  слышали
это, мисс!
   - Он не мог этого сделать! - вступилась за милорда Алинда.
   - Уже послали за старшим констеблем, мисс. Ему недолго  прибыть  сюда
из Дерби. Мистер Хэнсон в ужасном состоянии.
   - Он еще здесь?
   - Да. Генри говорит, что слезы у него текут ручьем.
   "Ни за что не поверю, что Роджер поднял руку  на  мать",  -  подумала
Алинда, но вслух ничего не сказала.
   Люси исчезла, а Алинда принялась нервно расхаживать по гостиной.  Она
чувствовала, что обязана что-то предпринять, но не знала, что именно.
   Она не имела возможности как-то связаться с Роджером,  выяснить,  что
произошло на самом деле, но ей  представлялось  немыслимым,  что  кто-то
подозревает его в убийстве, какие бы слова он ни бросал матери в лицо  в
порыве гнева. Когда-то он преклонялся  перед  ней,  когда-то  обожал  ее
столь сильно, что пережил истинное горе, узнав, что она изменяет отцу.
   Но, несмотря на глубокую обиду за оскорбленные чувства, за поруганный
идеал, он все же любил свою мать.
   Именно поэтому так страдал Роджер из-за того, что  она  унизила  себя
связью с таким проходимцем, как Феликс Хэнсон.
   "Вскоре все убедятся, что он невиновен", - успокаивала себя Алинда.
   Но она знала, как роковые слова, произнесенные графом в  пылу  ссоры,
могут быть поняты в прямом смысле.
   Прошел еще час в напряженном ожидании, и  наконец  к  Алинде  явилась
миссис Кингстон.
   - Старший констебль прибыл и просит всех слуг собраться в  холле.  Вы
не относитесь к прислуге, мисс, но я предполагаю, что  полковник  Гибсон
рассчитывает, что вы тоже будете там.
   - Разумеется, - ответила Алинда.
   Во всяком случае, это было лучше, чем мучиться неведением  у  себя  в
гостиной.
   Миссис Кингстон в  угрюмом  молчании  сопровождала  Алинду  в  долгом
путешествии по коридорам и вниз по парадной лестнице.
   Алинда сразу же заметила мужчину в голубой форме с  красным  кушаком.
Полковник Гибсон стоял, облокотившись  о  мраморную  каминную  полку,  и
внимательно рассматривал возбужденные или заплаканные лица.
   Возле него стоял Роджер  Кэлвидон.  При  виде  его  у  Алинды  екнуло
сердце.
   Он был очень бледен,  но  держался  с  достоинством,  за  что  Алинда
мысленно его похвалила.
   Все слуги были в сборе, и когда миссис  Кингстон  и  Алинда  достигли
подножия лестницы, старший констебль заговорил:
   - Я прибыл сюда, как вы  догадываетесь,  в  связи  с  тем,  что  ваша
госпожа, вдовствующая графиня Кэлвидон, сегодня утром обнаружена мертвой
у себя  в  спальне.  Накануне  вечером,  по  словам  горничной,  графиня
отправила ее из спальни, выразив желание, чтобы ее не беспокоили.
   Старший констебль обвел взглядом молчащую аудиторию.
   - Мне также сообщили, что миледи накануне угрожали. Где дворецкий?
   - Я здесь, сэр. - Барроуз выступил вперед.
   - Назовите свое имя.
   - Джордж Барроуз, сэр.
   - Расскажите, Барроуз, что происходило, когда вы вошли в холл,  чтобы
позвать к обеду?
   Барроуз с несчастным выражением поглядел на молодого графа.
   - Я жду от вас  правду,  -  сказал  старший  констебль,  заметив  его
колебания.  -  Мне  уже  известно  о  том,  чему  вы  были   свидетелем.
Пожалуйста, повторите ваши показания.
   Пожилой дворецкий молчал.
   - Ну же! - торопил его полицейский.
   - Я услышал, как его милость  и  ее  милость  ссорились.  Ее  милость
сказала, что намерена запереть дом и уволить прислугу.
   Старик опять сделал паузу.
   - Продолжайте, - потребовал констебль.
   - Миледи сказала, что если милорд  сам  захочет  содержать  дом,  ему
придется распродавать картины и вещи.
   - А что ответил милорд?
   Старик несколько раз беззвучно открывал и закрывал рот, словно  рыба,
вытащенная из воды. Потом произнес:
   - Его милость сказал, что раньше он ее похоронит.
   - Кто-нибудь еще слышал это? Раздалось невнятное бормотание.
   - Громче! - приказал констебль. - Как твое  имя?  -  обратился  он  к
одному из слуг.
   - Джеймс Хаттер, сэр.
   - Правда ли то, что сказал мистер Барроуз?
   - Да, сэр, - кивнул лакей.
   - Кто еще находился в это время в холле?
   - Я. - Генри бодро шагнул вперед.
   - Назовись!
   - Генри Джонсон, сэр.
   - Ты слышал, что сказал милорд?
   - То самое, что тут говорили, сэр.
   - Повтори их.
   - "Прежде я увижу тебя в гробу". Феликс  Хэнсон,  стоящий  позади,  в
отдалении от всех, издал невнятный звук и прикрыл глаза  рукой.  Старший
констебль посмотрел на него, но граф даже не повернул головы.
   - Милорд, признаете  ли  вы,  что  произнесли  именно  эти  слова?  -
обратился к нему констебль.
   - Да, - прозвучал в тишине ответ Роджера. Одна из горничных зарыдала.
   - На остальные ваши вопросы я  буду  отвечать  только  в  присутствии
моего адвоката, - сказал граф, - но я хочу заявить, что эти  слова  были
сказаны мною сгоряча, под влиянием момента, и что я не убивал свою мать.
Если она погибла от чьей-то руки, то только не от моей.
   Говоря это, молодой граф смотрел уже на Хэнсона, который  по-прежнему
прятал глаза. Старший констебль объявил:
   - В данных обстоятельствах, милорд, вы не будете  возражать,  если  я
попрошу вас проследовать со  мной  в  полицейский  участок  и  дать  там
показания?
   - Конечно, я в вашем полном распоряжении, констебль, - сказал граф.
   - Позвольте мне сказать! - Алинда начала  пробираться  вперед  сквозь
толпу слуг.
   Все взгляды мгновенно устремились на нее, Она очутилась лицом к  лицу
со старшим констеблем.
   - Могу я попросить вас представиться?
   - Я достопочтенная  Алинда  Сэлвин,  дочь  покойного  лорда  Сэлвина,
бывшего одно время лордом-министром юстиции Англии.
   По холлу пробежал шумок. Констебль произнес вежливо:
   - Я помню вашего отца, мисс. Так что вы хотели сказать, мисс Сэлвин?
   - Граф Кэлвидон вышел из дома сразу же после тех слов,  обращенных  к
матери, о которых здесь уже упоминали. Он отправился на островок посреди
озера, где я присоединилась к нему приблизительно в десять часов вечера.
   - Как долго вы пробыли с ним? - осведомился старший констебль.
   - Должно быть, около двух часов.
   - И он вернулся домой вместе с вами?
   - Нет, милорд сказал, что  он  пробудет  на  островке  еще  некоторое
время, а затем прогуляется по парку до холма  с  греческой  скульптурой,
откуда сверху открывается вид на Кэлвидон-хауз.
   - Значит, вы возвращались одна, мисс Сэлвин?
   - Да, я прошла обратно тем же путем,  что  и  туда  -  через  сады  и
цветник, и вышла на лужайку.
   Алинде пришлось сделать паузу, чтобы преодолеть охвативший ее трепет.
   - Я остановилась на мгновение, глядя  на  дом,  освещенный  луной.  И
заметила мужчину, который вылезал из окна комнаты ее милости.
   Все собравшиеся в холле застыли, будто заколдованные.
   - Я следила за ним, пока он спускался по водосточной трубе.
   - А это дело непростое, - заметил старший констебль.
   - Но не для человека, увлекающегося