защиты.  Она
забыла, что на ней надета лишь тончайшая муслиновая ночная сорочка, одна  из
тех, которые они купили у мадам Фернандо. Она даже не отдавала себе отчета в
том, что покажется в таком виде перед мужчиной.
   Для нее он был защитой от всех страхов, прибежищем и опорой. Она кинулась
к нему, потому что только рядом с ним чувствовала себя в безопасности.
   - Все стихло, - сказал наконец лорд Хокстон. Доминика подняла голову.  Он
не мог разглядеть в темноте  ее  лица,  но  ощущал  густые  длинные  волосы,
окутывавшие ее плечи.
   От нее исходил аромат лаванды, который он поначалу не узнал. Этот странно
английский запах среди изобилия  экзотических  ароматов  Востока  неожиданно
напомнил ему об Англии и о его матери.
   - Вам больше нечего бояться, Доминика, - нежно произнес он.
   - Я.., уже не боюсь, - ответила она, но ее голос был робким  и  жалобным,
как у ребенка.
   - Завтра я приму  меры,  чтобы  леопарды  больше  не  беспокоили  вас,  -
пообещал лорд Хокстон. - И открою спальни второго этажа.  Мне  следовало  бы
сделать это сразу.
   - Наверху я чувствовала бы себя в большей безопасности, сказала Доминика,
- но только.., если я буду там не одна.
   - Моя спальня расположена там же, - ответил лорд Хокстон. - Та, которую я
сам построил, "Пальмовая" комната. Но вы же знаете, что где бы вы ни были, я
не дам вас в обиду.
   - Именно поэтому.., я и пришла к вам, - прошептала Доминика.
   Она больше не прятала лицо, но и не пыталась высвободиться  из  его  рук.
Хотя она старалась говорить спокойно, все ее тело было еще напряжено, словно
она боялась, что в любую минуту может снова раздаться грозное рычание.
   - Я хочу, чтобы вы хорошенько выспались, - сказал лорд Хокстон. - Вы  так
устали, к тому же с тех пор, как вы покинули Коломбо, вам пришлось  пережить
немало неприятных минут.
   - Я не могу.., снова вернуться в ту комнату.
   - Ну, разумеется, - согласился он. - Мы с  вами  поменяемся  местами.  Вы
будете спать здесь, а я покараулю леопардов. Хотя могу вас заверить, что они
больше не вернутся.
   - Не уходите, - попросила Доминика. - Побудьте немного.., со мной.
   Он почувствовал, как она снова испуганно вцепилась в его рубашку.
   - Я пробуду с вами столько, сколько вы скажете, - пообещал он. -  Но  все
же я думаю, что вам лучше постараться уснуть. Ложитесь в постель, а я посижу
рядом, пока не рассветет или пока вы не заснете.
   - Вы, наверное, считаете  меня..,  очень  глупой,  -  всхлипнув,  сказала
Доминика.
   - Я считаю, что вы поступили совершенно  правильно,  когда,  испугавшись,
прибежали сюда.
   Он очень нежно разнял руки, и она села на постели. Он  поднялся  и  надел
халат, лежавший рядом на стуле, а тем временем Доминика забралась в  кровать
и натянула на себя простыню.
   - Вы не уходите.., вы еще побудете со мной? - спросила она.
   Лорд Хокстон присел на край постели и накрыл ее руку своей.
   - Обещаю вам, что останусь. У нее вырвался вздох  облегчения.  Потом  она
сжала его руку.
   - Вы.., не очень на меня сердитесь?
   - Я не сержусь, не презираю вас и не считаю вас глупой, - ответил  он.  -
Я, как и прежде, думаю, что вы необыкновенная и очень отважная девушка.
   - Нет, я вовсе не такая, вы сами это знаете, - сказала Доминика. - Но мне
нравится.., что вы так думаете.
   - Уверяю вас" что говорю совершенно искренне. - Они немного помолчали,  а
потом лорд Хокстон сказал:
   - Закройте глаза, Доминика. Вам будет легче уснуть, к тому  же  ночь  уже
близится к концу. Меньше, чем через  полчаса  начнет  светать  и  из-за  гор
станет подниматься солнце, неся с собой еще один жаркий, ясный день.
   Ее пальцы, державшие его за руку, разжались, и спустя некоторое время  он
услышал ее ровное дыхание.
   Доминика была совершенно измучена и страхом, и слезами, и  он  знал,  что
теперь она будет спать крепко и долго.
   Лорд Хокстон не двигался, все еще не  убирая  своей  руки,  пока  наконец
слабый свет не стал пробиваться сквозь портьеры, которые  слегка  колыхались
от легкого бриза.
   Он все еще ждал. Стало светлеть, и он уже мог различить сначала очертания
мебели в спальне, затем лицо Доминики.
   Длинные волосы рассыпались по ее плечам, ресницы все еще были влажными от
слез и казались очень темными, нежное округлое лицо было совсем бледным.
   Она казалась такой юной и беззащитной! Лорд Хокстон долго смотрел на нее,
затем осторожно высвободил  руку  и,  поднявшись,  потихоньку  направился  к
полуоткрытой двери.
   Он вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Пройдя по  коридору,
он вошел  в  комнату  Доминики,  увидев  разбросанные  простыни  и  открытую
стеклянную дверь, ведущую на веранду.
   Выйдя на  веранду,  он  осмотрелся  по  сторонам.  Лужайка,  где  дрались
леопарды, была вся изрыта,  цветы  поломаны,  многие  растения  выдернуты  с
корнем.
   Лорд Хокстон долго смотрел на это разорение, затем его глаза заметили еще
кое-что.
   К одному из столбиков веранды был привязан обрывок веревки, которая легко
могла удерживать на привязи  какое-нибудь  небольшое  животное  -  например,
детеныша пятнистого оленя!
   Лорд Хокстон обвел  взглядом  густо  поросшие  лесом  холмы.  Где-то  там
прячется Лакшман и ждет удобного случая, чтобы  отомстить  за  смерть  своей
дочери.
   Если бы Доминика бросилась на  помощь  перепуганному  детенышу,  леопарды
растерзали бы ее!
   Он понял, что должен найти Лакшмана, и сделать это немедленно.

***

   Доминика проснулась и, когда обнаружила, что находится в чужой комнате  и
в чужой постели, в ее памяти сразу же всплыли события прошедшей ночи.
   Она взглянула на часы, стоявшие рядом с кроватью, и  ужаснулась,  увидев,
сколько времени. Она проспала почти все утро, и это было неудивительно.
   В то же время ей было стыдно за свой малодушный страх и за  то,  что  она
выгнала лорда Хокстона из его собственной постели.
   "Как  могла  я  вести  себя  так  глупо?"  -  подумала  она.  Однако  при
воспоминании о грозном рычании леопардов, доносившемся из ночной темноты, ее
снова охватил трепет.
   Она не преувеличивала, когда сказала  лорду  Хокстону,  что  всегда  была
очень робкой. Она тщательно  скрывала  это,  так  как  считала,  что  должна
подавать пример младшим сестрам. В то же время она так и не смогла забыть то
тяжкое испытание, которому подверг ее отец, когда ей было всего семь лет.
   В то время ее мать  была  больна,  и  оберегая  ее  от  волнений,  многое
скрывали от нее, хотя позже, узнав о случившемся, она очень сердилась.
   Отец проводил с Доминикой очередной урок из Священного писания, в котором
рассказывал про ангелов, охраняющих людей и спасающих их от козней дьявола.
   Его рассказ и так был очень живописным  и  слишком  реалистичным,  но  он
увлекся своей любимой темой, его  воображение  разыгралось,  и  он  принялся
описывать ад в таких ярких красках, что Доминика закричала:
   - Я боюсь дьяволов, папа! Я боюсь, что они меня поймают!
   - Ты будешь в полной безопасности, пока будешь стараться быть хорошей,  -
ответил ее отец. - Бог посылает ангелов, чтобы  они  защищали  тебя,  и  они
всегда будут рядом с тобой, оберегая тебя от греха.
   - Я боюсь и ангелов тоже, - сказала Доминика. - Я не  хочу,  чтобы  рядом
все время кто-то был.., я хочу быть одна!
   Викарию это заявление показалось кощунственным, и он принялся  отчитывать
Доминику. Но уже в семь лет она отличалась независимостью  и  поэтому  стала
возражать.
   - Я все равно боюсь ангелов, папа, что бы ты мне о них  не  говорил..,  я
боюсь, боюсь!
   Закончилось это тем, что ее на всю ночь заперли одну в церкви, чтобы  она
могла поразмышлять об ангелах и понять, что в руках Бога она в безопасности.
   Доминика до сих пор отчетливо помнила, как окружавшая ее темнота казалась
ей населенной не ангелами, а демонами. Скорчившись от  ужаса  на  полу,  она
старалась сделаться незаметной, заткнув при  этом  уши  пальцами,  чтобы  не
услышать ангелов, если те вздумают поговорить с ней.
   На следующее утро  ее  нашли  спящей  в  полном  изнеможении,  голова  ее
покоилась на одной из красных подушечек для молитвенника.
   Викарий никогда больше не применял подобных наказаний к своим  детям.  Он
был слишком напуган гневом своей жены.
   Но у Доминики в результате развилось чувство, от которого она  так  и  не
смогла избавиться: она" стала бояться темноты и поэтому была рада, что они с
Фейт спали в одной комнате.
   Однако, будучи самой старшей в семье, Доминика старалась скрывать это,  а
после смерти матери чувствовала, что должна занять ее  место  не  только  по
отношению к сестрам, но и по отношению к отцу.
   Там, где дело касалось общения с викарием, это было нелегко, но все же ей
иногда удавалось смягчать его жесткие ограничения.
   Лишь  когда  требовалось  выделить   деньги   на   питание   или   другие
хозяйственные нужды, Доминика была вынуждена признать свое поражение.
   Тем не  менее,  ни  разу  в  жизни  она  не  проявила  такого  постыдного
малодушия, как прошлой ночью.
   Она понимала, что отчасти ее поведение можно  было  оправдать  -  слишком
многое произошло в ее жизни за столь короткое время. Неожиданное предложение
лорда Хокстона, горечь расставания с родными, неприязнь, которую  она  стала
испытывать к Джеральду с первой же встречи, чувство  отвращения,  охватившее
ее, когда он поцеловал ее плечо, страх перед будущим...
   Ей было мучительно любопытно, что думал о ней  после  всего  происшедшего
лорд Хокстон, жалел ли о том, что привез ее в  этот  дом,  который  построил
своими руками.
   Если прежде он считал ее достойной жить здесь, быть хозяйкой этого  дома,
теперь он должен был  испытывать  глубокое  разочарование  оттого,  что  она
оказалась такой трусливой и неспособной сдержать свое слово.
   "Он столько сделал для меня, - с тоской подумала Доминика. - А  теперь  я
его подвела, в то время как он полагался на меня".
   При  мысли  об  этом  на  глаза  у  нее  навернулись  слезы,  и  Доминика
почувствовала себя очень уставшей и совершенно опустошенной после  прошедшей
ночи.
   "Я должна встать", - сказала она себе. Но она продолжала  лежать,  глядя,
как солнечный свет проникает сквозь неплотно  задвинутые  шторы  и  освещает
дивное убранство комнаты "Красного Лотоса".
   Спинка кровати была украшена такой же резьбой, как и в ее комнате, только
лепестки были окрашены в яркий красный цвет. На портьерах был вышит  тот  же
символическим узор из переплетающихся цветков лотоса, но  картина,  висевшая
на стене, была другой.
   На ней был изображен не Будда,  а  прекрасное  озеро  в  Канди,  заросшее
красными цветами лотоса. В отдалении возвышался храм  Священного  Зуба,  над
самой водой нависли деревья, усыпанные цветами.
   Доминика вспомнила, как они с лордом Хокстоном любовались этим  озером  и
теперь ей показалось, что тот день был самым счастливым в ее жизни!
   Она и не предполагала,  что  в  мире  существует  подобная  красота!  Это
воспоминание так живо стояло у нее перед глазами!
   Глядя на картину, Доминику внезапно осенило, почему  Канди  показался  ей
таким прекрасным, почему озеро  сверкало  и  манило,  словно  заколдованное,
почему великолепные цветы казались ей ярче, чем всегда.
   Это было оттого, что рядом с ней был лорд  Хокстон!  Оттого,  что  в  его
присутствии она была счастлива - счастлива, как никогда!
   Все было так просто, что Доминика удивилась, как она до сих пор не поняла
этого.
   Причиной этого ослепительного  счастья  была  любовь  -  любовь  к  лорду
Хокстону!
   К человеку, который привез ее в эту горную страну, чтобы выдать замуж  за
своего племянника!

Глава 7

   Когда Доминика наконец поднялась, был уже почти  полдень.  Одевшись,  она
вышла из комнаты и обнаружила, что дом пуст: ни лорда Хокстона, ни Джеральда
нигде не было видно.
   Она взяла зонтик и решила прогуляться по саду. Доминика по-новому уложила
волосы - заплела их в косу и заколола в виде короны. Эта  прическа  была  ей
очень к лицу, поэтому она не захотела надевать  шляпку,  хотя,  думала  она,
видеть ее все равно будет некому.
   Однако едва она успела подойти к  входной  двери,  как  услышала  цоканье
копыт и увидела лорда Хокстона, спускающегося по тропинке, ведущей с гор.
   Он подъехал к дому, спешился, и по виду его лошади Доминика  поняла,  что
поездка была долгой и утомительной.
   Она заметила также, что на поясе у него висел револьвер, и решила, что он
ездил на поиски леопардов. Но сердце ее так забилось при его появлении,  что
она уже была не в состоянии ни о чем думать. Она  лишь  чувствовала  крайнюю
неловкость и стеснение.
   Ворот его белой  рубашки  был  расстегнут,  рукава  закатаны  по  локоть,
обнажая загорелые мускулистые руки.
   - Куда вы направляетесь? - с улыбкой спросил он. Доминика увидела, как он
оценивающим взглядом окинул ее нарядное платье  с  пышной  широкой  юбкой  и
бантиками на груди.
   - Я собиралась.., немного пройтись по саду.., перед  ленчем,  -  ответила
она, с трудом выдавливая из себя слова, будто они застревали у нее в горле.
   Подошедший слуга взял поводья и повел лошадь на конюшню.
   - У нас еще есть время, - обратился лорд Хокстон к  Домияике,  -  и  если
хотите, мы можем посмотреть на гигантские лотосы.
   - Я буду очень рада! - воскликнула она, чувствуя, как у  нее  перехватило
дыхание.
   Они пошли по лужайке,  и  Доминика  снова  подумала,  каким  он  выглядит
молодым и подтянутым в костюме для верховой езды.
   В то же время сердцем любящей женщины она улавливала  мельчайшие  оттенки
его настроения, и теперь ей казалось, что он  чем-то  обеспокоен.  Ей  очень
хотелось, чтобы он поделился с ней своими заботами.
   Но вместо этого он стал говорить с ней о своем саде, показывать  цветы  и
рассказывать о  редких  деревьях  и  кустарниках,  о  существовании  которых
Доминика прежде и не подозревала.
   - Через два месяца рододендроны будут в полном цвету,  сообщил  он.  -  В
здешнем высокогорном климате они цветут позже, но об их  красоте  рассказать
невозможно.
   Доминике хотелось спросить, будет ли она еще здесь через два  месяца,  но
слова, готовые сорваться с ее уст, так и не были произнесены.
   Он доверял ей, он рассчитывал на нее, и она вспомнила, как тогда в  Канди
сказала ему, что человек, любящий по-настоящему, способен на любую жертву.
   Теперь она должна была принести эту жертву и выйти  замуж  за  Джеральда,
потому что это было нужно человеку, которого она любила.
   При одной лишь мысли об этом ей захотелось броситься к нему  на  грудь  и
расплакаться, как прошлой ночью, но она знала, что тогда он станет презирать
ее еще больше.
   Он так вежлив и мил с ней потому, что хочет сгладить возникшую между ними
неловкость и помочь ей забыть, как она вбежала к нему ночью и разрыдалась  у
него на плече.
   В тот момент это казалось ей  совершенно  естественным,  но  теперь,  при
свете дня, Доминика заливалась краской стыда при воспоминании о том, как она
вела себя.
   Тогда она не воспринимала его как мужчину, он был для нее лишь защитником
и опорой.
   Но при этом он все же был мужчиной, и она отчетливо осознала  это,  когда
утром лежала в его постели и смотрела на картину, висевшую на стене.
   "Я люблю его! Люблю!" - повторяла она снова и снова. Но в то же время она
решила, что он не должен знать  о  ее  чувствах.  Вместо  этого  она  должна
пожертвовать своим счастьем и сделать так, как он хочет.
   Она пыталась сосредоточиться на том, что рассказывал ей лорд Хокстон,  но
могла думать лишь об  одном  -  о  счастье  быть  рядом  с  ним.  Когда  они
наклонялись ближе к какому-нибудь цветку или растению  и  их  руки  случайно
соприкасались, Доминику охватывал легкий трепет.
   Ей было удивительно, как вчера ночью, когда она плакала у него на  плече,
а он так крепко прижимал ее к себе, она не понимала - именно это ей и  нужно
в жизни?
   Что бы он сказал, если бы она попросила его снова обнять ее,  снова  дать
ей испытать это восхитительное чувство безопасности,  когда  одна  лишь  его
близость рассеивает все страхи. Она вспомнила, как  заснула,  держа  его  за
руку.
   "Ни один мужчина, - подумала она, - не смог бы проявить столько доброты и
понимания".
   Доминика знала, что отец  очень  рассердился  бы,  если  бы  узнал  о  ее
поведении. Она была уверена, что любой был бы шокирован, если бы увидел, как
она лежит в объятиях лорда Хокстона, одетая в  одну  лишь  тончайшую  ночную
сорочку.
   Возможно, он сам осуждал ее за такую распущенность и легкомыслие?
   Но в глубине души Доминика была уверена, что он  считает  ее  всего  лишь
утомительным  ребенком,  глупенькой  девушкой,  которая  боится  темноты   и
которая, прожив всю жизнь на Цейлоне,  способна  была  так  испугаться  двух
леопардов, дерущихся между собой и не представляющих никакой  опасности  для
нее лично.
   "Может быть, я кажусь ему ребенком, - подумала Доминика, Но я женщина,  и
я люблю его. Я люблю его всем своим существом, и я  знаю,  что  это  и  есть
настоящая любовь, которая существовала на земле во все времена".
   Она ощущала духовную близость с ним, и с  горечью  думала,  что  Джеральд
никогда бы не понял этого.
   Как сможет она  год  за  годом  проводить  в  обществе  этого  грубого  и
эгоистичного человека, не способного  на  возвышенные  чувства?  Как  сможет
смириться с его отношением к, жизни, и самое  ужасное,  как  она  сможет  не
только терпеть его поцелуи, но и более интимные супружеские ласки?
   Эта мысль привела девушку в такой ужас, что она  безотчетно  придвинулась
ближе к лорду Хокстону.
   -  Пожалуй,  мы  слишком  задержались  здесь,   -   сказал   он,   словно
почувствовав, что она чем-то встревожена. - Пойдемте, я ведь обещал показать
вам гигантский лотос, прежде чем мы вернемся домой к ленчу.
   Он повел ее по узкой тропинке, расчищенной среди зарослей. По обе стороны
стояли деревья в полном цвету, но тропинка заросла  и  местами  стала  такой
узкой из-за сорняков, что им приходилось идти  друг  за  другом.  И  все  же
вокруг царила  чарующая  красота,  и,  вдыхая  аромат  магнолий  и  жасмина,
Доминика чувствовала, себя так, словно оказалась в садах Эдема.
   Наконец они подошли к небольшому пруду, окруженному деревьями.  Солнечные
лучи с трудом проникали сквозь густые ветви, покрывая  все  золотым  ажурным
узором и придавая странную, неуловимую прелесть этому месту.
   Сам пруд, заросший цветами гигантского лотоса, некоторые из которых  были
еще полураскрытыми, являл собой такое красочное  и  восхитительное  зрелище,
что Доминика затаила дыхание.
   На другом берегу пруда на пьедестале возвышалась статуя Будды.
   - Это одно из моих самых дорогих сокровищ, которое мне особенно  хотелось
вам показать, - сказал лорд Хокстон, увидев, что она заметила  статую.  -  Я
думаю, что эта статуя попала сюда из Анурадхапуры <Анурадхапура  -  один  из
древнейших  городов  на  острове   Цейлон,   знаменит   сохранившимися   там
памятниками, связанными с буддизмом.>. Я нашел ее заброшенной среди развалин
в джунглях и перенес  сюда,  чтобы,  по  крайней  мере,  дать  ей  достойное
обрамление.
   - Это действительно очень удачное место для нее, - заговорила Доминика  в
первый раз с тех пор, как они подошли к пруду.
   - Давайте подойдем поближе, я хочу,  чтобы  вы  взглянули  на  резьбу,  -
предложил лорд Хокстон.
   Они  обошли  пруд,  с  некоторым  трудом  пробираясь  сквозь  разросшиеся
кустарники и  сорняки,  которые  некому  было  уничтожать  после  того,  как
Джеральд уволил садовников.
   Наконец они подошли к статуе Будды, и Доминика заметила, что лорд Хокстон
разместил ее среди деревьев champee, которые обычно всегда  растут  рядом  с
буддистскими святынями.
   Она знала, что буддизм - это религия цветов,  и  подумала,  что  немногие
англичане отнеслись бы с таким уважением,  как  лорд  Хокстон,  к  священным
реликвиям чужой религии.
   Доминика видела,  как  лорд  Хокстон  был  раздосадован,  обнаружив,