оследок он позволил  себе
пробормотать:
   - Спокойной ночи, господин герцог.
   Герцог даже не ответил.
   Не загасив свечи, он с неохотой лег в постель и попытался заставить  себя
заснуть. Но даже прохлада подушек не успокоила его, и он понял, что  заснуть
ему так и не удастся.
   Он собирался обдумать свои планы на будущее, однако, несмотря на  то  что
запретил себе возвращаться к этой теме, его мысли вращались вокруг Астрида.
   Герцог настолько четко видел перед собой сцену, которая произошла в суде,
что казалось, все случилось только вчера, а не восемь лет назад.
   До сих пор ему слышалось, как Астрид осыпал его непристойностями,  самыми
страшными проклятиями и ругательствами,  которые  можно  услышать  только  в
трущобах Парижа. До сих пор в его ушах стояли крики Астрида, клявшегося, что
рано или поздно он прикончит его голыми руками.
   - Ты умрешь, мой прекрасный герцог! - орал он, когда жандармы уводили его
из зала. - Ты умрешь той же смертью, что  Зивана,  ты  почернеешь  и  будешь
хватать ртом воздух! Ты умрешь, и твоя душа попадет в ад!
   Это был кульминационный момент суда,  который  и  так  стал  для  герцога
страшной и унизительной  пыткой,  полностью  изменившей  и  его  характер  и
личность.
   Он надеялся, что сможет забыть ужас тех дней.
   В своей попытке обрести забвение он опустился на самое  дно  и  погряз  в
разврате,  однако  человеку   с   неискалеченной   психикой   его   действия
представлялись как нечто немыслимое.
   Но ему так и не удалось вытравить из своей памяти то, что  выяснилось  на
суде.
   Герцог вспомнил, как впервые увидел Жюля Астрида.
   Тот выступал с номером в том самом Варьете, в котором танцевала  балетная
труппа  Зиваны.  Тогда  герцог  подумал,  что  этот   актер   являет   собой
великолепный образчик мужской красоты. Ему еще предстояло узнать, как  много
различных ролей он сыграет в его жизни.
   Страстно желая пробить  себе  дорогу  в  театр,  Астрид  сначала  работал
помощником дрессировщика львов в цирке, а потом стал акробатом.
   Его характерная внешность  не  осталась  незамеченной,  и  одна  кочующая
провинциальная труппа предложила ему крохотную роль в своем спектакле. А так
как его целью было стать актером, он согласился бросить  цирк  и  отправился
колесить по Франции.
   В скором времени к нему перешли все мужские роли в спектаклях  труппы,  а
потом он превратился в исполнителя главных ролей.
   Однажды его заметил один  парижский  охотник  за  талантами  и  предложил
главную роль в спектакле, в котором должна была  играть  довольно  известная
актриса, ставшая  уже  слишком  старой  для  того,  чтобы  в  течение  всего
представления "держать публику".
   Однако она  еще  обладала  способностью  выбивать  из  директоров  многих
Варьете большие деньги за коротенькую сценку, которая получила положительные
отзывы критиков. Иногда она и Астрид  давали  по  два-три  представления  за
вечер в различных Варьете.
   Герцогу даже в голову  не  приходило,  что  Астрид  и  Зивана  когда-либо
встречались, хотя ему было известно, что они выступают  в  одном  и  том  же
театре.
   Только на суде он узнал, что Астрид и Зивана скрывали свои  отношения  не
только от него, но и от пожилой партнерши Астрида, которая,  будучи  страшно
ревнивой, считала, что он должен играть роль героя-любовника  не  только  на
театральных подмостках, но и о ее жизни.
   Казалось, спектакль переместился из театра в спальню герцога -  так  ясно
герцог видел Жюля Астрида, играющего свою роль,  в  награду  за  которую  он
получал бурные аплодисменты всех  женщин,  присутствующих  в  театре.  Потом
герцог увидел судью, зачитывающего приговор, самого Астрида  с  перекошенным
от ярости лицом, вопящего и визжащего, похожего на дикого зверя.
   - Я не хочу думать о нем, не хочу! - сказал себе герцог.
   Но  он  подумал,  что  уже  много  раз  пытался  отбросить  от  себя  эти
воспоминания, преступив все пределы допустимого и (тратившись  к  выпивке  и
женщинам,  к  оргиям,  которые  устраивал  в  своем  парижском  особняке,  к
невоздержанности, заставившей всех его самых близких друзей  отвернуться  от
него.
   И сейчас, когда казалось, что ему все же удалось забыть  о  существовании
Астрида, этот человек опять принялся преследовать его.
   Герцог не боялся, что этот актеришка может нанести ему какой-то  ощутимый
вред. Герцог был уверен, что, если им придется помериться силой, именно  он,
а не Астрид, окажется победителем.
   Конечно, нельзя исключать возможности, что Астрид может выстрелить в него
в толпе или всадить нож в спину в самый неожиданный момент.  Пьер  де  Бетюн
как раз этого и боялся.
   Но против подобного нападения  защититься  практически  невозможно,  если
только сам Аристид не попадет в тюрьму, где его будут стеречь денно и нощно.
   - Что изменится, если он убьет меня? - спросил себя герцог.
   Но, к своему удивлению, он обнаружил, что не хочет умирать.  После  суда,
который стал для него самым  настоящим  потрясением,  единственным  желанием
герцога было, если не покончить счеты с  жизнью,  то  уж  во  всяком  случае
полностью изменить ее.
   Если бы смерть настигла его во время судебного разбирательства, он принял
бы ее с радостью.
   А сейчас, как это ни странно, он хочет жить.
   Раньше жизнь не представляла для него никакой  ценности.  Он  никогда  не
рассматривал ее как нечто важное и достойное его внимания.
   Он считал, что, если ему суждено жить, он будет развлекаться, не придавая
никакого значения мнению окружающих. И сейчас, сидя в  своей  погруженной  в
полумрак спальне, он спрашивал себя, привнес ли хоть  каплю  радости  в  его
существование тот образ жизни, который он вел в последние годы.
   Разве не испытывал он в глубине души отвращения к той грязи,  до  которой
он опустился?
   Разве горечь и цинизм, завладевшие его сознанием до  такой  степени,  что
временами, оглядываясь назад, он самому себе казался сумасшедшим,  дали  ему
что-то еще, кроме чувства собственного унижения?
   - Почему вдруг я предался подобным размышлениям? - спросил себя герцог.
   Почему вдруг мысли о выпущенном из тюрьмы Астрид вернули ему те страдания
и боль, которые мучили его после суда?
   Однако нельзя сравнивать то, что он  чувствовал  тогда  и  что  чувствует
сейчас.
   "Я стал старше, у меня не осталось ни  идеалов,  которые  можно  было  бы
разрушить, ни устоев, которыми можно  было  бы  пренебречь",  -  без  всякой
жалости к себе подумал герцог.
   И все же он хотел жить.  Внезапно  ему  открылось,  что  он  безвозвратно
потерял последние девять лет, которые мог бы потратить на множество полезных
дел, вложив в них те деньги, которые он просто выбросил на ветер.
   Эта мысль заставила его встать с кровати. Он подошел  к  окну,  раздвинул
шторы и выглянул в окно.
   В последний раз он смотрел из окна на озеро и на  залитый  лунным  светом
сад, окружавший замок, когда был ребенком.
   Тогда ему казалось, что он видит перед собой какую-то волшебную страну, и
его охватывало страстное желание выбежать из дома и самому стать частью этой
неземной красоты.
   И в то же время его переполняло чувство безмерной гордости от  того,  что
это - его Королевство, его владение, что он на  самом  деле  являлся  частью
старого замка Савинь, так же как и история замка была частью его самого.
   Из окна герцогу были видны отражавшиеся в озере звезды, мерцающее зеркало
воды, вековые деревья, четко вырисовывавшиеся на фоне неба.
   Воздух был напоен ароматом цветов, и герцогу даже показалось, что до него
донесся запах левкоев, которые были любимыми цветами его матери.
   Сегодня после обеда он  навестил  вдовствующую  герцогиню.  Хотя  она  из
чувства такта ничего ему не сказала, он знал, как она счастлива, что он  все
еще живет в замке и не уехал в Париж, как намеревался.
   Впервые с тех пор, когда он был  школьником,  и  мать,  и  сын  без  слов
поняли, что чувствует и думает другой.
   - Ты сделал меня поистине счастливой, Аристид, - едва слышно  проговорила
мать.
   Доктор предупредил его, что ее нельзя утомлять, и попросил долго у нее не
задерживаться.
   - Сейчас состояние здоровья  госпожи  герцогини  намного  лучше,  чем  за
последнее время, но ей ни в коем случае нельзя перетруждать себя.
   - Я зайду к тебе завтра, мама, - сказал герцог,  и  по  блеску,  внезапно
появившемуся в ее глазах, понял,  что  именно  эти  слова  ей  больше  всего
хотелось услышать.
   Он поцеловал ее и почувствовал, как ее  пальцы  на  мгновение  сжали  его
руку.
   - Да благословит тебя Господь, сынок, - прошептала она.
   Когда  он  вышел  из  ее  комнаты,  у  него  было  ощущение,   будто   он
действительно получил благословение, хотя он и пытался убедить себя в полной
абсурдности подобных заключений.
   Внезапно к нему пришло понимание того, что если кто и способен спасти его
от преследования Астрида, то это будут его мать и Сирилла.
   Их молитвы возведут барьер между ним и  демонами,  которые  глумятся  над
ним, и призраками, которые так долго травили его.
   И тут же он напомнил себе, что  никакая  молитва  не  может  защитить  от
физической угрозы его жизни.
   Вдруг  его  охватило  ощущение  приближающейся  опасности.  Он   не   мог
объяснить, откуда возникло это  чувство.  Оно  было  похоже  на  колокольный
набат, звучавший в мозгу, на легкое покалывание, появившееся в его пальцах.
   Надвигается опасность - она все ближе и ближе -  эта  опасность  несет  в
себе угрозу физического уничтожения.
   Охватившие его ощущения были настолько сильны, что герцог отошел от  окна
и направился к комоду, который стоял возле его кровати.
   В  его  комнате  стояло  два  таких  комода  из  палисандрового   дерева,
инкрустированного слоновой костью. Они были выдержаны в том же стиле, что  и
вся отделка "Спальни короля".
   Герцог выдвинул ящик. В нем лежал заряженный пистолет.
   Герцог зарядил его перед тем, как лечь спать. Хотя он  и  пошел  на  этот
шаг, уступив настояниям Пьера, который сообщил ему об освобождении  Астрида,
однако, не считая подобную предосторожность необходимой, он  воспринял  свои
действия с насмешкой.
   Ну  разве  способен  человек,  даже  движимый  фанатической   ненавистью,
прорваться через ряды бдительных охранников,  которыми,  как  было  известно
герцогу, Пьер де Бетюн окружил весь замок?
   Он слышал за окном тяжелую поступь вооруженных людей,  которые  постоянно
обходили территорию замка.  Он  знал,  что  было  составлено  расписание,  в
соответствии с которым каждые три часа на дежурство заступала  новая  группа
егерей и лесников, патрулировавших сад, парк и лес.
   - Мы просто поддались панике! - со  злостью  проговорил  герцог.  -  Пьер
раскудахтался как старая баба, а я имел глупость послушаться его!
   Но даже несмотря на свое пренебрежительное отношение к предпринятым мерам
предосторожности, герцог чувствовал, что опасность рядом.
   Казалось, она медленно приближается к нему, и  не  в  силах  совладать  с
охватившей его тревогой он распахнул дверь  в  коридор,  ведущий  в  комнату
Сириллы.
   - Мне надо думать о ее безопасности, а не о своей, - сказал себе  герцог,
как бы пытаясь этим оправдать возникший у него страх.
   Из комнаты Сириллы не доносилось ни звука, и он уже было решил, что ведет
себя глупо и чем скорее он ляжет в кровать, тем лучше.
   - Если такое будет повторяться каждую ночь, - убеждал  он  себя,  -  я  в
конечном итоге превращусь в сумасшедшего!
   Он повернулся, чтобы идти в свою комнату, и взялся за ручку  двери.  И  в
этот момент он услышал крик Сириллы.
   Всего несколько секунд понадобилось герцогу, чтобы  преодолеть  небольшое
расстояние, отделявшее его от двери в ее комнату. Опять раздался ее крик. Он
распахнул дверь и услышал ее голос, полный безумной ярости и страха:
   - Ты ничего не сделаешь монсеньеру! Ты не убьешь его!
   Во мраке комнаты четко выделялась белая ночная  сорочка  Сириллы.  Герцог
увидел, что  она  борется  с  каким-то  человеком,  огромный  темный  силуэт
которого виднелся в окне на фоне усыпанного яркими звездами небосклона.
   Для герцога не составило труда по  появившемуся  в  окне  профилю  узнать
того, с кем боролась Сирилла.
   Точно нож, герцога пронзил непередаваемый ужас, когда он увидел, что руки
Астрида сжимают горло Сириллы.
   - Умри! Умри так, как умерла  Зивана!  -  страшным  голосом,  похожим  на
рычание дикого животного, вопил убийца.
   Герцог, который был метким стрелком, прицелился ему в голову и выстрелил.
   Тело Астрида дернулось и с грохотом рухнуло  на  пол.  Герцог  ринулся  к
потерявшей сознание Сирилле.
   В темноте было трудно определить, в каком она состоянии,  поэтому  герцог
поднял ее с ковра и, крепко прижимая к груди, понес в свою комнату. Он  даже
не оглянулся на убитого им человека.
   Сирилла  казалась  почти  невесомой.  Стараясь  ни  единым  движением  не
потревожить ее, герцог медленно шел по коридору, соединявшему их спальни.
   Он опустил ее на свою кровать. Увидев, как ее голова безжизненно упала на
подушки, он решил, что она мертва.
   На ее тонкой шее темными пятнами выделялись следы от пальцев Астрида,  ее
глаза были закрыты. Герцогу показалось, что ее веки потемнели, и  ему  стало
страшно: он знал, что такое происходит тогда, когда человека задушат.
   В безумной панике он принялся неистово дергать за  шнурок  звонка,  лотом
рухнул на колени возле кровати и приложил ухо к груди Сириллы.
   Он услышал слабый стук ее сердца - она была жива.
   Прикрыв ее бархатным покрывалом, он несколько мгновений всматривался в ее
лицо. Наконец он поднялся с колен и распахнул дверь,  собираясь  позвать  на
помощь.
   Но в конце коридора он увидел спешащего к нему  камердинера,  который  на
ходу застегивал свой камзол.
   - Срочно пошли за доктором! - закричал герцог. -  И  скажи  господину  де
Бетюну, чтобы он как можно быстрее шел ко мне!
   Тревога, слышавшаяся в голосе герцога, и его резкие приказания  заставили
камердинера, понявшего, что дело не терпит  отлагательств,  развернуться  на
полдороге и пуститься бегом по  коридору  в  обратном  направлении.  Он  так
спешил, что едва не столкнулся с направлявшимся к герцогу Пьером де Бетюном.
   - В чем дело? - спросил тот. - Мне показалось, что я слышал выстрел.
   - Ты действительно слышал выстрел, - коротко ответил  герцог.  -  Я  убил
Астрида! Он был в спальне мадам.
   - Как это могло произойти? - выдохнул пораженный Пьер де Бетюн.
   - Думаю, он спустился с крыши на веревке, -  ответил  герцог.  -  Нам  не
следовало бы забывать, что он когда-то был акробатом!
   - Боже мой! - вскричал Пьер де Бетюн.
   Герцог поспешил обратно в спальню.
   - А мадам? - спросил Пьер.
   Он последовал за герцогом и увидел лежавшую на огромной кровати Сириллу.
   - Он пытался задушить ее! - объяснил герцог.
   - Задушить! - только и смог вымолвить Пьер.  Свеча  освещала  Сириллу,  и
казначей увидел, что ее лицо покрывает мертвенная бледность. Светлые волосы,
разметавшиеся по подушке, образовывали ореол вокруг ее головы.
   Как и герцог, Пьер де Бетюн опустился на колени возле кровати  и,  прижав
пальцы к запястью Сириллы, попытался нащупать пульс.
   - Она жива! - воскликнул он.
   Ему бросились в глаза темные следы, оставленные убийцей на  нежной  шейке
Сириллы. Он обернулся к герцогу, и, когда их глаза встретились, оба  поняли,
что думают об одном и том же: не явился  ли  недостаток  кислорода  причиной
серьезного поражения мозга.
   Отведя рукой тяжелый бархатный полог, герцог взял канделябр и поднес  его
к Сирилле, чтобы внимательнее рассмотреть ее лицо.
   То, что  в  минуту  паники  показалось  ему  темными  пятнами  на  веках,
оказалось тенью. Он увидел, что под ее глазами нет кругов, и  с  облегчением
вздохнул.
   Поставив канделябр на место, он сказал:
   - Выясни, послали ли уже грума за доктором,  и  проверь,  мертв  ли  этот
подонок. Кажется, я прострелил ему башку.
   Пьер де Бетюн ничего не ответил. Он  поднялся  на  ноги  и  направился  в
спальню Сириллы.
   Герцог опять встал на колени возле Сириллы. Через несколько мгновений  он
заметил, что ее веки дрогнули.
   - Сирилла!
   Неожиданно для него самого его голос прозвучал глухо. Казалось, она никак
не может сконцентрировать свой взгляд на нем, и он,  затаив  дыхание,  ждал,
когда она каким-то образом даст ему понять, что услышала его призыв. Наконец
она увидела склоненное над собой лицо  герцога,  и  на  ее  губах  появилась
слабая улыбка.
   Она попыталась что-то сказать, но у нее ничего  не  получилось.  Ее  рука
метнулась к шее.
   - Молчи, - проговорил герцог. - Этот изверг пытался задушить тебя. Я хочу
тебя кое о чем спросить, и, если ты понимаешь меня, просто кивни в ответ.
   Она пристально смотрела на него.
   - Тебе больно? - спросил он.
   Она едва заметно покачала головой, и герцог понял, что  его  опасения  по
поводу состояния ее мозга беспочвенны. Он взял ее руку и поднес к губам.
   - Лежи спокойно, - сказал он. - Я уже послал за доктором. Он скоро  будет
здесь.  Ты  не  должна  двигаться.  Я  знаю,  для  тебя  это  было  страшным
потрясением, но теперь все в порядке.
   Он увидел, что она хочет что-то сказать. Он без слов понял, какой  вопрос
ее волнует.
   - Со мной все хорошо, - с нежностью проговорил он. - Ты  пыталась  спасти
меня, Сирилла, и тебе это удалось! Я услышал твой  крик  и,  вбежав  в  твою
комнату, увидел, как ты борешься с ним, стараясь защитить меня. Я выстрелил,
однако мне не удалось предотвратить его попытку задушить тебя!
   Он увидел, что она понимает его. Однако он заметил, что пятна на  ее  шее
потемнели, и ему как бы передалась боль, которую она испытывала.
   - Если бы я знал, чем тебе помочь, - сказал герцог, - но мне кажется, что
даже глоток воды причинит тебе сильную боль.
   Пальцы Сириллы сжали его руку, и он осознал, что единственным ее желанием
является видеть его рядом с собой и держать его за руку.
   - Ты в безопасности, - проговорил он. - Ты всегда будешь в безопасности!
   Именно это она и хотела услышать, и опять на ее  губах  появилась  слабая
улыбка.
   Его губы коснулись ее руки, ощутив  при  этом,  как  нежна  ее  кожа.  Он
почувствовал, что испытываемое им облегчение можно выразить только лаской, и
принялся осыпать неистовыми поцелуями ее изящные пальчики.

***

   Проснувшись, Сирилла увидела, что пробивающийся  через  задвинутые  шторы
яркий солнечный свет окрасил комнату в золотистые тона, и  решила,  что  час
довольно поздний.
   В ее памяти  всплыли  события  прошлой  ночи.  Она  смутно  помнила,  что
приехавший доктор дал ей выпить какое-то лекарство. Оно было  неприятным  на
вкус, однако оказало  на  нее  усыпляющее  действие,  и  она  погрузилась  в
глубокий сон.
   Она огляделась и обнаружила, что лежит в спальне герцога.
   Огромные резные позолоченные  карнизы,  закрепленные  над  тремя  окнами,
массивная  величественная  мебель  отличались  от  изящной   обстановки   ее
собственной комнаты.
   Наконец ночное происшествие предстало перед  ней  во  всех  деталях.  Она
вспомнила, как пыталась помешать  Астриду  напасть  на  герцога,  вспомнила,
какой ее охватил страх, когда пальцы этого убийцы сомкнулись на ее шее.
   Это было настоящим безумием, подумала Сирилла,  безоружной  бросаться  на
огромного мужчину, который, движимый фанатической  ненавистью,  хотел  убить
герцога.
   Но в  тот  момент  ею  владело  единственное  желание  защитить  любимого
человека, поэтому она ни на секунду на задумалась, чего это может ей стоить.
   И только когда она почувствовала, что умирает, что ей не хватает воздуха,
она обратила к герцогу отчаянный крик о помощи.
   И он спас ее!
   Уже погружаясь в обморочный туман, она как бы издалека услышала выстрел и
сердцем поняла, кто именно выстрелил.
   А потом она увидела герцога, стоявшего  на  коленях  возле  нее,  увидела
совсем рядом его лицо. Она никогда не забудет, как он целовал ее руку!
   Х