Париж и остановилась  в  отеле
"Мерис".
   - И ты, конечно, решил посмотреть, что я из себя представляю?
   - В отеле мне сказали, что мисс Хольц не  прибыла,  зато  я  встретил  ее
компаньонку - очень молоденькую и, к своему удивлению, очень хорошенькую, но
крайне своенравную юную особу.
   Вада произнесла что-то невнятное, затем заметила:
   - Но ты тоже представился французом!
   - Вообще-то я французом не представлялся, - ответил Пьер. -  Я  тебе  уже
говорил,  что  нам  предстоит  еще  многое  узнать  друг   о   друге.   Меня
действительно называют Вальмоном.
   Вада внимательно слушала Пьера, и он продолжал:
   - Так звали моего крестного отца - герцога де Вальмона. Именно он  первым
зародил во мне интерес к французскому искусству. В школьные каникулы я часто
ездил во Францию и потом, вместо того чтобы учиться в Оксфорде, как мой брат
Давид, отправился в Сорбонну.
   - В парижский университет, то есть, - пробормотала Вала как бы для себя.
   - Там я проучился три года, - продолжал Пьер, -  и  все  свободное  время
проводил со своим крестным отцом.  Его  французский  стал  для  меня  вторым
родным языком,  в  своих  взглядах,  привычках  и  вкусах  я  стал  истинным
французом.
   Вада не прерывала его, и Пьер говорил:
   - Как видишь, я совсем не  похож  на  Давида,  у  нас  совершенно  разные
взгляды на жизнь. Когда я вернулся в Англию, то остался недоволен состоянием
дел в поместьях. К тому же мне все очень быстро наскучило. Я никогда не  был
в хороших отношениях с матерью и снова вернулся в Париж.
   - Чтобы стать символистом!
   - Я начал писать, а поскольку жил в Латинском квартале, мне намного проще
было стать французом, чем оставаться англичанином. В основном я  пользовался
своим двойным именем и подписывался как  Пьер  Вальмон.  -  Он  улыбнулся  и
добавил:
   - И плодом моего усердного труда стала книга о символизме, которая должна
выйти в следующем месяце.
   - Почему же ты мне об этом не сказал? - спросила Вада.
   - Я хотел сделать тебе сюрприз.
   - Я буду  гордиться  тобой,  это  так  прекрасно  -  увидеть  твою  книгу
изданной, - с трепетом проговорила Вада.
   - Мне нравится моя жизнь в Париже, - но сейчас все должно  измениться,  -
сказал Пьер.
   - Что ты имеешь в виду? - В голосе девушки была тревога.
   - Давид только что сказал мне, что серьезно болен  и  не  может  на  тебе
жениться, даже если бы ты этого  очень  хотела:  у  него  туберкулез.  Врачи
настаивают, чтобы он как можно скорее уехал в Швейцарию.
   - Какой ужас! - воскликнула Вада. - Мне так жаль его.
   -  Мне  тоже,  -  сказал  Пьер.  -  Но  это  значит,  что  все   поместья
переписываются на мое имя, и я становлюсь их хозяином.
   Сначала Вада никак не отреагировала, потом, подумав, спросила:
   - Ты имеешь в виду, что должен уехать из Парижа и жить в Англии?
   - Да.
   Возникла тишина. Затем Вада первой ее нарушила.
   - И тогда я тебе буду не нужна?
   - Я этого не говорил, - ответил Пьер.
   - Но ведь это так? Если ты должен  жить  здесь,  в  Англии..,  тогда  ты,
наверно, не захочешь жениться?
   Пьер улыбнулся.
   - Между прочим, - начал он, - как раз именно здесь жена нужна мне больше,
чем в Париже. Он умолк, а Вада затаила дыхание.
   - Есть только одно создание, на котором я готов жениться!
   Девушка подняла голову с его плеча,  и  ее  глаза  внезапно  засветились,
будто кто-то зажег в них тысячу свечей.
   - Неужели ты имеешь в виду меня? - прошептала  Вада,  от  волнения  не  в
силах говорить громче.
   - Кто-то ведь должен приглядывать за тобой, - нарочито сердясь, проворчал
он. - Ты иногда ведешь себя так плохо, с таким неоправданным риском,  что  я
не могу позволить, чтобы все это продолжалось.
   - Ты женишься на мне? Ты действительно хочешь этого? Ну пожалуйста, скажи
мне!
   Он неожиданно и властно привлек ее к себе, и  его  губы  впились  в  губы
девушки. Этот поцелуй, далеко не нежный, был  неистов  и  требователен.  Она
ощутила, как снова внутри нее разгорается пламя, и была уверена, что  то  же
самое происходит с Пьером.
   Вада прильнула к нему, забыв обо всем, кроме того, что она  снова  в  его
объятиях, - в том прекрасном и сказочном мире, где существуют только  она  и
он.
   Его  губы  становились  все  настойчивее   и   горячее.   Внезапно   Вада
почувствовала, как все ее тело размягчается, тает, словно воск, и постепенно
сливается воедино с Пьером. Казалось, что этот поцелуй вытягивает ее душу  и
сердце, и они становятся душой и сердцем Пьера.
   Наконец он поднял голову и как-то неуверенно проговорил:
   - Ты обворожительна до умопомрачения, моя дорогая, я не хочу рисковать  и
потерять тебя. Ты немедленно выходишь за меня замуж!
   - Но ты же стремился быть благоразумным...
   - Увы, мне это не удалось. Настало время тебе стать моей женой.
   Пьер почувствовал, в какое восторженное состояние пришла Вада.
   - Я так этого хочу, - прошептала она.  -  Мы  можем  отказаться  от  моих
ужасных денег, чтобы ты не презирал меня из-за них.
   - Все намного серьезнее, чем ты думаешь, - сказал Пьер. -  Ты  не  можешь
пренебречь своими обязанностями, так же как я - своими.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я должен взять на себя  заботу  о  поместьях  и  сделать  все  от  меня
зависящее, чтобы  они  процветали.  Так  и  ты  должна  правильно,  со  всей
ответственностью, справедливо распорядиться своими деньгами.
   - Что ты подразумеваешь,  когда  говоришь  "правильно  распорядиться"?  -
испуганно спросила Вада.
   - В нашем  огромном  хозяйстве  предстоит  сделать  очень  много,  а  это
потребует уйму денег,  -  ответил  Пьер.  -  Поместье  Грэнтамов  похоже  на
громадного голодного монстра,  пожирающего  все,  что  ему  дают,  и  всегда
требующего еще.
   Пьер глубоко вздохнул, будто то, что  он  говорил,  угнетало  его,  затем
продолжил:
   - В  поместье  живет  много  стариков,  которых  нужно  обеспечить,  надо
построить школы, богодельни, сиротские  дома.  Мы  владеем  еще  и  огромным
районом трущоб в Лондоне, - там неплохо было бы снести целые кварталы старых
построек и на их месте возвести новые, удобные дома.
   Пьер говорил серьезно и убедительно.
   - Если ты станешь моей женой, все твои миллионы уйдут на воплощение  моих
замыслов. Ты не будешь разъезжать по светским балам в шикарных  туалетах  от
Уорта и потрясать всех  своими  бриллиантами.  Вместо  этого  тебе  придется
вместе со мной много работать,  чтобы  устранить  пороки  старого  уклада  и
создать что-то новое, достойное.
   - И я могу это делать.., вместе с тобой? - воскликнула Вада.
   - Если, конечно, захочешь, - ответил Пьер, - потому что как раз об этом я
хотел просить мою жену.
   Говоря это, он стиснул руки и, немного помолчав, произнес:
   - Это будет не просто. У нас возникнет много проблем, и над ними придется
ломать голову. Что-то, возможно, вызовет раздражение окружающих. То,  что  я
хочу осуществить, не всем  понравится,  но  проект  грандиозный.  Ты  готова
помочь мне, мое сокровище?
   - Ты же знаешь: все, о чем я мечтаю и чего хочу, - это быть всегда  рядом
с тобой, делать то, о чем ты меня попросишь.., и  любить  тебя,  -  страстно
ответила Вада.
   На мгновение она умолкла, затем очень тихо заговорила:
   - Я думала, что мы будем жить в твоей студии,  я  буду  готовить  обед  и
убирать дом. Пьер улыбнулся:
   - Может быть, стоит сохранить студию? Когда  ты  у  меня  заважничаешь  и
преисполнишься собственного величия от высоты своего положения, я увезу тебя
в Париж. А пока мы могли бы провести там медовый месяц.
   Вада снова подняла к нему лицо.
   - Одни? - Вряд ли мы станем кого-нибудь просить  сопровождать  нас,  -  с
легким смехом ответил Пьер.
   - Ты знаешь, что я имею в виду, - проговорила Вада.
   - Мы будем совсем одни, моя милая,  -  произнес  Пьер,  -  никаких  твоих
служанок и горничных, никаких моих камердинеров, никаких высокомерных  слуг!
В Париже ко мне приходит только одна пожилая женщина, чтобы помыть пол.
   - Я буду сама заботиться о тебе, - прошептала Вада.
   Пьер улыбнулся:
   -  У  тебя  есть  возможность  показать  себя  прекрасной  женой  бедного
писателя.
   Глаза Вады сияли, как звезды. Она произнесла немного невпопад:
   - Я не умею толком готовить.
   - Зато я умею и научу тебя, - сказал Пьер.
   - Это чудесно! Просто замечательно! - обрадовалась Вада. -  Когда  же  мы
поженимся? - спросила она внезапно.
   Пьер привлек ее к себе и поцеловал в мягкие пушистые волосы.
   - Я не хочу ехать в Нью-Йорк и жениться так, как задумала твоя  мать.  Мы
поженимся немедленно и без пышных церемоний: я хочу, чтобы  Давид  был  моим
шафером, а чем  быстрее  он  уедет  в  Швейцарию,  тем  больше  времени  ему
останется жить.
   - Мама, конечно, рассердится, но я уже буду твоей женой, а все  остальное
не имеет значения, - важно проговорила Вада.
   - Со временем она, несомненно, успокоится, - оттого  что  ее  дочь  стала
все-таки герцогиней, - заметил Пьер.
   В его голосе прозвучала легкая ирония. Затем он сказал:
   - Предоставь свою маму мне. Но сначала я должен разобраться с собственной
матерью. Они обе не имели права заставлять тебя  выйти  замуж  за  человека,
которого ты никогда не видела.
   - Но твой брат такой добрый...
   - Поэтому ты его поцеловала?
   - Да, я хотела от всей души его поблагодарить, - ответила Вада.
   - Надеюсь, в будущем, - начал Пьер, - ты не захочешь так щедро  расточать
свою благодарность. Из-за этого поцелуя я  чуть  было  не  поверил,  что  ты
обещаешь ему стать его женой, потому и наговорил тебе массу грубостей.
   Вада снова уткнулась лицом в его грудь.
   - Как ты мог такое подумать? - Она почти начала выходить из себя.
   - Да я минуты считал,  пока  снова  тебя  увижу,  а  ты  на  моих  глазах
обманываешь меня! Что я мог еще подумать?
   - Ты же знал, что я тебя люблю.
   - Я действительно тебе верил, но  когда  увидел,  как  ты  целуешь  моего
брата, решил, что ошибся.
   - Я никогда не смогу полюбить никого другого. Я люблю только тебя. - Вада
трепетала от переполнявших ее чувств. Ее голос звучал одновременно  волнующе
и трогательно.
   - Ты прощаешь меня? - тихо спросил Пьер.
   - Я прощу тебе все, как только ты станешь моим мужем, -  лукаво  ответила
Вада. Пьер засмеялся:
   - Все вы, женщины, только и думаете о замужестве. И  как  ни  странно,  я
тоже сейчас думаю только об этом, - чтобы мы поженились, и как можно скорее!
   Пьер чуть приподнял ее маленький подбородок и повернул к себе. Никогда  в
жизни он не видел такой сияющей от счастья женщины, как Вада.
   - Никто из нас не хочет ждать, - сказал он мягко. - Мы знаем, что созданы
друг для друга, что нашли наконец то, что оба искали всю жизнь.
   Он почувствовал, как Вада дрожит от радости.
   - Это настоящая любовь,  мое  сокровище,  моя  красавица!  Это  любовь  -
чарующая и  непостижимая!  И  ты  -  часть  совершеннейшей  красоты  мира  -
принадлежишь мне!
   Пьер  поцеловал  Ваду,  и  она  снова  испытала  восторг   и   волшебство
охватившего ее чувства, как в  ту  первую  ночь,  когда  поцелуй  Пьера  так
естественно слился с тем, что их окружало, - рекой,  небом  и  Нотр-Дам.  Их
слияние в единое целое теперь уже совсем близко. Девушке казалось,  что  без
Пьера она не существует: она принадлежит только ему и навсегда.
   Вада  прекрасно  сознавала,  что  впереди  будет  много  трудностей,   но
опасности, казалось, не существует, пока они вместе.
   "Я люблю тебя! Я так  страстно  люблю  тебя!"  Ваде  хотелось  без  конца
повторять эти слова, но Пьер держал ее губы в плену.
   - Моя малышка, мое сокровище, моя любимая! - шептал он.
   Вада  ощущала,  как  лихорадочно  бьется  его  сердце,  и  пламя   любви,
полыхавшее в ее груди и его душе, превратилось  в  огонь.  Огонь,  способный
испепелить все злое и недостойное.
   Божественный огонь, разгоревшийся в их сердцах, поднимал и  уносил  их  в
звездное небо, где царили только музыка и поэзия любви.



    Барбара КАРТЛЕНД
    НЕРАЗГАДАННОЕ СЕРДЦЕ


Глава 1

   - Я не выйду за него, мама!
   -  Вирджиния  Стивезант  Клей!  Ты  поступишь  так,  как  тебе  велят!  -
последовал резкий ответ. Миссис Клей, потеряв терпение, поднялась  с  места,
прошла в конец большой, помпезно обставленной комнаты и  взглянула  на  дочь
сверху вниз.
   - Ты понимаешь, что говоришь,  девочка?  -  голос  ее  звучал  сурово.  -
Отказаться от брака с англичанином, который  очень  скоро  станет  герцогом.
Герцогом! Ты слышишь? Их всего-навсего двадцать шесть или, кажется, двадцать
девять, и ты будешь герцогиней. Вот тогда посмотрим, сможет ли миссис  Астор
задирать нос и смотреть на меня, как на пустое место. В тот  день,  когда  я
увижу тебя, Вирджиния, у алтаря рядом с будущим герцогом, я, наверное,  умру
от счастья.
   - Но мама, он ведь ни разу меня не видел! - увещевала Вирджиния.
   - Какое это имеет значение? - удивилась миссис  Клей.  -  Хотя  сейчас  и
начало нового века, но в Европе  и,  конечно,  на  Востоке  о  браке  всегда
заранее договариваются родители жениха и невесты.  Очень  разумный  метод  и
ничего, кроме блага, не приносит всем заинтересованным сторонам.
   - Ты знаешь так же хорошо, как и я, что этот человек...
   - Маркиз Камберфордский, - уточнила миссис Клей.
   - Ладно, маркиз Камберфордский, - продолжала Вирджиния, - женится на  мне
из-за денег. Его больше ничего не интересует.
   - Полно, Вирджиния, то, что ты говоришь, просто смехотворно,  -  ответила
мать. - Герцогиня - моя давняя подруга, я бы даже сказала, очень давняя.  Мы
познакомились, должно быть, не менее десяти лет тому назад, когда твой  папа
и я путешествовали по Европе. Она была чрезвычайно любезна и пригласила  нас
на бал, который давала в своем замке.
   - Но вам пришлось заплатить за вход, - перебила Вирджиния.
   - Замечание не по существу, - высокомерно заметила миссис Клей. - Это был
благотворительный бал, и я никогда не утверждала что-либо иное. С тех пор  я
не потеряла связи с герцогиней, помогала ей в самых различных начинаниях,  и
она всегда очень благодарила меня.
   - Благодарила за деньги,  -  тихо  добавила  Вирджиния,  но  миссис  Клей
сделала вид, что не слышит.
   - Итак, мы все время переписывались, -  продолжала  она.  -  Я  регулярно
посылала ее светлости подарки на Рождество, она в ответных письмах неизменно
рассыпалась в благодарностях. А когда она намекнула, что,  кажется,  у  меня
есть дочь на выданье, я почувствовала, и ты наверняка меня поймешь, что  все
те тысячи долларов, которые я отсылала ей из года в  год,  начали  приносить
реальные дивиденды.
   - У меня нет ни малейшего желания быть дивидендом, мама. К тому  же  сама
герцогиня, может, и очаровательна, но ты никогда не видела ее сына.
   - Но я видела его фотографии,  -  парировала  миссис  Клей.  -  Он  очень
красив, не сомневайся. Не какой-нибудь безусый  юнец.  В  прошлом  году  ему
исполнилось  двадцать   восемь.   Мужчина,   Вирджиния!   Мужчина,   который
позаботится о тебе и о том нелепом наследстве, что завещал твой  отец,  хотя
оно должно было бы находиться под моим контролем до твоего замужества.
   - О, мама, неужели опять  весь  разговор  начинать  сначала?  Ты  богата,
сказочно богата, и то, что отец оставил  нам  свои  деньги,  поделив  их  на
равные доли, не имеет  никакого  значения.  Что  касается  меня,  ты  можешь
забрать себе все, чем я владею, - и тогда посмотрим,  буду  ли  я  интересна
маркизу!
   - Вирджиния, ты,  наверное,  самая  неблагодарная  девочка  на  свете!  -
вскричала миссис Клей.  -  Перед  тобой  открылась  возможность,  о  которой
мечтает каждая девушка: выйти замуж за одного  из  значительнейших  людей  в
Англии, даже, может быть, в мире.  Ты  только  представь,  что  скажут  твои
подруги. Подумай о Милли и о той девочке Уиндроп, или  как  там  ее...  И  о
Ненси Дьюп, и о Глориане. Да они все  просто  позеленеют  от  зависти!  Тебя
пригласят в Букингемский дворец, ты отправишься на обед к королевской  чете,
а на голове у тебя будет корона.
   - Диадема, - поправила Вирджиния.
   - Хорошо, пусть диадема. А я уж позабочусь о том, чтобы у тебя на свадьбе
была самая прекрасная и большая диадема во всей  Англии.  Ты  представляешь,
как напишут о такой свадьбе в газетах?
   - Я не собираюсь выходить замуж за человека, которого не видела, - твердо
заявила Вирджиния.
   - Ты сделаешь так, как тебе велели, - рассердилась ее  мать.  -  Говорят,
миссис Розенбург пригрозила своей дочери кнутом, когда та  отказалась  выйти
замуж за герцога Мелчестерского. Во всяком случае, какой бы ни была  угроза,
она  довольно  хорошо   подействовала;   и   хотя   Паулина   стала   первой
американкой-герцогиней  в  лондонском  высшем  обществе,  в   нем   осталось
предостаточно места еще для одной, и ею станешь ты!
   - Но, мама, у меня нет никакого желания быть  герцогиней.  Почему  ты  не
можешь понять? Кроме того, сейчас многое изменилось.
   - Что, интересно? - резко спросила миссис Клей. - Только то,  что  теперь
все больше англичан приезжает в Америку  и  все  больше  американских  семей
путешествует по Европе. Кстати, на днях  твой  дядя  рассказывал,  что  есть
проект по созданию новых атлантических лайнеров, которые  смогут  перевозить
американцев за границу, и что в 1907 году, вполне возможно, разразится бум в
кораблестроении.
   - Поэтому, если  мы  вложим  наши  деньги  в  этот  проект,  -  заключила
Вирджиния, - у нас будет еще больше долларов, чем сейчас. Но зачем?
   - Зачем? -  повторила  миссис  Клей  и  нетерпеливо  взмахнула  рукой.  -
Вирджиния,  когда  ты  перестанешь  говорить  о  деньгах  со  своим   вечным
пренебрежением? Тебе следовало быть благодарной, что имеешь так много.
   - Я не хочу быть благодарной, если это означает, что я должна выйти замуж
за незнакомого  человека,  которого  даже  ни  разу  не  видела  и  которого
интересуют только мои деньги.
   - Брось, Вирджиния. Все совсем не так, - почти сварливо возразила  миссис
Клей. - Как я уже сказала, герцогиня и я всегда были  друзьями;  вот  она  и
написала мне, высказав идею, что брак между ее сыном и моей  дочерью  станет
очаровательным воплощением нашей  многолетней  дружбы.  Ну  что  может  быть
восхитительнее и, я бы сказала, практичнее такого предложения?
   - А сколько она запросила с тебя за привилегию попасть в ряды  английской
аристократии? - поинтересовалась Вирджиния.
   - Я не собираюсь отвечать  на  подобный  вопрос!  Мне  кажется,  в  устах
молодой девушки такие замечания  звучат  чрезвычайно  вульгарно.  Предоставь
уладить все финансовые вопросы мне и твоему дяде.
   - Я спросила тебя, сколько? - настаивала на  своем  Вирджиния.  Ее  голос
звучал тихо и тем не менее очень решительно.
   - А я не скажу, - оборвала ее миссис Клей.
   -  Значит,  я  оказалась  права,  -  заключила  Вирджиния.  -   Герцогиня
потребовала какую-то сумму. Ей мало моих денег, которыми будет заправлять ее
сын, и она попросила еще. Я слышала, как дядя говорил что-то в этом роде, но
вы тут же замолчали, когда я вошла в комнату. Итак, сколько?
   - Я уже сказала, что не твое дело, - ответила миссис Клей.
   - Нет, это мое дело, - запротестовала Вирджиния. - Я ведь жертва, не  так
ли, на твоем алтаре снобизма.
   - Сарказм вроде этого не поможет тебе утвердиться в английском  обществе,
- предостерегла  ее  миссис  Клей.  -  И  почему  мне  не  досталась  милая,
спокойная, послушная дочь, как у Белмонтов, которая иногда тебя навещает.
   - Она приходит сюда только потому, что ее приглашаешь ты, -  ответила  на
вызов Вирджиния. - Я с ней не дружу.  В  жизни  не  встречала  другой  такой
недалекой девицы.
   - Как бы там ни было, Белла Белмонт -  хорошенькая,  производит  приятное
впечатление, всегда прислушивается к советам взрослых,  -  возразила  миссис
Клей. - Вот и все, что требуется от дочери.
   - Но тебе не повезло: вместо нее у тебя есть я.
   - Да, у меня есть ты, - повторила миссис Клей, - и поэтому, В