ать вид перед своими гостями, словно никогда прежде  не
слышала о сбежавшей послушнице и что до этой девушки  мне  нет  никакого
дела. Разумеется, его преосвященство в тот раз очень жестоко обошелся со
мной, но я  ведь  достаточно  наблюдательный  человек  и  вполне  смогла
понять, что тогда кардинал был очень озабочен тем, какова будет  реакция
вашей светлости на это известие. Мне не составляло труда  заметить,  как
хитро и внимательно он наблюдал за вами, я  слишком  хорошо  знаю  этого
человека, чтобы ошибиться в его намерениях.
   Когда его преосвященство сказал, что в ту ночь карета вашей светлости
останавливалась вблизи того монастыря, я почувствовала, что он в  чем-то
подозревает вас, что  вам,  по  всей  видимости,  известно  о  пропавшей
послушнице нечто такое, о  чем  вы  не  хотите  поделиться  с  ним.  Мне
захотелось тогда же или на следующий день поговорить с вами, но привычка
соблюдать  повышенную  осторожность,  которая  выработалась  у  меня  за
столько лет, заставила отказаться от этого намерения.
   И вот прошлой ночью, - продолжала свой рассказ принцесса де Фремон, -
когда мне  стало  известно  об  исчезновении  вашей  подопечной,  а  его
преосвященство рассказал мне  о  своих  подозрениях  по  поводу  наличия
тайного заговора с целью похищения молодых  девушек,  я  решила  открыть
правду. У меня было намерение явиться к вашей светлости  и  умолять  вас
рассказать  мне  все,  что  вам  известно  о..,  моей  девочке.  Я  даже
удивилась, найдя в себе достаточно храбрости для  такого  поступка,  так
как думала, что все давно угасло во мне вместе с  остальными  чувствами;
именно поэтому я сегодня ранним утром вышла из  дома  и  велела  отвезти
меня к вам, надеясь на вашу милость, и нашла.., ту, которую искала.
   Голос принцессы де Фремон смолк. Но когда она взглянула на Аме, глаза
ее были сухими.  Напротив,  выражение  лица  принцессы  стало  мягким  и
ласковым от переполнявшей ее любви;  губы  у  этой  женщины  дрожали  от
чувств, переполнивших ее сердце. Через мгновение  Аме  протянула  к  ней
свои руки в непроизвольном порыве любви, воскликнув:
   - Мамочка! Я никогда не думала, что наступит счастливый день, когда я
скажу это слово. Мамочка. He обращая внимания на то, что по щекам у  нее
текут слезы, принцесса обняла девушку и крепко прижала  к  себе.  Герцог
медленно поднялся с кресла и отошел к окну, чтобы в такой момент мать  и
дочь могли остаться наедине, соединившись  наконец  после  стольких  лет
безысходного одиночества.
   - Как я мечтала об  этом,  -  прошептала  принцесса,  -  о  том,  что
когда-нибудь смогу обнять тебя. Сколько раз я видела тебя в своих мечтах
спящей в монастыре, и тогда мне хотелось, чтобы у меня появились  крылья
и я смогла бы, оставаясь невидимой, прилететь и защитить от  всего,  что
могло напугать тебя, рассказать о том, как я люблю тебя.
   - Наверное,  я  чувствовала  ваше  присутствие  там,  -  ответила  ей
девушка. - Я была очень счастлива в  монастыре,  но,  кажется,  особенно
чувствовала себя умиротворенной, когда находилась в своей келье.  Обычно
я думала, что это, должно быть,  из-за  ангелов,  которые  благословляют
меня и для этого являются ко мне, но теперь знаю - это были вы, матушка.
   - И ангелы тоже, надеюсь, дитя мое, - улыбнулась принцесса де Фремон.
- Ты так похожа на своего отца.
   Только подумать, что ты была в моем доме в тот вечер, я прикасалась к
твоей руке и все-таки не узнала тебя.
   - И очень хорошо, что не узнали, - ответила Аме, -  потому  что  ваше
поведение могло выдать нечто такое, из-за чего кардинал мог  заподозрить
меня, а в этом случае он сделал бы все, чтобы немедленно вернуть меня  в
монастырь.
   Слова девушки, казалось, напомнили принцессе де Фремон об  опасности.
Она закрыла лицо руками.
   - Мне надо идти, - проговорила принцесса. - Ни в коем  случае  нельзя
допустить, чтобы кто-нибудь  узнал  о  моем  приходе  в  ваш  дом,  ваша
светлость.
   - Но почему? - удивилась Аме. - И пожалуйста, я очень хочу  увидеться
с вами еще раз.
   Принцесса опустила руки.
   - Дорогая, дитя мое, - проговорила она. - Я отдала бы все, что у меня
есть, даже свою правую руку, чтобы объявить  всему  свету,  что  ты  моя
дочь; чтобы ты могла жить в моем доме, но я не  могу  этого  сделать!  И
дело не в моем желании сохранить спокойное существование. Все  на  самом
деле обстоит намного серьезнее.
   Как вам известно, - продолжала свои объяснения принцесса де Фремон, -
я нахожусь под покровительством Ее Величества. Она даже  удостоила  меня
своей дружбой. Большую часть своего времени я провожу  с  ней,  особенно
когда  королева  уединяется  в  Малом  Трианоне,  отдыхая  от   строгого
формализма жизни в Версале. У нас с Ее Величеством  много  общего,  и  я
всеми силами стараюсь помочь ей по мере возможности избегать  сложностей
и опасностей жизни  при  дворе.  Но  существует  немало  людей,  которые
завидуют нашей дружбе. И они были бы рады, увидев  меня  или  любого  из
друзей Ее Величества вовлеченными в какой-нибудь  громкий  скандал,  эти
люди не преминули бы тут же использовать его против королевы.
   - Герцог де Шартре! - воскликнула Аме.
   Казалось, что это имя напугало принцессу.
   - Тише, - предостерегла она девушку. - Произносить имя этого человека
вслух небезопасно, но вам, так же как и мне, известно, что он,  пожалуй,
злейший враг королевы.
   -  Это  известно  каждому,   -   проговорил   герцог   Мелинкортский,
возвращаясь к дивану. - Я знаю,  о  чем  вы  пытаетесь  рассказать  нам,
принцесса, и считаю, что вы совершенно правы.  Если  Филиппу  де  Шартре
станет известно, что Аме - ваша дочь, то этот факт  в  его  руках  может
стать еще одним грозным оружием, направленным против трона и королевы.
   - Я знала, что вы все поймете, - сказала принцесса де Фремон.  -  Мой
муж занимает высокое положение при дворе. И если  бы  открылась  правда,
это, без сомнения, привело бы к его полному краху; и к моему тоже.
   - Мы никогда не сделаем ничего, что могло бы  повредить  вам  или  Ее
Величеству, - заверила принцессу Аме. - Мы будем  очень  осторожны;  но,
мамочка, я так рада, что нашла вас.
   - И я тоже, дорогая! - воскликнула принцесса.
   Она  снова  поцеловала  девушку,  а  потом  повернулась   к   герцогу
Мелинкортскому.
   - Мне известно, что вы, ваша светлость, отнеслись с большой заботой к
этой девушке, - проговорила принцесса де Фремон. - И вам пришлось  пойти
на большой риск. Если бы кардинал узнал, что его обвели вокруг пальца...
   - Он этого никогда не узнает, - твердо заверил ее герцог, прервав  на
полуслове. - Пока мы еще  не  имеем  полного  плана  наших  действий  на
ближайшее будущее, но я обещаю  вам,  мадам,  сообщать  обо  всех  наших
действиях. Однако и  вы  со  своей  стороны  попытайтесь  заставить  его
преосвященство поверить в то, что  продолжаете  беспокоиться  по  поводу
того, что могло случиться с Аме после ее бегства из монастыря.
   - Да, да, обязательно постараюсь, - пообещала принцесса де Фремон,  -
и благодарю вас, ваша светлость, - благодарю вас от всего сердца. -  Она
поднесла платок к глазам. - Я опять плачу, - извинилась она,  -  но  это
уже от счастья: я вновь обрела свою дочь, а ей  покровительствует  такой
добрый человек, как вы.
   - Ни один человек не смог бы отнестись ко мне с большей добротой, чем
монсеньор, - заверила ее Аме.
   - Уже поздно. Я должна идти, -  проговорила  принцесса  де  Фремон  с
внезапным беспокойством. - Ах, моя маленькая детка, побереги себя,  ради
бога.
   Она очень нежно поцеловала девушку, после чего  герцог  Мелинкортский
проводил  принцессу  через  зал  к  ожидавшему  ее  экипажу.  Когда  его
светлость вернулся в гостиную, Аме сидела в  большом  кресле  с  высокой
спинкой и выглядела очень задумчивой.
   Как только герцог прикрыл за собой дверь, она  вскочила  с  кресла  и
бросилась ему навстречу, затем крепко сжала его руки.
   - Монсеньор, теперь я уже больше не несчастная сирота! -  воскликнула
она. - Как замечательно знать, что у меня есть мать  -  это  даже  более
замечательно, чем понимать, что я больше не просто Аме, что у  меня  был
законный отец, что я не просто девушка неизвестного происхождения.
   - Вас это тревожило раньше? - спросил герцог с едва заметной улыбкой,
изучая аристократические черты ее лица, ее манеру гордо держать голову.
   - Иногда это меня ужасно тревожило, - призналась девушка. -  Часто  я
лежала по ночам в своей кровати не в силах  заснуть  и  сочиняла  разные
истории, кем бы я могла  быть  на  самом  деле  -  может  быть,  дочерью
какого-нибудь знатного  принца,  а  возможно,  искателя  приключений,  у
которого были свои особые причины для того, чтобы скрывать от меня  свое
имя. Потом в сердце мое вползал страх,  я  могла  бы  оказаться  дочерью
неизвестного сапожника, кузнеца и нежелательным  ребенком,  какой-нибудь
бедной женщины, которая  впоследствии  так  и  не  узнала  имени  своего
соблазнителя.
   Голос  Аме  становился  все  тише,  пока  она  говорила,   и   герцог
Мелинкортский понял, что девушка вот-вот расплачется.
   - Вам следовало бы больше верить а свою судьбу, - поддразнил он ее.
   Аме тут же гордо выпрямилась, словно принимая вызов.
   - Все остальное время я верила, - ответила девушка. - А этой слабости
я поддавалась только тогда, когда вокруг было темно  и  мне  становилось
немного грустно или когда меня наказывали за какое-нибудь  непослушание.
Разумеется,  это  было  не  по-христиански   и   не   по-католически   -
беспокоиться из-за таких причин; монахини всегда говорили о том, что все
люди равны перед господом, но иногда мне так  хотелось  считать,  что  я
принадлежу к знатному старинному роду!
   - Ну а теперь, когда вы все знаете о своем происхождении, что теперь?
- спросил герцог.
   - Теперь мне больше уже  не  будет  стыдно  появляться  где-нибудь  в
обществе рядом с вами, монсеньор, и не придется выдавать  себя  за  вашу
подопечную, - ответила Аме.
   - Так, значит, вам было стыдно.., в прошлом? - спросил его  светлость
почти строго.
   - Просто иногда меня охватывал страх  от  мысли,  что  может  настать
день, когда вы решите, что мое поведение вызвано не отсутствием знаний о
мирской жизни, а невоспитанностью или невежеством; и тогда вы  могли  бы
сказать мне: "Я больше не могу заботиться о вас, выдавая себя за  вашего
опекуна. Вы, Аме, - дитя этого народа и должны вернуться к нему".
   Аме умолкла на какое-то время, а  потом,  бросив  быстрый  взгляд  на
герцога из-под полуопущенных ресниц, продолжила:
   - Видите ли,  монсеньор,  когда  сильно  любишь  кого-нибудь,  всегда
кажется, что ты недостаточно хороша для этого человека.
   Услышав это, его светлость резким движением  выдернул  свои  руки  из
пальцев девушки, цепко державших их, и быстрыми шагами направился  прочь
из этой комнаты, но потом так же поспешно вновь вернулся к Аме. В первый
раз за все время  с  тех  пор,  как  его  светлость  встретился  с  этой
девушкой, он, казалось, потерял привычное спокойствие.
   - Послушайте, дитя мое, - проговорил он наконец, - я ведь старше  вас
- намного старше.
   - Монсеньор, если вы хотите сказать,  что  слишком  стары  для  того,
чтобы я могла полюбить вас,  -  возразила  ему  девушка,  -  то  глубоко
заблуждаетесь. Помнится, когда я приехала в Париж и познакомилась тут  с
молодыми  людьми  из  высшего  общества,  вы  сказали,  что  они  должны
понравиться мне больше, чем ваша светлость.
   Как вы были не правы тогда!  Все  эти  молодые  люди  без  исключения
показались мне глупыми и никчемными мальчишками; вы - мужчина!  Мужчина,
которого я люблю. А кроме того, мне кажется, что вы,  монсеньор,  просто
забыли старую истину: любовь - это нечто такое, что приходит само собой,
независимо от вашей воли. В любви  никому  не  дано  права  выбора.  Она
приходит сама, и чаще тогда, когда ее не ждешь.
   - Поймите же наконец, я слишком стар, - настаивал на своем герцог.  -
И кроме того, я жил совершенно иной жизнью, которая отличалась  от  той,
что известна вам, или о которой вы слышали. Вы, Аме,  юная,  невинная  и
чистая девушка. Вы никогда не сталкивались  с  такими  сторонами  жизни,
которые стали основной частью моего существования в последние пятнадцать
лет. А люди не могут полностью преобразиться за одну  ночь,  сколько  бы
они ни думали о том, что это возможно. Поэтому наступит время, когда  вы
сначала испугаетесь, а потом разочаруетесь во мне; потом вы  отвернетесь
от меня и горько пожалеете о том, что я в свое время не оставил вас  под
мирной сенью монастыря.
   Герцог Мелинкортский говорил все это, не глядя на девушку, но услышал
тихий  шелест  ее  юбки,  ощутил  аромат  ее  тонких  духов,  когда  она
потянулась к нему. А потом очень тихо  -  герцог  едва  сумел  разобрать
смысл - девушка прошептала:
   - Что вы хотите сказать, монсеньор?
   Он повернулся к Аме лицом.
   - Я говорю вам о том, что люблю вас,  -  произнес  его  светлость,  -
люблю всем  сердцем  и  душой,  данной  мне  господом,  в  существовании
которого до последнего времени  я  сомневался.  Я  люблю  вас,  Аме,  но
заклинаю вас отказаться от моей любви. Потому что понимаю: моя любовь не
принесет вам ничего хорошего, а я не хочу, чтобы вы оказались  несчастны
из-за меня.
   - Монсеньор! Монсеньор! - Голос Аме звенел от радости.  -  Вы,  такой
разумный человек, говорите сейчас такие глупости. Неужели  вы  никак  не
можете осознать, что во всем этом мире для меня существует  только  один
человек, только один мужчина, которого я могла  бы  полюбить,  и  только
один господин, которому я могла бы верить  всегда,  пока  живу  на  этом
свете?
   - Вы уверены в этом? - спросил  герцог,  и  в  его  голосе  ощущалось
напряженное ожидание ответа. - Нет, дитя мое, подождите;  прежде  чем  я
дотронусь до вас, позвольте мне сказать вам еще  кое-что.  Я  никогда  и
никого не любил в своей жизни так, как люблю вас.  Если  вы  согласитесь
связать свою судьбу с моей, если вы окажете мне честь стать моей  женой,
я никогда не позволю вам впоследствии уйти от  меня.  Если  когда-нибудь
потом, когда полностью освоитесь в  этом  мире  и,  возможно,  встретите
кого-нибудь моложе, чем я, кто понравится  вам,  кто  по  складу  своего
характера будет больше подходить вам, чем я, то и  тогда  вы  все  равно
останетесь моей. Я сделаю  все,  чтобы  удержать  вас.  Поэтому,  приняв
сейчас решение, вы уничтожаете для себя все пути отступления.
   - Если вы, монсеньор, можете только подумать о том, что  я  могла  бы
когда-нибудь, даже в отдаленном будущем, оставить вас, - начала девушка,
- тогда вы просто слепец... С самой первой секунды нашей встречи ко  мне
пришла любовь, и эта любовь останется во мне навсегда.
   Она может лишь становиться все сильнее и сильнее - день ото дня,  год
от года. Эта любовь к вам, монсеньор, будет со мной до конца моей жизни!
   - Но теперь я должна обязательно сказать вам что-то очень  важное,  -
продолжала Аме, - что-то такое, о чем я  прошу  вас  серьезно  подумать.
Только что вы, ваша светлость, сказали,  что  собираетесь  сделать  меня
своей женой. Я не очень хорошо  представляю  себе,  какое  значение  это
имеет для вас, но, прожив в этом особняке достаточно долго бок о  бок  с
вами, леди Изабеллой и  месье  Хьюго,  я  очень  многое  узнала  о  вас.
Монсеньор, у вас высокое положение в  обществе,  у  себя  на  родине,  в
Англии, вы считаетесь одним из знатных вельмож. Я полюбила вас еще с тех
пор, когда той ночью вы обнаружили меня затаившейся на полу вашей кареты
под ворохом пледов; и теперь единственная моя мечта - быть рядом с вами,
любить вас, поклоняться вам и служить вам, монсеньор, в меру  моих  сил.
Ни о чем большем я не прошу.
   Я никогда не могла и мечтать, чтобы стать вашей женой, - сказала Аме,
- хотя теперь знаю, что тоже имею благородное происхождение, а мои  отец
и мать в свое время сочетались законным браком; но я хорошо понимаю, что
всегда будет существовать пропасть  между  женщиной,  которая  не  знает
своих предков, не имеет семьи,  средств  к  существованию,  положения  в
обществе, дома,  и  герцогом  Мелинкортским  с  его  огромными  родовыми
поместьями,  безграничной  властью,  влиянием  и   высоким   положением.
Поймите, монсеньор, для вас нет никакой необходимости жениться на мне. Я
всегда буду счастлива уже лишь от  того,  что  смогу  всегда  находиться
рядом с вами. Я буду вашей подопечной, пажом, рабыней - кем угодно;  все
равно я буду счастлива, потому что люблю вас, монсеньор, всем сердцем  и
душой.
   Герцог ласково улыбнулся Аме:
   - Так что же, вы думаете, что вы мне нужны как  подопечная,  паж  или
рабыня? Дорогая моя, я люблю вас как  женщину,  вы  именно  та  женщина,
которую мне очень хотелось бы назвать своей женой.
   На лице у Аме появился румянец от смущения.
   - И поверьте мне, впервые в жизни, - продолжал герцог  Мелинкортский,
- я прошу женщину согласиться стать моей женой; поймите,  милая  моя,  я
вовсе не собираюсь сделать вид, будто у меня до вас не было  женщин,  но
вы особенная, с вами, Аме, у меня все совершенно по-иному. Вы -  чистая,
святая, я никогда не думал, что когда-нибудь наступит  день  и  я  скажу
подобные слова какой-либо женщине, но все, что я вам  сказал,  -  чистая
правда.
   Вы так чисты, что у меня появилось желание целовать землю, по которой
ступают ваши ноги; поэтому.., я даже боюсь прикоснуться к вам.
   Аме тихо рассмеялась от переполнявшего ее счастья.
   - Не бойтесь, монсеньор, - прошептала она.
   Он заключил девушку в объятия, и их уста слились в поцелуе - первом в
жизни Аме.
   Губы  герцога  Мелинкортского  были  осторожными  и  ласковыми,   но,
почувствовав ответную реакцию девушки, ощутил, что пламя,  разгоревшееся
внутри его, зажгло огонь и внутри девушки, от которого она затрепетала в
его объятиях, они стали более требовательными, более властными, тело Аме
задрожало от чуда  и  счастья  любви,  и  они  отдались  ослепляющему  и
обжигающему чувству.
   - Я люблю тебя, - шептал Себастьян Мелинкорт  и  повторял  эти  слова
снова и снова;  объятия  его  становились  все  крепче,  и  на  какое-то
мгновение показалось, что это не два отдельных человека, они  слились  в
единое существо с  помощью  фантастической  божественной  силы,  которая
способна проявляться в подобные мгновения, когда люди  понимают,  в  чем
смысл любви...
   Я люблю тебя, - немного позже еще раз повторил  Себастьян,  но  голос
его звучал уже мягко; голова девушки  покоилась  на  его  плече,  и  ему
приходилось смотреть на Аме сверху вниз.
   Любовь и в самом деле  полностью  преобразила  девушку.  Щеки  горели
ярким румянцем, глаза сияли, а губы были полуоткрыты и  слегка  дрожали,
словно она задыхалась от переполнявшего ее счастья.
   - Теперь я понимаю, что никогда прежде никого не любил, -  проговорил
его светлость хриплым голосом, изменившимся из-за пережитых  им  чувств;
потом медленно опустился на одно колено, взял край  платья  Аме,  поднес
его к губам и поцеловал.
 
Глава 13 
 
   День уже клонился к вечеру, когда Аме вошла в  библиотеку  и  увидела
Хьюго Уолтхема, который  стоял  в  одиночестве  возле  камина  и  изучал
какой-то листок бумаги.
   - А где монсеньор? - спросила она.
   Хьюго странно взглянул на нее.
   - Монсеньор?  -  словно  эхо  повторил  он  вопрос  девушки.  -  А!..
Себастьян! Я.., ах да, он сказал мне.., он просил передать вам, если  вы
спросите, что он будет здесь в пять.
   Речь его была настолько бессвязной, а поведение  настолько  непохожим
на привычную спокойную манеру держать себя, что Аме посмотрела на него с
удивлением.
   - Что случилось, месье Хьюго? - спросила она.
   - Случилось? - повторил он, затем, видя, что девушка ждет объяснений,
добавил быстро:
   - Ничего.., нет, ничего не случилось.
   Аме, которая в этот момент стояла на пороге, прикрыла за собой  дверь
и прошла в комнату. Она была одета в платье из белого газа, на плечах  -
кр