х",  -  грустно
подумала она.

Глава 2

   Когда карета тронулась, Кэтрин повернулась к премьер-министру.
   - Кто этот Василас? - с любопытством спросила она.
   - Революционер, - ответил премьер-министр. - И где бы он ни появился, тут
же возникают беспорядки.  Я  отдал  приказ  солдатам  стрелять  в  него  без
предупреждения, как только они его заметят, но некоторые  из  них  настолько
глупы, что просто не узнают его.
   Произнося эти слова, он  бросил  сердитый  взгляд  на  капитана  Петлоса.
Затем, очевидно, чувствуя, что неловко отчитывать  его  перед  иностранцами,
прибавил более мягким тоном:
   - Но вам нечего бояться, леди Кэтрин. Заверяю вас,  что,  как  только  мы
прибудем во дворец, фельдмаршал отдаст приказ разыскать этого человека,  где
бы он ни скрывался. Тогда мы больше о нем не услышим.
   Теола бросила из-под ресниц взгляд на  капитана  Петлоса.  Он  был  очень
бледен, и она почувствовала, что он испуган.
   Она не совсем понимала, что  происходит,  но  что-то  подсказывало  ей  -
происходят очень важные события.
   Если  Алексис  Василас  действительно  принадлежит  к  семейству,  прежде
правившему в Кавонии, почему он одет как крестьянин? И почему  живет  в  тех
трущобах, которые они только что проезжали?
   Из слов  премьер-министра  было  ясно,  что  власти  уже  давно  пытаются
схватить его или убить. При таких обстоятельствах казалось невероятным,  что
у него хватило смелости прийти на помощь пострадавшему ребенку.
   Все это было очень непонятно. И в то же время так захватывающе интересно!
Однако было еще кое-что, что требовало объяснения.
   Почему бедная часть города такая тихая, а ее улицы так пустынны?
   Как только процессия выехала из нее,  снова  появились  арки  из  цветов,
развевающиеся  флаги  и  приветствующие  толпы.  Теперь  повсюду   виднелись
портреты Кэтрин - на оградах, на фасадах домов, на фонарных столбах, а  люди
держали в руках аляповатые бумажные репродукции с ее изображением.
   Кэтрин смотрела  на  толпы  радостно  встречающих  ее  жителей  и  теперь
выглядела очень довольной.
   - У всех мои портреты! - воскликнула она, обращаясь к премьер-министру.
   - Они дорожат ими, леди Кэтрин, - ответил тот. - И приветствуют вас,  как
будущую королеву, не только потому, что вы англичанка и очень красивы, но  и
благодаря легенде.
   - Какой легенде? - удивилась Кэтрин.
   - Существует древнее пророчество, что,  когда  править  Кавонией  приедет
из-за  моря  белокурая  белокожая  принцесса,  в  стране  наступят   мир   и
процветание.
   - Как интересно, - заметила Кэтрин.
   - Как только я увидел ваш портрет, леди Кэтрин, - заявил премьер-министр,
- я понял, что вы и есть та принцесса из легенды.
   - Но я не принцесса, - нехотя возразила Кэтрин.
   -  Это  приблизительный  перевод  кавонийского  слова,  которое  означает
"красивая и знатная леди".
   Кэтрин  улыбалась  от  удовольствия,  а  Теола,  выслушав  эту   историю,
преисполнилась уверенности, что именно  премьер-министр  подогрел  энтузиазм
толпы, напомнив о старом пророчестве.
   "Возможно, - подумала она, - если  бы  он  этого  не  сделал,  Кэтрин  по
приезде увидела бы пустынные улицы и закрытые ставни".
   Но тут же одернула себя за то, что слишком дает волю воображению.
   Несомненно, кавонийцы хотели, чтобы их  король  женился,  и  были  гитовы
отпраздновать это событие.
   Кэтрин улыбалась, махала рукой и выглядела настоящей  англичанкой,  очень
привлекательная в своем  бледно-голубом  платье,  под  цвет  ее  глаз,  и  с
развевающимися на ветру лентами капора.
   Они проехали большую площадь и несколько широких улиц с красивыми домами,
окруженными пышными садами. Затем впереди показался дворец.
   Он выглядел очень внушительно,  а  когда  они  подъехали  поближе,  Теола
поняла, что он является копией Шенбруннского дворца в Вене.
   Широкий двор  перед  дворцом  украшали  статуи,  играли  струи  фонтанов.
Стоящие в карауле гвардейцы выглядели так же живописно, как и большая группа
знатных вельмож, ожидающих их на дворцовой лестнице.
   Драгоценности женщин  и  ордена  мужчин  сверкали  на  солнце,  которое,"
казалось,  заливало  все  вокруг,  будто  сами  небеса  посылали   им   свое
благословение.
   Карета остановилась. Теола увидела  приближающегося  к  ним  по  красному
ковру мужчину в белом мундире и поняла, что это сам король.
   Все это производило очень сильное впечатление, и Теола  спрашивала  себя,
забилось ли сердце Кэтрин сильнее перед встречей с ее будущим мужем.
   Когда король подошел поближе, Теолу охватило разочарование.
   До сих пор все происходящее казалось ей  волшебной  сказкой  и  было  так
романтично, что она ожидала увидеть высокого и красивого человека, возможно,
похожего на грека, как Алексис Василас.
   Но затем она вспомнила, что король  принадлежит  к  роду  Габсбургов;  он
совсем не походил на прекрасного принца, а был совершенно обычным  мужчиной,
не очень высоким, слегка тучным, и его  гордый,  холодный  и  надменный  вид
напоминал манеру, свойственную самой Кэтрин.
   "Наверное, они хорошо подойдут друг другу", - подумала Теола.
   Выйдя вслед за Кэтрин из кареты, она сделала глубокий реверанс.
   Вокруг было столько интересного,  что  только  через  два  часа  у  Теолы
появилась свободная минутка, чтобы подумать о себе, и она вспомнила, что  ее
платье испачкано кровью.
   Ее представили невероятному количеству людей; все говорили  по-немецки  и
были австрийцами по происхождению - Теола была в этом уверена.
   Теперь, вспоминая всех этих людей, она не смогла  припомнить,  встретился
ли ей среди новых знакомых хоть один кавониец.
   Она не могла избавиться от ощущения, что они с Кэтрин словно экзотические
животные в зоопарке, так как глаза всех присутствующих не отрывались от них,
а их самые тривиальные замечания выслушивали с сосредоточенным вниманием.
   "Кэтрин, должно быть, нравится чувствовать себя такой важной персоной", -
решила Теола.
   Не было сомнений, что ее кузина довольна - впервые с  тех  пор,  как  они
покинули Англию.  Даже  герцог  под  влиянием  лести  пришел  в  благодушное
настроение, что случалось с ним весьма редко.
   Когда Кэтрин наконец осталась наедине  с  Теолой  в  роскошной,  белой  с
золотом гостиной, являющейся частью апартаментов королевы,  она  восторженно
воскликнула:
   - Мама была права! Мне очень нравится быть королевой!
   - Я так и думала, - ответила Теола, - и все эти люди  действительно  рады
видеть тебя.
   - Еще бы! - заметила Кэтрин. - Премьер-министр не уставал повторять  мне,
как он и его соратники рады тому, что их трон украсит англичанка.
   - Я имела в виду кавонийцев, - сказала Теола.
   - Ах эти! - отмахнулась Кэтрин. - Несомненно,  они  обрадуются  свадебным
увеселениям, которые, как уверяет меня король, будут грандиозными.
   - Ты знаешь, что в Зантосе нет больницы? - спросила Теола.
   - Это меня не касается! - резко ответила Кэтрин. -  А  если  ты  все  еще
думаешь о том происшествии с девчонкой, когда ты вела себя так недостойно, я
требую, чтобы ты забыла о ней!
   Теола не ответила, и через секунду Кэтрин продолжила:
   - Если ты именно так собираешься вести себя в иностранном государстве,  я
попрошу папу увезти тебя с  собой  в  Англию.  Возможно,  я  так  и  сделаю.
Уверена, здесь найдется немало очаровательных и  приятных  австрийских  дам,
которые с радостью станут моими фрейлинами.
   Теола ахнула.
   Она слишком хорошо знала, какая жизнь ожидает ее дома, и не предполагала,
что по приезде в Кавонию Кэтрин сможет так быстро отказаться от ее услуг.
   - Мне.., очень жаль, - смиренно произнесла она.
   - Да, тебе должно быть стыдно! - заявила Кэтрин. - И будь  добра,  впредь
веди себя прилично, Теола. Я видела, что премьер-министр был недоволен  тем,
как ты помешала им застрелить этого мятежника.
   С большим трудом Теола проглотила просившиеся  на  язык  слова  и  вместо
этого кротко спросила:
   - Можно я пойду к себе в комнату, Кэтрин, и  переодену  платье?  Полагаю,
мои услуги тебе понадобятся через час, когда мы должны будем  собираться  на
прием короля.
   - Да, и поторопись, - ответила Кэтрин. - Я хочу, чтобы ты объяснила  моим
новым  горничным,  как  нужно  меня  одевать,  а  потом  ты  займешься  моей
прической.
   - Да, конечно, - ответила Теола.
   Служанка показала ей ее комнату, которая находилась рядом  с  огромной  и
роскошной спальней Кэтрин.
   Апартаменты королевы были очень красивы, а мебель, очевидно,  привезли  в
Кавонию из Вены. Невозможно  было  спутать  ее  барочный  стиль,  сверкающие
зеркала в серебряных  рамах  и  большие,  богато  инкрустированные  шкафы  и
комоды.
   Вместо каминов комнаты во дворце отапливались кафельными печками, изразцы
которых были скопированы с печей дворца в Вене.
   В гостиной и коридорах стены украшали исключительно  портреты  Габсбургов
или пейзажи Австрии.
   Теола подумала, что, если у Кавонии и существует собственная культура, во
дворце пет никаких ее следов.
   Ее собственная спальня была, разумеется, гораздо меньше по размерам,  чем
спальня Кэтрин, но удобная и опять-таки обставленная в венском стиле.
   Две горничные распаковывали сундуки Теолы, и, когда она поблагодарила  их
на кавонийском языке, они явно пришли в  восторг,  и  на  их  лицах  засияли
улыбки.
   Одна из них была очень молоденькой и явно проходила  обучение  у  второй,
постарше.
   - Вы говорите на нашем языке, фрейлейн? - радостно воскликнула она.
   - Я пытаюсь говорить на нем, - ответила Теола, - и вы должны мне  помочь,
потому что я начала учить его совсем недавно.
   - Во дворце мы  обязаны  разговаривать  только  по-немецки,  фрейлейн,  -
сказала старшая горничная.
   - Но не со мной, - возразила Теола. - Мне очень поможет, если  вы  будете
говорить со мной по-кавонийски, так как это для  меня  самый  легкий  способ
выучить ваш язык.
   Обе горничные пришли в восторг от этой просьбы.  Однако  Теола  понимала,
как рассердится Кэтрин, если она слишком долго будет переодеваться.
   Выбрать новый  наряд  было  несложно.  Герцогиня,  как  всегда,  проявила
исключительную  скупость,  когда  встал  вопрос  о  трате  денег  на  одежду
племянницы.
   - Никто не будет там смотреть на тебя, Теола, -  заявила  она.  -  И  чем
меньше ты будешь обращать на себя внимание, тем лучше.
   Поэтому герцогиня выбрала для ее платьев самые дешевые ткани уродливых  и
мрачных расцветок, от которых у Теолы портилось настроение всякий раз, когда
она смотрела на них.
   Хотя у них с матерью было не много денег, они обычно носили одежду мягких
пастельных тонов, всегда восхищавших ее отца и, как  Теола  знала,  особенно
шедших ей.
   Она не уступала ростом  Кэтрин,  но  была  гораздо  изящнее,  в  основном
потому, что много работала, а черты ее лица были гораздо тоньше.
   Однажды, еще ребенком, Теола сказала отцу:
   - Хотела бы я быть похожей на греческую богиню, папа! Тогда ты  любил  бы
меня так же сильно, как любишь статую Афродиты.
   Ричард Уоринг рассмеялся:
   - Я люблю тебя гораздо больше, чем любую богиню, сделанную из мрамора или
нарисованную на холсте.
   Он обнял дочь, заглянул ей в лицо и сказал:
   - Возможно, ты никогда не станешь  похожей  на  греческую  Афродиту,  моя
дорогая, но в одном я совершенно уверен: многие мужчины узнают, что  ты  так
же, как она, способна завладеть их сердцами.
   - Но я хочу быть похожей на гречанку, - настаивала Теола.
   - Ты и похожа на гречанку, - утешил ее отец, - но не на греческую богиню,
живущую на горе Олимп, а скорее на одну из нимф, которые обитали на  острове
Делос и выходили из моря, чтобы служить лучезарному богу.
   - Расскажи мне о них! Расскажи! - попросила Теола.
   И отец рассказал ей, как в девятом веке до нашей эры возникли  легенды  о
молодом и прекрасном боге, вооруженном золотым луком, родившемся на  острове
Делос и освятившем его своим присутствием.
   - Что это был за бог? - спросила Теола.
   - Его звали Аполлон, - ответил отец. - И когда я побывал  на  Делосе,  то
обнаружил, что в  воздухе  этого  острова  до  сих  пор  разлито  "пляшущее,
дрожащее пламя".
   - Я не понимаю.
   - Это трудно объяснить, но там, где жили боги, особенно  Аполлон,  разлит
особый свет, странный и мерцающий, а воздух светится и таинственно дрожит, в
нем слышится биение золотых крыльев и вращение серебряных колес.
   Ричард Уоринг рассказывал, словно в  трансе,  а  Теола  слушала,  не  все
понимая, но внимая музыке его  голоса  и  зная,  что  подобные  воспоминания
оказывают на отца волшебное действие.
   - И всегда там, где жили боги, - продолжал отец, - жили и нимфы, рядом  с
ручьями, в тумане, который окутывал греческие  острова  ранним  утром,  и  в
морской пене.
   Он вздохнул и продолжал:
   - Аполлон покорил мир силой своей красоты.
   У него не было земных средств - ни армии, ни  флота,  ни  могущественного
правительства, - но он принес  человеческому  разуму  свет  солнца,  и  люди
поклонялись ему, когда он являлся им в свете рождающегося дня.
   Ричард Уоринг умел сделать все, о чем говорил, реальным, так  как  сам  в
это верил, он открывал для Теолы мир красоты, который стал и ее миром.
   С того времени она тоже начала поклоняться Аполлону, и  в  ее  глазах  он
олицетворял любовь..,  ту  любовь,  которую  она,  когда  подросла,  мечтала
испытать с мужчиной.
   С течением времени она начала понимать, почему отец считал ее похожей  на
одну из греческих нимф. У нее  было  тонкое  личико  в  форме  сердечка,  на
котором выделялись огромные глаза. В глубине ее глаз, хоть она  этого  и  не
осознавала, таилась загадка,  словно  они  смотрели  в  невидимый  мир,  так
знакомый ее отцу. Волосы Теолы были  светлыми,  но  не  золотистыми,  как  у
Кэтрин. Собственно говоря, они были настолько светлыми, что  казались  почти
бесцветными, и все же временами переливались так, как будто были живыми.  Ее
кожа сверкала такой белизной, что из-за темных, мрачных цветов, в которые ее
одевала тетка, она выглядела неестественно бледной.
   Иногда Теола спрашивала себя, не старается ли герцогиня нарочно  погасить
в ней тот свет, о котором говорил отец и который, она это знала, горит в  ее
душе.
   Живя в замке, подвергаясь грубому обращению,  постоянным  оскорблениям  и
физическим наказаниям, она с трудом вспоминала  те  дни,  когда  чувствовала
себя так,  будто  танцевала,  не  касаясь  земли,  когда  была  частью  того
прекрасного мира, в котором всегда жил ее отец.
   Ей было трудно вспомнить все, чему он ее научил, так  как  она  постоянно
куда-то спешила, выполняя одно приказание за другим.
   Только оставшись одна в ночной темноте, она вспоминала, как отец говорил:
   - В тишине можно услышать голос бога, призывающий человека искать в  себе
отблеск священного света.
   - Какое платье вы  наденете,  фрейлейн?  -  спросила  старшая  горничная,
прерывая мысли Теолы.
   Теола подавила в себе желание ответить, что это не имеет  значения,  ведь
они все так уродливы, что никто ее все равно не заметит.
   Висящие в шкафу платья выглядели нелепыми, когда она вспомнила  о  сиянии
солнца за стенами дворца, ослепительно белом  снеге  па  горных  вершинах  и
цветах, благодаря которым Кавония превратилась в ее глазах в земной рай.
   Кэтрин предстояло надеть на прием  белое  платье,  отделанное  маленькими
розовыми розочками и голубыми лентами. Это платье было специально сшито  для
того, чтобы оттенить ее бело-розовую красоту и золотистые волосы, чтобы  она
выглядела  живым  воплощением  представления  любой  женщины  об   идеальной
невесте.
   Теола же могла выбирать между платьями из самого дешевого серого батиста,
темно-коричневой шерсти и уродливым тускло-синим костюмом "полонез",  цветом
напоминающим зимнее небо.
   - Я надену серое, - машинально произнесла она. Когда горничные помогли ей
надеть платье, она уложила волосы, едва взглянув при этом на себя в зеркало.
   Как ни  торопилась  она  вернуться  в  комнату  Кэтрин,  этого  оказалось
недостаточно, и ее кузина уже была вне себя.
   - Скажи этим идиоткам, что я требую найти мои лучшие  шелковые  чулки,  -
сердито потребовала она, когда Теола вошла в комнату.
   Она говорила по-английски, и хотя горничные не понимали ее  слов,  нельзя
было ошибиться по  поводу  ее  разгневанного  голоса.  Теола  заметила,  что
женщины выглядели встревоженными и испуганными.
   Она была уверена, что они изо всех сил  стремились  угодить  своей  новой
хозяйке, но Кэтрин, как всегда, проявляла нетерпение и  считала,  что  слуги
должны сами догадаться, что ей угодно.  Она  даже  не  утруждала  себя  ясно
объяснить, что ей надо.
   Теола быстро нашла чулки и объяснила горничным на их языке,  как  угодить
их новой госпоже, как обслужить ее.
   Вскоре они уже улыбались и спешили выполнить  ее  инструкции,  а  Кэтрин,
разглядывая свое отражение в зеркалах, тоже пришла в хорошее настроение.
   - Это платье мне, несомненно, идет, - заявила она -  Не  думаю,  чтобы  у
какой-нибудь придворной дамы нашлось равное ему.
   - Ты затмишь их всех, - сказала Теола искренне.
   - Именно это я и собираюсь сделать, - ответила Кэтрин. - А  в  будущем  я
намереваюсь все платья выписывать из Парижа.
   - Это может оказаться очень дорого, - заметила Теола.
   Кэтрин пожала плечами.
   - Деньги найдутся - в этом можешь быть уверена!  Хотя  премьер-министр  и
говорил мне, что у них большой государственный долг...
   - Надеюсь, что это не так! - быстро воскликнула Теола.
   Кэтрин удивленно взглянула на нее.
   - Почему тебя это волнует? - осведомилась она. - Меня  это  уж  точно  не
касается!
   - Это будет означать  повышение  налогов,  -  ответила  Теола.  -  Можешь
представить себе, сколько им уже пришлось заплатить за  строительство  этого
огромного дворца?
   - А почему бы и нет? - спросила Кэтрин. - Не могли же они ожидать, что их
король будет жить в землянке!
   В ее голосе прозвучали агрессивные нотки.
   Теола с трудом удержалась от ответа, что такая экстравагантность  кажется
ей несовместимой с тем фактом, что у государства, по-видимому, нет денег  на
постройку больницы.
   Но она знала: нет смысла  говорить  подобные  вещи  Кэтрин,  так  как  ее
волнует только она сама и ее собственная внешность.
   Теола поневоле вспомнила нищую комнату  в  том  доме,  куда  она  отнесла
раненую девочку.
   В этой  комнате  не  было  и  следов  какой-либо  роскоши.  Единственными
предметами обстановки являлись два жестких деревянных стула, кухонный стол и
кровать в углу, а внешний вид и матери, и дочери свидетельствовал о том, что
они редко едят досыта.
   Ей было совершенно ясно, почему в Кавонии, как выразился капитан  Петлос,
"неспокойно".
   Не удивительно ли в подобной ситуации, что  их  король  тратит  громадные
средства на строительство своего дворца и явно очень мало или вообще  ничего
не делает для самых бедных из своих подданных?
   Теола поймала себя на  том,  что  молит  бога  помочь  Алексису  Василасу
укрыться от солдат, которых послали на его поиски.
   Он смотрел на  нее  с  презрением,  потому  что  считал  ее  частью  того
правления, против  которого  он  восстал.  Но  сам  он  был  самым  красивым
мужчиной, которого она когда-либо встречала  в  жизни.  Он  мог  бы  служить
моделью для самого Аполлона, каким его описывал ее отец.
   - Ничто из созданного древними греками не может сравниться по великолепию
с этим юношей, вырвавшим из души человека тьму и  зажегшим  ее  божественным
светом, - сказал однажды Ричард Уоринг.
   "Не это ли пытается  сделать  Алексис  Василас  для  народа  Кавонии?"  -
подумала Теола, но сама себя одернула, упрекнув в том, что у нее разыгралось
воображение.
   Возможно, он всего лишь анархист, который ненавидит  закон  и  порядок  и
хочет вызвать хаос, ничего не создав на его месте.
   Затем она сказала себе, что человек не может быть таким  красивым,  иметь
внешность Аполлона и не принадлежать к тем, кто несет миру "сла