бер настаивая на своем.
   - Нет, вы, наверное, не поняли меня, - продолжал герр Глобер,  слегка
повысив голос в попытке внушить герцогу, чего он хочет от  него.  -  Вы,
может быть, думаете, что я недостаточно богат, что я не смогу  заплатить
настоящую цену; но уверяю вас, что вы ошибаетесь. У  меня  есть  деньги,
очень много денег, и я заплачу вам за пажа хорошую цену. Он как раз  тот
мальчик, который требуется мне в моих  представлениях  для  того,  чтобы
подносить мячи и булавы, а также принимать у меня плащ и шляпу.
   Да, он  как  раз  подойдет  мне.  Я  не  хочу  сказать,  что  ему  не
потребуется некоторое обучение,  потому  что,  если  бы  он  уже  прошел
обучение, ценность этого мальчишки возросла бы многократно.
   Маленькие голубые глаза уставились на девушку, как на желанный товар.
Во внешности этого немца, в его манере говорить было  нечто  такое,  что
сильно напугало ее.
   Она придвинулась поближе к герцогу.
   - Я уже,  кажется,  сказал  вам,  что  мой  паж  не  продается,  -  с
неприязнью в голосе проговорил его светлость.
   - Я слышал, что именно вы сказали, - ответил  Глобер,  -  но  это  не
имеет для меня никакого значения.
   Когда я желаю заполучить какую-нибудь вещь, то добиваюсь этого любыми
средствами. Так вот, я хочу вашего Пажа,  и  даже  более  того,  я  хочу
заполучить его немедленно.
   Говоря это, немец постепенно  приближался  к  девушке,  и  ее  пальцы
инстинктивно схватились за кинжал, который она держала в кармане  своего
камзола. Его светлость в этот момент повернулся спиной к  фокуснику;  но
инстинкт подсказал ему, что им грозят  большие  неприятности,  он  круто
развернулся. Фокусник был намного выше Себастьяна Мелинкорта, но чувство
оскорбленного достоинства и физическая сила герцога дали ему  несравнимо
большее преимущество, когда двое разгневанных  мужчин  сошлись  лицом  к
лицу.
   - Вы слышали, что я  сказал,  -  медленным  тоном  проговорил  герцог
Мелинкортский.
   - Я тоже сказал свое слово, - ответил фокусник. - Я дам вам  двадцать
тысяч франков за вашего пажа. Что вы скажете на это?
   - То же, что уже говорил, - сказал его светлость. - Вы доставите себе
неприятности своим поведением.
   Будьте добры, оставьте нас в покое.
   - Отец небесный, и вы смеете говорить со мной в таком тоне? Со  мной,
великим Глобером, которому аплодировали короли и принцессы, императоры и
королевы.
   Так вот, либо вы продадите мне своего пажа, либо я заберу его силой.
   - Не думаю, - проговорил герцог.
   Его светлость сохранял полное спокойствие, и тем не  менее  все,  кто
слышал их разговор с немцем, слышали, как он повысил голос. Возбужденный
голос фокусника давно уже привлек к себе  внимание  тех  цыган,  которые
сидели вокруг костра.  Они  обернулись  к  герцогу  и  фокуснику,  чтобы
посмотреть, что случилось, и теперь некоторые из мужчин уже подходили  к
спорящим.
   Лошади между тем  были  готовы,  и  девушка,  очень  напуганная  всем
происходящим, тронула герцога за руку.
   - Давайте побыстрее уйдем отсюда, - настойчиво проговорила она.
   Девушка говорила по-английски, но значение ее слов не было тайной для
немца, и он выкрикнул:
   - А, так вы надеетесь на то, что сможете удрать отсюда. Ну уж нет, вы
должны сначала закончить нашу сделку, потому что я так хочу. Я,  великий
Глобер, не позволю обращаться со мной так, будто вы имеете дело с  нищим
или каким-нибудь ничтожеством.
   Не было ни малейшего сомнения  в  том,  что  этот  человек  находился
сейчас в страшной злобе. Лицо его стало багровым от гнева, на лбу начали
угрожающе набухать голубые вены, ноги немца  находились  в  непрестанном
движении, вследствие чего создавалось впечатление, что он пританцовывает
от нетерпения и охватившей его  ярости.  Теперь  уже  не  составляло  ни
малейшего труда понять, что это было лицо фанатика,  человека,  которого
его эгоизм ввергал в бесконечные затруднения, так как он всегда  считал,
что даже малейшие прихоти будут удовлетворены.
   Его успех,  как  великолепного  фокусника,  вскружил  голову  так  же
сильно, как иному пьянице стакан доброго вина. Как и все люди на  свете,
он постоянно испытывал неутолимую жажду успеха.
   Герман Глобер говорил истинную правду, когда заявил  Аме,  что  давал
представления  перед   многими   коронованными   особами   Европы.   Он,
безусловно, был гением в своем роде. Свою  карьеру  Глобер  начинал  как
акробат;  затем  на  непродолжительное  время  он  сменил  амплуа,  став
профессиональным борцом, и наконец нашел свое  подлинное  призвание.  Он
обладал способностью заставить три маленьких шарика  делать  практически
все, чего хотел от них. А когда Глобер манипулировал булавами, казалось,
что их  перемещение  осуществляется  под  действием  каких-то  невидимых
проволочек или какого-то другого механического способа, а  не  благодаря
искусным движениям его умелых пальцев.
   Вполне возможно, что успеху Глобера способствовало  его  атлетическое
сложение, высокий рост, отчего его искусство казалось более замысловатым
и необычным, чем в том случае, если бы те  же  самые  трюки  выполнялись
менее гибким и невысоким фокусником. Несмотря на то,  что  руки  у  него
были крупными, а пальцы - толстыми, ему  все-таки  удавалось  заставлять
своих зрителей, какими бы именитыми они ни были, приходить в восторг.
   Герман Глобер говорил правду и тогда, когда сказал его светлости, что
заработал своим искусством целую кучу денег. В  последние  пять  лет  он
вдруг обнаружил, что ему никак не удается потратить  даже  половину  тех
денег, которые он  зарабатывает.  Как  это  часто  бывает,  женщины  его
абсолютно не интересовали. Он любил вкусно поесть и хорошо  выпить,  ему
нравилась дорогая одежда и еще более  дорогие  ювелирные  украшения.  Но
этого человека не особенно заботило, где ему придется провести ночь. Его
давнее пристрастие к акробатике сделало кости Германа Глобера  настолько
гибкими, что он мог  бы  с  удобством  расположиться  на  самой  жесткой
постели или даже просто на голой земле.  Он  любил  путешествовать;  ему
вообще доставляло удовольствие переезжать с места на место, но  большего
всего на свете он любил самого себя.
   На самом деле у этого человека было только одно  пристрастие:  Герман
Глобер. По мере того как  он  становился  старше  и  добивался  большего
успеха в  жизни,  Глобер  все  более  проникался  мыслью  о  собственной
значимости, о своем уме. Он начал верить в то, что во всех своих деяниях
непогрешим, что, если чего-то  и  пожелает  в  жизни,  будет  достаточно
протянуть руку и взять это.
   Как часто случается в жизни, у него появилась склонность  к  странным
фантазиям. Именно эти вспышки фантазии заставляли его совершать довольно
странные трюки и выдумывать необычные фокусы. И  именно  одна  из  таких
вспышек заставила этого человека обратить внимание на герцога и девушку,
когда они вышли из темноты дремучего леса и оказались около костра.
   Сначала внимание Германа Глобера привлек герцог Мелинкортский  -  его
изысканная одежда, сверкающая драгоценная пряжка на плече, манера высоко
поднимать голову и, наконец, чувство собственного  достоинства,  которое
было неотъемлемой частью характера этого человека. Но потом, с  присущей
ему верой в свою правоту, Герман Глобер подумал, что и он выглядел бы на
месте герцога точно так же - он мог бы подойти к костру в  развевающемся
плаще, с высоко поднятой головой, сохраняя несколько  презрительный  вид
при взгляде на людей, которые в тот момент сидели вокруг.
   Потом заговорила девушка, и его внимание немедленно переключилось  на
нее, вызвав у Глобера волнение. Это было  нечто  такое,  о  чем  он  еще
никогда прежде не задумывался, - мальчик, который будет разговаривать со
зрителями от имени своего господина. Он слушал тихий, чистый голос  Аме,
и ему очень понравилось, как она произносила слова, как  она  взмахивала
своей маленькой ручкой, как она, мягко улыбаясь, в  улыбке  приоткрывала
губы. И вот, словно вспышка молнии, в голове его мелькнула идея.
   Это было как раз то, чего он хотел, - некто, кто  будет  представлять
его зрителям, в то время как он, благородный господин,  великий  мастер,
будет выходить на публику. Когда он решил для себя купить Аме, никак  не
рассчитывал, что Герман Глобер может получить отказ. Все, с чем он  имел
дело раньше, определялось только ценой. И если кто-то  обещал  заплатить
хорошую цену, другой человек, как правило, всегда  был  готов  уступить,
чего бы у него не попросили. Единственной  трудностью,  которая  изредка
возникала в прошлом, была ситуация, когда у него не хватало денег, чтобы
заплатить за вещь, которая ему понравилась. Но сейчас-то деньги  у  него
были - очень много денег.
   - А какова ваша цена? - крикнул он герцогу.  -  Я  спрашиваю,  какова
ваша цена?
   Будто осознав, что ему приходится иметь дело  с  сумасшедшим,  герцог
заговорил спокойно:
   - Цена этого мальчика настолько высока, что вы  никогда  не  соберете
столько денег. Даже за все золото России вы не смогли  бы  купить  моего
пажа.
   Разговаривая между  собой,  цыгане  могли  понять  человека,  который
оценил человеческое существо столь  высоко,  что  оказалось  невозможным
назвать его точную цену.
   Казалось,  что  на  какое-то  мгновение  Герман   Глобер   пришел   в
замешательство, но потом глаза у него немного сузились, мозг  заработал.
Да, этот человек сказал правду, когда заявил о том, что  не  расстанется
со своим пажом ни за какие  деньги.  В  таком  случае  он  наверняка  не
француз.
   К какой же нации он тогда  принадлежит?  Внезапно  в  голове  Глобера
промелькнуло: "Англичанин!"  А  все  англичане,  между  прочим,  заядлые
спортсмены. Разве не твердили ему постоянно об этом все, кто хотя бы раз
побывал в Англии? Он сам так и не нашел в себе достаточно  мужества  для
того, чтобы пересечь узкую полоску глубокой воды, но когда-нибудь потом,
как постоянно внушал себе Герман Глобер, он мог  бы  попытаться  сделать
это. Но, как казалось этому человеку, он  знал  все,  что  только  можно
знать о характере англичан. Спортсмены - вот  кто  они  все.  От  любого
француза вы можете добиться всего, чего только захотите, если  разбудите
в нем жажду к деньгам; от  англичанина  можно  добиться  того  же,  если
крикнуть: "Да здравствует спорт!"
   Краска гнева сбежала с лица Германа Глобера, затем губы  его  оживила
улыбка.
   - Значит, вы никогда не продадите своего пажа, да?  -  спросил  он  у
герцога. - Но тогда вы будете драться со мной за него. Это  будет  нашим
пари, вы понимаете?
   Я буду драться с вами за него -  кулачный  бой.  Ведь  так,  кажется,
англичане выясняют свои отношения - в кулачном бою?
   В это  время  раздался  тихий  взволнованный  крик,  у  девушки  было
ощущение, словно чья-то холодная рука сжимает ее сердце.
   - Что он хочет сказать? - спросила она, едва дыша.
   Цыгане сомкнулись вокруг них тесным кольцом, у герцога не было и тени
сомнения в  опасности  того  положения,  в  котором  он  оказался.  Ведь
инстинкт к соревнованию есть не только у англичан - таковы все  мужчины,
к какой бы нации они ни  принадлежали.  Немец  бросил  ему  вызов  таким
образом, что отказаться от  поединка  было  уже  нельзя.  Теперь  у  его
светлости не осталось ни малейшего сомнения в том, что забрать  лошадей,
которых он купил у цыган, и побыстрее уехать отсюда, ни для него, ни для
девушки будет невозможно. А если бы они и  попытались  сделать  это,  то
окружающие - герцог был твердо уверен в этом - сочли бы их обманщиками.
   У герцога Мелинкортского не было ни малейшего желания драться  сейчас
с немцем, но ему не оставалось ничего  иного.  Либо  он  обязан  принять
вызов Германа Глобера теперь, либо его заставят сделать это силой потом.
   С каждой секундой вокруг становилось все светлее, уже наступала заря,
и на  востоке  поднималось  солнце...  Но  для  того,  чтобы  разглядеть
выражение лиц тех, кто собрался сейчас вокруг них, света не требовалось.
Слишком хорошо его знал герцог - он видел его в кулачных боях в  Англии,
в Испании перед тем, как матадор выходил на бой с быком, в травле  быков
собаками, присутствуя на петушиных боях, он  видел  его  на  охоте.  Это
выражение появляется  на  лицах  людей,  когда  они  предчувствуют,  что
предстоит кровавая бойня за выживание  между  людьми  или  животными,  и
когда поверженного обязательно ожидает смерть, а  победитель  утверждает
свое право на жизнь.
   Эти люди ждали, затаив дыхание, и герцог понимал, они знали,  что  он
ответит. Подчеркнуто медленно  он  снял  с  головы  шляпу  и  расстегнул
сапфировую пряжку на плаще.
   - Замечательно, - проговорил он. - Итак, будем драться за моего пажа.
   - Будем драться! - словно эхо  повторил  Герман  Глобер,  и  это  был
возглас победы и удовлетворения.
   Двое цыган выбежали вперед, когда Герман Глобер  поспешно  расстегнул
свой плащ и стал снимать его с себя. Его  светлость  отошел  в  сторону,
чтобы поговорить с девушкой. Он полностью отдавал себе отчет  в  том,  с
чем ему придется столкнуться. Ведь Герман Глобер овладел этой  наукой  в
цирке, участвовал во множестве поединков, в которых отстаивал свое право
на жизнь. Поэтому если бы он не смог  одолеть  своего  противника  одним
способом, то мог воспользоваться другим.
   - Что происходит, почему они это  делают?  -  запинаясь,  проговорила
девушка.
   Герцог приложил руку к ее губам.
   - Не пугайтесь, - проговорил он тихо, - но  если  поймете,  что  дела
становятся плохи, немедленно берите одну из лошадей, которых я  купил  у
цыган, и, не мешкая, скачите в монастырь. Вы поняли, что я  сказал  вам?
Немедленно возвращайтесь в монастырь.
   - Если дела будут плохи? - прошептала девушка, не отнимая его руки от
губ. - Ах, монсеньор, я не смогу вынести этого. Знать  о  том,  что  это
чудовище убьет вас!
   - Ну же, ну! - тихо прошептал его светлость.  -  Он  не  убьет  меня.
Просто я хочу заблаговременно принять  некоторые  меры  предосторожности
для того, чтобы обеспечить вашу безопасность.  То,  что  я  сказал  вам,
очень важно, запомните это!
   Она смотрела ему в лицо, и  герцог  увидел  в  глазах  девушки  нечто
такое, чего, как казалось ему, он никогда прежде не  видел  ни  у  одной
женщины. Какое-то мгновение они стояли рядом, не шевелясь. Весь мир  был
забыт - люди, снующие вокруг них, голоса цыган, болтающих друг с  другом
или окликающих кого-нибудь, воинственные вопли  Германа  Глобера  -  они
ничего не слышали, а просто стояли рядом в золотистом чарующем  мире,  и
им казалось, что они в нем одни.
   А разрушила чары,  околдовавшие  их,  Аме.  Ее  тихое  дыхание  вдруг
перешло в плач, и  хотя  плач  этот  был  еле  слышим,  этого  оказалось
достаточным, чтобы герцог и девушка вспомнили  о  мире,  в  котором  они
жили. Герцог обернулся к своему противнику. Герман Глобер уже был  готов
к схватке - он завязал пояс вокруг талии, а его яркие атласные  шаровары
создавали необычный контраст с обнаженной грудью.
   Это был мужчина атлетического сложения  с  хорошо  развитыми  мощными
мышцами. Грудь Глобера была густо покрыта волосами, а его кулаки,  когда
он крепко сжимал их, были громадными.
   Герцог начал снимать с себя камзол.
   - Вы не сделаете этого, вы не сможете этого сделать!
   Эти слова, сорвавшиеся с губ девушки, казалось, были мольбой. Ее лицо
внезапно исказила гримаса ужаса, и когда его светлость взглянул на  Аме,
на его губах появилась чуть заметная улыбка.
   - Вы что же, струсили? - проговорил он.  -  Мне  хотелось,  чтобы  вы
поверили в меня.
   Девушка в ту же секунду отреагировала на брошенный в ее адрес  упрек,
тело выпрямилось, подбородок чуть приподнялся.
   - Ну разумеется, - проговорила она. - Конечно же, вы, ваша светлость,
сделаете с ним все, что только захотите. Как я могу сомневаться в этом?
   - Теперь победа будет за мной, - заявил герцог.
   Она рассмеялась, слезы блеснули в глазах.
   - Просто я бестолковая и глупая, не правда ли?  Могла  подумать,  что
человек, вроде Германа Глобера, может  победить  вас,  монсеньор.  Но..,
но.., он может изувечить вас.
   - Я, со своей стороны, приготовил для него кое-что похуже, -  ответил
герцог.
   Он повесил камзол и жилет на руку девушке, а затем снял через  голову
рубашку из тончайшего  батиста,  которая  была  надета  на  голое  тело.
Сорочка была отделана  ценными  кружевами,  и,  когда  он  махнул  ею  в
воздухе, в  первых  лучах  солнца  ослепительно  блеснули  бриллиантовые
пуговицы, которыми застегивался воротник.
   Герцог  Мелинкортский  не  был  таким  рослым  и  не  выглядел  столь
эффектно, как Герман Глобер,  но  в  его  теле  чувствовалась  прочность
стальных  мышц,  а  ширина  плеч  и  мускулатура  рук   вызывали   тихий
восхищенный ропот одобрения у наблюдавших за ним цыган.
   Зрители образовали вокруг противников нечто вроде круга, потом вперед
выступил предводитель и подал сигнал о том, что схватка началась.
   Как и предчувствовал герцог, Герман Глобер оказался  весьма  искусным
бойцом.  Издавая  громкие  вопли  и  крики,  он  наскакивал  на   своего
противника и  наносил  чудовищной  силы  боковые  удары  левым  кулаком,
который, коснись он скулы герцога,  наверняка  сбил  бы  того  с  ног  и
оставил  бездыханным  на  земле.  Однако  герцог  Мелинкортский   прошел
обучение у превосходных мастеров.
   Он начал изучать технику кулачного боя, когда  был  еще  сравнительно
маленьким. Как-то раз его отец вышел во двор особняка, Себастьян  дрался
с молодым  конюхом,  который  был  гораздо  крупнее  его  самого  -  тот
посмеялся над молодым герцогом, когда он свалился с лошади.
   Старый герцог дождался конца  их  драки,  а  когда  она  закончилась,
положил руку на плечо своему сыну.
   - Ты победил Скорее всего благодаря счастливой случайности,  а  не  в
соответствии со здравым  смыслом,  -  проговорил  он  спокойно.  -  Твоя
техника никуда не годится, а работаешь ногами ты просто не правильно.
   Я обязательно прослежу, чтобы у тебя был достойный  учитель,  который
обучит тебя всем премудростям этого боя. Но перед тем, как я приглашу  к
тебе учителя, ты обязательно должен обещать мне одну вещь.
   - Что именно, отец? - спросил молодой  Себастьян,  с  большим  трудом
выговаривая слова, так как губы  у  него  были  разбиты,  а  нос  сильно
кровоточил.
   - Ты обязательно должен обещать мне, - проговорил  старый  герцог,  -
что всегда будешь драться только с  теми,  кто  либо  равен  по  силе  и
умению, либо превосходит тебя. Я не хочу, чтобы в будущем  ты  дрался  с
кем бы то ни было только ради самой  драки,  и  тебе  не  нужны  дешевые
победы только ради того, чтобы почувствовать себя победителем.
   Себастьян  навсегда  запомнил  наставление  старого  герцога,  а   на
следующей неделе в Мелин приехал боксер, один из  наиболее  известных  в
стране, для того чтобы учить его искусству кулачного боя.
   Когда Себастьян повзрослел, стал испытывать истинное  наслаждение  от
схваток.  Сначала  в  Итоне,  потом  в  Оксфорде  он   добился   большой
известности  и  был  одним  из  первых,  зачисленных  в  списки   членов
боксерского клуба Джексона на Бонд-стрит. Но все это происходило давно -
минуло уже около десяти лет со  дня  последнего  кулачного  боя  герцога
Мелинкортского. И теперь ему казалось, что он стал  слишком  старым  для
этого вида спорта. Его  светлость  считал,  что  в  жизни  много  других
развлечений, чтобы тратить время на тренировочные бои.
   Пока  герцог  хладнокровно  уклонялся  от  метких  ударов  немца,  он
надеялся только на то, что с возрастом его мышцы не потеряли былую  силу
и он сможет оказать  достойное  сопротивление  в  этом  состязании.  Его
светлость понимал, что по крайней мере в  одном  он  превосходил  своего
соперника, хотя Герман Глобер по весу имел явное преимущество перед ним:
герцог был хладнокровен и сдержан. А между тем любой  человек,  теряющий
контроль над собой,  совершенно  неуместен  на  ринге;