ь спокойный, милый юноша с душой поэта.  Когда  он  увидел,  что
отец серьезно ранен, то понял, что ему нельзя больше оставаться дома.  И  он
бежал, намереваясь поступить на сцену.
   Девушка снова вздохнула.
   - Он рассказывал мне, как кочевал из  одного  театра  в  другой,  но  все
безуспешно; тогда он решил присоединиться к  какой-нибудь  цирковой  труппе.
Проработав год во Франции, он услышал, что группа  артистов  едет  со  своим
номером в Англию, в  цирк  Великого  Карно,  и  решил  поехать  с  ними.  Он
прекрасный артист, и Босс его очень ценит.
   - Как и вы, - заметил граф. Калиста сделала какой-то неопределенный жест.
   - Он образованный, культурный человек, в отличие  от  большинства  других
артистов цирка, - многие из них не умеют ни читать, ни писать. Мне  кажется,
между нами неизбежно должно было найтись что-то общее.
   - К тому же не надо забывать, что вы очаровательная  молодая  девушка,  -
сказал граф, и снова в его голосе прозвучала ирония.
   - У меня такое чувство,  что  вы  осуждаете  меня,  -  заметила  Калиста,
немного помолчав. - Я не виновата, что Коко полюбил меня  или  что  Мандзани
обратил на меня внимание.
   - Не виноваты? А кто  виноват,  что  вы  вообще  очутились  в  цирке?  Вы
представляете себе, что могло бы случиться, останься вы там чуть подольше? -
Калиста ничего не ответила, и граф продолжал:
   - Может быть, вы воображаете, что этот поэтический Коко спас  бы  вас  от
Мандзани?
   По выражению ее лица он догадался, что она уже думала об этом раньше.
   -  Мне  никогда  не  приходило  в  голову..,  что   могут   возникнуть..,
неприятности такого рода, -  пробормотала  она  с  запинкой.  -  Когда  Босс
предложил мне остаться и  выступать  в  его  цирке  вместе  с  Кентавром,  я
подумала, что само  Небо  послало  мне  этот  выход;  это  была  возможность
зарабатывать деньги и жить самостоятельно, не  возвращаясь  к  маме.  -  Она
взглянула на графа с упреком. - Мама никогда бы не нашла меня.  Не  понимаю,
зачем вам надо было вмешиваться?
   - Неужели вы все  еще  так  наивны,  что  не  понимаете,  как  вовремя  я
появился? Меня просто Бог послал! - воскликнул граф. - Вы представляете себе
хоть немного, чего добивался от вас Мандзани?
   - Он предложил мне.., жить  с  ним,  как..,  как  будто  я  его  жена,  -
неуверенно проговорила Калиста, - а этого я никогда бы  не  смогла  сделать,
потому что он.., был мне противен!
   - А что бы вы сделали? Разве у вас был выбор? Глаза ее заблестели, а лицо
страшно побледнело, когда она заговорила:
   - Пока я жила дома, я всегда думала, что могу.., позаботиться о себе, что
я вполне могу прожить одна, без посторонней помощи, но это оказалось  так..,
страшно.., быть совершенно одной, без всякой поддержки.
   - Больше с вами такого никогда не случится, - твердо сказал  граф,  -  и,
мне кажется, Калиста, что когда вы будете читать благодарственные молитвы, -
а я полагаю, вы обязательно сделаете это, - вы должны поблагодарить Бога  за
то, что он спас вас, позволив вам  избежать  всех  опасностей,  и  что  этот
печальный период вашей жизни остался позади!
   - И все же я ни о чем не жалею! - возразила Калиста. - Я многое узнала  о
людях; об их доброте, мужестве и стойкости. Я увидела также, как нежно, всей
душой можно любить животных и заботиться о них! - Голос ее потеплел:
   - Например, укротитель тигров по-настоящему любил своих зверей: на  арене
они рычали и казались очень свирепыми, а он мог спокойно сидеть в их клетке,
расчесывая им шерсть и  беседуя  с  ними.  Девушка  улыбнулась.  -  Цирковые
артисты называют своих диких питомцев "кошками", и  те  действительно  ведут
себя в точности так, как милые и добродушные домашние кошки!
   - Я по-прежнему  нахожу,  что  вы  вели  себя  крайне  безответственно  и
безрассудно, - заметил граф, - и в то же время я восхищаюсь вашим мужеством.
Не могу себе представить, чтобы какая-либо другая  женщина  из  моего  круга
могла бы работать в цирке да еще и получать от этого удовольствие!
   - Мне нравилось, когда Кентавру аплодировали, - призналась Калиста,  -  и
было что-то очень трогательное в том, как детишки визжали от восторга, когда
он, по ходу номера, доставал из кареты мешок с  золотом  и  нес  его  нищему
старичку в лохмотьях.
   - Как вам удалось научить его всему этому?
   - Кентавр понимает все, что я ему говорю. Граф засмеялся:
   - В одном я совершенно уверен, Калиста, - любой человек, который  полюбит
вас, - включая и вашего  собственного  мужа,  -  вскоре  поймет,  что  самый
опасный его соперник в борьбе за ваше сердце - Кентавр!
   Калиста как-то странно  посмотрела  на  него,  и  граф,  желая  загладить
неприятное впечатление от своих нескромных и назойливых расспросов,  спросил
с улыбкой:
   - Вы сказали, что цирковые артисты называют диких животных, вроде  тигров
и львов, "кошками". Наверное, у них вообще есть свой жаргон?
   - Коко объяснил мне, - ответила Калиста, - что в каждой стране у цирковых
артистов есть свой, особый язык, который знают только они. Это тайный  язык,
который не могут понять посторонние, и цирковые ревниво берегут его секреты.
   - Почему? - поинтересовался граф.
   - Для того чтобы спокойно обсуждать свои дела в присутствии "зануд", - то
есть чужаков, вроде вас; вы можете находиться рядом и не понять ни слова  из
того, о чем они будут говорить.
   - Я вижу, у вас появился новый материал для вашего альбома,  -  улыбнулся
граф. - Вы можете привести примеры?
   - Скажем, цирковых  собачек  называют  "брехунами",  -  стала  вспоминать
Калиста. - "Палари" означает "говорить", а "донна" - женщина.
   - Происхождение этих слов легко угадать, - сказал граф.
   - Коко говорил, что цирковой  язык  в  Англии  представляет  собой  смесь
цыганского и итальянского с  добавлением  сленга  и  различных  перевернутых
жаргонных словечек - просто берут какое-нибудь  слово  и  произносят  его  с
конца, понимаете? Есть слова из "романи" - языка восточных цыган.
   - Понятно, - сказал граф. - А еще?
   - "Денари" - значит "деньги", - продолжала Калиста, - "плевый"  в  смысле
"легкий, простой" прямо произошло от цыганского слова, но  в  их  языке  оно
означает что-то хорошее. Артисты-цыгане кличут лошадей "серыми", в то  время
как большинство цирковых именуют их "саврасками". -  Калиста  засмеялась.  -
Пожалуй, я нарушаю кодекс чести, выдавая вам их секреты;
   Коко наверняка не  одобрил  бы  моего  поведения.  Кстати,  всех  клоунов
называют "малышами".
   - А Коко знал, кто вы? - спросил граф.
   - Нет.
   - Почему вы не сказали ему? Вы ему не доверяли?
   - Не в этом дело. Просто я подумала, что это будет звучать довольно глупо
и хвастливо, если я скажу, что убежала  из  дома,  потому  что  мама  хотела
выдать меня замуж за графа! Когда он увидел вас,  лежащим  без  сознания,  и
спросил у меня, кто вы, я ответила, что вы - мой муж!
   - Весьма разумно, - одобрил граф,  -  тем  более  что  вы  только  слегка
опередили то событие, которое все равно вскоре произойдет.
   Калиста встала с постели, где она сидела, играя в  шахматы  с  графом,  и
подошла к окну.
   Он молча смотрел на нее. Отвернувшись, она сказала:
   - Доктор говорит, что завтра вы уже можете встать и  что  уже  достаточно
окрепли, для того чтобы ехать в карете.
   - Я знаю, - ответил граф, - но мне хотелось бы совсем  твердо  стоять  на
ногах и чувствовать себя полным сил и энергии, прежде чем я предстану  перед
вашей матерью и вынужден буду принимать поздравления.
   - А это обязательно? - упавшим голосом спросила Калиста.
   - Без сомнения, если только вы не собираетесь навсегда  остаться  в  этой
жалкой гостинице или скрываться в других, вроде этой.
   - Вам не терпится вернуться в ваши имения, к вашим лошадям и, конечно,  к
общественной жизни, к политике? - Граф ничего не ответил. Помолчав  минутку,
Калиста сказала:
   - Вы не забыли,  что  коронация  назначена  на  двадцать  восьмое,  через
неделю?
   - Начисто забыл, - признался граф. - Не могу сказать, чтобы это было  для
меня событием чрезвычайной важности, которого я ожидал бы с нетерпением.
   - Вам необходимо окончательно поправиться к этому дню.
   - Вы правы. Простоять пять часов на ногах в Вестминстерском  Аббатстве  -
это испытание не для слабых!
   - К тому времени  вы  уже  достаточно  поправитесь,  -  уверенно  сказала
Калиста.
   - Надеюсь, - ответил граф.
   - Мне кажется, - медленно заговорила она, - что нам совершенно ни к  чему
сообщать кому бы то ни было о том, что вы были ранены и не  могли  встать  с
постели. Вы  можете  сделать  вид,  что  искали  меня  все  то  время,  пока
отсутствовали, и нашли только в тот день, когда мы вернулись домой.
   - Я вижу - вы заботитесь о моей репутации.
   - Я.., я думала не только о вас. Я уверена, что мама  очень  рассердится,
если узнает, что я прожила столько времени здесь, в  этой  гостинице,  одна,
без компаньонки.
   - А я так, напротив, не сомневаюсь, что ваша мать воспримет эту новость с
большим удовольствием; для нее это будет еще одним веским доводом  в  пользу
того, что мы должны обвенчаться как можно скорее! - едко заметил граф.
   Он сказал это не подумав, но увидев, какой взгляд бросила на него Калиста
и как краска мгновенно залила ей  щеки,  он  пожалел,  что  вел  себя  столь
неосторожно и бестактно.
   - Мама подумает... - начала было Калиста. - О.., нет! Как она может?!
   - Нам надо быть очень осторожными, чтобы не дать ей  повода  предположить
что-либо подобное, - мягко, стараясь  ее  успокоить,  сказал  граф  По  лицу
девушки он видел, как поразила ее эта мысль, и, помолчав немного, добавил:
   - Вы еще очень молоды, но, думаю, теперь вы уже  поняли,  что  мир  полон
опасностей,  которые  на  каждом  шагу  подстерегают  невинных   молоденьких
девушек, и что человек может легко ошибиться, неверно истолковывая  слова  и
поступки окружающих.
   - Да.., я знаю, - согласилась Калиста, - и я полагаю,  что,  поскольку  в
вашей жизни было так много красивых и привлекательных женщин..,  люди  могут
подумать.., раз мы были с вами вместе, наедине..,  то  вы,  без  сомнения..,
ухаживали за мной.
   - Я уверен, что и вы ожидали бы того же, - с улыбкой Произнес граф, -  не
будь я беспомощным инвалидом, требующим вашего внимания не  как  женщины,  а
как сиделки.
   Он сказал это легко, шутливо, точно поддразнивая ее. Ничего не ответив на
это, Калиста тихо, почти шепотом, проговорила:
   - Можно я.., спрошу у вас о чем-то?
   - Ну конечно, - улыбнулся он. - Мне кажется,  у  нас  с  вами  уже  такие
отношения, Калиста, что нет ничего, о чем мы  не  могли  бы  поговорить  без
всякого смущения.
   - А вы не рассердитесь? Не подумаете, что я..,  сую  нос  в  вашу  личную
жизнь?
   - Вы можете задавать мне любые вопросы, - сказал граф, - и я, как  только
смогу, честно и искренне отвечу вам на все, что вы спросите.
   - Тогда.., скажите.., вы очень любите леди Женевьеву Родни?
   Граф, надо сказать, начисто забыл о леди Женевьеве после, ее неудачной  и
жалкой попытки одурачить его, а потому вопрос Калисты застал его врасплох.
   В то же время он понимал, что нет ничего удивительного в том, что до  нее
дошли слухи о его связи с Женевьевой.
   Дамы  из  высшего  света,  которых  так  любила  принимать  у  себя  леди
Чевингтон,  без  сомнения,  сплетничали  о  них,  обсуждая   их   отношения;
невозможно было скрыть эту связь, тем более что Женевьева сама  позаботилась
о том, чтобы их имена постоянно упоминались вместе.
   Приподнявшись на подушках, граф позвал:
   - Подойдите ближе, Калиста, я хочу поговорить с  вами!  -  Мгновение  ему
казалось, что она не послушается его,  но  девушка  отвернулась  от  окна  и
медленно, неохотно подошла к постели. - Сядьте? - приказал он.
   Она повиновалась, присев на край кровати, на  то  же  место,  где  сидела
прежде, лицом к нему; шахматная доска лежала между ними.
   - Я хочу попытаться кое-что объяснить вам, - начал граф. -  Мне  кажется,
это важно с точки зрения нашего будущего счастья и наших отношений.
   Калиста подняла на него свои серо-зеленые глаза, и граф подумал, что  она
не только необыкновенно хороша, но выглядит такой тоненькой, эфирной,  почти
неземной, как сон, как  видение,  и  трудно  представить  себе  ее  взрослой
женщиной из плоти и крови.
   - Я намного старше  вас,  -  продолжал  граф,  -  и  я  всегда  жил,  как
говорится, "полной  жизнью".  Я  не  стану  оскорблять  вас  предположением,
Калиста, будто вы, с вашим умом, не понимаете, что у меня, разумеется,  было
немало любовных романов. - Он сделал небольшую паузу. - Но я хочу, чтобы  вы
поверили мне.  Для  меня  это  всегда  были  только  приятные,  но  короткие
развлечения, и они никогда не затрагивали моего сердца.
   - Вы хотите сказать, что вам ни разу не  хотелось,  чтобы  одна  из  этих
дам.., которых вы.., любили, стала вашей.., женой? - тихо спросила Калиста.
   - Именно это я и хочу сказать, - подтвердил граф. -  Я  даже  представить
себе не мог, чтобы , какая-нибудь из них  заняла  место  моей  матери,  став
хозяйкой дома Хелстонов, или стала бы носить мое имя.
   - А они? Разве они не хотели выйти за вас замуж?
   Граф понял, что Калиста имеет в виду леди Женевьеву.
   - Женщины  всегда  стремятся  привязать  к  себе  мужчину;  завладеть  им
целиком, превратить его в свою собственность. Но я всегда  хотел  оставаться
свободным.
   - И вот теперь вы больше не  можете...  -  печально  прошептала  Калиста,
сочувственно глядя на графа.
   - Это совсем другое дело, и мы оба это знаем, - ответил тот. - Сейчас  мы
пока что говорили о том,  принадлежит  ли  мое  сердце  какой-нибудь  другой
женщине, в то время как я женюсь на вас. На этот вопрос я могу вам  ответить
совершенно искренне: мое сердце свободно!
   - Благодарю вас, за то.., что вы сказали мне об этом.
   Словно считая их разговор оконченным, Калиста  взяла  шахматную  доску  и
отнесла ее на столик, стоявший в другом углу комнаты.
   - Пойду посмотрю, не принесли ли газеты, - заметила она. -  Одну  из  них
привозит дилижанс, который прибывает из  Лондона  после  полудня,  и  в  ней
всегда можно найти что-нибудь интересное.
   - А почему бы просто не позвонить, чтобы ее принесли? - предложил граф.
   - Я лучше сама схожу.
   - Уверен, что это только предлог,  чтобы  пойти  взглянуть  на  Кентавра.
Калиста засмеялась.
   - Вы слишком догадливы! Я действительно собиралась  заглянуть  к  нему  -
проверить, хорошо ли его накормили и достаточно ли у него сена.
   - Я ведь уже предупреждал, что буду ревновать вас  к  нему!  -  улыбнулся
граф. Калиста опять рассмеялась.
   - У Кентавра гораздо больше поводов ревновать меня к вам, - ответила она,
выходя и прикрывая за собой дверь.
   Граф посмотрел ей вслед и поудобнее устроился на подушках.
   Необыкновенная девушка! -  решил  он.  Даже  теперь,  когда  они  столько
времени провели вдвоем, ее мысли оставались для него загадкой.
   Он представить себе не мог, как такое юное создание может  интересоваться
различными серьезными вещами, которые обычно не привлекали женщин,  особенно
хорошеньких. Это поражало его.
   В то же время он приходил в ужас от одной мысли об опасностях,  грозивших
Калисте в обществе этих циркачей.
   Он размышлял, что было бы, не подоспей он вовремя.
   Вероятно, она закричала бы и позвала на помощь, и, возможно. Босс, -  как
все, по ее словам, называли  владельца  цирка,  -  утихомирил  бы  Мандзани,
заставив его вести себя прилично.
   И все же это было невероятно рискованно. Без сомнения, ни  одна  девушка,
получившая такое воспитание, как Калиста, никогда не оказывалась в  подобном
положении.
   Затем мысли графа переключились  на  Коко.  Так  ли  это  все  было,  как
рассказывала Калиста, или ей это казалось? Действительно ли француз любил ее
чистой, возвышенной любовью, не претендуя ни на что большее, чем возможность
поцеловать ей руку?
   Граф с трудом мог в это поверить, однако потом он вспомнил о женщинах,  с
которыми  он  встречался   в   разное   время   своей   жизни,   находя   их
привлекательными и желанными. Увлекшись им, они с самого  начала  совершенно
ясно давали ему понять, чего они ждут от него.
   Он никогда бы не поверил, если бы ему сказали, что он будет долгое  время
находиться вдвоем с  юной  прелестной  девушкой  и  их  отношения  останутся
платоническими.
   Хотя, конечно, он был болен и беспомощен, так что с его стороны и речи не
могло быть ни о каких ухаживаниях.
   Но ведь и Калиста относилась к нему чисто по-дружески, будто бы она  была
просто его товарищем,  и  даже  и  не  подумала  использовать  свое  женское
обаяние, чтобы хоть как-то изменить их отношения.
   Женщины, которых граф знал до сих пор,  заигрывали  с  ним,  иногда  даже
слишком откровенно, и не только  на  словах,  но  и  выставляя  напоказ  все
прелести своего тела.
   Они бросали на него зазывные взгляды, манили  его  полуоткрытыми,  словно
жаждущими поцелуев губами.
   Калиста же разговаривала с ним так просто, точно он был ее подругой  или,
пожалуй, ее лошадью.
   "Видимо, женщина в ней еще не пробудилась", - сказал себе граф. Не выдает
ли рыжинка в ее волосах того внутреннего пламени, которое в один  прекрасный
день вспыхнет в ней опаляющим огнем.
   Интересно, подумал он, какими станут ее серо-зеленые глаза, когда  в  них
засияет любовь? Потом граф поймал себя на  мысли,  что  его  мучает  желание
узнать, как ее губы, которых никогда еще никто не касался, будут отвечать на
его поцелуи, окажутся ли  они  нежными,  горячими  и  податливыми,  как  ему
чудилось, когда он смотрел на них.
   Он обнаружил, что перспектива жениться на Калисте больше не удручает его.
   Гнев, который вспыхнул в нем в первую минуту, когда он  понял,  что  леди
Чевингтон провела его, уложив свою дочь к нему в постель и хитростью отняв у
него свободу, рассеялся.
   Теперь он, со своей обычной  тщательностью,  рассчитывал,  что  им  лучше
обвенчаться до конца лета.
   Свадьба будет очень пышная, обязательно в соборе Св.Иакова  на  Пикадилли
или в соборе Св.Георгия, на Гановер-сквер.
   Он надеялся, что королева будет в числе  приглашенных,  а  церковь  будет
полна гостей - его светских друзей и тех, с кем он встречается в парламенте.
   Из его загородных имений соберутся все арендаторы, а  по  возвращении  он
устроит для них грандиозное пиршество в честь своего бракосочетания.
   Зажарят  быка  целиком,  выкатят  громадные  бочки  с  элем,  а   вечером
празднество завершится великолепным фейерверком.
   К своему собственному удивлению, граф обнаружил, что он буквально ждет не
дождется дня своей свадьбы и всего, что за ним  последует,  и  что  вся  его
обида и злость на будущую тещу куда-то исчезли.
   Тем не менее он твердо решил, что леди Чевингтон не будет слишком  частой
гостьей ни в его доме в Лондоне, ни в загородном имении.
   Он чувствовал, что она может оказывать нежелательное влияние на Калисту.
   Не только ее решимость выдать своих дочерей за  богатых  и  преуспевающих
мужей смущала графа; ему не нравилось  также,  что  мать  позволяла  девочке
слишком много времени проводить одной,  бегать,  где  ей  заблагорассудится,
или, к примеру, прогуливаться в рейтузах и жокейской курточке.
   Ничего,  решил  граф,  став  моей  женой,  она  будет  вести  себя  более
осмотрительно и благоразумно.

***

   Калиста обедала одна,  как  и  всегда  по  вечерам,  внизу,  в  отдельном
кабинете.
   Когда она после обеда поднялась наверх в спальню  графа,  слуга  как  раз
убирал поднос с остатками еды и тарелками, но у постели графа в  ведерке  со
льдом осталась бутылка шампанского, и он потихоньку потягивал его из бокала.
   - Я пью за завтрашний день, - сказал он, увидев Калисту в дверях.
   Она переоделась к обеду - сняла одно из двух  своих  муслиновых  платьев,
которое носила весь день, и надела другое. Она меняла их ежедневно.
   Платья были совсем простые, однако пышные юбки, еще более