отя в то мгновение она  чувствовала  слабость  во  всем  тепе,  хотя  ей
казалось, что она находится где-то очень далеко, ее существо  нашло  в  себе
силы трепетно отозваться на прикосновение его губ, и  ее  охватило  желание,
чтобы он и дальше продолжал говорить с ней.
   "Он жив и мы вместе",  -  подумала  она.  Мучившая  ее  боль,  страдания,
которые причинял каждый глоток, меркли перед сознанием того, что герцог жив.
   Сейчас же Сириллу, которая хотела всегда оставаться красивой для герцога,
беспокоил  только  один  вопрос:  не  обезображено  ли  ее  лицо.  С  трудом
преодолевая тяжесть  в  теле  и  дремоту,  являвшиеся  результатом  действия
лекарства, которое дал ей доктор, она дотронулась руками до шеи.
   Она глотнула и ощутила боль, которая, однако, была не такой  мучительной,
как прошлой ночью, когда ей пришлось выпить ту противную микстуру.
   Кто-то подошел к кровати, и Сирилла поняла, что в комнате  она  не  одна.
Подняв глаза, она увидела Мари.
   - Вы проснулись, мадам, - проговорила девушка. - Доктор  велел  мне  дать
вам выпить вот это лекарство, как только вы проснетесь. Он сказал,  что  оно
снимет боль в горле.
   Не дожидаясь ее ответа, Мари протянула ей стакан. Поддерживая Сириллу  за
плечи, она помогла ей сесть.
   Пригубив микстуру, Сирилла обнаружила, что она не так  противна,  как  то
лекарство, которое ей пришлось пить вчера.
   Ей показалось, что она различила вкус меда и глицерина, и вспомнила,  что
этим ее поила мама в детстве, когда у нее болело горло.
   Мари бережно опустила Сириллу на подушки и спросила:
   - Мадам, может быть, вам что-либо нужно?
   Ничего не говорите, только укажите рукой - я пойму.
   Сирилла указала на шторы, и Мари тут же их раздвинула. В  комнату  хлынул
поток света, и Сирилла огляделась.
   Это спальня герцога! Она подумала, что убранство его комнаты отражает его
характер. И она в его постели!
   При этой мысли по ее телу прошла волна трепета, но она сразу же напомнила
себе, что герцог уложил ее сюда только потому, что  понимал,  как  ей  будет
неприятно проснуться в комнате, где произошло убийство.
   151 Она была счастлива, что Астрид убит. Теперь  герцог  в  безопасности.
Только сейчас Сирилла осознала, как боялась за него.
   Ей показалось странным, что Астрид вдруг решил задушить ее. И ее постигла
бы точно такая же участь, что и Зивану.
   Первое преступление разбило герцогу сердце и заставило его посвятить свою
жизнь женщине, которую он любил и продолжал любить все эти годы.
   Но ее смерть, думала Сирилла, не вызвала бы  у  герцога  такого  сильного
потрясения, вряд ли он стал бы так сильно переживать, если бы она погибла от
руки человека, которого герцог ненавидел и который угрожал его жизни.
   Астрид мертв, сказала себе Сирилла, но Зивана все еще жива. Она  пыталась
не думать о запертой комнате наверху. Находясь в обществе  герцога,  Сирилла
чувствовала себя счастливой и отгоняла от себя мысли о той женщине.
   Но сейчас она не могла забыть, что Зивана все еще незримо присутствует  в
этом доме, что она все еще живет в памяти герцога.
   И его сердце заперто от нее в том же Святилище,  в  которое  есть  доступ
только ему.
   Впервые в жизни  Сирилла  познала  муки  ревности  -  ревности,  которая,
казалось, пронзала ее подобно кинжалу и причиняла гораздо большие страдания,
чем руки убийцы, оставившие следы на ее шее.
   Она желала любви  герцога.  Она  хотела,  чтобы  он  воспринимал  ее  как
женщину, чтобы она была для него так же желанна, как когда-то Зивана.
   Сирилле казалось, что она будет удовлетворена дружбой  герцога,  что  для
полного счастья ей, как в детстве, хватит возможности издали обожать его. Но
оказалось, что этого недостаточно - совсем недостаточно!
   То чувство, которое охватило ее, когда она ринулась на угрожавшего  жизни
герцога убийцу, было страстью, которую испытывает  женщина  по  отношению  к
мужчине, к мужу.
   "Я хочу его! - подумала Сирилла. - Я хочу, чтобы он лежал рядом со  мной.
Я хочу быть его женой. Я хочу, чтобы он целовал меня, чтобы он  дотрагивался
до меня."
   Но ей показалось, что перед ней появился ангел,  который  своим  огненным
мечом преградил ей путь, и она  поняла,  что  их  с  герцогом  всегда  будет
разделять его память о давно ушедшей в мир  иной  женщине,  -  женщине,  чьи
реликвии хранятся в замке и в его сердце.
   И Сирилла ощутила, что некая неведомая сила безжалостной рукой  низвергла
ее в ад страданий, которые будут всегда терзать ее несчастное сердце.
   Прошлой ночью она осознала, что  в  ее  душе  возникло  новое  чувство  к
герцогу, - чувство, которого она никогда раньше не испытывала.
   Это чувство разожгло в ней всепоглощающий огонь, все ее существо тянулось
с герцогу, томилось по нему. Сила ее страсти была так  велика,  что  Сирилле
казалось невозможным и дальше скрывать ее от него.
   Возможно, ей стоит решиться на то, о чем  мечтает  его  мать.  Она  будет
носить под сердцем его ребенка, а потом родит ему наследника.
   Но стоило ей только подумать об этом, как  в  ней  начало  расти  чувство
протеста. Она представила, что в то время как он будет  прикасаться  к  ней,
его будет охватывать желание прикоснуться к другой  женщине;  что  он  будет
целовать ее, а на его губах появится привкус праха и тлена,  потому  что  он
будет желать Зивану.
   Зивана! Зивана! У Сириллы возникло ощущение, что, преследуя ее,  это  имя
звучит в дуновении ветра, слышится в шелесте листвы. Не в силах совладать  с
обуревавшими ее эмоциями, Сирилла заметалась по постели.
   Вдруг  до  нее  донесся  тихий  голос  Мари,  которая   что-то   говорила
находившемуся за дверью человеку:
   - Кажется, у мадам небольшая лихорадка, господин герцог.
   Сирилла замерла. Она почувствовала,  как  ее  сердце  учащенно  забилось.
Открыв глаза, она увидела, как через  комнату  к  ней  направляется  герцог.
Солнце ярко освещало его красивую фигуру.
   - Ты проснулась! - воскликнул он. Она протянула к нему  руки  и  хриплым,
прерывающимся, совершенно несвойственным ей голосом ответила:
   - Со мной.., со мной.., все в порядке.
   - Ты можешь говорить! О Сирилла, ты способна говорить!
   Не было сомнения, что в глазах герцога отражалась неподдельная радость, и
Сирилла протянула к нему руки, как бы понимая,  что  он  -  та  спасительная
соломинка, с помощью которой она вернется к душевному миру и покою.
   - Со мной.., со мной.., все в порядке, - прошептала она, - и..,  вы..,  в
безопасности.
   - Я в полной безопасности, - подтвердил герцог, - сейчас  самое  главное,
чтобы ты скорее поправилась.
   - Теперь когда вы со мной,  я..,  хорошо  себя-,  чувствую,  -  с  трудом
выговорила Сирилла.
   Но сердце ее пело, потому что она видела, какое чувство отражается в  его
взгляде.

Глава 7

   - Пожалуйста, сударь, позвольте мне встать. Я  чувствую  себя  совершенно
здоровой, - взмолилась Сирилла.
   Доктор с улыбкой взглянул на нее.
   -  Ваша  свекровь,  госпожа   вдовствующая   герцогиня,   вынудила   меня
согласиться на то, чтобы я отпустил ее в Экс-ле-Бэн, а теперь  вы  требуете,
чтобы я подвергал риску ваше здоровье.
   - Моя свекровь уезжает? - удивленно спросила Сирилла.
   Доктор кивнул.
   - Состояние госпожи  вдовствующей  герцогини  значительно  улучшилось  по
сравнению с последним временем, - сказал  он.  -  Думаю,  женитьба  ее  сына
явилась причиной того,  что  она  стала  поправляться  как  духовно,  так  и
физически.
   Сирилла ничего не ответила, и он, помолчав, добавил:
   - Она хочет пройти  курс  лечения  в  Экс-ле-Бэне  и,  как  мне  кажется,
оставить вас и герцога вдвоем. Она уезжает завтра,  и,  если  она  не  будет
слишком сильно переутомлять себя в дороге, эта поездка пойдет ей  только  на
пользу.
   - Я очень рада, - проговорила Сирилла. Она  ждала,  продолжая  пристально
смотреть на доктора.
   - Ну хорошо, мадам, - наконец сказал  он.  -  Думаю,  я  могу  пойти  вам
навстречу. Я разрешаю вам встать и спуститься вниз к ужину, но  после  этого
вы обязаны немедленно вернуться в  постель.  Завтра  я  разрешу  вам  встать
только после того, как осмотрю вас. Согласны?
   - Да.., согласна.
   От  пристального  внимания  доктора  не   ускользнули   ликующие   нотки,
прозвучавшие в ее голосе, и огонек, зажегшийся в ее глазах.
   - Вам пришлось пережить очень тяжелое испытание, - сказал  он,  -  но  вы
молоды, мадам, и необыкновенно отважны. Думаю, последствия пережитого  никак
на вас не отразятся.
   После его ухода Сирилла села и задумалась, в  чем  ей  появиться  сегодня
вечером перед герцогом.
   Два дня доктор и герцог не позволяли ей вставать с постели. В первый день
после нападения Астрида у нее страшно кружилась голова и горло болело просто
невыносимо.
   Сегодня же горло ее совсем не беспокоило, и хотя оставшиеся синяки,  цвет
которых изменился на  темно-синий,  сильно  выделялись  на  ее  белой  коже,
Сирилла чувствовала себя вполне здоровой, поэтому тот  факт,  что  она  была
вынуждена соблюдать постельный режим, в то время  как  ей  больше  всего  на
свете хотелось находиться рядом с герцогом, только расстраивал ее.
   В  глубине  души  Сирилла  боялась  оставаться  наедине  с   мужем,   она
страшилась, что ему станет скучно в замке, и он решит вернуться в Париж.
   Она была почти уверена, что герцог - хотя он ни разу  не  заговаривал  об
этом - не позовет ее с собой. Зная, что в течение прошлых лет  он  почти  не
приезжал в поместье, она чувствовала, как в ней зарождается беспокойство.
   Но  не  только  это   вызывало   у   нее   настоятельную   необходимость,
возраставшую, казалось, с каждым часом, увидеть его.
   Сирилле, открывшей в себе новое чувство к нему,  было  трудно  сдерживать
свои эмоции, когда герцог, приходивший к ней проведать ее, целовал ей  руку.
У нее создавалось впечатление что он оставался рядом с ней совсем недолго.
   Она не сомневалась, что  ее  признание  приведет  его  в  замешательство,
поэтому не решалась рассказать ему о своей любви, о своем желании утонуть  в
его объятиях, хотя это и стоило ей огромных усилий.
   Почему, спрашивала она себя, герцог перенес ее сюда,  когда  она,  будучи
без сознания, даже не подозревала об этом, и оставил ее в своей спальне?
   Потому, что считал, будто она не  захочет  возвращаться  в  свою  комнату
после того, как там был убит человек. Вот поэтому он и оставил ее в "Спальне
короля".
   Каждый раз, когда  она  окидывала  взглядом  комнату  герцога,  перед  ее
глазами возникал  его  образ.  Впечатление  было  настолько  ярким,  что  ей
казалось, будто он действительно лежит рядом с ней и она  может  дотронуться
до него.
   Вошедшая в комнату Мари вывела Сириллу из задумчивости.
   - Господин доктор говорит, что вы  можете  встать,  мадам,  и  спуститься
вниз, - сообщила она. - Это приятная новость - очень приятная. Мне  кажется,
что, когда он увидит господина герцога, он примется настаивать,  чтобы  ужин
подали пораньше.
   - Меня это устраивает, - ответила  Сирилла.  Для  нее,  чем  раньше,  тем
лучше,  потому  что  так  скорее  настанет  тот  момент,  когда  она  сможет
встретиться с герцогом.
   Она получит возможность смотреть на него, слушать его и возможно  -  даже
несмотря на предупреждение доктора - посидеть с ним вдвоем в гостиной  после
ужина.
   - Что вы наденете, мадам? - спросила Мари.
   Этот вопрос требовал  пристального  внимания  и  тщательного  обсуждения,
поэтому его решение заняло у них довольно много времени.
   Сирилла отвергала одно платье за другим,  но  когда  она,  приняв  ванну,
наконец оделась, ее все еще мучили сомнения, и она спросила себя,  не  лучше
ли было надеть какое-нибудь другое.
   И все же выбранное платье очень шло ей. Сшитое из розового газа, оно было
образцом истинного мастерства, доступного только знаменитым портным  Парижа.
Плотно облегающий корсаж подчеркивал изящную линию груди; ее талия  казалась
еще тоньше из-за пышной юбки, ниспадавшей тяжелыми складками.
   Платье  было  отделано   кружевным   воротничком,   расшитым   крохотными
звездочками, которые сверкали, как бриллианты; драпировка юбки была  стянута
полосами  с  такими  же  звездочками,  которые  к  тому  же  сочетались   со
сверкающими гроздьями, украшавшими ее маленькие атласные туфельки.
   - Вы очаровательны, мадам! - воскликнула Мари. -  Я  в  жизни  не  видела
более красивого платья. Сирилла улыбнулась. Однако ее не покидали  сомнения,
и она спросила себя, понравится ли оно и герцогу.
   Ведь в Париже, где он постоянно жил, женщины одевались самым  невероятным
и экзотическим образом, поэтому может оказаться так, что туалет, который  им
с  Мари,  ни  разу  не  выезжавшим  за  пределы   Турена,   кажется   верхом
совершенства, не произведет на него никакого впечатления. Оставалось решить,
как закрыть шею. Синяки слишком сильно выделялись на белой коже,  и  Сирилла
боялась, что они вызовут отвращение у герцога. К тому же они  напомнят  ему,
через какие страдания ей пришлось пройти, и он  опять  примется  настаивать,
чтобы она как можно скорее легла в постель.
   В ее  ларце  для  драгоценностей  лежали  и  бриллиантовые,  и  жемчужные
ожерелья, одни из которых были подарены на свадьбу,  а  другие  принадлежали
семье Савинь. Но все они казались ей слишком массивными.  Она  считала,  что
они только привлекут внимание к тому, что она пыталась скрыть.
   Они с Мари решили повязать на шею газовый шарфик и  закрепить  его  двумя
крохотными белыми орхидеями, которые достали из вазы. Узел  они  расположили
так, чтобы он скрывал самые большие синяки. Цветы придали Сирилле очень юный
и свежий вид. Единственным украшением было обручальное кольцо.
   Бросив последний взгляд в зеркало, Сирилла повернулась к двери.
   - Мадам, возможно, вы сегодня захотите спать в своей спальне? -  спросила
Мари.
   Мгновение Сирилла колебалась.
   - Да. - так будет лучше. Я уверена, что господин герцог захочет вернуться
к себе.
   Она спросила себя, не будет ли  ее  преследовать  призрак  Астрида  и  не
придется ли ей вновь пережить те мгновения, когда она увидела в окне  темную
тень, спускавшуюся с крыши.
   Однако она тут же оборвала себя,  сказав,  что  бояться  глупо,  что  это
дурной тон. Кроме того, герцог будет совсем рядом, и, если она  позовет,  он
услышит ее и придет.
   При этой мысли ее охватил трепет, но она напомнила себе, что позовет  его
только в том случае, если ей будет грозить опасность.  Гораздо  лучше  самой
справляться со своими страхами, чем сознавать,  что  его  появление  вызвано
простой заботой или учтивостью.
   Она медленно спустилась по лестнице. Герцог ждал ее в гостиной.
   Когда она направлялась к  нему,  она  заметила  в  его  глазах  то  самое
восхищение, которое так страстно желала увидеть. От мысли, что они одни,  ее
сердце бешено забилось и ее захлестнула волна непередаваемого восторга.
   - Ты уверена, что не слишком утомляешь себя? - тихо спросил герцог.
   - О, нет, конечно, нет! - ответила она. - Я хотела встать еще  вчера,  но
доктор не разрешил.
   - Это я попросил его  немного  поберечь  тебя,  -  сказал  герцог.  -  На
ближайшие несколько дней тебе придется смириться с таким положением.
   - Да, конечно, - согласилась Сирилла. У нее возникло впечатление, что  их
губы говорят совсем  не  то,  что  занимает  их  мысли.  Она  не  смогла  бы
объяснить, что с ней происходит, - просто она знала,  что  все  ее  существо
отзывается  на  некое  совершенно  непонятное  для  нее   чувство,   которое
испытывает герцог, и это ощущение доставляло ей удовольствие.
   Он подал ей руку, и они направились в столовую.
   Пока вокруг них сновали слуги, подавая на стол изысканные блюда, причем в
абсолютно невообразимом для Сириллы  количестве,  герцог  рассказывал  ей  о
поместье, о своих планах в отношении  виноградников  и  о  своей  поездке  в
Токсиз, которую он предпринял сегодня днем.
   - Они довольны? - спросила Сирилла.
   - Благодаря тебе я увидел совершенно фантастическое количество счастливых
людей, - ответил он. -  Мужчины  в  поте  лица  выкорчевывают  старые  лозы,
женщины стирают и шьют. Лица детишек отмыты до такой степени,  что  сверкают
как медный таз, Сирилла засмеялась.
   - Уверена, что детишки восприняли этот процесс с негодованием.
   - Я дал им слово, что привезу тебя в деревню, как только ты  поправишься.
Они о тебе говорят как о святой, которую им ниспослал Господь.
   - Им не следует так говорить, - сказала  Сирилла.  -  Я  была  в  ужасном
замешательстве, когда женщины вставали передо  мной  на  колени  и  касались
подола моего платья.
   - Ты сотворила чудо, - заметил герцог, - и  они  никогда  не  забудут  об
этом.
   Помолчав, он очень тихо добавил:
   - И я никогда не забуду, что ты сделала для наших людей.
   Она почувствовала,  что  щеки  заливает  краска,  и  опустила  глаза,  не
выдержав его взгляда. Как бы сделав над собой  усилие,  герцог  заговорил  о
чем-то постороннем и больше к этой теме не возвращался.
   После ужина они вернулись в гостиную, и Сирилла, испугавшись, что  герцог
потребует, чтобы она немедленно легла в постель, подошла к окну  в  надежде,
что успеет подышать свежим воздухом.
   Время было раннее, поэтому окрашенное в багрово-золотистые  тона  солнце,
еще не успевшее спрятаться за горизонт, ярко освещало окружавший замок,  лес
и отражалось в озере, которое тоже казалось золотым. Высокие деревья бросали
на лужайку перед домом пурпурные тени.
   От восторга, охватившего  ее  при  виде  этого  потрясающего  зрелища,  у
Сириллы перехватило дыхание.
   - Неужели где-то на земле существует более красивый уголок? - проговорила
она.
   - Я тоже часто задавал себе этот же вопрос, - сказал герцог. - Сирилла, я
хотел бы поговорить с тобой.
   В  его  голосе  прозвучало  нечто  такое,  что  заставило  Сириллу  резко
обернуться. Она обеспокоенно посмотрела на него.
   Вся его веселось исчезла, он был очень серьезен.
   Сирилла догадалась, что именно он собирается сообщить ей,  и  ее  охватил
внезапный страх. Нервно сжав  руки,  она  ждала,  когда  он  заговорит.  Она
понимала, что герцог подыскивает слова, чтобы немного смягчить удар.
   Наконец он произнес:
   - В тот вечер после нашей свадьбы ты, Сирилла, сказала мне, что  случайно
услышала разговор двух женщин. Из их  слов  ты  узнала,  что  в  замке  есть
запертая комната.
   -  Д-да..,  они  так..,  сказали.  Он  молчал.  Через  некоторое   время,
почувствовав, что Сирилла ждет, герцог проговорил:
   - Насколько я помню, ты сказала, что эта комната  является  чем-то  вроде
Святилища, в котором я запер свое сердце.
   Он поднял глаза на Сириллу, которая, с трудом преодолевая  волнение,  еле
слышным шепотом промолвила:
   - Да.., мне.., так.., показалось.
   - Я хочу, чтобы ты вместе со мной зашла в ту комнату, - сказал герцог,  -
и увидела, что там хранится. Ведь это на самом деле Святилище моей любви.
   Сирилла окаменела. Ее сердце как  будто  заледенело,  вместо  того  чтобы
радостно забиться. Ей казалось, что ее накрывает  волна  леденящего  холода,
который парализует ее, лишая возможности думать.
   Она попыталась что-то сказать, но слова не шли с губ.
   - Ты пойдешь со мной? - мрачно спросил ее герцог.
   Она кивнула, и они рука об руку направились к двери. Когда они  проходили
мимо письменного стола, герцог остановился, чтобы взять ключ.
   - Что это все значит? - в смятении спрашивала себя Сирилла.
   Почему вдруг он решил показать ей запертую комнату, которую  превратил  в
своего рода памятник Зиване и о существовании которой  она  пыталась  забыть
все эти дни?
   А вдруг, с внезапным ужасом  подумала  Сирилла,  он  собирается  еще  раз
объяснить ей, что Зивана будет всегда жить в его сердце и поэтому  для  него
невыносимо видеть рядом с собой другую женщину?
   "Он хочет освободиться от меня", - решила Сирилла, почувствовав, как  при
этой мысли в ее тело вонзились тысячи ножей, которые  резали  ее  на  куски,
заставляя т