ас обеих!
   Впервые за это время он посмотрел прямо в глаза Жизели.
   - Вы не можете  здесь  оставаться,  -  сказал  граф.  -  Ты  сама  должна
прекрасно понимать, что вам здесь не место.
   Жизель в ее  прелестном  розовом  платье  действительно  выглядела  здесь
крайне неуместно: контраст между ее красотой и убогим окружением был слишком
ярким. Будь она одета по-другому, он, наверное,  ощущался  бы  не  настолько
остро.
   Тем временем Генри Сомеркот говорил миссис Чарлтон:
   - Я хотел бы сказать вам, сударыня, что мы все очень любили вашего мужа и
были страшно встревожены, когда узнали о его исчезновении.
   Слезы помешали ей ответить ему, а он добавил:
   - Граф Линдерст был прикован к постели после полученных ран, но я лично в
последний год побывал во многих  уголках  Англии,  надеясь  обнаружить  хоть
какой-то след Мориса.
   - Он всегда... очень гордился своим полком, - с трудом проговорила миссис
Чарлтон.
   - Случилось ужасное недоразумение, - сочувствующим тоном произнес  Генри.
Граф тем временем подошел к Жизели.
   - Как ты могла убежать от меня?  -  тихо  спросил  он.  -  Как  ты  могла
подумать, что я отпущу тебя, кто бы ты ни была и кем бы ни был твой отец?
   - Я... пыталась ненавидеть вас, как ненавидела всех, кто... не поверил  в
моего отца, - ответила она.
   - Но у тебя ничего не получилось, - нежно сказал граф.
   Жизель молча подняла на него глаза, и он  прочел  в  них  такую  глубокую
любовь, что понял: в будущем их больше ничто и никогда не разлучит.
   - Теперь я тебя никуда не отпущу, - сказал он так тихо, что остальные его
не услышали.

Глава 7

   Граф позволил Бэтли помочь ему лечь в постель и откинулся на подушки.
   - Похоже, что вечером похолодало,  милорд,  -  заметил  камердинер.  -  Я
позволил себе  смелость  зажечь  в  камине  небольшой  огонь.  Но  с  холмов
Мальверна дует ветер, который ночью принесет холод.
   - Я уверен, что это очень разумно, Бэтли, - одобрительно отозвался граф.
   Камердинер собрал сброшенную одежду хозяина и повернулся к двери.
   - Мне хотелось сказать, милорд, что сегодня был  очень  счастливый  день.
Желаю вам и ее милости всего самого лучшего на всю вашу жизнь.
   - Спасибо тебе, Бэтли.
   Дверь за камердинером закрылась, и граф устало прикрыл глаза.
   День выдался очень напряженным, как и  два  предыдущих  дня,  после  того
знаменательного вечера, когда они с Генри увезли миссис Чарлтон и Жизель  из
той трущобы, где они жили. Им удалось справиться со множеством разнообразных
дел.
   Ту первую ночь они провели  под  кровом  Немецкого  коттеджа  в  качестве
гостей полковника Беркли, но следующим утром граф занялся  поисками  удобной
квартиры, где они могли бы пока жить и где миссис Чарлтон могла бы ухаживать
за Рупертом, когда тот вернется из больницы.
   Им удалось найти то, что граф счел вполне подходящим жилищем, на  недавно
отстроенной Ройал-кресент.  Миссис  и  мисс  Чарлтон  стали  обитательницами
прекрасно обставленных апартаментов, расположенных на втором этаже  с  двумя
удобными спальнями и большой гостиной.
   Граф не сомневался в том,  что  миссис  Чарлтон  вскоре  начнут  навещать
знакомые, немалое число которых  находилось  в  этот  момент  в  Челтнеме  и
которые наверняка были рады возобновить с ней дружеские отношения.
   Двое суток Жизель провела с матерью на Ройал-кресент, навещая в  больнице
выздоравливающего брата  и  проводя  дни  за  покупкой  для  миссис  Чарлтон
подобающей ее положению одежды и множества приятных мелочей, которые та  уже
никогда не надеялась иметь.
   Когда Жизель узнала, какую крупную сумму собрали офицеры для ее отца, она
едва смогла выразить свою благодарность.
   - Если бы только мы знали! - прошептала она наконец.
   - Если бы только нам удалось вас разыскать раньше! - откликнулся граф.
   К этому моменту граф уже узнал, какие лишения и испытания выпали на  долю
семьи после того, как майор Чарлтон увез их из  Лондона  в  ту  ночь,  когда
сбежал из-под стражи.
   Он знал, что прежде всего их стали бы искать дома, так что  они  поспешно
собрали все, что можно было, и, наняв карету, уехали из города.
   Морис Чарлтон был человеком изобретательным и решительным  и  был  твердо
намерен найти какую-нибудь работу, но проблема состояла в том, что у него не
было рекомендаций, и,  кроме  того,  будучи  военным,  он  не  имел  хорошей
специальности.
   В конце концов он начал работать на ферме  -  ухаживать  за  лошадьми,  в
которых прекрасно разбирался. Но, к несчастью, на него  напал  бык,  который
сильно пропорол ему бок.
   Теперь графу  стало  понятно,  почему  Жизель  так  хорошо  умела  делать
перевязки.
   Сельский врач был малоопытен, а денег заплатить за  консультацию  другого
врача у  семьи  не  было,  поэтому  раны  Мориса  Чарлтона  заживали  крайне
медленно. Началось осложнение в виде тяжелой пневмонии.
   Его  жена  и  дочь  едва  успели  понять,  что  происходит  -   настолько
скоропостижно он скончался.
   - Мне кажется, ему не  хотелось  жить!  -  горестно  воскликнула  Жизель,
рассказывая графу о том, что произошло. - Ему было так стыдно и больно,  что
люди, которых он считал своими друзьями, не поверили в его невиновность!
   Когда она продолжила рассказ, в ее голосе зазвучала невыразимая печаль.
   - Он всегда был человеком чести, человеком  слова.  Даже  когда  мы  были
совсем маленькими, нас сурово наказывали, если  мы  позволяли  себе  солгать
хоть в самом малом.
   - Я понимаю, что тебе очень больно об этом говорить, дорогая, - попытался
успокоить ее граф, - но ты должна понять: факты говорили против него.  Кроме
него, ключа не было ни у кого - ему единственному герцог Веллингтон  доверял
свои секретные бумаги.
   - Если бы он... не имел дела... с той женщиной, то такого, возможно, и не
случилось бы, - осуждающе проговорила Жизель.
   Граф понял, что Морис Чарлтон признался жене и дочери в своих  отношениях
с Мари-Луиз. И, видимо, это известие  ранило  Жизель  сильнее  всего.  Дети,
особенно юные, всегда нетерпимы к недостаткам и слабостям родителей.
   Поскольку ему не хотелось говорить на эту тему, он сказал:
   - Расскажи мне, что произошло после того, как умер твой отец.
   - Мама решила, что Руперту необходимо ходить  в  школу...  пусть  даже  в
самую дешевую, где платить надо пенни в день. Плохое образование  все  равно
лучше, чем никакое.
   Вздохнув, она добавила:
   - Она все время сидела над своими вышивками. Они получались у нее  такими
красивыми, что мне без труда удавалось продать все, что она делала. В модных
лавках нам платили очень мало, а с покупателей брали огромные деньги.
   - И поэтому вы приехали в Челтнем?
   - Мы нашли жилье за городом, в деревне, - ответила Жизель. -  И  там  нам
было очень хорошо. А потом Руперта сбил фаэтон.
   Граф увидел, как на ее лицо упала  тень  пережитого  ужаса,  который  был
слышен и в голосе. Он поспешно обнял девушку.
   - Тебе надо поскорее все это забыть, мое сокровище, - сказал он. -  Ньюэл
сказал мне, что через полгода Руперт даже не будет прихрамывать. А до  этого
времени я намерен нанять для него гувернера. А потом, если  ему  понадобится
дополнительное лечение, я устрою ему и твоей матери поездку на  какой-нибудь
из целебных источников Европы.
   - Ты... так добр... Так необыкновенно добр! - прошептала Жизель.
   Граф уже сказал ей, что предоставит  миссис  Чарлтон  дом  на  территории
своего поместья, в Линд-Парке.
   - Там есть несколько очаровательных маленьких особняков, в  тот  числе  и
тот, который предназначен для вдовствующих графинь. Надеюсь, твоей матери он
понравится.  Таким  образом  твои  близкие  будут  неподалеку  от  нас.   Не
сомневаюсь, что твоя мать и Руперт найдут в округе немало хороших друзей.
   Помолчав, граф мягко добавил:
   - Но я буду ревновать, если ты станешь проводить с родными слишком  много
времени и забывать обо мне.
   - Ты же знаешь, что этого не будет, - запротестовала Жизель.  -  Никогда,
никогда! Я хочу быть с тобой. Я хочу быть рядом  с  тобой...  все  время.  И
всегда этого хотела. Она немного грустно улыбнулась.
   - Ты даже не можешь себе представить, как  мне  обидно  было  тратить  на
Джулиуса то время, которое я могла проводить с тобой!  Я  понимала,  что  ты
придумал эту роль богатой вдовы не только для  того,  чтобы  спасти  его  от
неудачного брака, но и для того, чтобы помочь мне,  но  мне  гораздо  больше
нравилось... быть твоей сиделкой.
   - Моей  сиделкой,  моей  помощницей,  моей  вдохновительницей  -  и  моей
любимой! - поправил ее граф.
   Она на секунду прижалась щекой к его щеке, и в  этом  прикосновении  было
больше нежности, чем в любом поцелуе. Граф уже в который  раз  подумал,  что
никогда прежде не  встречал  женщины,  способной  на  такие  милые  жесты  и
поступки.
   Взгляда огромных глаз Жизели и нежной мелодии ее голоса  было  достаточно
для того, чтобы сказать о ее любви к нему гораздо красноречивее любых  слов.
И с каждым часом, с каждой минутой она становилась для него все желаннее.
   - Ты  еще  недостаточно  поправился,  чтобы  жениться!  -  запротестовала
Жизель, когда граф сказал, что хочет назначить их  свадьбу  на  третий  день
после драмы, разыгравшейся во время  театрального  представления  полковника
Беркли.
   - Больше я ждать не смогу! - властно заявил он. - Я  уже  один  раз  чуть
тебя не потерял и больше рисковать не собираюсь. Ты выйдешь  за  меня  замуж
здесь, в Челтнеме, а на следующий день мы уедем в Линд-Парк.
   Жизель попыталась было возражать дальше, но он прижал палец к ее губам  и
добавил:
   - Позже, когда я буду совершенно  здоров,  я  собираюсь  увезти  тебя  за
границу, но сейчас, я думаю, мы  оба  будем  рады  спокойно  пожить  в  моем
поместье.
   - Мне все равно, где жить - хоть в угольной шахте или на луне; - лишь  бы
я была там с тобой! - ответила она.
   - Пока я тебе не надоем, - поддразнил ее граф.
   - Ты же не думаешь, что это может случиться? - почти обиженно воскликнула
она. - Гораздо вероятнее, что это я тебе надоем.  Ты  не  любишь  строптивых
женщин и сердишься, когда я с тобой спорю.
   - Мне нравится все, что ты делаешь, - уверенно сказал он.
   Граф притянул ее к себе и заставил посмотреть ему в лицо.
   - Я говорю тебе чистую  правду,  Жизель,  -  негромко  проговорил  он.  -
Никогда в жизни я не знал ничего столь  чудесного  и  волнующего,  как  твои
губы. Прежде я никогда не испытывал такой трепетной страсти.
   - Это... правда?
   Вместо ответа он начал целовать ее, так что щеки  ее  запылали,  а  глаза
начали сиять, словно звезды.
   А потом, разжав объятия, он проникновенно сказал:
   - Если ты думала, что я смогу ждать, то ты глубоко заблуждалась. Я завтра
же должен сделать тебя моей женой!  И  уже  здоров,  мое  сокровище,  вполне
здоров, и могу показать тебе, как сильно я тебя люблю.
   Страстное желание, прозвучавшее  в  его  голосе,  заставило  ее  смущенно
спрятать лицо у него на плече. Он поцеловал ее волосы, а потом, нежно  гладя
их кончиками пальцев, добавил:
   - Завтра ночью я увижу, как они падают тебе на плечи, и узнаю, какие  они
длинные. Я часто об этом думал, когда смотрел на тебя.

***

   Их венчание прошло очень скромно -  в  приходской  церкви  Святой  Марии,
построенной еще в двенадцатом  веке.  Шафером  был  полковник  Беркли,  а  в
качестве свидетелей присутствовали только миссис Чарлтон и капитан Сомеркот.
   - Если мы пригласим кого-то одного, то должны будем  пригласить  всех!  -
сказал граф. - А мне всегда противна была мысль о том,  что  человек  должен
превращаться в ярмарочное зрелище только потому, что он женится на той, кого
любит.
   Небольшой  храм,  построенный  в  форме  креста,  был  наполнен  лилиями,
ароматом которых благоухал воздух.
   Жизель  чувствовала,  что  обеты,  которые  они  приносили  друг   другу,
священны. У нее не было сомнения в  том,  что  они  выдержат  все  испытания
временем и что с течением лет их любовь и радость, которую  они  дарят  друг
другу, станут только сильнее.
   Несмотря на возражения Жизели против ненужных трат, граф настоял на  том,
чтобы у нее было белое подвенечное платье - и мадам Вивьен превратила  ее  в
воплощение  юной  красоты  и  невинности,  в  настоящий  идеал,  к  которому
стремятся все невесты.
   Фата из тончайшего кружева, словно  сотканного  нежными  пальчиками  фей,
падала на белое газовое платье, отделанное кружевом. А венок на фате был  не
из флердоранжа, а из только-только начавших раскрываться бутонов белых  роз.
В руках у Жизели был букет из таких же роз.
   Место ее отца в церемонии занял капитан Генри Сомеркот, хотя граф  сказал
ей:
   - Я знаю, что герцог Веллингтон с  большим  удовольствием  был  бы  твоим
посаженым отцом, если бы мы его об этом попросили.
   - Я предпочла бы, чтобы это  был  кто-то  из  офицеров  твоего  полка,  -
ответила Жизель. - И мне кажется, что капитан Сомеркот был искренне привязан
к папе.
   - Это правда, - подтвердил граф. - Генри больше других старался разыскать
твоего отца.
   - Тогда мне хотелось бы, чтобы это  он  выдавал  меня  замуж,  -  сказала
Жизель и чуть слышно добавила:
   - За тебя.
   Когда она шла к алтарю,  опираясь  на  руку  Генри,  граф  восхищался  ее
красотой и невинностью и думал о том, что никто бы не смог с ней сравниться.
Он понимал, что нашел в Жизели то, чего ему недоставало  во  всех  женщинах,
которых он знал прежде.
   Да, конечно, они были искушенными светскими  красавицами,  но  в  глубине
души он знал, что идеалы, которые он еще ребенком усвоил  от  матери,  могут
найти свое воплощение только в женщине,  чья  личность  не  будет  затронута
грехом и низкими страстями, - в существе поистине чистом.
   Все поступки Жизели всегда диктовались чувством самоотверженности, и даже
когда она готова была пожертвовать своей невинностью, то это диктовалось  ее
готовностью жертвовать собой ради других. Сам он, будучи человеком  храбрым,
всегда восхищался ее отвагой и стойкостью.
   Ему так и не удалось сказать ей, что он почувствовал,  когда  понял,  что
она спасла ему жизнь, рискуя  при  этом  своей  собственной.  Ею  руководила
любовь - любовь, которая рождалась в сердце, переполненном этим чувством.  И
она щедро дарила свою любовь не только ему самому, но и всем, кто страдал.
   Теперь он понимал, почему она с таким сочувствием отнеслась к  несчастной
Эмили Клаттербак и почему ей инстинктивно претило обманывать Джулиуса:  даже
в нем она пыталась видеть только хорошее.
   Поистине Жизель во всем была именно такой, какой должна быть женщина,  и,
когда они произносили брачные обеты, граф  думал,  что  ему  посчастливилось
так, как везет в жизни только очень и очень немногим мужчинам.
   А для Жизели этот брак был поистине даром небес.
   Она давно поняла, что любит графа, но  считала,  что  никогда  не  сможет
занять в  его  жизни  важного  места.  И  вдруг  это  горькое  счастье,  эта
мучительная сердечная боль, которую она до  сих  пор  не  забыла,  сменилась
блаженством взаимного чувства!
   В ночь перед свадьбой она долго молилась, стоя на коленях  у  кровати,  и
благодарила бога за то, что доброе имя ее отца восстановлено и что он дал им
с графом найти друг друга.
   Еще совсем недавно, голодная и  измученная,  она  поднималась  на  второй
этаж, чтобы вычистить камин в спальне графа, и разве могла она предполагать,
что этот человек окажется командиром полка ее отца и мужчиной, которого  она
полюбит чуть ли не с первой минуты их встречи?
   В тот день, когда граф нанял ее в качестве  своей  сиделки,  она  сказала
себе, что ей надо было бы выйти из Немецкого коттеджа и исчезнуть. Но к тому
времени Жизель уже успела убедиться в том,  насколько  трудно  бывает  найти
работу, и ей было страшно, что если она  откажется  от  хорошего  места,  то
нового уже никогда не найдет. А в этом случае, говорила  она  себе,  пытаясь
успокоить свою совесть, мама умрет от голода, а  Руперт  больше  никогда  не
сможет ходить.
   Чуткая Жизель инстинктивно поняла, что  между  нею  и  графом  существует
какое-то мощное, волнующее, непреодолимое влечение, которое она не могла  бы
объяснить словами, но присутствие которого очень ясно ощущала.
   Она видела его  в  том,  как  невольно  ускорялись  ее  шаги,  когда  она
направлялась к нему в комнату или возвращалась в Немецкий коттедж,  выполнив
какое-то поручение, с которым он ее посылал в город. Она видела его  в  том,
как болезненно сжималось ее сердце, когда приходило время расстаться  с  ним
на ночь и как мучительно долго тянулось время до их следующей встречи.
   Ее любовь была тайной, которую она хранила и самой глубине своего сердца,
и в то же время это чувство наполняло все ее существо, изменяя ее настолько,
что она сама переставала себя узнавать!
   Ей казалось, что она может коснуться звезд, что она парит над землей -  и
в то же время понимала, что когда расстанется с ним, то  попадет  в  глубины
самого черного отчаяния.
   "Нам предстоит вместе сделать столько всего хорошего! - говорила она себе
теперь. - Я буду заботиться о нем и сделаю его счастливым  -  я  подарю  ему
такое счастье, какого он прежде не знал, потому что всегда был один".
   Граф, лежавший в просторной кровати, освещенной двумя свечами и мерцающим
огнем камина, думал примерно то же самое.
   В комнате стоял тонкий аромат гвоздик и роз, но он не замечал этого.
   Тальбот уже начал немного бояться, что Жизель не придет к нему, и в то же
время понимал, что она  не  ожидает,  чтобы  он  пришел  к  ней  в  спальню.
Апартаменты в  Немецком  коттедже  включали  в  себя  только  одну  парадную
спальню,  которую  он  с  самого  начала  и  занял  и  которая  при  обычных
обстоятельствах была бы отведена даме. Спальня меньшего  размера  по  другую
сторону от гостиной, в которую миссис Кингдом распорядилась  перенести  вещи
Жизели, на самом деле была туалетной комнатой.
   "Она придет ко мне", - говорил себе граф.
   И он ждал с отчаянно бьющимся сердцем.
   Наконец дверь его спальни открылась, и в комнате появилась Жизель.
   Пока она медленно шла к нему, он увидел, что она выглядит именно так, как
ему хотелось: ее светлые волосы волной падали ей на плечи и спускались  ниже
талии. На ней был белый пеньюар, и лицо ее казалось бледным, но  в  огромных
глазах светились нежность и любовь.
   Она  медленно  приближалась  к  кровати,  а  потом  спросила  прерывистым
голосом, сказавшим графу, как сильно она волнуется:
   - Тебе... удобно? Нога... совсем не болит? Тебе сегодня... пришлось очень
много стоять!
   - Бэтли позаботился обо мне, как ты ему велела,  -  ответил  граф.  -  Он
уложил меня в постель, словно ребенка. Хотя я уже вполне  могу  сам  о  себе
заботиться.
   - Теперь... о тебе... буду заботиться я.
   - А я - о тебе.
   Жизель продолжала стоять у его постели, и после минутной паузы он сказал:
   - Тебе неловко, дорогая, из-за того, что пришлось идти ко мне, тогда  как
это мне следовало приходить к тебе. Но альтернативы не было.
   - Я хотела прийти, - отозвалась Жизель, - но теперь... я не знаю точно...
что надо... делать.
   - А что ты хочешь сделать? - спросил граф. В полумраке освещенной свечами
комнаты она встретилась с ним взглядом и едва слышно ответила:
   - Я... хочу быть... рядом с тобой.
   - А я хочу этого еще сильнее, сокровище мое.
   Она тихо вздохнула, словно  он  произнес  именно  те  слова,  которые  ей
хотелось услышать. С просиявшим от счастья лицом она наклонилась к свечам  и
задула их.
   Ее пеньюар скользнул на пол, и на секунду граф  увидел  силуэт  ее  тела,
который просвечивал сквозь ткань тончайшей рубашки на фоне пламени камина. А
в следующую секунду, протянув свои сильные руки, он увлек ее на постель.
   Граф обнимал ее очень крепко. Он чувствовал, как дрожит  ее  тело  и  как
отчаянно  бьется  сердце  -  почти  в  том  же  бешеном  ритме,  как  и  его
собственное.
   - Я люблю тебя! Моя милая, моя драгоценная женушка, я т