хиня тоже тихо вздохнула, - Увидев вас  в  лесу,  я  был
поражен. Во-первых, мне было  странно  столкнуться  в  этой  глуши  с  белой
женщиной. Во-вторых, я никогда не видел, чтобы птицы так доверяли человеку.
   Припоминая, что  ему  доводилось  читать  про  святого  Франциска,  Андре
добавил;
   - Они слетаются к вам прямо как к святому Франциску.  А  как  вас  зовут?
Может быть, теперь он воплотился в женщину?
   Андре очень хотелось завоевать доверие девушки. Однако он  опасался,  что
такая шутка может показаться ей святотатством.
   Но монахиня, очевидно,  не  усмотрела  в  словах  Андре  ничего  дурного.
Помедлив, девушка наконец промолвила тихим, мелодичным голосом:
   - Меня зовут сестра Девоте.
   - Красивое имя! - заметил Андре, - А как вам  удалось  приручить  птичек,
сестра Девоте? Я ведь видел, что они без опаски садились к вам на руки и  на
плечи.
   Откровенно говоря, в  этот  момент  доверчивые  птицы  мало  интересовали
Андре.  Он  задал  свой  вопрос  машинально,  чтобы   не   прекращать   едва
завязавшуюся беседу. В душе  он  был  страшно  разочарован.  Весь  его  план
рушился. Ведь Андре был почти уверен, что разговаривает с Саоной.
   Монахиня ответила:
   - Птицы знают, что.., я их люблю. И потом - я ведь их кормлю. Разумеется,
в этих местах от голода не пропадешь. Но они  очень  ленивые  создания  и  с
удовольствием принимают мое угощение.
   - Знаете, это удивительное по красоте зрелище. Как жаль, что в отличие от
вашей подруги я не художник. Я обязательно написал бы картину и назвал бы ее
"Святая Девоте кормит птиц".
   Монахиня улыбнулась, отчего сделалась еще прекраснее.
   - Что вы, что вы, - смущенно пробормотала она. -  Я  никакая  не  святая.
Наша настоятельница была бы поражена, если бы кто-то из сестер вдруг объявил
себя святой.
   - Ну ладно, тогда я назвал бы вас повелительницей птиц.  А  ведь  я  знаю
вашу настоятельницу, - заметил Андре. - Мы разговаривали с ней вчера. И  она
сказала мне, что сестры нашли здесь безопасный  приют,  после  того  как  им
пришлось покинуть северные провинции.
   Лицо  монахини  приняло  странное  выражение.  Андре   не   знал,   какие
воспоминания проплывают перед ее мысленным взором. Ясно было одно: на душе у
нее было печально.
   Совладав с охватившим ее волнением, монахиня медленно сказала:
   - Вы так и не объяснили, чем же я могу вам помочь.
   - А вы готовы это сделать? - быстро спросил Андре.
   - Пока не знаю. Это зависит от того, что вам нужно. Андре показалось, что
монахиня вновь испугалась. Он встал и медленно, торжественно произнес:
   - Позвольте мне дать вам обещание перед алтарем. Клянусь, что я не сделаю
ничего, что огорчит вас или причинит вред вам или сестрам.
   Помолчав, монахиня сказала:
   - Я хотела бы вам поверить...  Но  мне  кажется  неудобным  разговаривать
здесь с вами наедине.
   - Ну какое это имеет значение? - возразил Андре. - Через несколько  минут
сюда вернется другая сестра. Так что вам  нечего  смущаться.  В  том,  чтобы
разговаривать  наедине  с  мужчиной   в   церковных   стенах,   нет   ничего
неприличного.
   Про  себя  он  добавил:  "Кто  лучше,  чем  бог,  присмотрит   за   нашим
поведением?"
   Однако, чтобы не смутить девушку еще больше, он не решился произнести эту
фразу вслух.
   - Я  приехал  в  родовое  гнездо  де  Вилларе,  так  как  имею  основания
предполагать, что граф спрятал здесь часть своего имущества, которое  теперь
по праву наследования принадлежит мне.
   - Но дом - пуст, - возразила монахиня. - Они унесли все после  того...  -
Ее голос пресекся. - После того, как они убили  всех  де  Вилларе,  -  одним
духом, в явном волнении закончила фразу монахиня.
   Андре показалось, будто ее чувства находятся в таком смятении потому, что
эти события как-то связаны с ее собственной судьбой.
   Впрочем, судя по тому, как девушка разговаривала с птичками, у  нее  была
нежная, отзывчивая  душа.  Возможно,  упоминание  о  человеческой  смерти  и
насилии всегда вызывало у нее душевный трепет.
   Словно прочитав его мысли, монахиня продолжала:
   - Я знаю все это по чужим рассказам. А мы, то есть все сестры,  бежали  в
лес. Но до нас доносились крики истязаемых, шум борьбы. Это было  страшно...
Ужасно...
   Лицо девушки побледнело. Она была во власти кошмарных воспоминаний.
   Андре содрогнулся, представив себе, что она пережила, готовясь к  смерти.
Еще неизвестно, где она тогда находилась, действительно ли  с  монахинями  в
лесу или все-таки с семьей де Вилларе.
   Андре почему-то надеялся, что девушка, даже  если  она  не  Саона,  может
знать больше, чем говорит.
   - Но когда все это происходило, вы были  маленькой  девочкой,  -  заметил
Андре специально, чтобы посмотреть, как монахиня отнесется к его  словам.  -
Как же вы могли оказаться в монастыре в таком нежном возрасте?
   - Да, мне было тогда восемь лет, - кивнула сестра Девоте. - Меня оставили
на попечение матери-настоятельницы. Видите ли, мои мама и папа...  В  общем,
их тогда уже не было в живых.
   - И вас привезли сюда с Севера? - уточнил Андре.
   - Мои родители оттуда, - туманно  ответила  монахиня.  Андре  лихорадочно
размышлял, как вести  себя  дальше.  Все  слова  сестры  Девоте  можно  было
истолковать по-разному. Нет, она не лгала,  но,  как  ему  казалось,  что-то
недоговаривала. Ему хотелось напрямик спросить девушку, она ли была приемной
дочерью Филиппа де Вилларе. Но сестра Девоте  могла  замкнуться  или  просто
уйти, и тогда узнать правду стало бы еще труднее.
   - Страшные события, - искренне сказал  Андре.  -  Столько  горя!  Столько
кровопролития!
   - Этому кошмару не видно конца, -  заметила  сестра  Девоте.  -  Если  на
остров придут французские войска, кровопролитие начнется вновь.  Этой  земле
нет покоя...
   Девушка показалась такой несчастной, что Андре захотелось утешить ее, как
ребенка. Забыв о намерении обдумывать каждое слово, он живо спросил:
   - Вы говорите так, словно не ждете от французов ничего  хорошего.  Но  вы
говорите на чистом французском языке. Разве они не ваши земляки? Какой же вы
национальности?
   - Гаитянка... Разве вы не поняли, что я.., окторунка? От удивления  Андре
на мгновение лишился дара речи.
   Вспомнив слова Жака, он бросил взгляд на основания  ногтей  девушки.  Они
были коричневатые.
   Андре был поражен. Все его надежды рухнули в один миг. В глубине души  он
рассчитывал, что перед ним приемная дочь его дяди. Он вспомнил, что  в  миру
монахини имеют другое имя. По крайней мере, он был  совершенно  уверен,  что
монахиня - белая. Признание девушки выбило у него почву из-под ног...
   Он продолжал тупо смотреть на ее изящные миндалевидные  ноготки,  которые
свидетельствовали о его ошибке.
   Выходит, Кирк с Жаком были  правы?  Окторуны  практически  неотличимы  от
белых.
   Еще он вспомнил, что читал об окторунах  в  Англии.  Благодаря  смешанной
крови мулаты бывают очень красивыми. Часто случается,  что  они,  внебрачные
дети, оказываются и красивее, и способнее законных детей своего отца.
   Теперь он видел, насколько верно это наблюдение. Девушка была  прекрасна.
Трудно допустить, что ее сводные сестры могли быть красивее.
   Монахиня вызывала у Андре  странное  чувство.  Он  был  разочарован,  что
сестра Девоте не сможет помочь ему в поисках клада.
   Но его огорчало не только это. Какой смысл  таиться  от  самого  себя?  С
первой встречи ее нежный, благородный облик вызывал в нем волнение. Ему было
очень жалко, что она - монахиня. Если бы не это,  бог  знает  как  могли  бы
сложиться их отношения.
   Сестра Девоте, очевидно, поняла, как поражен Андре. Она спросила:
   - Так какой помощи вы от меня ожидаете? Я готова что-нибудь  сделать  для
вас, если это в моих силах. Андре ответил:
   - Пожалуй, я ошибся. Едва ли вы сможете чем-то  мне  помочь.  Видите  ли,
однажды старый граф сообщил мне, что обеспечил мое будущее.
   - Как он мог это сделать? - растерянно сказала девушка. Она словно думала
вслух. - Ведь из дома унесли все.  Все  имущество  белых  -  в  руках  новой
власти.
   - Я думаю, граф де Вилларе где-то спрятал деньги, - признался Андре.
   - А вы обыскали дом?
   - Там нечего искать, - с безнадежным видом махнул рукой Андре. -  В  доме
просто не осталось мест, где можно было бы что-то спрятать.  Я  уверен,  что
те, кто растаскивал имущество,  сами  пытались  обнаружить  клад.  Мебель  -
украли, полы - сняли. Вместо  стола  мне  служит  ящик.  Но,  насколько  мне
известно, они ничего не нашли.
   - А вы уверены, что старый граф действительно что-то оставил? -  спросила
сестра Девоте.
   - У меня есть для этого все основания.
   Назвавшись сыном графа, он не стал рассказывать о письме, что породило бы
новую ложь. Ему претило обманывать кого бы то ни было, тем более эту  нежную
девушку.
   - Мои надежды подтвердились прошлой ночью, когда я  участвовал  в  обряде
вуду, - осторожно  сказал  Андре,  не  зная,  какое  впечатление  его  слова
произведут на собеседницу.
   Белая женщина была бы недовольна упоминанием  вуду.  Но  в  жилах  сестры
Девоте текла негритянская кровь, такая же, как у почитателей  Дамбалла,  чьи
сердца бьются чаще, когда слышится бой барабанов.
   Однако упоминание о ритуальном обряде явно  смутило  сестру  Девоте.  Она
решительно поднялась. Андре решил, что задел своими словами  душевный  покой
монахини.
   - Христиане не должны иметь дело с  вуду,  -  сказала  сестра  Девоте.  -
Правда, местные жители не могут обойтись без своих богов.
   - Но ведь вуду запрещены властями. Андре ожидал, что монахиня  выскажется
более определенно, но она промолчала.
   - Вам ведь известно, что запрет остается только на  бумаге,  -  продолжал
Андре. - Каждую ночь в лесах бьют ритуальные барабаны. Люди разговаривают со
своими богами. Вы не можете не знать, что происходит в горах.
   - Нам не следует.., обсуждать.., эту тему, - сказала сестра Девоте. - Что
ж, если вы не хотите сказать, в чем должна заключаться моя помощь, я  должна
идти. У меня есть дела.
   Андре заметил, что монахиня говорит  холодным  тоном,  словно  он  чем-то
обидел ее. Но он не видел решительно ничего оскорбительного в своих  словах.
Едва ли эта милая девушка была слепой фанатичкой, ненавидевшей религию своих
предков.
   - Что ж, я все-таки скажу, - решился Андре. - Прежде всего  мне  хотелось
бы спросить вас, не знаете ли вы женщину по имени Саона.
   Собравшись уходить, монахиня уже стояла к нему спиной. Андре  показалось,
что, услышав его слова, она вся напряглась.
   - Саона? - переспросила девушка, не оборачиваясь.  В  ее  устах  это  имя
прозвучало необычайно мелодично.
   - Я говорю о девушке, которая была удочерена моим отцом. Ее имя  я  узнал
на обряде вуду, - признался Андре.
   Теперь он почувствовал, что его слова звучат несколько наивно.
   - Но откуда те, кто общается с вуду, могут  знать  об  этой  Саоне?  -  с
сомнением спросила девушка. - Де Вилларе  едва  ли  имели  дело  с  местными
жрецами. По-моему, вы стали жертвой какого-то обмана.
   Андре вновь отметил, что его вопрос остался без ответа.
   Но монахиня добавила:
   - Во всяком случае, они ошиблись. Андре вскочил.
   - Откуда вы знаете? - в волнении воскликнул  он  и  смутился,  когда  его
голос эхом разнесся по всему храму. Он тихо, почти шепотом добавил:
   - Вам известно, где Саона?
   - Саона - умерла... Умерла... - сказала монахиня  и  опрометью  бросилась
прочь из церкви.

***

   Вернувшись домой, Андре молча прошел на балкон.
   Томас тактично не задавал ему вопросов.  Очевидно,  по  лицу  Андре  было
ясно, что его предприятие не  удалось.  Впрочем,  догадаться  об  этом  было
нетрудно. Уезжая, хозяин весь светился  в  предвкушении  удачи,  а  вернулся
мрачным.
   Томас неслышно подошел к Андре и подал ему бокал с душистым напитком.
   Отхлебнув прохладной жидкости, Андре понял, что  его  незаменимый  слуга,
должно быть, намешал сока разных тропических фруктов  со  свежей  колодезной
водой. Это было как раз кстати, чтобы утолить жажду  и  успокоить  смятение,
обуревавшее Андре.
   Андре укорял себя  за  дурацкую  доверчивость.  Как  он  мог  клюнуть  на
разговоры о добром Дамбалла, который поможет ему разыскать сокровища? Вполне
вероятно, что местные божества и помогают здешним жителям, во всяком случае,
успокаивают и вдохновляют их. Но он не имеет к ним никакого отношения.
   Решимости и смелости Андре не занимать, и он должен рассчитывать на  свои
собственные силы, ему  незачем  обращаться  за  ними  к  мифическому  божку,
покровителю безграмотных людей.
   Слава богу, что он не пострадал от обряда так, как  от  визита  к  Оркис,
напоившей его дурманящим настоем, лишившим его  собственной  воли.  А  может
быть, обряд вуду нанес ему еще больший  вред,  вселив  в  него  иллюзии,  за
которые он уцепился?
   Как теперь разыскивать клад? Прочесывать лесок перед монастырем?  Срубить
заросли? Раскапывать землю на большом  пространстве?  Где  найти  для  этого
силы, время, наконец, средства?
   - Дай мне еще сока, - попросил Андре.
   - Мсье разочарован? - решился спросить Томас.
   - Не то слово, - сердито ответил Андре. - Если  хочешь  знать  правду,  я
поверил в твоего Дамбалла, а он меня подвел.
   Томас покачал головой.
   - Дамбалла не подводит! Никогда! - уверенно сказал он. Ни слова больше не
сказав, негр пошел прочь. Андре мрачно смотрел ему вслед.
   - Я сам себя подвел! - вслух сказал Андре. - Мне некого винить за то, что
я оказался таким доверчивым дураком!
   Томас вернулся на балкон и  в  нерешительности  встал  напротив  хозяина.
Очевидно, он хотел убедить Андре в чудодейственной силе своего бога,  но  не
знал, что сказать.
   Андре заговорил первым.
   - Прошлой ночью я подумал, что папалои сказал мне правду: я должен  найти
Саону. Но сегодня я достоверно узнал, что Саоны  нет  в  живых.  Что  теперь
прикажешь делать? Как мне связаться с Саоной?
   Андре вложил в этот вопрос весь свой сарказм. Впрочем,  он  тут  же  себя
одернул. Томас ни  в  чем  не  виноват,  он  поделился  с  ним  своим  самым
сокровенным достоянием - верой. Не его вина, что Андре, чужой в  этом  мире,
не мог рассчитывать на помощь местных сверхъестественных сил.
   - Дамбалла сказал, мсье найдет Саону? -  совершенно  невозмутимо  спросил
Томас.
   - Да, - кивнул Андре. - Я хочу кое-что рассказать тебе. Прошлым  утром  я
встретил в лесу монахиню. Я думал, что она - белая. Мне было странно  видеть
в этих местах белую женщину, пережившую кровопролитие, обрушившееся  на  эти
места.
   Томас слушал его очень внимательно.
   Андре взволнованно продолжал:
   - Под впечатлением слов папалои я решил, что эта монахиня и  есть  Саона,
приемная дочь моего дяди. Но я ошибся. Она - окторунка.  Представляешь,  она
ведь совсем белая, только основания ногтей у нее  коричневатые,  совсем  как
они покрашены у меня. Кстати, надо их подрисовать, иначе я могу нарваться на
неприятности.
   Томас не проронил ни слова.
   Он, казалось, сосредоточенно о чем-то размышлял. Андре подумал,  что  его
рассказ оказался слишком сложным для понимания чернокожего.
   Андре со вздохом добавил:
   - Ладно, не расстраивайся! Еще не  все  потеряно.  Мы  еще  найдем  клад,
только надо придумать другой план. Томас не отвечал.
   -  А  как  насчет  ужина?  -  спросил  Андре.  -  По  правде  говоря,   я
проголодался!
   - Я думаю о Саоне, мсье, - ответил Томас.
   - Что о ней думать, раз она умерла, - безнадежно махнул  рукой  Андре.  -
Только твой друг Дамбалла мог бы поговорить с ней. Если ты пойдешь на  обряд
вуду, будь добр, спроси, где ее можно найти, - миролюбиво сказал Андре.
   Помимо его воли, в этих словах прозвучала ирония. Андре упрекнул себя  за
бестактность.
   Но Томас не обратил внимание на недоверие,  сквозившее  в  тоне  хозяина.
Медленно, торжественно он сказал:
   - Дамбалла найдет Саону!

Глава 5

   В ту ночь Андре не спалось. Он долго ворочался  на  постели,  но  сон  не
приходил. Он не мог смириться  с  неудачей,  пытался  придумать  новый  план
действий, но  тщетно:  его  мысли  снова  и  снова  возвращались  к  молодой
монахине, на которую он возлагал все свои надежды.
   Вопреки признанию девушки, вопреки тому, в чем он убедился сам, он  никак
не мог поверить, что в жилах сестры Девоте текла смешанная кровь. Однако что
бы он ни думал, с  действительностью  приходилось  считаться:  Саоны  он  не
нашел, поиски зашли в тупик, за что браться дальше, было неясно.
   Наконец Андре оставил все попытки заснуть и вышел в сад.
   Уже светало. Ночные птицы разлетались по веткам, где  пережидали  дневную
жару. В воздухе еще звенели последние цикады, также замиравшие поутру.
   Свежий воздух подействовал на Андре ободряюще.  В  конце  концов,  судьба
этой монахини его нисколько не касалась. Сестра Девоте могла  заинтересовать
его лишь постольку, поскольку он ожидал от нее помощи. Раз она не Саона,  не
стоит о ней и думать.
   Однако  как  она  прекрасна!  Какое  у  нее  одухотворенное  лицо,  какие
волшебные глаза, какие изысканные движения! Неужели ее предки...
   "Стоп, - одернул себя Андре, - хватит об этом. Я  не  должен  зря  терять
время. Хватит думать о мулатке,  о  предсказаниях  вуду,  пора  вернуться  в
реальность и решить, что предпринимать дальше".
   А все-таки странно, что она так испугалась, вспоминая, что произошло с де
Вилларе. Впрочем...
   "В этой стране человек поддается странным наваждениям, - подумал Андре. -
Вначале я оказался в плену у Оркис. Впрочем, коварная  куртизанка  применяла
какие-то древние рецепты, это еще объяснимо. Но на церемонии вуду меня ничем
не угощали. Очевидно, сам воздух  пропитан  здесь  колдовством.  Даже  такой
здравомыслящий человек, как я, поддался глупым сказкам. Нет, этого больше не
будет. Сейчас девятнадцатый  век.  Я  почерпнул  в  университете  достаточно
знаний и не пойду на поводу у предрассудков. Надо вернуться в исходную точку
и..."
   Для начала надо пройтись и ни о чем  не  думать.  Решение  найдется  само
собой.
   Пружинистой походкой Андре пошел по тропе, которая вела  к  лесу.  Он  не
хотел признаться сам себе, что направляется к тому месту, где впервые увидел
загадочную молодую монахиню. Казалось, ноги сами несли его туда.
   Жара  заметно  усилилась.  Не  случайно  местные   жители   передвигались
медленно,  будто  лениво.  В  знойном  климате  невозможно  долго  сохранять
стремительность движений.
   Но в этот утренний час Андре, который в Англии перепробовал чуть  не  все
спортивные занятия,  популярные  среди  студентов,  заставлял  себя  держать
высокий темп.
   Он старался переменить ход мыслей.
   "Интересно, что сейчас делает  моя  мать?  Что  бы  она  ни  делала,  она
волнуется за единственного сына, уехавшего в страшную, неведомую страну".
   Дома Андре  предпочитал  не  распространяться  об  истинной  цели  своего
путешествия. Он туманно рассуждал о богатых возможностях благодатной страны.
По его словам, выходило так, что он отправляется  на  Гаити  не  на  розыски
клада, который  мог  чудом  уцелеть  после  того,  как  дядино  имение  было
разграблено, а семья Филиппа  де  Вилларе  -  уничтожена,  а  скорее,  чтобы
устроить собственную судьбу - обосноваться на новом месте и,  если  удастся,
разыскать дядю, который, вполне возможно, жив, но утратил с  ними  связь,  и
быстро сколотить хоть небольшое состояние.
   К счастью, пожилая дама не читала газет и мало интересовалась  политикой.
Андре с воодушевлением рассказывал  ей  про  чудесный  климат  Гаити,  давая
понять, что жизнь там -  легкая  и  спокойная.  Если  там  и  были  какие-то
волнения среди местного  населения,  то  они  давно  прекратились,  и  жизнь
потекла, как прежде.
   И мать  не  сомневалась  в  истинности  его  слов.  Ей  была  свойственна
счастливая способность верить в хорошее, пусть даже вопреки фактам.
   Предприятие Андре сулило ему если не богатство, то хотя  бы  обеспеченное
существование, а следовательно