их  провиантом!  А  уж  что   касается
фрегатов...
   Леди Гамильтон в отчаянии  смолкла,  и  они  поняли,  что  даже  королева
Мария-Каролина  не  посмеет  помочь  англичанам,  когда  французские  войска
угрожают ее государству.
   Сейчас, сидя  в  беседке  над  обрывом  и  любуясь  открывающимся  видом,
Корделия старалась  не  думать  о  войне,  кораблях,  французах  и  коварном
Наполеоне.
   Сегодня ей хотелось наслаждаться  красотой  Неаполя  и  забыть  обо  всем
другом.
   Бабочки кружили над камелиями, цветы жасмина  благоухали,  белый  голубь,
один из тех, что содержались на  голубятне,  опустился  на  край  балюстрады
напротив нее и пытливо уставился своими красноватыми глазками-бусинками.
   Девушка сидела не шелохнувшись, слушая воркование голубя, напомнившее  ей
о диких голубях в Стэнтон-Парке  и  о  заброшенном  теперь  родном  доме,  в
котором остались жить лишь несколько слуг.
   Ставни на окнах были заперты, мебель накрыта чехлами, и  никто  не  знал,
когда в доме появятся хозяева, да и появятся ли вообще.
   Корделия всегда представляла, что будет жить в Стэнтон-Парке до  женитьбы
Дэвида или до той поры, пока сама не  выйдет  замуж  и  не  переедет  в  дом
супруга.
   Брату она боялась признаться, что ее сердце разрывалось при мысли о  том,
что, оставив дом, она рассталась со всем, что было дорого ей, что  связывало
ее с воспоминаниями об отце и матери.
   Мать обожала Дэвида и больше внимания уделяла ему, а потому для  Корделии
отец был ближе  и  в  ее  глазах  воплощал  все  самые  лучшие  человеческие
качества.
   Она любила  его  слепо,  как  способен  был  любить  только  ребенок,  не
подвергая сомнению и не анализируя свои чувства, испытывая счастье от одного
его присутствия.
   Сэр Уильям немного напоминал ее отца, и потому ей легко было понять  леди
Гамильтон, жизнь которой, судя по слухам, была неустроенной и  малодостойной
до приезда в Неаполь, где она нашла счастье с ним.
   Сэр Гамильтон, казалось, не обращал внимания  на  открытое  восхищение  и
чрезмерное  внимание,  проявляемые  к  его  жене   пылкими   неаполитанскими
аристократами.
   "Возможно, брак с мужчиной, который намного  старше  женщины,  -  большая
ошибка", - подумала Корделия, но при этом не могла не признать, что подобное
замужество  бывает  порой  счастливым,  так  как  придает  женщине   чувство
надежности и защищенности.
   При мысли же о браке с молодым мужчиной, как тот, что  преследовал  ее  в
Англии,  или  с  неаполитанским  герцогом  она  помрачнела  и  с  сожалением
подумала,  что  в  такой  прекрасный  день  не  стоит  предаваться  подобным
размышлениям.
   Но девушка ничего не могла с собой поделать, и мысли текли своим чередом.
В герцоге ее особенно пугала сила его страсти, которую  он  и  не  собирался
скрывать от нее. Она это чувствовала, но, будучи невинной,  не  понимала,  к
чему это приведет.
   "Нельзя судить обо всех  мужчинах  по  тем  немногим,  кого  я  знаю",  -
рассуждала Корделия с присущим ей здравым смыслом.
   Услышав чьи-то шаги на посыпанной гравием аллее, ведущей к  беседке,  она
решила, что это Марк Стэнтон, который уже знал, что его кузина  очень  любит
это место.
   "Если ему сказали, что я вышла  в  сад,  -  подумала  девушка,  -  то  он
догадался, что я нахожусь в беседке".
   Шаги  приблизились,  ветки   жасмина,   закрывающие   вход   в   беседку,
раздвинулись. Увидев, что перед ней не Марк Стэнтон, которого она ожидала, а
герцог ди Белина, Корделия замерла и сжалась от страха.
   Он направился к ней с лучезарной улыбкой, а она не могла  пошевелиться  и
только смотрела на него широко открытыми, испуганными глазами.
   Герцог ди Белина в силу своего положения  был  чрезвычайно  самоуверенный
мужчина.  Едва  достигнув  совершеннолетия,  он  считался  самым  знатным  и
привлекательным холостяком  в  неаполитанском  обществе.  К  тридцати  годам
герцог испытал все наслаждения от удовольствий и развлечений,  которыми  так
была богата столица королевства, и был уверен, что любая женщина,  будь  она
знатной или простушкой, с готовностью предложит ему свою любовь, если только
он соизволит обратить на нее свое благосклонное внимание.
   В его жизни еще не было случая, когда женщина относилась к  нему  холодно
или отвергала его, пока он не встретил Корделию.
   Ее нежная, чистая красота пленила его с первого взгляда.
   Он пресытился сладострастными чарами, которыми одаривали его в Неаполе, в
других городах по всей Италии, куда бы ни заносила его судьба.
   В отличие от темных, горящих глаз, от смуглой кожи  и  ярких,  жадных  до
поцелуев губ, тонкие, классические  черты  лица  Корделии,  ее  белая  кожа,
золотистые волосы и гордые, сдержанные манеры  восхитили  его,  как  никогда
раньше.
   Герцог ди Белина твердо решил, что эта очаровательная девушка  непременно
должна принадлежать ему, но при ее положении в обществе он мог добиться  ее,
только предложив  ей  законный  брак,  что  он  и  сделал  с  видом  короля,
оказывающего благодеяние своей милостью.
   Когда же Корделия Стэнтон отказала  ему,  его  удивление  было  настолько
велико, что со стороны могло показаться смешным.
   Свою   уязвленную   гордость   неаполитанский   герцог   утешил   простым
объяснением: Корделия - англичанка,  натура  холодная  и  рассудительная,  а
потому расчетлива и не  спешит  с  ответом,  разыгрывая  при  этом  из  себя
недотрогу.
   Представить, что он может быть  неприятен  особе  женского  пола  и  даже
пугать ее, ему и в голову не приходило.
   Герцог был совершенно уверен в своей мужской привлекательности, а длинный
шлейф любовных побед, тянущийся за ним, давал ему неоспоримое право считать,
что не было на свете женщины, равнодушной к нему.
   Когда Корделия отвергла его предложение, он обратился к  леди  Гамильтон,
чтобы заручиться ее поддержкой и помощью.
   Как герцог и ожидал, леди Эмма с готовностью согласилась помочь ему.  Она
и вправду считала превосходной идеей пополнить высшее общество  Неаполя  еще
одной знатной англичанкой.
   Но как бы искусно леди Гамильтон ни доказывала выгоды брака с влиятельным
герцогом ди Белина, на Корделию это не производило ни малейшего впечатления.
   К своему удивлению, герцог обнаружил, что молодая  англичанка  ничуть  не
была польщена его вниманием и умышленно избегала его общества, ускользала от
его ухаживаний, чем все больше и больше расстраивала его и лишала надежды.
   Поначалу очарованный и увлеченный красотой Корделии, он в последнее время
был доведен до безумия ее равнодушием и пренебрежением.
   В нем пробудился древний охотничий инстинкт, и с настойчивостью,  которую
ранее он никогда не проявлял, герцог решил пойти на любые меры  -  заставить
ее выйти за него замуж.
   "Никто, - сказал он себе, - даже этот ничтожный капитан Стэнтон,  который
так и крутится возле нее, не помешает мне сделать Корделию своей женой!"
   Занятый только своими чувствами и не желавший  понимать  чувства  других,
герцог ди Белина никак не мог смириться с ударом  по  самолюбию,  нанесенным
неожиданным известием, полученным предыдущим вечером в  королевском  дворце,
что скорый отъезд Корделии Стэнтон на Мальту предрешен.
   Там же, на приеме во дворце,  где  Корделия  присутствовала,  сопровождая
сэра Уильяма и леди Гамильтон, он  пытался  поговорить  с  ней,  но  девушка
проявила неожиданное для нее хитроумие и покинула  дворец,  не  дав  герцогу
возможности остаться с ней наедине ни на одну минуту.
   На следующее утро он встал непривычно рано и решил отправиться в  палаццо
Сесса до того часа, когда там обычно начинали принимать визитеров.
   Герцог предусмотрел, что в это время леди Гамильтон была еще в постели, а
брату Корделии или ее кузену Марку Стэнтону не придет в  голову  разыгрывать
роль сторожевых псов при девушке ранним утром.
   Его предусмотрительность оправдалась, когда слуги в  палаццо  британского
посла сказали, что Корделия вышла в сад.
   - Не надо, я сделаю это сам! - ответил он резко на предложение дворецкого
доложить о его приходе.
   Когда  же  тот  попытался  протестовать,   герцог   грубо   отчитал   его
по-итальянски, после чего лакей лишь уважительно поклонился и пропустил его.
   Герцог  превосходно  ориентировался   в   саду,   окружавшем   резиденцию
британского посла.
   Каждый, даже самый укромный, уголок сада был ему знаком,  потому  что  во
время многочисленных балов и приемов, которые  давал  британский  посол,  он
водил туда хорошеньких женщин, чтобы без помех насладиться их прелестями.
   Шагая по дорожкам, герцог с самодовольной ухмылкой подумал, что  в  саду,
пожалуй, не было ни одного местечка, где  бы  он  ни  целовал  жаждущих  его
поцелуев губ или не обнимал трепещущих от страсти женских тел.
   Раздвинув ветви жасмина и увидев Корделию, сидевшую в беседке, он,  глядя
на копну золотистых, блестевших на солнце волос, подумал,  что  еще  никогда
англичанка не казалась ему столь красивой и желанной.
   Герцог  подошел  к  ней  немного  развязной  походкой  человека,   хорошо
сознающего красоту и привлекательность своей наружности и манер.
   - Я так и знал, что найду вас здесь,  -  сказал  он  голосом,  в  котором
неизменно звучала томность, когда герцог общался с женщиной.
   - Я.., должна вернуться в дом.
   Корделия хотела было подняться  со  скамейки,  но  герцог  остановил  ее,
положив руку на плечо, и присел рядом.
   - Не надо убегать от меня. Я хочу поговорить с вами, Корделия.
   Услышав, что он обратился  к  ней  по  имени,  она  возмутилась  дерзости
герцога, но еще неприятнее было  чувство  отвращения  от  прикосновения  его
руки.
   Ее сердце бешено билось, во рту пересохло.
   Корделия не могла понять, почему этот  человек  так  пугал  ее,  но  ясно
сознавала, что хотела бы избавиться от его общества как можно скорее.
   Однако выйти из беседки, минуя  его,  было  невозможно,  а  он  наверняка
преградил бы ей путь.
   - Нам не о чем.., говорить, - заставила она  себя  промолвить  с  большим
усилием.
   - Напротив, нам надо многое обсудить, - возразил герцог.  -  Это  правда,
что завтра вы отплываете?
   - Да, мы направляемся на Мальту.
   - Вот этого-то я и не могу допустить. Вы не должны  покидать  меня,  -  с
жаром произнес он.
   - Я все-таки уезжаю  с  братом  и..,  моим  кузеном  -  капитаном  Марком
Стэнтоном.
   Корделия хотела произнести эти слова твердо и  решительно,  но  голос  ее
предательски дрожал, и все потому, что герцог  продолжал  сжимать  рукой  ее
плечо.
   Она попыталась высвободиться, но оказалось, что совершила ошибку, так как
его пальцы еще крепче сжались.
   - Я люблю вас, Корделия! - сказал герцог, не сводя с нее пылкого взгляда.
- Вы не можете уехать, зная, что я хочу жениться на вас!
   -  Я  уже  говорила  вашей  светлости,  что  глубоко..,   тронута   вашим
предложением, но не могу.., выйти за вас замуж.
   - Почему?
   - Я не люблю вас!
   Он коротко рассмеялся, но в его смехе прозвучала угроза.
   - Меня это не смущает, Корделия. Я научу вас любить  меня,  Carissima.  Я
научу вас всему, что касается любви. Вы  научитесь  желать  меня  с  той  же
страстью, какая сжигает меня.
   Корделия почувствовала, что, говоря это, герцог  придвинулся  к  ней  еще
ближе, а в его словах был такой огонь, который, казалось, опалял.
   - Нет! Нет! Я никогда не смогу.., любить вас! Никогда!
   - Почему вы так в этом уверены? - спросил он, не собираясь  отступать,  -
Вы такая красивая, такая желанная! Я с ума схожу от вас! Не могу спать,  всю
ночь думаю о вас, желаю вас. Бог свидетель, никогда я не желал так ни  одной
женщины!
   В его словах прозвучала животная страсть, что заставило девушку испуганно
вскочить со скамьи.
   - Пустите меня! - воскликнула она. - Я  же  сказала,  что  никогда..,  не
смогу стать вашей женой!
   - А я твердо уверен, что будете!
   Герцог тоже встал и повернулся к Корделии лицом, преграждая ей путь.
   Усилием воли девушка постаралась подавить охватившую ее панику  и,  гордо
вскинув подбородок, бесстрашно посмотрела на него, хотя губы ее дрожали.
   - Позвольте мне уйти! Мне нечего больше вам сказать.., кроме того, что  я
никогда не выйду за вас замуж... И что завтра мы отплываем!
   Порыв бесстрашия покинул ее, и она закончила говорить почти  шепотом.  По
опасному блеску в его глазах  Корделия  поняла,  что  ее  сопротивление  еще
сильнее разожгло страсть герцога и он потерял контроль над собой.
   Он протянул руки, собираясь обнять  ее,  но  девушка  отступила  на  шаг,
огляделась по сторонам, словно надеясь на чью-то  помощь,  но,  увидев,  что
рассчитывать приходится только на себя, громко закричала...

***

   Марк Стэнтон тоже прощался перед отплытием на Мальту...
   Он посетил Гамильтонов, чтобы объявить о времени отплытия корабля,  когда
ему подали записку от Джианетты с просьбой отобедать с ней.
   "Мне надо сообщить вам что-то очень важное", -  приписала  княгиня  внизу
под своей размашистой подписью.
   Постскриптум его заинтересовал, но не только из чистого любопытства  Марк
решил навестить княгиню. Их давние отношения многое значили для обоих, и для
него было немыслимо покинуть Неаполь, не повидавшись с ней.
   В палаццо Сесса он убедился, что за Корделией хорошо присматривали  после
того  злополучного  вечера,  когда  герцог  ди  Белина  напугал  ее   своими
домогательствами.
   Было решено, что в последний день пребывания в Неаполе Корделия вместе  с
Гамильтонами посетит театр, где будут присутствовать король с  королевой,  а
затем они отправятся в королевский дворец на вечерний прием.
   - Мы будем  рады,  если  вы  присоединитесь  к  нам,  коль  пожелаете,  -
предложила леди Гамильтон.
   Марк Стэнтон, однако, с извинениями отказался.
   Приемы в королевском дворце вызывали у  него  скуку,  а  кроме  того,  он
недолюбливал слабовольного и недалекого неаполитанского короля и не  слишком
скрывал свое мнение о нем.
   Да и королева раздражала его, хотя он питал к ней  уважение  и  надеялся,
что она, испытывая ненависть к французам, могла бы стать  хорошим  союзником
Англии в борьбе против Наполеона Бонапарта.
   Что же касалось подхалимов, наводнявших королевский  двор,  и  вероломной
знати, втайне поклонявшейся французам, то Марк испытывал к ним отвращение.
   Ему было известно, что  трехцветный  флаг  развевался  на  башнях  многих
замков, принадлежавших древним неаполитанским родам,  а  их  хозяева,  грубо
говоря, подлизывались к тем, кто готов был завоевать их в ближайшее время.
   Вот почему  Марк  Стэнтон  с  большим  удовольствием  принял  приглашение
княгини и, прибыв в ее палаццо, обнаружил,  как  и  предполагал,  что  он  -
единственный гость, а самое главное - гость желанный.
   Погода в середине мая была очень теплой, что позволило княгине  предстать
перед гостем, облачившись в минимум одежды.
   Платье из зеленоватого газа, отделанное золотой  каймой,  было  настолько
прозрачно, что скорее подчеркивало, чем скрывало ее наготу.
   Зато драгоценностей на ней было предостаточно: на груди блистало огромное
ожерелье из изумрудов, рубинов и бриллиантов,  в  уши  были  вдеты  длинные,
покачивавшиеся при каждом движении серьги. В этом  наряде  она  походила  на
красавицу-невольницу из восточного гарема.
   Темные миндалевидные глаза бросали на Марка манящие взгляды, а яркие губы
без слов говорили, как она была рада видеть его.
   - Марк! Марк! Как мог ты так жестоко обойтись со мной? Последние  дни  ты
упорно избегал меня!
   - Я был занят ремонтом корабля, ведь завтра мы отплываем, -  ответил  он,
не задумываясь.
   - И танцевал на балах в британском  посольстве,  -  с  укоризной  сказала
Джианетта. - Распустившаяся роза или свежий бутон привлекли тебя?
   Марк Стэнтон ничего не ответил и прошел из пышно обставленного салона  на
балкон.
   - Ну, не буду мучить тебя, - сказала она тихо и взяла его за  руку.  -  Я
очень рада, что  ты  пришел.  Мне  ведь  больше  ничего  не  надо,  лишь  бы
чувствовать тебя рядом и говорить тебе о своей любви.
   Он вопросительно улыбнулся и насмешливо сказал:
   - Польщен твоими заверениями, Джианетта, только не  знаю,  насколько  они
искренни.
   - Я люблю тебя, Марк. До той ночи, когда ты в последний раз был у меня, я
не представляла, как сильно я тебя люблю.  Из-за  тебя  я  приняла  поистине
героическое решение.
   - Какое же? - поинтересовался он. Его удивил ее серьезный тон.
   - Я решила покинуть Неаполь.
   - Я этого никак не ожидал.
   - Жениться ты на мне не хочешь, - сказала княгиня,  -  а  в  сравнении  с
тобой все остальные здешние мужчины кажутся мне скучными и  бесхарактерными.
Они только способны нагонять скуку!
   - Сожалею, что я оказался причиной твоего разочарования в них,  -  сказал
Марк, но в глазах его засветился насмешливый огонек.
   - Я вижу, что ты мне не  веришь,  но  это  правда!  -  В  голосе  княгини
сквозила истинная страсть. - Ты -  изумительный  любовник,  после  тебя  все
мужчины мне представляются  ничтожествами.  Поэтому  я  не  могу  оставаться
здесь.
   - Ты просто "жаждешь новых мест и дел", - процитировал  Марк,  совершенно
не растроганный ее признаниями.
   Джианетта согласно кивнула, и серьги мелодично  зазвенели  в  наступившей
напряженной тишине.
   - Думаю поехать в  Париж,  -  наконец  произнесла  она.  Сознавая,  какой
вызывающий смысл прозвучал в ее словах,  княгиня  бросила  на  него  быстрый
взгляд из-под ресниц, чтобы увидеть его реакцию.
   - Прекрасная мысль! - ничуть не удивился ее выбору Марк. - Когда Наполеон
устанет от войны, то создаст свой двор. Нечего сомневаться,  что  и  в  этом
царстве прекрасных женщин ты будешь блистать.
   - Я тоже так подумала, - сказала княгиня с легким вздохом. - Мне  нелегко
было принять это решение, но ты разбил мое сердце, отказавшись  жениться  на
мне.
   - Следовательно, я должен отвечать за все, что бы ни случилось  с  тобой,
ты это имеешь в виду, Джианетта?
   Он выглядел невозмутимым и взял бокал с  шампанским,  который  подал  ему
слуга.
   - Да, ты виноват, Марк, - сказала княгиня. - Буду ли  я  искать  мужчину,
похожего на тебя, в Париже, Вене или в Москве, мне никогда не найти  моряка,
который покорит мое сердце, как это сделал ты.
   Они обедали в будуаре при свете свечей.
   Марк Стэнтон был тронут любовью, если этим словом можно было  назвать  то
чувство, что он читал в глазах княгини.
   Когда обед подошел к концу и прислуга покинула комнату, Марк откинулся на
спинку стула, взял рюмку коньяка и, любуясь игрой света в хрустале, спросил:
   - Что за важный секрет ты хотела мне сообщить, Джианетта?
   Княгиня оглянулась, чтобы убедиться, что дверь  плотно  закрыта,  и  тихо
сказала:
   - Вчера вечером я обедала у  французского  посланника.  Он  вопросительно
поднял брови, но ничего не сказал.
   - Обед проходил в узком  кругу,  -  продолжила  княгиня,  -  и  посланник
открыто говорил о последних событиях.
   - Ты намекаешь, что  ему  известно  о  твоих  политических  симпатиях?  -
уточнил Марк, не удержавшись от сарказма.
   В глазах княгини вспыхнул огонек, но она тотчас потупила взор.
   - Несколько раз.., я оказывала ему определенные услуги. Марк отпил глоток
коньяка и не стал уточнять, какие именно.
   - Посланник рассказал нам об истинных целях Наполеона в Средиземном море.
   Марк молча наблюдал за княгиней, не торопя ее и не задавая вопросов.
   - Он  намерен  захватить  Египет!  Нечто  подобное  Марк  подозревал,  но
услышать подтверждение своим догадкам было для него ударом.
   - В его планы в конечном счете, - продолжала княгиня, - входит завоевание
Индии.
   У Марка перехватило дыхание. Да, замыслы у этого молодого корсиканца были
смелые и честолюбивые,  но,  судя  по  тому,  чего  он  уже  достиг,  вполне
выполнимые.
   - Французские агенты, -  почти  шепотом  сказала  княгиня,  понимая,  что
выдает важные политические секреты, - уже подготавливают почву для восстания
против англичан на Индустане.
   - Скольк