бы  Анжела  не  видела  моего  лица,  и  принялась
рассматривать расставленные на туалетном столике безделушки.
   - А почему он не женится на ней? - как бы  между  прочим  спросила  я.  -
Элизабет кажется мне довольно привлекательной.
   - Что ты! Филипп Чедлей убежденный холостяк, - со смехом ответила Анжела.
- И ярый женоненавистник! Сколько женщин и честолюбивых мамаш из кожи лезли,
лишь бы заполучить его! Кстати, я слышала, что  вчера  он  пригласил  вас  в
клуб. Интересно, ради чьих красивых глаз - твоих или моих!
   - Без сомнения, твоих, - сказала я. - У меня возникло впечатление, что он
ужасно расстроился, когда Генри сообщил, что ты уже ушла.
   - Ты действительно считаешь, что я понравилась ему? - спросила Анжела.  -
Насколько мне известно, та женщина, с которой у него много  лет  назад  была
связь, была темноволосой. А мужчинам нравятся женщины одного типа.
   - Разве? - проговорила я, чувствуя, что  замечание  Анжелы,  как  это  ни
странно, разочаровало меня.
   - Конечно, - продолжала Анжела. - Вот, к примеру, Дуглас. Он  никогда  не
обращал внимания на блондинок, хотя - Бог свидетель - они толпами бегали  за
ним. Как ты думаешь, могу ли я пригласить Филиппа Чедлея  на  ужин  седьмого
числа - у нас будет именно такой  прием,  который  должен  ему  понравиться.
Жаль, что меня не было вчера. Просто мы с Дугласом разминулись с  тобой.  Мы
сами не знали, куда отправиться, и поехали в посольство. Как бы то ни  было,
- успокоила она себя, - он обязательно пришлет мне приглашение - если  я  на
самом деле заинтересовала его.
   Меня рассмешила не  только  самоуверенность  сестры,  но  и  быстрота,  с
которой у нее пробудился интерес к другому мужчине, как только  она  решила,
что нравится  ему.  Я  поняла,  что  ее  любовь  к  Дугласу  не  была  столь
всепоглощающей, если она может находить время для других поклонников.
   - Когда ты вернешься домой? - спросила я.
   - Ну, около шести, - ответила Анжела. - А ты что собираешься делать?
   - Элизабет предложила сходить в кино, - проговорила я, надеясь, что голос
не выдаст меня.
   Но Анжеле было совершенно безразлично, чем я буду заниматься.
   - Хорошо, - сказала она. - Думаю, сегодня вечером тебе стоит надеть белое
платье. Я закажу для тебя розовые камелии - ими ты  украсишь  волосы.  Нужно
оттенить твой белый туалет каким-нибудь ярким мазком.
   Она взяла  "Дейли  Скеч",  и  я,  увидев,  что  мои  дела  больше  ее  не
интересуют, радостно выбежала из комнаты. Я поднялась  к  себе  и  принялась
исследовать свой гардероб. Не имеет  значения,  в  чем  я  буду  вечером,  -
главное, что я надену сейчас. Мне очень хотелось произвести  впечатление  на
сэра Филиппа.
   Должно быть, я преуспела в выборе туалета, так как Элизабет, с которой  я
встретилась "У Гюнтера", рассыпалась в комплиментах.
   - Ты очень красива, Лин,  -  с  завистью  проговорила  она.  -  Мне  тоже
хотелось бы так выглядеть.
   Я засмеялась.
   - Я всегда мечтала выглядеть по-другому, - призналась я.  -  Если  хочешь
знать, я всегда стремилась быть похожей на ту женщину, чей портрет  висит  в
спальне Филиппа Чедлея: темноволосой, изящной и утонченной.
   - А вот у меня совсем нет желания походить на нее, - бросила Элизабет.
   - Наверное, она была очень привлекательной, - сказала я.
   - Будь она сейчас жива, она не  показалась  бы  тебе  привлекательной,  -
ответила Элизабет. - Она выглядела бы старухой.
   - Сколько же ей было бы? - поинтересовалась я.
   - За сорок, - ответила Элизабет. - Она умерла сразу после войны.
   - Так давно? - удивилась я. - Ты, видимо, что-то напутала,  Элизабет.  Не
может быть, чтобы он столько лет продолжал любить ее.
   Мы сели за столик у окна.
   - Давай выберем что-нибудь поесть, - предложила Элизабет. - Я  так  рада,
Лин, что тебя интересуют и я сама, и мои заботы.
   Я почувствовала себя обманщицей и лицемеркой и в наказание заказала  себе
блюдо, которое терпеть не могла.  Когда  официант  исчез,  я  повернулась  к
Элизабет.
   - Продолжай, - напомнила я.
   - Ну, когда все это случилось, - начала она, - я ничего не знала, так как
была еще мала. Но помню, что, когда мне было  четырнадцать  или  пятнадцать,
все вокруг говорили:. "Филипп скоро придет в себя. Ах,  если  бы  только  он
вернулся и поселился в своем доме.  Глупо  бродить  по  свету.  И,  в  конце
концов, у него есть обязанности".
   Думаю, беспокойство мамы было отнюдь не  бескорыстно:  дело  в  том,  что
Филипп очень заботился о ней. Она всего-навсего его кузина, но,  как  и  его
отец, он всегда помогал ей. А когда он уехал, ей стало некому  рассказывать,
какая она больная и как возросла плата за обучение дочерей.
   Он все-таки вернулся домой - в тот год мне исполнилось  шестнадцать.  Все
ужасно  радовались.  Они  говорили:  "Теперь  он  выздоровел  и  обязательно
женится,  обоснуется  в  своем  доме  и  будет  свято   следовать   семейным
традициям". И мне стало любопытно, почему Филипп  уезжал  и  что  произошло.
Естественно, никто не хотел мне рассказывать. Они ходили  вокруг  да  около,
находили всяческие отговорки и отсылали меня за  ответом  друг  к  другу.  В
конце концов я все выяснила.
   Элизабет замолчала.
   - Что же произошло? - спросила я. Она огляделась, как будто боялась,  что
нас могут подслушать.
   - Надя, - проговорила она, - из-за него покончила с собой.
   - Из-за него? - переспросила я. - Что ты хочешь этим сказать?
   - Он не хотел жениться на ней, - объяснила Элизабет. - Она безумно любила
его, но однажды у них произошла ссора - или что-то в  этом  роде,  -  и  она
выбросилась из окна Чедлей-Хауса.
   - Какой ужас! - воскликнула я.
   - Представляешь, какой разразился скандал! - продолжала Элизабет. - Более
того, Филипп чуть не сошел с ума: он ведь тоже любил ее.
   - Но если он любил ее, - сказала я, - тогда почему не женился?
   - Он не мог, - ответила Элизабет. - Этот брак  стал  бы  трагедией.  Надя
была наполовину индуской.
   - Индуской!
   Я,  как  эхо,  повторила  это  слово.   Вся   история   оказалась   более
фантастичной, более странной, чем я могла себе представить.  Если  бы  я  не
была так уверена в искренности Элизабет, я решила бы, что она все выдумала.
   - Индуска!
   Так вот  откуда  эти  загадочные  темные  глаза,  правильный  овал  лица,
чувственность ярких губ, этот изящный изгиб шеи и совершенная линия плеч!
   - Кем она была? Расскажи мне о ней, - потребовала я.
   - Я не смогла ничего  выяснить,  -  сказала  Элизабет.  -  Все  домочадцы
страшно скрытны в том, что связано с ней - когда они упоминают ее имя, в  их
голосе  одновременно  слышится  и  сожаление,  и  ужас.  Кажется,  она  была
актрисой, но, видишь ли, они все, что касалось ее, скрывали от меня,  потому
что... - Она заколебалась.
   - Потому что хотели, чтобы ты вышла замуж за сэра Филиппа,  -  договорила
я. Элизабет покраснела.
   - Как ты догадалась? - спросила она. - Он был так добр ко  мне,  когда  я
впервые вышла в свет.  Полагаю,  он  все  делал  только  ради  мамы,  но  я,
глупышка, считала, будто ради меня. Он устраивал балы  в  мою  честь,  давал
маме кучу денег на наши с ней туалеты. Более того, он подарил мне  жемчужное
ожерелье и браслет, которые раньше принадлежали его матери.
   Если быть честной, уже тогда я понимала, что он относится ко  мне  как  к
близкой родственнице, но и мне, и  всей  семье  хотелось  истолковывать  его
подарки совершенно иначе. Представляешь, как их это волновало. Полагаю,  они
ясно дали понять Филиппу, что они ждут от него. Как бы там ни было, но через
три,  месяца  его  отношение  ко  мне  внезапно  изменилось.  Он  стал  меня
игнорировать. Естественно, я получала приглашения в Чедлей-Хаус,  но  не  от
Филиппа, а от его секретаря. С тех пор он больше ни разу не танцевал со мной
на балах, не стремился к общению  со  мной.  Но  было  уже  поздно,  Лин.  Я
влюбилась в него до умопомрачения.
   Голос Элизабет дрогнул, в глазах заблестели слезы. Поддавшись охватившему
меня сочувствию, я взяла ее за руку.
   - Мне очень жаль, - сказала я. - Твоя жизнь, должно быть, превратилась  в
ад.
   - Я до сих пор живу как в аду, - тоскливо проговорила она.  -  Понимаешь,
мне кажется, я такая же, как Филипп -  возможно,  это  наследственное,  -  я
однолюб. Я не могу заставить себя обратить внимание на кого-то другого.  Мне
кажется, что на свете нет мужчин, которые были бы достойны его.  Я  способна
думать только о Филиппе.

Глава 10

   - Послушай меня, Элизабет, - сказала  я.  -  Тебе  надо  взяться  за  ум.
Элизабет удивленно посмотрела на меня.
   - Я-то думала, что ты, как истинная подруга, поймешь меня, -  трясущимися
губами промолвила она.
   - Я действительно твоя подруга и прекрасно понимаю тебя, - заверила я ее.
- Но как ты не видишь, что упускаешь свой шанс обрести счастье? Ты  чахнешь.
И в таком состоянии ты находишься целых  восемь  лет.  Ты  сдалась,  у  тебя
болезненный вид. Так ты не привлечешь ни одного мужчину,  не  говоря  уже  о
сэре Филиппе.
   - Ты, конечно, права, - уныло  промолвила  Элизабет.  -  Но  что  я  могу
сделать? Посмотри, как я одета. Всем окружающим скучно  со  мной.  Я  старая
дева, и все семейство не упускает случая лишний раз напомнить мне об этом.
   - А ты не поддавайся, - с горячностью принялась я  уговаривать  ее.  -  Я
понимаю, твои сестры намного моложе тебя, но ты никогда  не  заставишь  меня
поверить, что они умнее. У них есть юность, а у  тебя  -  опыт.  Держись  на
высоте, не обращай на них  внимания,  покажи  сэру  Филиппу,  что  ты  собой
представляешь. Пока ты будешь сидеть сложа  руки,  пока  у  тебя  будет  вид
побитого щенка, он никогда не полюбит тебя!
   Элизабет засмеялась.
   - Ты так смешно выражаешься, - сказала она и  тут  же  нахмурилась.  -  Я
уверена, что ты права. Но ты и представить не можешь, как это сложно.
   - О, отлично представляю, - запротестовала я. - Меня  нередко  охватывало
чувство одиночества, я казалась себе ужасно некрасивой и никому  не  нужной.
Временами я была в страшно подавленном настроении. Однако я знала,  что  это
ни к чему хорошему не приведет. Я всегда верила, что, только собрав все свое
мужество, можно достичь желаемого.
   - Я выполню все, что ты предложишь, - наконец согласилась Элизабет.
   Меня подмывало сказать "Забудь сэра Филиппа", но я  не  решилась.  Вместо
этого я проговорила:
   - Ты  должна  полностью  перестроить  свою  жизнь.  Пусть  твоя  мама  не
разрешает тебе работать,  но  она  не  может  помешать  тебе  участвовать  в
каких-нибудь благотворительных мероприятиях. Ты когда-нибудь задумывалась об
этом?
   - Нет, - ответила Элизабет. - Я всегда  сидела  дома  и  выполняла  самую
противную работу, от которой отказывались все остальные.
   - Так не делай эту работу, - посоветовала я. - На таких, как  ты,  всегда
сваливают самое противное. Ты слишком добра, Элизабет,  и  легко  поддаешься
чужому влиянию. Прояви свою гордость, настойчивость, покажи, что ты  уверена
в себе, - и люди будут относиться к тебе по-другому.
   - Тебе легко говорить, - заметила Элизабет. -  Сравни  свою  внешность  и
мою.
   - Ты будешь выглядеть более привлекательно, если немного займешься собой,
- честно призналась я.
   - Я уже отчаялась что-либо изменить, - грустно произнесла она.
   - Пора кончать с подобным настроением, - сказала я. - Мы  составим  план,
Элизабет, и ты дашь мне слово, что будешь придерживаться этого плана.
   - Я уверена, что будь я столь же хороша,  как  Марлен  Дитрих  или  Грета
Гарбо, - проговорила Элизабет, - даже тогда Филипп не  обратил  бы  на  меня
внимания. Слишком поздно: у него уже вошло в привычку игнорировать меня.
   - Ну, Филипп Чедлей - не единственный мужчина на свете, - сказала я и, не
дав ей вымолвить ни слова, добавила:
   - Не смей говорить, что только он может составить твое счастье  -  ты  не
пробовала связать свою жизнь с другими!
   - Хорошо, не буду, - послушно промолвила Элизабет.
   Мы еще немного обсудили эту тему и договорились встретиться на  следующей
неделе. Мы решили, что Элизабет придет ко  мне,  и  я  попробую  сделать  ей
макияж, потом мы примерим некоторые из моих  платьев  и  посмотрим,  что  ей
больше всего подходит. После этого я очень ловко перевела разговор на Надю.
   - Разве ты не могла хоть что-нибудь выяснить про нее?  -  спросила  я.  -
Странно, что никто не хочет рассказывать тебе о ней.
   - Мне кажется, я так  сильно  ее  возненавидела,  что  не  желала  ничего
слушать о ней, - призналась Элизабет. - Ведь я давно узнала о  существовании
портрета. Понимаю,  я  поступила  нехорошо,  но  это  получилось  совершенно
случайно.
   Я пришла в Чедлей-Хаус с запиской от мамы, и мне пришлось ждать ответа. -
Мне сказали, что Филипп занят и мне следует подождать его в  кабинете,  куда
он придет, когда освободится. Я села у камина, но тут у одной из его  собак,
которая лежала на диване, случились  судороги.  До  сих  пор  у  меня  перед
глазами стоит  эта  картина:  собака  задыхается  и  катается  по  полу.  Я,
естественно, позвонила, но слуги долго не шли, и тогда  я  открыла  дверь  в
спальню Филиппа, решив, что найду там камердинера. Я никогда раньше не  была
в этой комнате. И хотя я страшно беспокоилась о собаке, я все  же  принялась
оглядываться по сторонам и заметила портрет. В моем распоряжении было  всего
несколько секунд, потому что на мои крики прибежал камердинер.  В  следующий
раз, когда мне  предоставилась  возможность,  я  рассмотрела  портрет  более
внимательно.
   - Откуда ты узнала, кто на нем изображен? - спросила я.
   - Это было и  так  ясно,  -  ответила  Элизабет.  -  Я  знаю  почти  всех
родственников Филиппа. К тому же она действительно похожа на индуску.
   - Да, ты права, - согласилась  я.  -  Но  разве  сэр  Филипп  никогда  не
заговаривал с тобой о ней?
   - Он вообще со мной ни о чем не  разговаривает,  -  сказала  Элизабет.  -
Наверное,  родственники  своей  настойчивостью  напугали  его.  Он  был  так
внимателен ко мне в первые месяцы после моего  дебюта.  Но  потом  мама  все
время старалась находить какие-то предлоги, чтобы оставить нас вдвоем,  и  я
стала замечать, что его отношение ко  мне  меняется.  Ему  удалось  выиграть
битву с родственниками, хотя потом в этом обвинили меня.
   Я почувствовала себя ужасно виноватой, когда без двадцати  три  собралась
уходить.
   - Куда ты? - спросила Элизабет. - А мне можно  с  тобой?  Мне  совершенно
нечего делать.
   - Извини, дорогая, но я пообещала Анжеле, что встречусь с ней, -  солгала
я. - Я уже опаздываю, так что я побежала.
   Я вскочила в такси и дала свой домашний адрес. Как только мы завернули за
угол, я приоткрыла окошко в перегородке,  отделявшей  меня  от  водителя,  и
велела ему отвезти меня к Чедлей-Хаусу. Когда я подъехала, "роллс-ройс" сэра
Филиппа стоял у дверей. Я вошла в холл, и лакей сообщил мне, что сэр  Филипп
ждет меня в библиотеке.
   Я впервые видела комнату, в которую меня проводили. Она располагалась  на
первом этаже и вся  была  уставлена  книжными  шкафами  красного  дерева  со
стеклянными дверцами. Четыре высоких окна выходили в парк. Сэр Филипп  сидел
в кресле и читал, когда доложили о моем приходе.
   Он вскочил и протянул руку.
   - Как я погляжу, вы самая пунктуальная женщина на свете, - сказал он. - Я
думал, что вы опоздаете как минимум на  полчаса.  Я  знала,  что  он  только
поддразнивает меня, однако меня охватило смущение при мысли,  что  он  может
подумать, будто я очень спешила на свидание с ним.
   - Простите, - проговорила я. - В следующий раз я  опоздаю,  раз  это  так
модно.
   Не успела я договорить, как тут  же  пожалела  о  своих  словах,  которые
прозвучали так, будто я жду новой встречи, нового приглашения.
   - Не надо  отказываться  от  столь  редкого  качества,  -  сказал  он.  -
Присядьте на минуту. Сигарету, пожалуйста.
   - Я не курю, - отказалась я.
   - Еще одна добродетель! - воскликнул  он.  -  Вы  вся  создана  из  одних
добродетелей! А недостатки у вас есть?
   - Боюсь, их слишком много, - ответила  я.  -  Но  не  требуйте,  чтобы  я
рассказывала о них. Пусть лучше они проявляются постепенно.
   Он засмеялся.
   - Что вы можете сказать об этой комнате? Я огляделась.
   - Она просто великолепна, - ответила я. - Но я  никогда  не  решилась  бы
читать здесь какой-нибудь легкий роман. Вы согласны со мной?
   - Вот поэтому у меня есть гостиная наверху, - сообщил он. - Именно там  я
обычно провожу время. Когда-нибудь я покажу вам эту комнату.
   Я не сказала ему, что уже видела ее.
   - Где же вы обедали? - поинтересовался он. - Неужели этот обед имел столь
важное значение, что вы не могли оказать мне честь?
   - Я все перепутала, - проговорила я. - Я  думала,  что  мы  приглашены  в
гости сегодня, а оказалось, что завтра. И тогда я решила встретиться с одной
вашей знакомой.
   - С кем же? - спросил он.
   - С Элизабет Батли, - ответила я. - Мы с ней познакомились только  вчера,
но уже успели подружиться.
   - Она моя дальняя родственница, - сказал сэр Филипп. - Рад, что  Элизабет
вам понравилась, она хорошая девушка.
   - Мне ее ужасно жалко, - призналась я. Он пристально взглянул на меня.
   - Почему у вас возникло такое впечатление?
   - Ей сейчас приходится нелегко, - ответила я.
   - Мне кажется, это обычное явление в Лондоне  -  клеймить  позором  любую
девушку, которая до двадцати семи лет не вышла замуж, и называть  ее  старой
девой. Все  в  семье  направлено  на  то,  чтобы  хорошо  пристроить  сестер
Элизабет, а ее постепенно отодвигают на второй план.
   - Я не знаю, почему она так и не вышла замуж, - сказал сэр Филипп, однако
несмотря на его небрежный тон, я почувствовала, что  причина  ему  прекрасно
известна.
   - И я не знаю, - проговорила я. - Она могла бы стать замечательной  женой
для любого мужчины: она бескорыстна, покладиста, у нее добрый характер.
   - За столь короткий срок вам удалось узнать о ней очень много, -  заметил
он.
   - Это не составило большого труда, - призналась я.
   - Возможно, это даже слишком просто, - сказал  сэр  Филипп.  -  Очевидно,
поэтому она и не вышла замуж.
   - Вы считаете, что мужчинам нравятся только те женщины,  которые  создают
вокруг себя ореол тайны? Которые для них остаются загадкой, сущности которых
они не в состоянии понять?
   - Вы недалеки от истины, - признался он.
   Во мне проснулась отвага, я осмелела.
   - Значит, все женщины, которых вы встречали в своей жизни, были  для  вас
открытой книгой? - спросила я.
   Я испугалась, что задела слишком личный вопрос,  так  как  заметила,  как
потемнело его лицо. Он потянулся за сигаретой, прикурил ее  и  только  потом
ответил.
   - Значит, вы такая же как все? - заключил он, при этом его  голос  звучал
так же беззаботно, как раньше. - У меня  сложилось  впечатление,  будто  все
знакомые женщины сговорились женить меня!
   -  Вы  действительно  считаете,  что   они   сговорились?   -   удивленно
переспросила я. Сэр Филипп рассмеялся.
   - Если я отвечу "да", то покажусь вам самодовольным,  если  "нет"  -  это
будет не правдой, - ответил он. - Ну ладно, Лин, вы выиграли этот раунд.
   Он впервые назвал меня по имени, и я спросила себя, заметил  ли  он  это.
Вчера вечером он официально называл меня "леди Гвендолин".
   - Я не собираюсь спорить с вами, - заявила я. - Не посмею.
   - Почему? - удивился он. - Не говорите, что у вас  не  хватает  храбрости
бросить кому-то вызов.
   Я вспомнила, что всего час назад втолковывала Элизабет.
   - Как по-вашему, это смело - лезть туда, где сам дьявол не разберется?  -
спросила я.
   - О чем вы говорите? - поинтересовался он.
   - О любопытстве, которое  является  моим  самым  большим  недостатком,  -
ответила я. - Мне нравится узнавать что-то новое о людях,  и  гораздо  проще
попросить их самих рассказать о себе, чем подслушивать в  замочную  скважину
или собирать сплетни. Сэр Филипп улыбнулся.
   - Итак, вы хотите узнать что-то новое обо м