длинной накидке из тафты под цвет ее глаз  и  шляпке,  отделанной  короткими
страусовыми перьями того же цвета, то ахнула от восторга перед ее красотой.
   Она порывисто выбежала вперед, присела перед дядей в реверансе, а  затем,
обняв его, воскликнула:
   "Поздравляю вас, дядя Эдмунд! Надеюсь, вы будете очень, очень  счастливы!
Мы все с нетерпением ждали встречи с вашей женой!"
   "Вот вы и встретились, дорогая", - добродушно ответил герцог.
   Он повернулся к жене и произнес:
   "А это моя племянница Сорильда. Она живет здесь, в замке. Уверен, что  вы
подружитесь".
   "Живет здесь?"
   Сорильда замерла, услышав тон, каким был задан этот вопрос.
   Неужели дядя не сказал своей жене, что она живет в замке?
   "Да, да, - подтвердил герцог.  -  Родители  Сорильды  погибли  при  самых
трагических обстоятельствах. У меня просто еще не  было  времени  рассказать
тебе об этом, дорогая".
   Сорильда, присев в реверансе, наблюдала за герцогиней.  Увидев  выражение
ее глаз, девушка похолодела.
   Герцог, которому не терпелось показать молодой жене ее новый дом,  ничего
не заметил.
   Взяв Айрис за руку, он повел ее по ступеням в холл, где  для  приветствия
новой хозяйки выстроились многочисленные слуги.
   Она держалась чрезвычайно любезно  и  приняла  поздравления  и  пожелания
счастья с улыбкой на прекрасном лице - позже Сорильда поняла, что оно  могло
ввести в заблуждение любого, кроме тех, кто ее хорошо знал.
   Трудно было представить, чтобы  одна  женщина  могла  полностью  изменить
атмосферу в таком величественном и старинном здании, как Нан-Итонский замок,
всего за несколько недель с момента своего появления. И тем не  менее  Айрис
это вполне удалось. Дело было не только в том, что она говорила, но и в том,
каким образом она  забрала  в  свои  руки  власть  с  алчностью  фанатически
властолюбивой женщины. Никто и ничто не могло удержаться у нее на пути.  Все
должно было быть точно так,  как  она  того  желала.  В  замке  всегда  было
довольно мрачно, все в нем  происходило  медленно,  словно  время  не  имело
особого значения. Внезапно все оживилось и пошло по-новому.
   Однако хотя некоторые нововведения были действительно хороши, но то,  как
они внедрялись, методы, какими новая хозяйка  добивалась  повиновения,  были
весьма решительными.
   Некоторые из наиболее старых слуг, получив  пенсию,  были  выставлены  из
замка, не успев даже понять, как это произошло; уже одно это породило  среди
других чувство тревоги.
   Сорильда ощущала его в том, как  они  двигались  по  дому  -  быстро,  но
нервно, - и понимала, что они утратили уверенность в завтрашнем  дне,  когда
меньше всего ожидали этого.
   Что же касалось Сорильды, то Айрис, не теряя времени даром, ясно дала  ей
понять, что не желает выступать в роли сопровождающей для племянницы мужа.
   Сорильда не отличалась тщеславием, но была бы и впрямь очень глупой, если
бы не сообразила, что ее собственная привлекательность и являлась  причиной,
по которой новая герцогиня мгновенно невзлюбила ее.
   В матери Сорильды текла австрийская кровь; от  нее  девушка  унаследовала
темно-рыжие волосы, отличавшие венских красавиц, изумрудно-зеленые  глаза  и
нежную, словно лепестки магнолии, кожу.
   За три года, с тех пор как после гибели родителей она поселилась в замке,
из хорошенькой пятнадцатилетней девушки Сорильда превратилась  в  красавицу,
которая непременно была бы встречена с восхищением, появись она  в  Лондоне.
Герцог полагал, что пока нет необходимости вывозить  ее  в  свет,  ведь  она
вполне довольна пребыванием в замке.
   Подсознательно он понимал, что рано или  поздно  племянница  должна  быть
представлена  королеве  в  Букингемском  дворце   и   ему   придется   найти
какую-нибудь более-менее сносную родственницу Сорильде в сопровождающие.
   Герцога всегда утомляли  бесчисленные  представители  Итонов,  лебезившие
перед ним при каждой встрече  и  постоянно  засыпавшие  его  многочисленными
письмами, которые он редко удосуживался прочесть. В отличие от своего  отца,
он не считал себя главой рода Итонов, эдаким отцом-благодетелем, к  которому
любой родственник мог обратиться за помощью.
   Вместо  этого  он  предпочитал  выбирать  друзей,  общество  которых  ему
приятно, а всех остальных держал на расстоянии.
   Это означало, что  в  замке  обычно  принимали  гостей  его  возраста.  А
поскольку он не предпринимал никаких усилий, чтобы представить Сорильду,  ее
редко  приглашали  на  приемы,  устраиваемые  в  округе,  ибо   многие   его
побаивались.
   Дядя Сорильды и впрямь внушал почтительный  страх.  В  молодости  он  был
необычайно красив, и годы ничуть  не  уменьшили  его  мнение  о  собственной
значимости.
   Он явно считал  себя  на  голову  выше  обыкновенных  людей,  с  которыми
встречался, и не собирался принимать тех, кто ему неинтересен или неприятен.
   Это еще больше ограничивало число  приглашаемых  в  замок.  Существование
Сорильды было бы очень бесцветным и одиноким, если  бы  она  не  была  столь
поглощена стремлением получить хорошее образование.
   С ведома управляющего герцога, очень любившего отца Сорильды, ей  удалось
заполучить не только гувернантку,  которая  ей  нравилась,  но  и  учителей,
приезжавших давать ей уроки из разных концов графства.
   Если герцог и не одобрял большие затраты на ее образование, он  этого  не
говорил, а  поскольку  Сорильда  выбирала  для  изучения  предметы,  которые
интересовали ее больше всего, образование ее во всех  отношениях  напоминало
образование молодого человека, а не юной девушки.
   Годом раньше, когда Сорильде исполнилось семнадцать, гувернантка  решила,
что ей пора покинуть свою подопечную, иначе она будет слишком  стара,  чтобы
найти  новый  пост.  После  этого  Сорильда  оказалась  по   большей   части
предоставлена самой себе, но  по-прежнему  сохранила  уроки  музыки  и  двух
учителей, один из которых занимался с нею современными иностранными языками,
а другой - классическими.
   Тем не менее Сорильда подумывала над тем, как бы ей убедить дядю, что она
выросла и больше не может оставаться в классной комнате.
   Но тут появилась Айрис, и очень скоро Сорильда  поняла,  что  в  классной
комнате ей больше не быть, а суждено оставаться в тени.
   Как  многие  красивые  женщины,  Айрис  совершенно  не  терпела  никакого
соперничества.
   Она желала оставаться в центре внимания в любой момент дня и ночи.
   На любую женщину, которую нельзя  было  определенно  назвать  старой  или
страшной, она смотрела как на возможную соперницу  и,  оказавшись  в  замке,
была неприятно поражена внешностью Сорильды.
   В этот момент, услыхав ответ герцога на слова жены и желая его успокоить,
Сорильда сказала:
   - Мне кажется, граф Уинсфорд награжден орденом  Подвязки  за  то,  что  с
самого начала поддерживал замыслы принца Альберта <Принц Альберт (1819-1861)
- супруг королевы Виктории.> в отношении  Хрустального  дворца  <Хрустальный
дворец - огромный выставочный  павильон  из  стекла  и  чугуна.  Построен  в
Лондоне в 1851г., сгорел в 1936 г.>.
   - Откуда тебе это известно? - задала вопрос герцогиня.
   Прежде чем Сорильда успела ответить, заговорил герцог:
   - Она права. Это чертовски  глупая  затея  от  начала  до  конца!  Только
сумасшедший мог решиться выстроить дворец из стекла и осквернить  Гайд-Парк.
Это величайшее мошенничество и обман, совершенные в нашей стране!
   Герцог говорил  гневно,  но  Сорильда  припомнила,  что  один  из  членов
парламента, выступая в палате общин, употребил почти те же самые выражения.
   Несмотря на оппозицию не только со стороны таких известных представителей
общества, как герцог, но и  газет,  строительство  Хрустального  дворца  шло
полным ходом.
   - Попомните мои слова, - говорил герцог, и голос его звучал все громче, -
вся эта затея окончится полным провалом. Ничуть не удивлюсь, если это здание
рухнет в тот самый момент, когда ее величество будет открывать его!
   Хмыкнув, он добавил:
   -  Чего  можно  ждать  от   подручного   садовника,   возомнившего   себя
архитектором?
   Сорильда знала, что  его  слова  относятся  к  Джозефу  Пакстону  <Джозеф
Пакстон (1801-1865) - английский садовник и архитектор,  новатор  в  области
применения  железных  конструкций  в  строительстве.>,   одному   из   самых
выдающихся людей девятнадцатого столетия.
   Он действительно начинал подручным садовника, но позже стал  пользоваться
покровительством герцога  Девонширского  и,  не  имея  диплома  архитектора,
прославился  как  создатель  большой  оранжереи  в  Четсуорте,  дербиширском
поместье герцога.
   Газеты с  возмущением  писали  о  том,  что  Пак-стон  представил  принцу
Альберту примерную зарисовку  Хрустального  дворца,  по  сути  напоминавшего
теплицу невиданных размеров.
   Дядя Сорильды был не единственным человеком, предсказывавшим катастрофу.
   Сорильда регулярно читала газеты и обнаружила множество статей,  писем  и
сообщений,  в  которых  заявлялось,  что  здание  это   рухнет,   что   шаги
многочисленных посетителей вызовут вибрации, которые неминуемо его разрушат.
   Один из членов  парламента,  полковник  Чарлз  Сибторп,  неистовый  тори,
объявил своим  самым  заветным  желанием  -  "чтобы  это  проклятое  здание,
именуемое Хрустальным дворцом, развалилось на кусочки".
   Иные были уверены, что здание не выдержит града, что его разобьет молния,
зальет дождь. Однако строительство дворца продолжалось;
   Сорильда читала, что оно близится к завершению, и даже у самых враждебных
критиков  появилось  такое  предчувствие,   что   должно   произойти   нечто
необычайное.
   Королева должна была открыть Хрустальный  дворец  первого  мая,  то  есть
через две недели.
   С самого начала герцог  Нан-Итонский  относился  к  числу  тех,  кто  был
категорически против  замысла  принца  Альберта,  хотя  Сорильда  ничуть  не
сомневалась, что, бывая в Букингемском дворце, он не говорил об этом.
   В данный момент она была убеждена, что  на  самом  деле  раздражение  его
вызывал не сам дворец, а ревность к графу Уинсфорду.
   Сорильда, чутко воспринимавшая чувства окружающих, заметила, что ее новая
тетушка не всегда могла скрыть свои эмоции, и поэтому была уверена, что  для
Айрис граф значил гораздо больше, нежели просто сосед, чьи земли граничили с
землями замка.
   Всякий раз при упоминании имени графа, что случалось  довольно  часто,  в
голубых глазах появлялось выражение, отличающееся от  обычного  расчетливого
взгляда, с которым она взирала на мир. Если молодая  герцогиня  и  увлеклась
графом Уинсфордом, в этом не было ничего удивительного. С того времени,  как
Сорильда поселилась в герцогском замке, о графе она  слышала  не  только  от
дяди и его гостей, но и от  слуг,  фермеров,  охотников,  лесорубов  и  всех
прочих, кто жил в окрестностях. Впервые увидев  графа  на  сборе  охотников,
ежегодно происходившем в замке, Сорильда поняла,  почему  о  нем  так  много
говорят.
   Оказалось, он не только необычайно  хорош  собою,  что  вполне  объясняло
интерес, проявляемый к нему женщинами; он был  лучшим  из  всех  наездников,
каких ей доводилось видеть.
   Живя в замке, она узнала, что его лошади были столь же известны, как и их
хозяин. В прошлом году на скачках в  Аскоте  <Аскот  -  ипподром  вблизи  г.
Виндзора, где в июне ежегодно проходят 4-дневные  скачки,  являющиеся  очень
важным событием в жизни английской аристократии.> он завоевал Золотой кубок.
Ожидалось, что в этом году он выиграет его вновь.
   До женитьбы герцог относился к графу Уинсфорду без особых  восторгов,  но
вполне терпимо, и вдруг за одну ночь сосед, с которым он,  казалось,  всегда
жил в мире, стал ему заклятым врагом.
   - Скажу лишь одно, - говорил он теперь все тем же угрожающим тоном, какой
у него появлялся лишь в раздраженном состоянии. - Если нам удастся  пережить
церемонию открытия этого нелепого здания, если  мы  не  погибнем  и  нас  не
разрежет на кусочки падающее стекло, я буду чрезвычайно удивлен!
   Герцогиня рассмеялась:
   - Я не боюсь, Эдмунд, и ты совершенно напрасно кипятишься и заявляешь  об
опасности.
   - Это не только опасно, это чистое сумасшествие! - резко возразил герцог.
- Когда два дня тому назад я был  в  Лондоне,  мне  рассказали  о  последнем
сумасбродстве, связанном с этим чудовищным сооружением.
   - Что же это? - с любопытством спросила Сорильда.
   Ей хотелось увидеть Хрустальный дворец собственными глазами, но когда она
высказала пожелание поехать в Лондон только ради этого, герцогиня ясно  дала
ей понять, что она останется в  замке,  и  категорически  запретила  девушке
останавливаться в Нан-Итон-Хаусе, лондонском доме герцога на Парк-Лейн.
   Сорильда считала, что это в высшей степени несправедливо, тем  более  что
все в Нортхемптоне собирались ехать в Лондон на Выставку <Выставка -  первая
международная выставка, организованная в  1851г.,  для  которой  и  строился
Хрустальный дворец.>.
   Но это не особенно ее удивило, поскольку она знала, что с каждой неделей,
с каждым месяцем герцогиня относилась к ней все более нетерпимо.
   - Дядя Эдмунд, расскажите, что случилось, - попросила Сорильда.  Ей  было
так любопытно, что она не обратила внимания на  морщинку,  прорезавшуюся  на
гладком белом лбу между прекрасными голубыми глазами, ибо  герцогиня  сочла,
что Сорильда слишком уж осмелела.
   Словно обрадовавшись представившейся возможности еще раз пренебрежительно
отозваться об этом здании, герцог начал рассказывать:
   - Оказалось, что на  трех  огромных  вязах,  оставленных  внутри  дворца,
осталось  множество  воробьев,  а   ведь   они   могут   испортить   товары,
представленные на Выставке.
   - Но почему же об этом не подумали прежде, чем оставлять  деревья  внутри
дворца? - удивилась Сорильда.
   - Твой вопрос остается без ответа, - отозвался герцог. - Вся эта затея  -
позор от начала до конца. Стоит  только  подумать,  что  над  осуществлением
этого бессмысленного проекта трудится не менее двух тысяч человек, как  меня
охватывает отчаянное сомнение: уж не сошла ли наша страна с ума!
   - Но как же удалось справиться  с  воробьями,  дядя  Эдмунд?  -  спросила
Сорильда, желая вернуть дядю к теме разговора.
   - Королева предложила послать за  лордом  Джоном  Расселом  <Джон  Рассел
(1792-1878) - граф, в то время премьер-министр Великобритании.>,  -  ответил
герцог, - а лорд Джон  посоветовал  послать  солдат  гвардейского  пехотного
полка и перестрелять воробьев.
   - Да ведь от этого разобьется стекло?
   - Как раз на это и указал принц, - ответил герцог,  раздосадованный  тем,
что своим вопросом Сорильда предвосхитила его рассказ.
   - Так как же они поступили?
   - Кто-то, не знаю  кто,  -  продолжал  герцог,  -  предложил  послать  за
герцогом  Веллингтоном  <Артур  Уэлсли,  герцог  Веллингтон  (1769-1852)   -
английский фельдмаршал. В войнах против  наполеоновской  Франции  командовал
союзными войсками  на  Пиренейском  п-ове  (1808-1813)  и  англо-голландской
армией при Ватерлоо (1815).>.
   - А он что?
   - Кажется, он ответил, что не занимается ловлей птиц, но по  распоряжению
королевы прибыл в Букингемский дворец.
   С трудом Сорильда удержалась от того, чтобы не перебить дядю, ибо уже  по
его тону догадалась, что он приближается к сути рассказа.
   Герцог помолчал немного и, взглянув на жену, дабы проверить,  слушает  ли
она, сказал:
   -  Насколько  мне  известно,  Веллингтон  произнес  три  слова:   "Мадам,
испробуйте ястреба!" Сорильда захлопала в ладоши.
   - Как замечательно он придумал!
   - И что же случилось? - задала вопрос герцогиня,  поскольку  чувствовала,
что муж ожидает этого.
   Разговор ее явно мало интересовал, как  бывало  всегда,  если  беседа  не
касалась лично ее.
   Герцог хмыкнул.
   - Было доложено, что все воробьи улетели из Хрустального дворца и  больше
их там не видели!
   Сорильда рассмеялась, а после того, как дядя тоже  рассмеялся,  подумала,
что теперь, когда он рассказал ей эту историю  -  а  рассказывать  он  любил
всегда, - настроение у него улучшилось. На время он забыл о графе Уинсфорде.
   Герцогиня встала из-за стола.
   - Сорильда, я думаю, ты  найдешь,  чем  заняться,  кроме  как  сидеть  за
завтраком, - сказала  она  неприветливо.  -  Кстати,  у  меня  к  тебе  есть
несколько поручений. Идем.
   Сорильда еще не успела допить кофе, но прекрасно знала, что задерживаться
не стоит, и послушно последовала за герцогиней из комнаты, отметив колыхание
ее кринолина, подчеркивающего тонкую талию.
   Девушку необычайно возмущало то, что герцогиня не позволяла, чтобы каркас
из китового уса для ее, Сорильды,  платья  был  шире  двух  футов  <То  есть
примерно 70 см.>.
   К несчастью, Айрис появилась в жизни Сорильды в тот момент, когда девушке
была нужна новая одежда, поскольку из старой она выросла.
   Она как раз собиралась отправиться в Лондон приобрести  все  необходимое:
платья, пальто и новые шляпки, введенные в  моду  королевой,  однако  герцог
неожиданно женился; так ничего и не было куплено.
   После того,  как  началось  правление  новой  герцогини,  оказалось,  что
Сорильда ничего не может купить, не получив сначала ее разрешения.
   - Я всегда выбирала себе платья сама, - протестовала девушка.
   - Позволь мне судить, что тебе больше подходит, - твердо ответила Айрис.
   Очень скоро Сорильда поняла: более подходящим Айрис считала  то,  что  ей
совершенно не шло.
   Ей стало ясно: герцогиня намеревалась сделать все  возможное,  чтобы  она
выглядела как можно хуже. Айрис категорически запретила шить Сорильде платья
каких-либо цветов, кроме  тускло-коричневого,  отчего  кожа  ее  приобретала
нездоровый желтоватый оттенок, или грязно-серого, в котором  она  сама  себе
казалась призраком.
   Обращаться к дяде  было  бесполезно.  Он  совершенно  подчинился  жене  и
соглашался на все, чего бы она  ни  пожелала,  когда  она  ему  улыбалась  и
упрашивала в манере, которую герцог находил совершенно неотразимой.
   Герцогиня постаралась изменить внешний вид Сорильды не только  с  помощью
одежды.
   Однажды вечером, к удивлению девушки, перед самым обедом к ней в  спальню
явилась личная горничная герцогини, худая неприятная женщина,  передававшая,
как Сорильде стало известно, своей госпоже все, что происходило среди слуг.
   - Добрый вечер, Харриет! - воскликнула Сорильда и приготовилась  услышать
причину ее появления.
   - Ее светлость попросила меня причесать вас по-новому, мисс.
   - Меня вполне устраивает эта прическа, - возразила Сорильда.
   Харриет даже не удосужилась ей ответить, и Сорильда, понимая, что это  не
просьба, а приказание, села к туалетному столику.
   Харриет достала фарфоровую баночку, и Сорильда вопросительно взглянула на
нее.
   - Ее светлость  считает,  что  у  вас  сухие  волосы,  мисс,  -  пояснила
горничная.
   Открыв баночку, она начала  смазывать  волосы  Сорильды  какой-то  темной
помадой.
   Вскоре стало видно, что в результате  этого  волосы  ее  лишились  своего
цвета, стали влажными и тусклыми.
   Затем Харриет стянула их сзади в тугой узел, оставив по  бокам  тоненькие
косички; они свисали  вдоль  щек,  закручивались  возле  ушей  и  совершенно
Сорильде не шли.
   Девушка  ничего  не  сказала.  Она  прекрасно  знала,   чего   добивалась
герцогиня, но совершенно не представляла, что тут можно сделать.
   Лишь обдумывая сложившуюся ситуацию в целом, она начала  осознавать,  что
начисто лишена возможности с кем-то встречаться или бывать  в  обществе;  ей
уже  виделось,  как  она  проводит  в  замке  всю  жизнь,  не  имея  никакой
возможности вырваться отсюда.
   Когда  устраивались  приемы,  Айрис  находила  различные  поводы,   чтобы
Сорильда не появлялась за обеденным столом.
   - У нас на одного мужчину меньше, чем дам, и  я  не  могу  найти  никого,
чтобы  добиться  равного  количества  гостей,  -  говорила  она  Сорильде  в
присутствии герцога. - Я знаю, дорогая,  ты  меня  поймешь  и