ческим жестом приложила к ним платок.
     - Прошу вас, не волнуйтесь, - попыталась успокоить ее Камилла. - Обещаю рассказать принцессе, как я вам благодарна за заботу и внимание ко мне во время нашего путешествия. Что касается вчерашнего случая, то уверена, принцесса поверит скорее мне, чем маркграфу.
     - Сомневаюсь, - отозвалась баронесса плачевным тоном. - О, мисс Ламбурн, как вы только могли совершить такой вольный поступок - и именно в этом дворце?
     - Не понимаю, какое маркграфу дело до того, что я пожелала поговорить со своим соотечественником, который сопровождает меня по просьбе ее высочества.
     Баронесса покачала головой.
     - Ах, дорогая, вы так юны, доверчивы и невинны! Вы не представляете, какими недоброжелательными могут быть придворные. Они усмотрят дурное в любом поступке, услышат его в любом слове. Как я корю себя за то, что недоглядела и позволила вам совершить эту, с вашей точки зрения, обычную прогулку, которую любители скандалов обязательно не правильно истолкуют.
     - Но почему маркграф стремится раздуть скандал?
     Баронесса махнула рукой.
     - Он всегда завидовал Мельденштейну. А сейчас, после поражения Наполеона, в любой стране на континенте посчитали бы брак своего принца с англичанкой выгодным союзом.
     Камилла улыбнулась:
     - Я ощущаю себя очень важной персоной.
     Но баронесса не ответила на ее улыбку.
     - Завтра все монархи Европы, прибывшие на свадьбу, будут завидовать Гедвигу и ревновать вас к нему. Дело не только в том, что вы - англичанка.
     Вы еще и очень красивы.
     Внезапно Камилле пришла в голову мысль.
     - Послушайте! - воскликнула она. - Если я на самом деле такая важная особа или стану ею, как только на моем пальце окажется обручальное кольцо, я распутаю этот клубок. Попросите капитана Чеверли немедленно прийти ко мне.
     Баронесса пришла в ужас.
     - Я не осмелюсь сделать этого! - вскричала она. - Как вам могло прийти такое в голову? В данной ситуации вам неприлично оставаться с ним наедине.
     Камилла вздернула свой маленький подбородок.
     - Мое слово имеет какой-то вес или нет? Я желаю говорить с капитаном Чеверли, а маркграф пусть думает, что хочет. Он просто злобный старый болтун, и я не могу больше смотреть, как вы расстраиваетесь из-за него.
     - Дорогая, умоляю вас, подумайте в другой раз прежде, чем решите нарушить какие-то условности, - взмолилась баронесса.
     - Я - англичанка, - с достоинством проговорила Камилла, - и еще не знакома с условностями Мельденштейна или Вестербальдена. Попросите капитана Чеверли прийти ко мне, или я пошлю за ним Розу.
     Ее слова повергли баронессу в растерянность.
     - Это не поможет вам, а только усугубит дело!
     Я пойду за капитаном, мисс Ламбурн, и сделаю, что в моих силах. Но я дрожу при мысли о том, что будут говорить о вас. А говорить будут! Я знаю!
     - Пусть говорят, - твердо ответила Камилла.
     Баронесса ушла за капитаном Чеверли, а Камилла в ожидании его отвернулась к окну. Казалось, что сама судьба воспрепятствовала их трагическому расставанию. Она чувствовала, что сердце прыгает у нее в груди от радости перед предстоящей встречей.
     Как чудесно будет увидеть его снова, пусть даже ненадолго.
     Она подбежала к камину, на котором стояло большое зеркало, встала на цыпочки и посмотрелась в него. Ее шляпка с розовыми перьями и голубыми лентами удивительно шла ей. В то же время отражение показало, что уголки ее рта печально опущены, а под глазами видны круги от слез.
     Она вспомнила, как однажды леди Ламбурн, страдавшая от ревматизма, собиралась на прием. Камилла заметила, как мать поморщилась от боли, и воскликнула:
     - Тебе больно, мама! Зачем ты идешь туда? Тебе там не понравится, потому что ты плохо себя чувствуешь.
     - Твой отец сильно расстроится, если я не пойду с ним, - ответила леди Ламбурн. - Больные или печальные женщины наводят на мужчин тоску.
     - Я уверена, что папа никогда не скучает с тобой, - запротестовала Камилла.
     Леди Ламбурн улыбнулась:
     - Когда я выходила замуж за сэра Горация, он был чрезвычайно привлекательным мужчиной, каким остается и по сей день. К тому же он - очень обаятельный кавалер. Многие леди бросали на него влюбленные взгляды, но он не обращал на них внимания. В мое отсутствие ему будет гораздо труднее устоять перед их кокетством.
     - О, мама! - рассмеялась Камилла. - Какой репутацией ты наградила бедного папу.
     - Бедный папа не отличается от других мужчин, - ответила леди Ламбурн. - Их очень легко сбить с пути и увести.
     - Но папа обожает тебя, - возразила Камилла.
     - Знаю, - глаза леди Ламбурн потеплели, - и я тоже люблю его. Поэтому, Камилла, иногда стоит немного пострадать из-за любви. Твой папа никогда не узнает о моих мучениях.
     - Ты не расскажешь ему о том, что тебе больно?
     - Нет, если смогу терпеть боль, - ответила леди Ламбурн. - Запомни мои слова на всю жизнь, Камилла: мужчины любят, чтобы их развлекали, им нравится находиться в центре внимания. Женщина, которая постоянно бубнит о своих болячках или пытается вызвать жалость, прослывет законченной занудой.
     - Но если женщина несчастна, мужчины все равно будут считать ее скучной? - спросила Камилла, пытаясь понять мать.
     - Посмотри на любое общество, мужчины вьются, словно глупые мотыльки, вокруг веселых, остроумных, интересных женщин. Они не обязательно красивы или элегантны, но, если они занятны, это решает все.
     Оказавшись в Лондоне, Камилла невольно вспомнила слова матери. Предложения руки и сердца получали зачастую девушки не самые привлекательные, но с веселым и легким нравом, чье joie de vivre  передавалось и окружающим.
     Тогда Камилла чувствовала себя очень несчастной, она не понимала, как можно вести себя так живо и непосредственно в окружении незнакомых людей. Она не знала ни имен собеседников, ни того, какие темы допускаются в светском разговоре, а какие нет. Только по возвращении домой девушка осознала, что совершенно не воспользовалась советом матери. Но одно дело болтать с Гервасом, папой или молодыми сквайрами, живущими по соседству, и совсем другое дело беседовать о чем-то со скучающими нарциссами или денди, одетыми по последней моде, снисходящими до разговора с юной девушкой с полнейшим безразличием на лице и сознанием собственного превосходства в душе.
     - Я вела себя как круглая дурочка, - бодро доложила она матери, - но это не имеет значения. У меня нет желания торчать в Лондоне, и разодетые щеголи наводят на меня такую же тоску, как и я на них.
     - Никогда не поверю, что моя дочь может навести на кого-нибудь тоску, - ответила леди Ламбурн. - Обещаю тебе, Камилла, что в следующий раз тебе понравится больше.
     Но следующий раз так и не наступил. Состояние леди Ламбурн ухудшилось, у сэра Горация опустели карманы, ему уже начали грозить кредиторы, и, наконец, наступил банковский кризис, после чего у них не хватало денег даже на еду, не то что на светские развлечения.
     Камилла смотрелась в зеркало, и в одно мгновение перед ней пронеслась вся жизнь - несчастья, нужда...
     Ее снова охватил страх перед будущим.
     - Нужно надеяться на лучшее, - сказала она себе.
     Она вздернула подбородок повыше и заставила себя улыбнуться, она готовилась к встрече с мужчиной, который был для нее дороже жизни.
     В этот момент дверь открылась. Камилла быстро повернулась. В комнату вошли баронесса и капитан Чеверли.
     Она увидела в его глазах обеспокоенность. Вновь обретя храбрость, Камилла обратилась к баронессе:
     - Я бы хотела поговорить с капитаном Чеверли наедине. Не будете ли вы так любезны подождать в коридоре и проследить, чтобы нам никто не помешал?
     - Мне не следует оставлять вас одну, - ответила баронесса. Просьба Камиллы взволновала ее.
     - Я знаю, - мягко ответила Камилла, - вот почему я и попросила вас подождать в коридоре. Как только вы увидите, что кто-то приближается, немедленно зайдите в будуар. Я не хочу, чтобы вас снова обвинили в том, что вы плохая компаньонка.
     - Да, этого нельзя допустить, - согласилась баронесса. Слова Камиллы сбили ее с толку, и она подумала, что для нее ив самом деле правильнее находиться снаружи, нежели в комнате.
     - Я сделаю, как вы просите. Подожду в коридоре. - И баронесса вышла из будуара.
     Минуту Камилла и Хьюго молчали, затем в два прыжка он оказался возле нее и прижал ее руки к губам.
     - Что случилось? Ты знаешь, мне нельзя находиться здесь.
     - Думаю, что баронесса ясно дала это понять, - улыбнулась Камилла, - но мне все равно, что будут говорить или думать. Я решила, что не позволю этим людям сломить себя.
     Она прочитала вопрос в его глазах.
     - Нас видели прошлой ночью. Маркграф сделал баронессе выговор за то, что она оставила меня одну.
     Бедняжка, она думала, что я сплю, так оно и было, пока ты не постучал в дверь.
     - Значит, маркграф сует нос не в свое дело? Как ты думаешь, он может поднять шум? - пробормотал Хьюго.
     - Баронесса сообщила мне, что как раз это он и собирается сделать, поэтому я хочу, чтобы ты поговорил с ним. Не обо мне! Мне все равно, что он думает, но, если откроется, что баронесса небрежно относилась к своим обязанностям, она может потерять свою должность при дворе. Мы не должны этого допустить.
     - Мы? - Капитан Чеверли удивленно поднял брови.
     У Камиллы на щеках заиграли ямочки.
     - В конце концов, она попала в беду из-за нас обоих.
     - Ты здесь ни при чем, - быстро проговорил он. - Во всем виноват я один.
     - А я твоя соучастница, которая пошла с тобой по собственному желанию, - мягко произнесла Камилла.
     Он заглянул ей в глаза и на мгновение забыл обо всем на свете. Затем Хьюго с усилием заставил себя оторвать от нее взгляд и, глядя в сторону, спросил:
     - Что я должен сделать?
     - Поговори с маркграфом. Скажи, что ты чрезвычайно удивлен тем, что он не назначил ни одну леди из своего двора для моего сопровождения. Он знал, что баронесса уже не молода и что она уже два дня путешествует с головокружительной скоростью.
     Маркграфу следовало бы помнить об этом и переложить часть ее обязанностей на кого-нибудь по своему усмотрению.
     Лицо Хьюго озарилось веселой улыбкой.
     - Скажи ему, что ты увидел, как я нервничаю, что вполне естественно для невесты. Ты понял, что необходимо меня успокоить, придать уверенность перед предстоящими завтра церемониями, не говоря уже о встрече с женихом, с которым я еще незнакома. Намекни, что я уже хотела возвращаться в Англию и только твое вмешательство помогло предотвратить катастрофу.
     - Когда ты успела все это придумать? - спросил Хьюго, в его глазах мелькнул озорной огонек.
     - Прямо сейчас, - с наигранной скромностью ответила Камилла. - Ловкий ход, правда? И не забудь добавить, что ты не собираешься рассказывать в Мельденштейне про то, как он пренебрежительно отнесся к их будущей принцессе. Тогда он не станет торопиться с критикой баронессы.
     Хьюго закинул голову назад и расхохотался.
     - Ты просто бесподобна. Ни одна женщина не сравнится с тобой.
     - Ты так думаешь? - спросила Камилла.
     - Ты знаешь, что да, - ответил он уже серьезно. - О, любимая, как я буду жить без тебя. Все остальные женщины ничто перед тобой.
     - А как мне смириться с тем, что некому будет смеяться вместе со мной? - Она почувствовала, что сейчас расплачется. Ее глаза наполнились слезами.
     Но через минуту Камилла решительно добавила:
     - Думаю, что прошлой ночью мы оба вели себя малодушно. Мы решили, что жизнь кончена и что нам двоим никогда не суждено стать счастливыми. Но я чувствую, хотя со стороны это покажется безумием, что мы должны верить в будущее.
     - Верить? - переспросил Хьюго.
     - Да, верить в самих себя, в нашу судьбу. То, что мы обрели друг друга, было предначертано свыше.
     - О, любовь моя, если бы я только мог поверить в это! Когда мы расстались, я всеми силами пытался придумать какой-нибудь выход, но нет, нас ждет лишь вечная пустота и тьма, куда не проникает ни один луч света.
     - О, Хьюго! Не думай так. Может быть, я ошибаюсь, но не могу отделаться от предчувствия, что скоро мы встретимся вновь. Если бы не эта надежда...
     Она помедлила. Он не отрывал глаз от ее лица.
     - Если бы не надежда, то.., я хотела бы умереть прямо сейчас. - тихо проговорила Камилла.
     - Любовь моя, не говори так, а то я заключу тебя в объятия и никогда не выпущу из них.
     В голосе Хьюго послышалась страсть, а его взгляд сказал ей, что она слишком сильно испытывает его.
     Женское чутье подсказало ей, что нужно спасти его от себя самого. С глубоким вздохом Камилла прошла к двери и открыла ее.
     - Не могли бы вы зайти, баронесса? - проговорила она.
     - Нам пора спускаться вниз, - торопливо проговорила та. - Боюсь, мы уже опоздали. Маркграф будет недоволен.
     Хьюго не двинулся с места. Он все еще смотрел на Камиллу, и в его глазах полыхал огонь, словно он замышлял какой-то отчаянный поступок. Слова баронессы вернули его к действительности и напомнили об обязанностях. Он взглянул на часы, стоявшие на камине.
     - Мы опаздываем на десять минут, - нахмурился Хьюго. - Непростительно с нашей стороны. Без сомнения, маркграф поднимет большой шум по поводу задержки. Я принесу ему ваши извинения, мисс Ламбурн, и поговорю насчет того вопроса, который мы обсудили. Предлагаю вам выйти через пять минут.
     - Хорошо. Думаю, что бокал вина перед предстоящей поездкой придаст нам с баронессой сил.
     - Что вы, мисс Ламбурн! Я и подумать не могу, чтобы пить вино в такой ранний час, - запротестовала баронесса.
     Но когда принесли вино, она без долгих разговоров выпила свой бокал-Капитан Чеверли уладит все проблемы с маркграфом, и я обещаю, что до ушей принцессы не дойдет ни слова о вчерашнем происшествии.
     - Но как вам удастся убедить маркграфа не поднимать скандала? - изумленно спросила баронесса.
     - Не без помощи хитрости, - ответила Камилла. - После этого случая я начинаю думать, что во дворце мне придется все время быть начеку, чтобы сохранить свое доброе имя.
     - Простите, я не хотела расстраивать и тревожить вас, - поспешно добавила баронесса. - Уверяю вас, что, пока вы в точности следуете правилам этикета, вашей репутации не грозит никакой опасности при дворе.
     - К сожалению, именно этикет мне никогда и не давался, - призналась Камилла. Она не могла удержаться от улыбки, глядя на старую леди, которая в своих перьях и рюшах выглядела точно взъерошенная курица. - Кажется, я боюсь дворцовых интриг гораздо меньше, чем раньше, - заметила девушка.
     Она знала, что это любовь придает ей храбрость и спокойствие.
     "Какое они имеют право обвинять английскую леди в недостойном поведении?" - спрашивала она себя.
     Камилла ни на минуту не забывала о том, что она в западне и ничто не спасет ее от предстоящего брака, и все же в глубине души продолжала верить в чудо, которое избавит ее от этого испытания. С надеждой на будущее она спустилась вниз, где ее уже ожидал королевский кортеж.
     Конная гвардия маркграфа поразила ее своим торжественным видом. На начищенных шлемах кавалеров трепетали страусовые перья, пики украшали яркие флажки, сбруя лошадей сверкала на солнце.
     Эскадрон ехал во главе процессии, и Камилла могла любоваться тем, как лошади весело гарцуют под своими блестящими наездниками.
     Карету, в которой она приехала из Амстердама, ночью украсили цветами. Сейчас вместо четырех лошадей в нее было запряжено шесть. Кучера надели парадные и необыкновенно красивые ливреи.
     Как оказалось, Камилле предстояло ехать в одном экипаже с маркграфом и баронессой. Хьюго опять путешествовал верхом. Он вместе с другим конным эскадроном следовал сразу за ними, а завершали процессию еще несколько карет, среди которых находился и экипаж леди Уилтшир.
     Когда Камилла спустилась вниз, Анастасия вместе с другими дамами стояла в холле замка. В шелковом платье цвета коралла, украшенном великолепным бриллиантовым колье, она выглядела чрезвычайно элегантно. А ее бесподобной шляпке завидовали все присутствующие дамы. Но, несмотря на свой роскошный вид, она явно пребывала в отвратительном настроении. В то время как другие дамы при появлении Камиллы поспешили присесть в почтительном реверансе, она даже не сделала намека на него и язвительно заметила:
     - Если бы вы задержались чуть дольше, мисс Ламбурн, нам бы пришлось подумать, что вы выходите замуж поневоле.
     В ее глазах таилась ненависть, а тон, которым она произнесла это, был таким откровенно вызывающим, что Камилла испугалась, не успел ли маркграф разболтать о вчерашнем происшествии прежде, чем Хьюго поговорил с ним.
     - Приношу свои извинения за то, что моя медлительность доставила вам столько неудобств, мадам, - ответила девушка.
     Как только Камилла появилась, придворные распорядители стали приглашать гостей занять места в каретах. Имя Анастасии уже назвали, но она помедлила и подошла поближе к Камилле.
     - Оставь его в покое, - тихо, но отчетливо проговорила она.
     На минуту Камилла смутилась, а затем обратилась к маркграфу, стоявшему поблизости:
     - Ваше высочество, леди Уилтшир жалуется, что ей придется ехать одной. Надеюсь, она не правильно поняла вас и кто-нибудь составит ей компанию.
     - Разумеется, - отозвался маркграф; - В каждой карете поедут четыре человека.
     - Тогда вашему сиятельству не о чем беспокоиться, - любезно сказала Анастасии Камилла. Она постаралась придать голосу некоторую снисходительность и, как ей показалось, достигла нужного эффекта.
     Анастасия одарила ее злобным взглядом и спустилась по ступеням вниз. Там стоял Хьюго Чеверли и провожал отъезжающих. Камилла увидела, как Анастасия взяла его за руку. Графиня смотрела на него, и ее Лицо казалось невыразимо красивым в окружении колыхающихся перьев шляпки.
     Камилла не слышала слов леди Уилтшир, но внезапно почувствовала такую острую боль в сердце, словно ей в грудь вонзили кинжал. Скоро Хьюго вернется в Англию, где Анастасия сможет видеться с ним, говорить и очаровывать, как она пытается сделать это сейчас. А Камилла останется в Мельденштейне - принцесса в золотой клетке.
     Она чуть не заплакала от подобной несправедливости и жестокости. Ей хотелось подбежать к Хьюго, взять его за руки и бросить сопернице вызов. Она показала бы ей, кого любит Хьюго. Он бы прогнал Анастасию и не позволил ей ранить Камиллу своими язвительными замечаниями. Но она ничего не могла поделать. Ей уже подали карету, а маркграф что-то говорил ей и галантно предлагал опереться на его руку.
     С неимоверным усилием ей удалось сдержать свои чувства, она даже ответила маркграфу, хотя не слышала ни слова из того, что он сказал. Камилла села в карету, и процессия тронулась. Придворные и слуги провожали их прощальными возгласами. Под скрип колес, цоканье лошадиных копыт и звон упряжи Камилла печально думала о том, что у нее начинается новая жизнь, из которой не будет возврата к прошлому.
     Они ехали довольно быстро. Маркграф то без умолку говорил о том, как он восхищается Британией, то бесконечно длинно и скучно рассказывал о планах по переустройству своего княжества.
     Он монотонно бубнил всю дорогу, и Камилла заметила, что баронессу, сидевшую напротив, стало клонить ко сну. Адъютант маркграфа тоже давно задремал, тем более что он наверняка слышал все это не первый раз.
     Камилла перестала слушать и предалась воспоминаниям о тех волшебных минутах в саду, когда Хьюго признался ей в любви, и она поняла, как сильно сама его любит. Она жалела, что его щепетильность помешала ему обнять ее. Больше всего на свете ей хотелось почувствовать на губах его поцелуй. "Что, если он так никогда и не поцелует меня, - думала она. - Тогда мне суждено сожалеть об этом несбывшемся поцелуе всю оставшуюся жизнь".
     Они ехали без остановок. В карете стояла жара и духота, и маркграф приказал адъютанту открыть окна. Но это не принесло облегчения. Дышать становилось все труднее. Наконец, когда Камилла была уже близка к