знала.
   - Что вы узнали? - спросил уже герцог Мелинкортский,  и  было  в  его
голосе нечто такое, что убедило принцессу де Фремон -  он  и  так  знает
ответ.
   Она слабым движением руки попыталась опровергнуть его подозрения.
   - Поверьте мне, ваша светлость, когда я собиралась нанести вам визит,
то не имела ни малейшего понятия о том, что обнаружу  в  вашем  доме.  Я
лишь хотела попросить у вас помощи.
   - Вам хотелось бы продолжить наш разговор с глазу на глаз? -  спросил
герцог.
   - Да, да, разумеется, мадам, - заговорила Аме, прежде  чем  принцесса
успела ответить герцогу. - Я докидаю вас.
   - Нет, нет! - взволнованно остановила девушку, принцесса де Фремон. -
Мне очень хочется, чтобы вы, присутствовали при  моем  разговоре  с  его
светлостью. чтобы вы услышали все, что я собираюсь  сказать  герцогу.  -
Она протянула руку девушке. - Подойдите и сядьте  рядом  со  мной,  дитя
мое, вы услышите от меня очень странную историю. И  умоляю  вас  понять,
что она значит для меня.
   - Естественно, я обязательно постараюсь, мадам, - вежливо заверила ее
девушка.
   Подчиняясь желанию принцессы, она тем не менее взглянула  на  герцога
Мелинкортского,  и  тот  заметил,  что  девушка  находится  в  полнейшем
неведении  относительно  всего  происходящего,  но  со  свойственной  ей
мягкостью хотела бы молча согласиться со всем, о чем ее попросят.
   Принцесса достала из кармашка крошечный носовой платок из  батиста  и
кружев и прижала его к губам.
   - Мне очень трудно приступить к рассказу,  -  начала  она,  судорожно
вздохнув. - Я даже боюсь представить себе, что вы  можете  подумать  обо
мне, и в тоже время полностью отдаю себе отчет в том, что пришло  время,
когда должна рассказать всю правду.
   - Если вам трудно, мадам, то, может быть, не  стоит  рассказывать,  -
проговорила девушка. - Разумеется, его светлость окажет вам  содействие,
если вы доверитесь ему, потому что он приходит на  помощь  каждому,  кто
нуждается в поддержке; но если то, что вы должны будете рассказать  ему,
доставит вам боль,  можете  просто  попросить  герцога  помочь  вам,  не
особенно вдаваясь в подробные объяснения по поводу причин.
   Принцесса улыбнулась ее словам.
   - Нет, я хочу рассказать вам обоим все о себе,  -  ответила  она,  и,
сплетя свои тонкие пальцы, принцесса де Фремон начала свой рассказ:
   - Когда я была еще совсем юной  девушкой,  меня  обручили  с  младшим
братом моего мужа. Семья де  Фремон  всегда  была  очень  влиятельной  и
богатой, и все поэтому считали, что мне чрезвычайно повезло, что  это  -
блестящая партия. Я происходила из знатной, но давно обедневшей фамилии;
моя  мама  с  детства  была  близкой  подругой  принцессы   де   Фремон,
повзрослев, я и познакомилась с  двумя  молодыми  принцами  -  Шарлем  и
Пьером.
   Я понимала, что независимо ни от чего  должна  буду  выйти  замуж  за
Пьера, - продолжала свой рассказ принцесса де  Фремон,  -  но  за  шесть
месяцев до свадьбы, без особых мучений, Пьер скоропостижно скончался: он
никогда не отличался крепким здоровьем, в тот год выдалась суровая зима,
и он заболел воспалением легких.
   Мои родители находились в полном отчаянии,  -  сказала  принцесса,  -
сознавая, что все мои надежды рухнули, но затем произошло чудо.  Дело  в
том, что старший  брат  Пьера,  Шарль  де  Фремон,  наследник  огромного
состояния и фамильного имения, попросил моей руки. Поначалу мои  отец  и
мать едва могли поверить в это. Они  думали,  что  мне  уже  не  суждено
добиться такого счастья.
   Мои родители понятия не имели о том, что Шарль де Фремон  влюбился  в
меня еще до того, как брат умер, и когда я приходила в их  замок,  чтобы
навестить больного жениха, его старший брат доставлял  много  неприятных
минут, подчеркивая особое внимание ко мне.
   Я боялась Шарля, и, если сказать честно, тогда он мне  совершенно  не
нравился, - объяснила принцесса де Фремон. - Он был намного старше меня,
к тому времени уже овдовел; репутация у этого человека была безупречной,
но его жесткий, а во  многих  отношениях  даже  грубый  характер  всегда
приводил  меня  в  замешательство  при  наших  встречах,  я   стеснялась
вымолвить слово в его присутствии. А тот факт, что я нравилась ему, лишь
усиливал мою неприязнь. Но у меня была еще одна причина, вернее,  тайна,
я едва осмеливалась  говорить  о  ней  даже  себе  самой,  -  продолжала
принцесса де Фремон. - Я была влюблена! Дело в том, что примерно в то же
время  я  познакомилась  с  одним  молодым   англичанином,   который   с
несколькими друзьями останавливался у наших соседей, так  как  находился
на лечении после неудачной охоты на дикого кабана,  где  был  ранен.  Мы
встретились с ним совершенно случайно, когда я пришла навестить  хозяйку
дома. Потом мы встречались еще много раз, но всегда тайно.
   Земли, на которых стоял замок  наших  соседей,  где  остановился  тот
англичанин со своими приятелями, граничили с имением моего  отца,  и  мы
всегда встречались с моим другом в маленьком  лесочке  на  границе  двух
поместий, где люди почти не появлялись, и поэтому можно было не бояться,
что нас кто-нибудь увидит, - объяснила принцесса де Фремон. - Мы  с  ним
были очень, я бы сказала, безмерно, счастливы. Но сейчас я думаю, что мы
с самого начала понимали - наша любовь обречена.
   Мы крепко обнимали друг друга, -  рассказывала  принцесса,  -  словно
дети, зная, что каждый час, каждая секунда, проведенная вместе, была для
нас бесценным даром, что счастье держать в объятиях любимого -  радость,
которой очень скоро мы оба должны будем лишиться.  А  потом,  когда  мои
родители объявили о моей помолвке с Шарлем  де  Фремоном,  мы  буквально
сошли с ума.
   Я рассказала Генри Бьюмону -  так  звали  этого  англичанина,  -  как
ненавистен мне Шарль и как  я  боюсь  его,  -  продолжала  свой  рассказ
принцесса де Фремон. -  Потеряв  благоразумие',  он  стал  умолять  меня
рассказать моим родителям всю правду, объяснить им, что я не могу  стать
женой Шарля де Фремона, потому что люблю его. Генри Бьюмона, и только за
него могу выйти замуж.
   Генри не имел ни малейшего понятия о  традициях  и  обычаях,  которые
царят во французском обществе, - сказала принцесса де Фремон. - Он никак
не мог понять, почему я смертельно боялась сказать правду родителям.
   Генри даже на секунду не мог представить  себе,  что  ни  мольбы,  ни
протесты не могли бы даже в малейшей степени повлиять  на  решение  моих
родителей.
   Я пыталась рассказать ему все, объяснить мое  положение  в  семье,  -
рассказывала принцесса. - Но когда мы были с Генри  вдвоем,  мне  трудно
было думать о чем-нибудь ином, кроме того, что он рядом, что я люблю его
так сильно, что даже он не мог бы любить меня сильнее.
   И вот когда он наконец понял, что я  не  признаюсь  своим  родителям,
когда я, стоя на коленях, молила не ходить к моему отцу, как он поначалу
намеревался. Генри решил покончить со  всеми  трудностями,  сказав,  что
единственным решением проблем было бы немедленное бегство.
   К тому времени он уже излечился от  ран,  -  объяснила  принцесса  де
Фремон, - и поэтому был готов вернуться на родину, в Англию. "Ты поедешь
со мной, любимая, - сообщил он  мне.  -  Мы  обвенчаемся  у  первого  же
священника, которого встретим по дороге, и приедем в Англию  как  муж  и
жена. Я небогат, но моя семья принадлежит к старинному и славному  роду;
ведь я люблю тебя, люблю всем сердцем".
   Голос принцессы де Фремон  замер  в  тишине.  Глаза  ее  сияли,  губы
приоткрылись, и герцог с девушкой поняли, что в тот момент  эта  женщина
вновь  испытала  удивительное  счастье,  как  тогда,  когда  всем  своим
существом принадлежала любимому человеку.
   - И вы убежали, мадам! - воскликнула  Аме.  -  Как  удивительно,  как
отважно вы поступили!
   - Да, это было большой смелостью, - согласилась принцесса де  Фремон.
- Мой отец был очень трудным человеком, и жить с ним  было  нелегко.  Он
всегда наказывал нас железным прутом. Я не  испытывала  к  нему  никаких
чувств, кроме ужаса, а моя мать никогда  не  осмеливалась  сказать  хоть
слово против его воли. Однажды ночью,  когда  все  слуги  уже  спали,  я
потихоньку спустилась по лестнице вниз. Затем через окно выбралась в сад
и пробежала по лужайке к воротам, где меня уже ждал Генри.
   Он нанял экипаж, и мы немедленно тронулись в путь, - продолжала  свой
рассказ принцесса де Фремон. - Через пять или шесть миль мы добрались до
какой-то маленькой деревушки. Это было  небольшое  бедное  местечко,  но
Генри договорился с приходским священником, что тот обвенчает нас.  Я  и
сейчас помню холод в той церкви, темноту  внутри,  которая  рассеивалась
лишь свечами на алтаре. Казалось, что мой голос эхом отражается от стен;
меня охватил страх. Но рука Генри, которой  он  поддерживал  меня,  была
крепкой и теплой.
   После венчания мы направились в другую деревню, которая располагалась
примерно в трех милях от первой, - рассказывала принцесса де  Фремон.  -
Там я и Генри провели первую ночь. То  были  самые  счастливые  и  самые
удивительные часы за всю мою жизнь.  Я  была  женой  любимого  человека,
человека, которого я сама выбрала себе в мужья. Мне и сейчас  доставляет
радость воспоминание о той ночи, когда ни один из  нас  так  и  не  смог
заснуть. Мы лежали обнявшись до тех пор, пока не рассвело и первые  лучи
солнца не проникли в комнату через окно;  потом  мы  встали,  оделись  и
постарались как можно скорее продолжить свой путь.
   Всю-дорогу мы смеялись от счастья, - вспоминала принцесса де  Фремон.
- Нам казалось, что мы были уже в безопасности, что нам все-таки удалось
убежать. Мой отец  нагнал  нас  где-то  около  полудня.  Его  отряду  на
чистокровных лошадях не составило никакого труда настичь наемный экипаж,
хоть он был самым лучшим из тех, который мог нанять Генри.  Отец  настиг
нас у пересечения дорог; я и сейчас помню ужас, охвативший меня, когда я
увидела, как он вышел из кареты и направился к нам.
   То,  что  случилось  потом,  -  сказала  принцесса,  -  даже   сейчас
представляется мне каким-то чудовищным нагромождением боли и  страдания.
До сих пор у меня в ушах звучит грозный голос отца, орущего на Генри.
   Я помню, как Генри что-то ответил ему, после чего отец  обнажил  свою
шпагу. Скорее всего, я кричала что-то. Но никто из  них  не  обращал  на
меня ни малейшего внимания. Они начали драться на шпагах, и я  вспомнила
в  тот  момент,  что  мой  отец  всегда  славился  умением   превосходно
фехтовать. В ту же секунду  я  упала  на  колени  прямо  на  обочине.  Я
пыталась молиться, кричала и умоляла, чтобы они прекратили дуэль, но все
мои усилия были совершенно бесполезны - мне оставалось только,  стоя  на
коленях, наблюдать, как человек, которого я любила, умирал от руки моего
родного отца.
   Мне даже не разрешили прикоснуться к Генри, поцеловать  на  прощание,
когда он лежал на траве с закрытыми глазами; на  сорочке  у  него  алело
кровавое пятно, шпага валялась в стороне. Отец  силой  затолкал  меня  в
свою карету, и мы двинулись по дороге к нашему поместью.
   Меня охватило безумие, - вспоминала принцесса де  Фремон,  -  и  отцу
потребовалось немало сил, чтобы удержать меня в экипаже. Хотя  сейчас  я
на самом деле не могла бы вспомнить, как все  это  тогда  происходило  -
казалось, меня окутала тьма, а время милосердно смягчило  боль,  которая
наверняка терзала тогда все мое существо.
   После тех событий я проболела несколько месяцев,  и  прежде  чем  мой
разум очень медленно возвращался к реальности, мать узнала всю правду  -
я ждала ребенка.
   Сказав эти слова, принцесса де Фремон  вскинула  голову.  Жест  этот,
безусловно, свидетельствовал о ее гордости, но был несколько наигранным.
Однако, не сделав паузы, она продолжала свой рассказ,  обращаясь  теперь
непосредственно к Аме:
   - Не хотелось, чтобы вы думали, будто я стыдилась  или  почувствовала
себя несчастной, когда узнала,  что  у  меня  будет  ребенок  от  Генри.
Напротив, я была рада и горда, это излечило меня от болезни,  которой  я
страдала со дня смерти Генри. Ни врачи, ни  лекарства  не  могли  помочь
мне, но радость от мысли, что вскоре я стану матерью, придала мне силы и
излечила. Пусть Генри мертв, но я ношу его ребенка - у меня осталось  от
него хоть что-то, этот кусочек счастья, который всегда будет со мной.
   Родители мои к этому  известию  отнеслись  совершенно  по-другому,  -
продолжала свой рассказ принцесса де Фремон. - Они решили, что никто  ни
в коем случае не должен узнать - как они сказали - о моем "бесчестье".
   Ссылаясь на мою болезнь, мать увезла меня в Италию.
   Мы поселились там в маленькой  деревушке  у  самого  моря,  где  жили
рыбаки, и там я родила свою дочь. К великой радости, у моей малышки были
такие же огненно-рыжие волосы и голубые глаза, как  и  у  моего  мужа  -
отличительная черта всей его семьи.
   Из полуоткрытых губ Аме вырвался возглас удивления. Глаза  у  девушки
внезапно округлились, а пальцы задрожали, словно повторяя удары  сердца;
потом она вновь успокоилась и устремила взгляд на принцессу де Фремон  -
Наверное, я не смогу вам описать, что это значило для меня - держать  на
своих руках дочь Генри, - продолжала принцесса. - Знать, что эта  крошка
- часть его, что наша любовь вновь ожила в этой маленькой девчушке.
   А  потом  мать  сообщила  мне,  что  они  собираются  предпринять   в
дальнейшем, - рассказала принцесса де Фремон. - Как оказалось, мой  отец
уже имел доверительную беседу с кардиналом  де  Роганом,  нашим  дальним
родственником. Отец сообщил ему о моей постыдной связи с каким-то  нищим
англичанином,  в  результате  которой  я  подвергла  риску   возможность
вступить в прекрасный и выгодный брак с наследником принца де Фремона.
   - Кардинал, казалось, очень увлекся идеей, - продолжала  рассказывать
принцесса де Фремон, - что одна из  его  родственниц,  хоть  и  дальняя,
войдет в семью де Фремон, которая  пользовалась  огромным  влиянием  при
королевском дворе. Поэтому он обещал помочь, а  мои  родители  взяли  на
себя  обязательство  выполнить  все,  что  он  скажет,  для  того  чтобы
предотвратить появление каких-либо слухов и сплетен на мой счет.
   - Как мне сказали, мой ребенок будет помещен в монастырь де ла Круа в
Сен-Бени, - рассказывала принцесса де Фремон. -  Это  был  монастырь,  в
котором у его преосвященства были свои интересы,  а  мать-настоятельница
этой обители была его хорошей знакомой. Кроме того, этот  монастырь  был
одним из самых богатых в его приходе. Мать сухо сообщила мне,  что  моей
дочери  чрезвычайно  повезло,  благодаря  поддержке  кардинала   удалось
заполучить  для  нее  место  в  столь  изысканной  общине.  Я  пробовала
протестовать, пыталась  доказать  ей,  что  собираюсь  сама  воспитывать
своего ребенка, но на деле мало что могла сделать в своем положении.
   Таким образом, у меня реально было два выхода из создавшейся ситуации
- либо убить себя и свое дитя, либо полностью  подчиниться  условиям,  о
которых  договорились  мой  отец  и   его   преосвященство.   Все   было
спланировано до мельчайших деталей. Как я поняла  впоследствии,  о  том,
что в судьбе моего ребенка принимает участие , кардинал,  было  известно
лишь матери-настоятельнице монастыря, но даже  ей  не  сообщили,  кем  в
действительности является эта девочка и откуда она будет доставлена.
   Для того чтобы  совершить  самоубийство,  -  объяснила  принцесса  де
Фремон, - я была слишком хорошей католичкой, поэтому  на  самом  деле  у
меня не было другого выхода, кроме как подчиниться. Еще около месяца я и
моя мать жили в Италии. Я нянчила мою  девочку,  и  каждый  час,  каждая
секунда для меня были так же дороги, как и то время, которое я провела с
Генри. И так же, как встречаясь с ним, я подсознательно чувствовала, что
не должна спать, чтобы не упустить даже мгновения  близости  с  любимым,
такие же чувства испытывала я, держа на руках свою малышку.
   Мне было отпущено судьбой целых двадцать восемь  дней,  -  продолжала
принцесса, - двадцать восемь дней, которые заменили  мне  всю  жизнь.  А
потом пришло  время,  когда  мы  должны  были  возвращаться  домой.  Его
преосвященство и мой  отец  не  оставили  мне  ни  малейшей  возможности
изменить свою  судьбу.  По  дороге  мы  меняли  лошадей  только  на  тех
станциях, где нас никто не мог узнать  и  запомнить.  Наемный  экипаж  с
довольно странными сопровождающими доставил нас в монастырь де ла Круа.
   На прощание я поцеловала свою  дочурку,  -  продолжала  свой  рассказ
принцесса де Фремон. - Втайне от матери я написала  короткую  записку  и
спрятала ее в детской одежде.  Потом  я  положила  дочку  на  ступеньки,
позвонила в огромный монастырский колокол, после чего ушла прочь.
   Я ощутила, будто во мне что-то  умерло,  -  призналась  принцесса.  -
После тех событий уже ничто не могло  пробудить  во  мне  хоть  какие-то
чувства. Я не  испытывала  больше  ни  любви,  ни  ненависти.  Не  могла
сказать, счастлива я или нет. Казалось, что я живу в волшебном  мире,  в
котором прошлое для меня было более реальным, чем настоящее,  а  будущее
не вызывало ни малейшего интереса.
   Месяц спустя я вышла замуж за Шарля де  Фремона,  -  продолжала  свой
рассказ принцесса. - Он очень любил меня, а я лишь удивлялась тому,  что
он никогда так и не смог понять, что я не была человеком, присутствующим
в реальном мире. Вполне возможно, что ему требовалась лишь покорная,  со
всем согласная жена, так как он ни разу за всю  нашу  с  ним  совместную
жизнь не выражал неудовольствия. О том происшествии в моей семье  больше
никогда не вспоминали; они выкинули весь тот период моей  жизни,  словно
его никогда не было. Родители мои были чрезвычайно довольны этим  браком
- мой отец даже говорил, что гордится мной. Хотя чаще всего я  не  могла
решить, каковы его настоящие мысли.
   Один за другим  проходили  годы.  Иногда  мне  казалось,  -  говорила
принцесса  де  Фремон,  -  что  та  любовь,  те  счастливые  дни  только
приснились мне, настолько быстро все это промелькнуло  в  моей  жизни  -
слишком быстро.
   И вот однажды, менее двух недель  назад,  ко  мне  с  визитом  явился
кардинал де Роган. Надо сказать, что его преосвященство  был  постоянным
гостем в нашем доме, так как он часто обсуждал различные государственные
дела с моим мужем, но в этот раз он прибыл, чтобы поговорить наедине  со
мной. Это было тем более удивительно, потому что никогда прежде этого не
случалось; поэтому я немедленно спустилась вниз, в  гостиную,  где  меня
ждал его преосвященство.  И  вот  он  заявил,  что  подозревает  меня  в
похищении моей собственной дочери!
   Какое-то время я  думала,  что  он,  должно  быть,  сошел  с  ума,  -
объяснила принцесса де Фремон, - но  потом  поняла:  с  девочкой  что-то
случилось. "Что вы говорите, ваше преосвященство? - спросила я  тогда  у
кардинала. - Как же я могу прятать ее здесь, если она сейчас находится в
монастыре?" На что он мне сказал: "В этом-то все и  дело.  Эта  девчонка
покинула монастырь, сбежала оттуда, и мы никак не можем  напасть  на  ее
след!"
   "Заявляю вам, что не виделась с ней, - ответила я ему. - Мне остается
только молить бога, чтобы она пришла ко  мне,  потому  что  я  могла  бы
устроить ее судьбу, и вы это знаете".
   Его преосвященство очень нервно отреагировал на мое заявление и после
настоятельного совета соблюдать осторожность, взяв с меня обещание,  что
я ни единым словом не выдам себя, он покинул наш дом. Кардинал всегда не
нравился  мне,  и  я  чувствовала,  что  ему,  по-видимому,   доставляет
удовольствие видеть мои страдания, знать, какие волнения и  беспокойство
будут переполнять мою душу от тревожных мыслей за судьбу моей девочки.
   А на том  званом  обеде  в  моем  доме,  -  продолжала  свой  рассказ
принцесса де Фремон, - на котором  присутствовали  и  вы,  он  буквально
насмехался надо мной, зная, что мне известна вся правда, и тем не  менее
я должна была дел