на  этот  раз
пообедаешь одна.
   То же самое повторялось, когда гости приглашались к ленчу. Хотя  Сорильде
хотелось запротестовать  и  заявить,  что  это  происходит  не  единожды,  а
постоянно, она знала: что бы она ни  сказала,  у  тетушки  на  все  отыщется
ответ, и герцог ее поддержит.
   У Сорильды возникло такое ощущение, будто она оказалась в западне, словно
ее посадили в тюрьму на пожизненное заключение.
   Временами, когда герцогиня  вела  себя  особенно  отвратительно,  девушка
подходила к окну своей спальни, смотрела на зеленый парк со старыми  дубами,
тянувшимися высоко в небо, и ей казалось, что она за решеткой.
   Вот так, говорила она себе, чувствовали себя пленники королевского  рода,
когда их отправляли в какую-нибудь отдаленную крепость и они знали,  что  им
отсюда не вырваться до самой смерти.
   "Как все это вынести? Как могу я остаться здесь навсегда,  если  со  мной
так обращаются?" - спрашивала она себя,  но,  как  ни  старалась,  не  могла
отыскать никаких тайных ходов, никаких заветных слов, которые провели бы  ее
сквозь невидимые преграды, стоявшие между нею и свободой.
   Все это было делом рук герцогини, но Сорильда  корила  себя  за  то,  что
сглупила и не поговорила с дядей о своем будущем до его женитьбы.
   Даже в самых невероятных фантазиях ей никогда и в  голову  не  приходило,
что он, казавшийся ей таким старым  и  степенным,  внезапно  решится  начать
новую жизнь с молодой женой.
   Сорильда прекрасно понимала, почему Айрис вышла за  него  замуж.  Оттого,
что она была наблюдательна, а может, оттого, что была женщиной, она замечала
уловки,  на  какие  пускалась  Айрис,  чтобы  привлечь  внимание  герцога  и
удерживать его покорным рабом своей красоты.
   Иногда маска, надетая Айрис, соскальзывала, и  Сорильда  видела,  что  ей
скучно, что ей надоел  старый  муж  и  даже  положение  герцогини  не  может
заменить утрату поклонников, крутившихся возле нее в прошлом.
   Сорильда сама не знала, когда она  начала  подозревать,  что  ее  тетушка
проявляет особый интерес к графу Уинсфорду.
   Быть может, это  случилось,  когда  она  заметила,  как  ярко  вспыхивали
голубые глаза при разговоре о нем и с какой теплотой при этом звучал  голос,
обычно безразлично холодный или язвительный, когда она говорила с женщинами.
   Как бы там ни было, Сорильда обнаружила,  что  сама  выискивает  признаки
того, что при упоминании имени графа Айрис становится более снисходительной.
   И теперь, следуя за герцогиней по коридору, Сорильда спросила:
   - Вы собираетесь написать графу, чтобы поздравить его  со  вступлением  в
члены ордена Подвязки? Она шла  позади  тети,  но  даже  не  видя  ее  лица,
почувствовала, что та ухватилась за поданную идею.
   После короткого молчания герцогиня ответила:
   - Конечно, следовало бы его поздравить.
   Интересно, он здесь, в своем поместье, или в Лондоне?
   - Он здесь, в Уинсфорд-парке.
   - Откуда ты знаешь? - резко прозвучал вопрос.
   - Вчера о нем говорили конюхи. Они сказали, что он привез новых  лошадей,
купленных на Таттерсолзском аукционе. Отвечая, Сорильда знала, что на  самом
деле герцогине было известно, где находится граф.
   Она не могла объяснить, откуда знает об этом, - все было так, словно  она
читала тетушкины мысли.
   - Тогда мы должны пригласить его на  обед!  -  воскликнула  герцогиня.  -
Хорошо бы устроить небольшой прием. Надеюсь только, что твой дядя не  начнет
читать проповедь по поводу Хрустального дворца.
   Они поднялись  по  лестнице,  и  герцогиня  направилась  в  свой  будуар,
находившийся рядом с парадной спальней, которую она занимала.
   Будуар был наполнен благоуханием цветов из оранжерей,  разместившихся  во
внутреннем парке замка, и ароматом экзотических  французских  духов  -  этот
запах следовал за Айрис, куда бы она ни шла.
   - Надо подумать, - говорила герцогиня,  подходя  к  секретеру,  стоявшему
возле окна. - Едва ли его милость останется в  поместье  надолго,  так  что,
пожалуй, лучше отправить ему приглашение с грумом. Я  сейчас  напишу,  а  ты
отнеси его в конюшню и вели Хаксли немедленно отвезти его в Уинсфорд-парк.
   Сорильда ждала, понимая, что ей дадут это письмо  для  того,  чтобы  дядя
узнал о званом обеде, когда отменять его будет поздно.
   Пока герцогиня писала, Сорильда огляделась вокруг и отметила,  что  Айрис
собрала в этой комнате все самое лучшее и ценное в замке.
   Здесь были миниатюры, изображавшие герцогов Нан-Итонских начиная с  эпохи
Тюдоров, усыпанные бриллиантами табакерки,  подаренные  предыдущему  герцогу
принцем-регентом, часы из  оникса  со  стрелками,  украшенными  драгоценными
камнями,  и  такие  же  подсвечники.  Прочие  многочисленные  objets   d'art
<Предметы искусства (фр.).> украшали гостиные, прежде  чем  были  перенесены
сюда.
   Сорильда признавала, что все они служили  прекрасным  фоном  для  красоты
Айрис, но вместе с тем, как и много раз  до  этого,  задавала  себе  вопрос:
почему женщина с таким изумительным лицом и прекрасных  пропорций  телом  не
имеет души и сердца им под стать?
   Не одной ей в замке  приходилось  несладко  из-за  властолюбивых  замашек
Айрис, не одна она пострадала из-за привлекательной внешности. Служанки,  за
которыми не было иной вины, кроме миловидного лица,  оказались  выдворенными
без всяких рекомендательных писем; Сорильда знала, что и ее ждала  бы  такая
же участь,  если  бы  Айрис  могла  избавиться  от  нее  подобным  способом.
Герцогиня закончила письмо, вложила его в конверт и запечатала.
   - А теперь, Сорильда, поторопись на конюшню, - резко сказала она. - Отдай
записку Хаксли  и  не  трать  понапрасну  времени  возле  лошадей,  а  сразу
возвращайся сюда.
   Сорильда не ответила. Она взяла записку и пошла к выходу. Дойдя до двери,
она обернулась и  в  глазах  герцогини  увидела  выражение,  заставившее  ее
вздрогнуть.
   "За что она так меня ненавидит?" -  спрашивала  она  себя,  спускаясь  по
лестнице.
   В одном из огромных зеркал в золоченой раме она увидела свое отражение  и
подумала, насколько  жалко  выглядит  по  сравнению  с  элегантно  одетой  и
красивой герцогиней.
   С напомаженными жирными волосами,  в  тускло-коричневом  платье,  надетом
поверх жалкого подобия кринолина, она выглядела словно  воспитанница  приюта
или продавщица из дешевой лавки.
   Единственное, чего Айрис была  не  в  силах  изуродовать,  так  это  глаз
Сорильды. Такие огромные, что, казалось, заполняли все ее  овальное  личико,
они мерцали зеленым светом в лучах неяркого весеннего  солнца,  проникавшего
сквозь высокие окна холла. Но Сорильда  знала,  что  в  глубине  их  таились
печаль и отчаяние, ибо ей было страшно.
   "Пройдет время, - сказала она своему отражению, проходя мимо зеркала, - и
я стану такой незначительной, что просто перестану существовать".
   Эта мысль, словно боль, сидела внутри ее и не  уходила,  как  девушка  ни
старалась об этом не думать.
   Войдя в конюшню, Сорильда отдала письмо Хаксли, старшему конюху:
   - Ее светлость просила немедленно доставить его в Уинсфорд-парк.
   - Лошадям это неприятно будет, мисс Сорильда,  не  нравятся  им  тамошние
соперники, - пошутил Хаксли.
   Говорил он с ней довольно фамильярно, Сорильда это понимала. Но  слуги  в
замке по-прежнему обращались с  ней  так,  словно  она  все  еще  оставалась
ребенком, каким впервые прибыла в замок, когда все старались ее утешить.
   - Как мне хочется увидеть новых лошадей графа, - вздохнула она.
   - Вот как в следующий раз отправитесь кататься верхом,  мисс,  -  ответил
Хаксли, - езжайте к Сгоревшему Дубу, что у границы поместья.
   - Ты хочешь сказать, что он ездит верхом по Большому Галопу?
   - Когда его милость здесь, он там бывает почти каждый день.
   - Тогда, если мне удастся, я обязательно взгляну на  него,  -  улыбнулась
Сорильда. - Он прекрасный наездник.
   - Лучшего я не видывал, - согласился Хаксли.  -  Мы  все  ставим  на  его
лошадь в состязаниях на Золотой  кубок,  хотя  мало  кто  ставит  против.  -
Смотрите, как бы в последний момент его не  обскакала  какая-нибудь  "темная
лошадка", - поддразнила Сорильда.
   Она знала, что у Хаксли неисправимая  привычка  азартного  игрока  делать
ставки на  скачках.  Правду  говоря,  она  частенько  обсуждала  с  ним  его
различные пари и всегда приходила в восторг,  если  лошадь,  на  которую  он
поставил, оказывалась победительницей.
   - Нечего меня пугать, мисс Сорильда, - запротестовал Хаксли.  -  До  чего
жаль, что в этом году вас не будет в Аскоте, как мы все ждали.
   Сорильда вспомнила, как в прошлом году они говорили об этих скачках и она
заявила Хаксли, что, поскольку ей исполнится восемнадцать, дядя  обязательно
позволит ей побывать там.
   Ей всегда этого очень хотелось, но теперь с появлением молодой  герцогини
она знала, что попасть на  королевские  скачки  в  Аскоте  для  нее  так  же
невероятно, как и на Северный полюс.
   Догадавшись по выражению ее лица, что огорчил ее, Хаксли добавил:
   - Хорошо бы испытать Зимородка. Копыто у него зажило.  Обращаться  с  ним
нужно бережно; не хочу давать его ребятам, пока он до конца не очухается.
   Сорильда знала, что Хаксли старается  быть  тактичным,  ведь  она  всегда
ездила на Зимородке, пока он не вывихнул ногу во время одного из прыжков.
   - Завтра утром я буду готова к шести, - сказала она.
   - Так я буду ждать,  мисс  Сорильда,  -  предупредил  Хаксли.  -  Хорошая
прогулка верхом пойдет вам на пользу.
   Он прекрасно знал, почему несколько  дней  она  не  садилась  на  лошадь.
Герцогиня запретила ей кататься верхом, когда Сорильда могла ей понадобиться
для каких-нибудь поручений или неприятных заданий,  назначаемых  скорее  как
наказание, чем с какой-то иной целью.
   В шесть часов утра она незаметно проскользнет на конюшню, так что никто и
не заметит.
   Сорильда  боялась  только,  что  ее  может  увидеть  Харриет,  тогда   ей
обязательно попадет, ибо горничная непременно доложит об этом своей хозяйке.
   - В шесть часов,  Хаксли,  -  улыбнулась  она.  -  Большое  спасибо.  Она
благодарила его не только за обещание приготовить  Зимородка  для  прогулки.
Девушка шла к выходу не оглядываясь, а старый конюх с беспокойством  смотрел
ей вслед.

***

   Сорильда отправилась обратно в замок.  Едва  она  вошла  в  холл,  как  с
верхней площадки лестницы услышала голос тетушки:
   - Подойди сюда!
   Это было сказано тоном, не  допускающим  возражения,  и  Сорильда  быстро
взбежала наверх.
   Больно вцепившись ей в руку, герцогиня спросила:
   - Ты велела дождаться ответа?
   - Н-нет, - вымолвила Сорильда. - Вы мне об этом не говорили.
   - Я  считала,  что  это  само  собой  разумеется,  бестолочь!  -  бросила
герцогиня. - Беги назад и передай, чтобы грум привез ответ, а  лакею  скажи,
пусть передаст его тебе, а не мне. Понятно?
   На мгновение Сорильда широко раскрыла глаза, а затем, не говоря ни слова,
быстро спустилась по лестнице и вернулась в конюшню.
   Теперь она знала,  что  ее  подозрения  об  интересе  герцогини  к  графу
Уинсфорду вполне обоснованы, и не сомневалась, что они были знакомы до того,
как Айрис вышла замуж.
   В конюшне уже была оседлана одна из лошадей, и грум  в  ливрее  собирался
отправиться в Уинсфорд-парк.
   Держа послание в руке, Хаксли отдавал ему  распоряжения  и  с  удивлением
повернул голову, когда вновь появилась Сорильда.
   - Я забыла сказать, - тихо  проговорила  она.  -  Грум  должен  дождаться
ответа и передать его мне.
   Говоря это, она чувствовала смущение. Ведь из  разговора  с  ней  Хаксли,
конечно, понял, что она незнакома с графом, и ему было совершенно ясно,  для
кого ответ предназначен на самом деле. Хаксли  состоял  на  службе  в  домах
знати всю жизнь  и  прекрасно  знал,  что  каким  бы  странным  ни  казалось
поведение хозяев, слугам не  положено  его  оспаривать.  Поэтому  он  просто
ответил:
   - Хорошо, мисс. Думаю, не придется долго ждать, через часок он вернется.
   - Пожалуй, будет проще всего, если я зайду в конюшню примерно через  час,
- сказала Сорильда.
   - Да, пожалуй, мисс, - откликнулся  Хаксли,  понимая,  что  для  нее  это
прекрасный  предлог  оказаться  возле  лошадей.  Он   передал   груму   свои
наставления. Джим вывел коня во двор и вскочил в седло.
   - Да не задерживайся! - велел Хаксли. - Я знаю точно,  за  сколько  можно
доехать до Уинсфорд-парка! Грум улыбнулся в ответ, слегка  приподнял  шапку,
приветствуя Сорильду, проехал через  арку,  служившую  входом  в  конюшенный
двор, и поскакал по подъездной аллее. - Дайте мне  взглянуть  на  Зимородка,
пока я здесь, - попросила Сорильда.
   Хаксли охотно провел ее в стойло. Сорильда проверила забинтованную ногу и
заговорила с конем. Услышав звук ее голоса, он легонько ткнулся носом  в  ее
плечо.
   - Завтра утром в шесть, - сказала она Хаксли и почувствовала, что тот все
понял.

***

   Еще не было шести, когда Сорильда верхом на Зимородке выехала из  конюшни
через другой выход на тот случай, чтобы никто из замка не увидел ее  верхом,
если и выглянет в окно.
   Хаксли уже оседлал для нее коня, хотя она пришла раньше, ибо проснулась с
чувством радостного возбуждения оттого, что ей предстоит прогулка верхом.
   Она быстро надела амазонку, но не стала брать  шляпу,  зная,  что  в  это
время ее никто не увидит.
   Вместо этого она причесалась, как прежде, оставив локоны с  двух  сторон,
хотя знала, что от помады, которую втирала ей в волосы  Харриет,  они  стали
меньше виться и выглядели не так привлекательно, как раньше.
   Но ведь, кроме Хаксли и Зимородка, ее никто не увидит, а они любили ее  -
Сорильда знала это - не за внешний вид, а за то, что она глубоко и  искренне
к ним привязана.
   Она знала, что на Зимородке нужно ехать очень осторожно, следить за  тем,
чтобы он ехал легкой рысцой и не пускался в галоп.
   В столь раннее утро в низинах парка и под деревьями стелился туман. Цвели
бледно-желтые нарциссы; на деревьях набухли  и  зазеленели  почки.  Сорильда
любила весну. Ей всегда казалось, что весной вновь оживает надежда и вера  в
существование вечной жизни.
   Тем, кто хотел услышать, весна говорила: ничто не исчезает бесследно; то,
что умирает, всегда возрождается вновь.
   "Быть может, и для меня наступит весна", - подумалось ей.  Она  вспомнила
прошлый год. Пусть часто ей  бывало  одиноко  без  отца  и  матери,  но  она
чувствовала, что взрослеет, что впереди ее ждут новые пути, новые горизонты.
   Ее ожидания оказались совершенно неоправданными,  и  теперь  у  нее  было
такое ощущение, что она движется не вперед, а назад.
   На   прошлой   неделе   Сорильду   постиг   новый   удар,   который   она
предчувствовала, -  герцогиня  объявила  ей,  что  продолжать  заниматься  с
учителями - пустая трата денег.
   - Ты уже выросла и больше не нуждаешься в образовании, - сказала  она.  -
Да и что в нем толку?
   - Мне столько еще хочется узнать,  -  ответила  Сорильда.  -  Пожалуйста,
позвольте мне продолжать заниматься хотя бы музыкой.
   - И кто же, по-твоему, захочет тебя слушать? - резко спросила Айрис. - Да
и твоему дяде это не по средствам.
   Это была ложь, но Сорильда знала, что каждый  дядин  пенни  Айрис  желает
тратить на себя и только на себя.
   Сорильда никогда и вообразить себе не могла, что за столь  короткий  срок
женщина может приобрести такое огромное количество платьев и драгоценностей.
   Частично это были фамильные драгоценности герцогов Нан-Итонских, но у нее
появились и новые - их она уговорила купить герцога, ибо пока он ни в чем не
мог ей отказать.
   Сорильде  казалось  невероятным,  что,  имея  гардероб  и  драгоценности,
стоившие; должно быть, целое состояние, Айрис  намеренно  лишала  племянницу
своего мужа не только возможности иметь красивые платья,  но  и  возможности
развивать свой ум.
   -  Пожалуйста..,  прошу  вас,  -  упрашивала  девушка,  -  позвольте  мне
продолжать заниматься музыкой хотя бы до конца лета.
   - Нет! - герцогиня жестко сжала губы. Глаза ее сузились. -  Учись  делать
то, что тебе велено, - бросила она Сорильде, - и будь благодарна за то,  что
имеешь крышу над головой. По-моему,  у  тебя  масса  родственников,  которые
охотно взяли бы тебя к себе.
   - Поговорите об этом с дядей, - ответила Сорильда.
   Она знала, что герцог, который терпеть не  мог  своих  родственников,  не
согласится на предложение Айрис отослать ее. При этом Сорильда подумала, что
уж лучше бы ей уехать к пожилой кузине, которой она не нужна.
   Ничто не могло быть хуже, чем оставаться здесь и  ежедневно  подвергаться
мелочным придиркам новой тетушки.
   Но тут же она сказала себе, что этот путь к спасению для нее отрезан.
   Герцог, питающий отвращение к своим родственникам, не пожелает обращаться
к ним ради нее, да и гордость его была бы задета, если бы он сказал им,  что
Сорильда больше не может оставаться в его замке. Прогулки верхом  оставались
ее единственной отрадой, единственным временем,  когда  она  могла  остаться
одна, не ожидая властных повелений  тетушки  сделать  что-нибудь  совершенно
ненужное.
   Отъезжая от замка, она вспомнила слова  Хаксли,  что  если  ей  захочется
увидеть графа, то она найдет его на Большом Галопе возле Сгоревшего Дуба.
   Название это относилось к дереву,  в  которое  много  лет  назад  ударила
молния.  Обугленный  ствол  его  стоял  по-прежнему  и   стал   своеобразным
ориентиром, так что многие объяснения, как  проехать  по  земельным  угодьям
герцогского  поместья,  начинались  со  слов:   "повернешь   направо",   или
"повернешь налево", или "поедешь на север" от Сгоревшего Дуба.
   Через полчаса она подъехала к изгороди, разделявшей  владения  герцога  и
графа Уинсфорда.
   Земли герцога простирались далеко на восток и на юг. Лишь на  западе  они
граничили с землями поместья, принадлежавшего не одному поколению  семейства
Уинсфорд.
   Прямо от изгороди начиналась длинная ровная площадка, известная всем  под
названием Большой Галоп.
   Предыдущий граф пользовался ею для подготовки своих скаковых лошадей,  но
теперь, как слышала Сорильда, сын его сооружал специальный  манеж  в  другой
части поместья.
   Из разговоров конюхов она знала, что  манеж  еще  не  готов,  и  поэтому,
отводя Зимородка под деревья в тень, не  удивилась,  увидев,  что  кто-то  с
огромной скоростью скачет по Большому Галопу.
   Всадник был еще довольно далеко. Сорильда с интересом  наблюдала  за  его
приближением, думая, что, должно  быть,  прошел  год  с  тех  пор,  как  она
последний раз видела графа. Да, он был не  только  самым  красивым  из  всех
мужчин, каких ей приходилось видеть, но и самым лучшим наездником.
   Он пронесся мимо, и девушка  успела  заметить  великолепного  породистого
коня и всадника, казалось слившегося с ним воедино.
   "Интересно, не одна ли это из недавно купленных  лошадей?"  -  подумалось
Сорильде.
   В следующее мгновение граф заставил коня остановиться,  развернул  его  и
вновь проскакал мимо нее.
   Теперь он ехал гораздо медленнее, и Сорильде удалось хорошо разглядеть  и
оценить коня, как она того и хотела.
   Это был великолепный гнедой жеребец с длинной гривой и  длинным  хвостом.
Под сияющей кожей трепетал и двигался каждый мускул, свидетельствуя о породе
и отличной форме.
   Хоть она того и не подозревала, грива скакуна по  цвету  была  лишь  чуть
светлее ее собственных волос. Внимательно рассмотрев коня, Сорильда, скрытая
нависающими ветвями деревьев, перевела взгляд на всадника.
   Оттого ли, что теперь стала старше, или оттого, что  в  этом  году  часто
слышала о нем, но она увидела его совершенно в ином свете.
   - Да, он красив! - заключила она. - Так красив, что конечно же может быть
опасен для любой женщины, отдавшей ему свое сердце!

Глава 2

   Днем раньше, отправившись прямиком через поля, Джим доскакал до  поместья
Уинсфорд парк значительно раньше, чем предполагал Хаксли.
   Глядя на огромный дом, перестроенный  в  начале  века,