л,  а  потом
медленно проговорил:
   - Скажи ему, что заходил повидаться со мной и что  я  пребываю  в  добром
здравии. А потом начни петь дифирамбы  хорошенькой  богатой  вдове,  которая
тоже живет в Немецком коттедже.
   Сделав паузу, он добавил:
   - Я думаю, надо сделать  еще  одну  вещь.  Когда  у  Жизели  будет  такая
возможность, ей следует сказать, что она выехала из Йоркшира в сопровождении
немолодой тетки, которая, к несчастью, заболела и должна была задержаться  в
Лондоне, но позже присоединится к ней здесь.
   - Прекрасная мысль! - одобрил полковник и сказал наставительно:
   - Всегда надо, чтобы у персонажей существовали убедительные  причины  для
всех их  поступков  и  обстоятельств.  Такая  достоверность  должна  служить
основой любой пьесы.
   - А потом? - спросил Генри, напоминая графу, что его роль еще до конца не
определена.
   - Небрежно так скажешь, что намерен еще раз зайти ко мне ближе к  вечеру,
и предложи ему отправиться вместе с тобой...
   Тут граф прервал свои распоряжения и обратился к полковнику Беркли:
   - Мадам Вивьен сможет подготовить Жизель настолько  быстро?  У  нее  ведь
должно найтись хотя бы одно платье, которое придется ей впору?
   - Думаю, их будет несколько десятков, - ответил тот. - И каждое  будет  к
лицу очаровательной Жизели. Предоставьте  все  мне.  Тальбот.  Я  сейчас  же
отправляюсь к мадам Вивьен. А перед тем как уйти, переговорю с Кингли.
   - Я иду с вами, - сказал Генри. - Уверен, что нам с  вами  надо  обсудить
еще очень много важных деталей для этой постановки.
   - Я вас подвезу, - с улыбкой пообещал полковник.  -  Мой  фаэтон  ждет  у
дверей.
   - Спасибо,  -  отозвался  Генри.  -  Главный  недостаток  вашего  города,
полковник, это то, что В НЕМ приходится слишком много ходить пешком!
   - Любой врач подтвердит вам,  что  это  очень  полезно  для  здоровья,  -
ответил покровитель Челтнема.
   - И я ничуть не сомневаюсь в том, что вы ищете способ заставить  приезжих
платить за каждый сделанный ими шаг! - рассмеялся Генри.
   Двое заговорщиков вышли из комнаты. Граф молча смотрел на Жизель, ожидая,
что она скажет.
   Он знал, что девушка испытывает немалую тревогу. А еще  ее  выразительные
глаза сказали ему, что ей все еще не верится, что все слышанные ею  планы  -
это не пустая фантазия, которая никогда не будет воплощена в жизнь.
   Она подошла  к  его  кровати  и  остановилась  в  ногах,  так  напряженно
уцепившись за резной столбик балдахина, словно боялась упасть.
   - Не бойся, Жизель, - мягко проговорил граф. - Сейчас я напишу  тебе  чек
на пятьдесят фунтов, которые тебе так необходимы.
   - Это слишком щедро! - сказала она. - Я уверена, что это слишком много!
   - Если ты так считаешь, то  можешь  спросить  у  полковника,  сколько  он
платит актерам-любителям, которые участвуют в  его  постановках,  -  ответил
граф. - Ты убедишься в том, что он платит им подобную  сумму  за  неделю.  А
поскольку я предвижу, что этот маскарад может продлиться и  десять  дней,  и
даже дольше, то на самом деле ты достаешься мне очень дешево.
   Заметив, что все еще не убедил ее, он добавил:
   - Ты, похоже, не слышала историю об Эдварде  Кине,  которому  в  Челтнеме
заплатили пятьдесят фунтов за утренний спектакль, за дневной в  Тьюксбери  -
еще пятьдесят, а вечером в Глостере еще такую же сумму, так что он  за  день
заработал сто пятьдесят фунтов.
   - Но я же... не Эдвард Кин. Граф улыбнулся:
   - Надо ли говорить очевидное?
   - Вы делаете все  это...  чтобы...  меня  спасти,  милорд,  -  неуверенно
сказала Жизель.
   - Конечно, это одна из причин, по  которой  я  предложил  такой  план,  -
признал граф. - Но, как ты прекрасно понимаешь, есть и другая причина: я  не
хочу, чтобы моей близкой родственницей стала дочь ростовщика.
   - А если... мистер Линд мною... не  заинтересуется?  Вдруг  я  не  в  его
вкусе?
   - А я и не говорил о том, что ты должна заинтересовать его как женщина, -
ответил, граф. - Но вот состояние,  которое  ты  якобы  имеешь,  несомненно,
должно его заинтересовать. Капитан Сомеркот не преувеличивал, говоря, что во
время этого лондонского сезона  Джулиус  преследовал  всех  богатых  невест,
прилагая все возможные усилия, чтобы жениться на одной из них.
   Граф подумал, не следует ли ему рассказать  Жизели  о  том,  как  Джулиус
пытался скомпрометировать одну из девушек и как ему  пришлось  спасаться  по
водосточной трубе. Однако он сказал себе, что это только испугает  ее,  хотя
она скорее всего и не поймет всего, что крылось за такой попыткой.
   По мнению графа, главная проблема заключалась  в  том,  поверят  ли  люди
тому, что Жизель была замужем.
   В ней очень заметно ощущались  юность  и  невинность  -  такие  качества,
которых граф не встречал среди женщин,  с  которыми  флиртовал  и  обществом
которых наслаждался до своего ранения.
   В своем простеньком синем платье она  сейчас  казалась  именно  тем,  кем
была: юной девушкой, которая не понимает жизни и  ничего  не  подозревает  о
всех подводных течениях и интригах аристократического общества.
   Однако он сказал себе, что единственной альтернативой его плану было  то,
что предложила сама Жизель, а сама мысль об этом была ему нестерпима.
   Прибегнув к своему самому  решительному  тону,  которому  все  окружающие
всегда безусловно повиновались, граф Линдерст сказал:
   - Спустись вниз, Жизель, и передай мистеру Кингли, что  я  прошу  у  него
банкнотов на сумму пятьдесят фунтов. Скажи ему, что я приготовлю чек на  эту
сумму, который он может забрать у меня в любое удобное для него время.
   Завтра о самого утра ты  можешь  отнести  эти  деньги  мистеру  Ньюэлу  и
договориться относительно операции на четверг.
   Жизель прерывисто  вздохнула,  и  на  мгновение  в  ее  глазах  вспыхнула
радость. А потом она сказала:
   - Если я вас подведу... Если мистер  Линд  мною  не  заинтересуется...  Я
верну вам эти деньги.
   - Если ты будешь со мной спорить, - ответил граф,  -  то  у  меня  резко,
ухудшится состояние, и Ньюэл вообще никого не будет  оперировать:  он  будет
выхаживать меня! Ради  бога,  девочка,  прекрати  придумывать  возражения  и
выполняй то, что я тебе приказываю!
   В его голосе звучало раздражение. Жизель подошла чуть ближе и сказала:
   - Извините... меня, ваша милость. Я заставила  вас  рассердиться,  а  мне
вовсе не хотелось это сделать. Я вам благодарна...  так  благодарна,  что  и
сказать не могу.
   - Тогда вырази свою благодарность тем, что  постарайся  как  можно  лучше
сыграть роль, которая должна даться тебе совсем легко: ведь это  роль  леди,
которой ты являешься и по рождению, и по воспитанию.
   - Но по роду занятий я - служанка, - грустно улыбнулась Жизель.
   - Я считаю  тебя  моей  сиделкой,  -  ответил  граф.  -  И  какой  бы  ты
великолепной ни стала в твоих новых нарядах, сколько бы балов и ассамблей ни
посещала  в  роли  миссис  Бэрроуфилд,  ты  по-прежнему  будешь  делать  мне
перевязки и в свободное время выполнять все мои желания.
   - Вы же знаете... что я охотно буду это делать, милорд,  -  тихо  сказала
Жизель. - И... пожалуйста... разрешите мне еще раз поблагодарить вас!
   Ее голос звучал необычайно нежно, а в глазах появилось  такое  выражение,
какого  прежде  граф  никогда  не  видел.  Однако,  зная,  как  надо  с  ней
обращаться, и испытывая непонятное ему самому нежелание ответить  ей  прямо,
он резко сказал:
   - Я не, позволю тебе пренебрегать моими удобствами!
   - Этого никогда не случится, - пообещала Жизель. - Вот и сейчас,  милорд,
вам необходимо отдохнуть.
   -  Я  буду  отдыхать  при  условии,  что  меня  не  оставят  в  неведении
относительно того, что будет происходить. Когда  появится  мадам  Вивьен,  я
хочу ее видеть. Я сам намерен пояснить ей, что нам понадобится. И платья для
тебя я тоже буду выбирать сам, каждое!
   - Да, конечно, - согласилась Жизель. И  тут  ей  в  голову  пришла  новая
мысль, заставившая ее тревожно спросить:
   - И вы сами будете за них... платить, ваша милость?
   - Конечно, я за них заплачу! - непререкаемым тоном заявил граф.  -  И  не
вздумай со мной спорить, Жизель. Нельзя поставить театральный спектакль,  не
затратив денег. Могу тебя уверить, что, какую бы сумму я  ни  потратил,  она
будет ничтожной по сравнению с тем, во что  обошелся  мне  Джулиус  в  одном
только прошлом году, не говоря уже о том, сколько мне пришлось выкладывать в
предыдущие годы.
   - Как это он может тратить так много денег? Что он  на  них  покупает?  -
недоуменно спросила Жизель.
   - Если бы я мог сказать "на  лошадей",  что  соответствовало  бы  истине,
говори мы о полковнике, который тратит на них  целые  состояния,  я  бы  еще
считал, что это можно хоть как-то извинить, - ответил ей граф. -  Но  деньги
Джулиуса уходят на вино и порочных женщин. И, конечно, на азартные игры.
   - Как глупо!
   - Ты права: очень глупо - и очень дорого обходится.
   - Никогда не могла бы восхищаться  человеком,  который  увлечен  азартной
игрой,  -  задумчиво  проговорила  Жизель.   -   Это   кажется   мне   таким
бессмысленным: ставить деньги на карту... особенно если вы  не  можете  себе
этого позволить.
   - А как насчет остальных  пороков?  -  поинтересовался  граф.  -  Женщин,
например?
   К его глубокому изумлению, Жизель покраснела и  опустила  глаза,  которые
только что открыто смотрели ему в лицо.
   - В некоторых... случаях, - сказала она жестким  тоном,  которого  прежде
граф от нее не слышал, - такое поведение... совершенно непростительно.
   Жизель встала и направилась к двери.  -  Я  скажу  дворецкому,  чтобы  он
провел к вам мадам Вивьен, когда она придет, а  пока  отдыхайте,  милорд,  -
сказала она и ушла. Граф изумленно  смотрел  ей  вслед.  Оказывается,  среди
прочих тайн этой девушки была одна, связанная с тем родом женщин, о  которых
он только что упомянул. Жизель была явно выведена из равновесия.
   Графу пришло в голову, что, возможно, ее  отец  оставил  свою  семью  без
всяких средств к существованию из-за любовницы, которая оказалась  для  него
привлекательнее семейной жизни.
   Да, возможно, дело было именно в этом. Но тогда непонятно,  почему  нужна
была такая скрытность. Подобные ситуации встречались чуть ли  не  на  каждом
шагу, и обычно  брошенная  семья  достаточно  громко  выражала  свое  вполне
законное негодование по поводу выпавшей на их долю участи.
   Тайны. Все новые и новые тайны!
   Граф чувствовал, что ни на шаг не приблизился к их  разгадке.  Сейчас  он
знал о Жизели не больше, чем в первый день,  когда  она  заинтересовала  его
тем, что была столь явно истощена от недоедания.
   Ну теперь она уже больше не голодала. Да и ее родные хоть и  не  живут  в
роскоши, но тоже не сидят впроголодь благодаря тому,  что  она  зарабатывает
фунт в неделю и к тому же приносит для них еду с его стола.
   А теперь ее брату можно будет сделать  операцию,  и,  зная  золотые  руки
мистера Ньюэла, можно было не сомневаться, что он поставит мальчика на ноги.
   "Наверное, я все-таки понемногу что-то о ней узнаю", - сказал себе граф.
   Ему вспомнилось, насколько легче было получать информацию о противнике во
время военных действий - несравненно  легче,  чем  разгадывать  секреты  его
таинственной служанки! На него работали шпионы, приносившие ему известия обо
всем, что он хотел узнать, он мог допрашивать пленных... Было и  еще  немало
способов  добывать  сведения,  благодаря  которым  он   был   самым   хорошо
информированным командиром на всем Перинейском полуострове.
   Несмотря на то, что ему надо было обдумать множество разных вещей,  после
легкого ленча граф действительно задремал  и,  вздрогнув,  проснулся  только
тогда, когда дворецкий ввел к нему в спальню мадам Вивьен.
   Эта  подвижная  француженка  во  время  войны  тщательно  скрывала   свою
национальность, но теперь была готова объявить ее всему свету.
   Граф выяснил, что мадам Вивьен работала  на  полковника  с  самой  первой
пьесы, которую  тот  поставил.  Приглашая  ее  к  графу,  он  уже  рассказал
модистке, что именно от нее потребуется, и теперь она сообщила, что привезла
с собой все свои готовые платья, а также шляпки и шали к  ним.  Кроме  того,
она захватила рисунки для других нарядов и образцы тканей, чтобы можно  было
заказать новые платья специально для Жизели.
   Папки с рисунками и образцами материй были разложены по кровати, а  мадам
Вивьен предложила, чтобы они с Жизелью ушли в другую  комнату,  где  девушка
могла бы переодеться в одно из привезенных для нее платьев.
   - Насколько я понимаю, милорд, - проговорила модистка, не пытаясь  скрыть
своего акцента, - сегодня - особый день,  и  вечером  должен  прийти  особый
джентльмен, ради которого мадам Бэрроуфилд должна выглядеть как можно лучше.
   Граф с Жизелью не сразу сообразили, на кого мадам Вивьен намекает.
   Потом мадам Вивьен увлекла Жизель за собой в  соседнюю  комнату,  а  граф
остался просматривать рисунки туалетов. Большинство из них он  счел  слишком
театральными и вызывающими для нежной и  спокойной  Жизели,  считая,  что  в
подобных нарядах она будет походить на воробышка в павлиньих перьях.
   Однако вскоре потрясенному графу пришлось полностью изменить свое мнение.
   Он уже. начал гадать, что могло так долго происходить в соседней комнате,
где уединились модистка и Жизель, и собирался вызвать Бэтли и отправить  его
за ними со словами, что он устал ждать... и тут открылась дверь и в  спальню
вошла мадам Вивьен.
   - Я нарядила мадам Бэрроуфилд, - сообщила  она  графу,  -  так,  как  мне
приказал месье полковник. Надеюсь, милорд, что вы одобрите результат.
   Она взмахнула рукой, и в комнату медленно вошла Жизель,  которая  до  тех
пор стояла за дверью, словно это были кулисы настоящего театра.
   Граф мог только смотреть на нее в немом изумлении.
   Мадам  Вивьен  получила  от  полковника  Беркли  подробные  инструкции  и
совершенно точно выполнила их.
   Теперь Жизель выглядела  старше  своих  девятнадцати  лет,  и  фигура  ее
казалась более пышной. Но что стало для графа самой большой  неожиданностью,
это то, что она оказалась настолько красивой.
   Секунду он не мог понять, что именно могло  так  радикально  изменить  ее
внешность, но уже через мгновение ему все стало понятно.
   Мадам Вивьен умело наложила на лицо Жизели модную  косметику,  к  которой
прибегали все светские дамы. Конечно, на них она была  не  настолько  яркой,
как на тех,  кто  появлялся  на  театральных  подмостках:  благородные  дамы
пользовались краской очень осторожно и  весьма  умело.  Только  теперь  граф
понял, почему лицо Жизели - за исключением ее необычайно  больших,  ярких  и
выразительных глаз - всегда казалось ему бледным и неинтересным.
   Она не пользовалась никакой косметикой по той  простой  причине,  что  не
могла себе позволить расходовать па нес деньги.
   Теперь ее нежная кожа буквально светилась, словно драгоценный жемчуг.  На
щеках лежал легкий румянец, скрадывавший впадинки у нее под  скулами.  Глаза
ее, окруженные очень длинными, темными и  шелковистыми  ресницами,  казались
еще более яркими, чем обычно.
   Изящный изгиб ее губ был чуть тронут специальным карминовым  составом,  а
волосы уложены на голове в виде короны, с  локонами,  спускавшимися  по  обе
стороны ее личика.
   Наряд ее был сшит по самой последней моде, но в  то  же  время  оставался
достаточно сдержанным, как то и приличествовало для леди. В то же  время  он
был более причудливым и смелым, чем те  платья,  которые  полагалось  носить
девятнадцатилетним девушкам.
   Граф молча смотрел на новую Жизель и не сразу опомнился  и  заметил,  что
обе женщины ждут его оценки. Не спуская глаз с Жизели, он сказал:
   - Могу вас  поздравить,  мадам.  Полковник  был  совершенно  прав.  Вы  -
настоящая  художница,  и  мне  остается  только  признать,  что  вы  создали
подлинный шедевр!
   Мадам Вивьен сделала ему низкий реверанс.
   - Мерси, милорд. Раз вы довольны, большего мне и желать нельзя.
   - Я очень доволен! - уверенно подтвердил граф.
   День уже подходил к концу, когда мадам Вивьен наконец отбыла в Челтнем, и
Жизель вошла в комнату графа.
   - Я... очень тревожусь, - сказала она.
   - Почему? - удивился граф.
   - После того, как мадам поговорила с вами без меня, она сказала,  что  вы
велели ей купить для  меня  несколько  десятков  платьев.  Право...  мне  не
нужно... так много! И счет окажется... просто чудовищный!
   - Ты пытаешься вмешиваться в  мои  распоряжения,  Жизель?  -  осведомился
граф.
   - Нет-нет... конечно, нет! - поспешно ответила она. -  Просто  мне...  не
хотелось бы... чтобы вы тратили на меня... так много денег.
   - Я имею право тратить мои  деньги  так,  как  мне  заблагорассудится,  -
объявил граф. - И хотел бы напомнить тебе, что в течение последнего года  не
имел возможности тратить свои немалые доходы  ни  на  что,  кроме  докторов,
которые, за счастливым исключением в лице мистера Ньюэла, ничего не дали мне
в обмен на мои гинеи.
   - Вы хотите сказать... что вам приятно было покупать платья... которые вы
для меня выбрали... и все остальные вещи?
   - Я нисколько не покривлю  душой,  когда  скажу,  что  получил  от  этого
большое удовольствие! - сказал граф.  -  И  позволь  прибегнуть  к  довольно
банальной фразе и сказать, что тебя стоит одевать.
   У нее по-прежнему был обеспокоенный вид, и граф добавил:
   - А если ты только заикнешься о  том,  что  вернешь  мне  деньги,  то  я,
наверное, тебя просто отшлепаю! Однако, чтобы  хоть  как-то  успокоить  твою
идиотскую, неуместную гордость, давай договоримся вот о чем: если ты решишь,
что эта одежда тебе больше не понадобится,  или  если  мы  поругаемся  из-за
какого-нибудь пустяка, вроде моей склонности тратить мои собственные  деньги
по своему усмотрению, то мы отдадим  все  эти  наряды  полковнику,  для  его
театрального гардероба.
   Немного помолчав, граф продолжил:
   - Мадам Вивьен сказала мне, что у нее  есть  немалый  запас  всевозможной
одежды, относящейся к самым разным эпохам, на тот случай, чтобы полковник  в
любой момент мог поставить такой спектакль,  какой  пожелает,  не  дожидаясь
шитья новых костюмов.
   Тут он улыбнулся.
   - А еще я слышал, будто в Челтнеме  он  всегда  держал  наготове  быстрых
лошадей и экипажи, чтобы доставлять все, что ему может  вдруг  потребоваться
для шарад и спектаклей, которые полковник часто устраивает в замке Беркли.
   - Н-наверное... я вам кажусь ужасно нелепой, милорд, -  тихо  проговорила
Жизель.
   - Вовсе нет, - возразил граф. -  Такие  чувства  вызывают  у  меня  самое
глубокое уважение. Большинство женщин всегда готовы взять у мужчины все, что
только можно. Ты - исключение из правил, Жизель,  и  я  не  сомневаюсь,  что
большинство мужчин сочтут такое свойство очень привлекательным.
   Он  увидел,  что  она  облегченно  вздохнула.  Немного  помолчав,  Жизель
спросила, словно ребенок, которому необходимы уверения взрослого:
   - Я... вас не подведу?
   - Я глубоко убежден в том, что ты никогда этого  не  сделаешь,  -  сказал
граф.
   Его  голос  прозвучал  необычно  глубоко  и  выразительно.  И  когда   он
встретился с Жизелью взглядом, обоим показалось, что в эту минуту  произошло
нечто необычайное, хотя оба не могли бы сказать, что именно.
   На секунду они замерли, а потом Жизель порывисто  отвернулась  и  немного
невнятно проговорила:
   - Мне... позвонить, чтобы вам принесли чаю? Или... вы предпочли бы  нечто
более крепкое, ваша милость?
   - Думаю, нам обоим полезно было бы выпить немного вина, - ответил граф. -
И потому, что я получу от него больше удовольствия, чем от  чая,  и  потому,
что, как ты прекрасно знаешь. Генри  в  любую  минуту  может  привести  сюда
Джулиуса.
   Он увидел, что Жизель задрожала. Потом девушка посмотрела на графа, и  он
без всяких слов понял, что она думает о том, что произошло между ними совсем
недавно, то, чему граф не мог подобрать подходящего определения.