й  венок  и  к  нему  фата..,  и  я  так  хочу
почувствовать, что я.., на самом деле выхожу замуж и что это моя свадьба...
   - Хочу заверить тебя, что это будет самая настоящая свадьба. А теперь иди
приготовь платье и начинай собирать цветы для часовни. Я  вернусь  не  позже
чем через полчаса и помогу тебе.
   Лалита радостно кивнула.
   - Я пойду соберу все гвоздики и, конечно, еще розы...
   - Которые так на тебя похожи, - сказал  лорд  Хейвуд  своим  удивительным
глубоким голосом, который она слышала лишь в ту памятную грозовую ночь. -  Я
всегда думал о тебе, мое сокровище,  как  о  чудесной  белой  розе,  чистой,
невинной и пока еще не полностью раскрывшейся - еще в бутоне, но уже готовой
развернуть мне навстречу свои нежные лепестки.
   В том, как он произнес это, было что-то, заставившее Лалиту вспыхнуть, ей
внезапно стало жарко, словно столб огня или яркого солнечного света  пронзил
ее тело сверху донизу.
   - Я.., люблю тебя, - прошептала она.
   - И я люблю тебя! - ответил лорд Хейвуд. - Как  только  ты  станешь  моей
женой, я объясню тебе, как сильно, как глубоко я тебя люблю и как  много  ты
для меня значишь.
   И с этими словами он жадно приник к ее губам. Он целовал ее до  тех  пор,
пока она не почувствовала, как тогда, в первый раз, что целый  мир  перестал
для нее существовать, что нет ни земли, ни неба, а только  сила  его  рук  и
настойчивая нежность губ и еще то огромное  и  чудесное  ощущение  единства,
которое появлялось, когда они были вместе.
   Он пробудил в ней восторг,  озаривший  ее,  словно  вспышками  молний,  и
разлившийся, подобно солнечному свету, теплой сверкающей  радостью,  которая
наполнила сейчас все ее существо.
   Это  необыкновенное  чувство  восторга  и  пьянящей  радости,  охватившее
Лалиту, стало частью того пожара, который полыхал и в нем самом.
   В этом чувстве была и небесная музыка, и красота звезд,  и  еще  ощущение
защищенности, исходившее от его сильных рук.
   В тот миг, когда она решила, что никто  на  свете  никогда  не  переживал
такого восторга, он поднял голову.
   - Не могу себе представить, - сказал он дрогнувшим голосом, - что  я  мог
тебя не встретить, разминуться с тобой в этой жизни, ведь ты -  часть  меня.
Ты незаметно проникла в мою жизнь, и теперь  я  просто  не  смогу  без  тебя
обойтись.
   - Я так хотела.., чтобы ты чувствовал это, - ответила тихо  Лалита.  -  Я
знаю, если тебя со мной не будет.., мне останется только  умереть..,  потому
что в тебе одном вся моя жизнь.
   - Но мы вместе. И всегда теперь будем вместе, - сказал лорд Хейвуд. - Это
так много значит для нас обоих, и, полагаясь на  свою  интуицию,  которая  в
этих вопросах работает так же хорошо, как и твоя, я могу смело сказать,  что
вряд ли могут быть два человека более счастливы, чем мы с тобой.
   - Я сделаю все, чтобы ты.., был счастлив, -  пообещала  Лалита.  -  И  ты
видишь, любовь моя, как я и говорила тебе,  ты  победил...потому  что  ты  -
воин, и ты всегда будешь победителем.
   - Думаю, если мы хотим быть  честными,  мы  должны  признать,  что  здесь
победила любовь. Именно она дала нам силы и надежду.  Против  этого  чувства
никто и ничто не сможет устоять.
   - Ничто! - согласилась Лалита, сияя от счастья. - И  пожалуйста,  поцелуй
меня еще раз. Твои поцелуи так восхитительны и так волнуют меня!
   Лорд Хейвуд хотел ей что-то ответить, но не успел,  захваченный  врасплох
ее губами.
   Она была так прелестна, так нежна и восхитительно  женственна,  что  лорд
Хейвуд почувствовал, как от ее поцелуя в  нем  закипает  кровь,  застучав  в
висках и охватывая огнем его тело, и как полыхает  в  нем  безумное  желание
обладать ею, сделать ее навсегда своей возлюбленной.
   Но он понимал, что в его чувствах к Ладите было много больше, чем  просто
чувственное желание обладать ею.
   Такого он не испытывал до сих пор ни к одной другой женщине;  он  ощущал,
что Лалита стала не только частью его плоти и крови, но и частью его души.
   И ему не просто хотелось сделать для нее все, чтобы она  была  счастлива,
но и самому стать более достойным ее необыкновенной любви.
   Ему бы очень хотелось сказать ей об этом, облечь свои чувства в слова, но
вместо  этого  он  поцеловал  ее,  вложив  в  поцелуй  всю  свою  страсть  и
восхищение.
   И, почувствовав, как Лалита полностью подчиняется настойчивой ярости  его
поцелуя, он понял, что она сказала ему правду.
   Он выиграл свою последнюю в жизни битву, он победил!
   Он победил в любви! Он завоевал сердце Лалиты,  и  она  пробудила  в  его
сердце такую любовь, которая позволила и еще позволит ему в будущем выиграть
все остальные жизненные битвы.
   "Любовь всегда побеждает!" - хотелось сказать ему, но Лалита и так всегда
это знала.



   Барбара КАРТЛЕНД
   НЕВИННАЯ ОБМАНЩИЦА


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

   Когда дядя Манеллы объявил девушке, что собирается отдать ее замуж за
престарелого герцога, она недолго предавалась отчаянию.  Собрав  вещи  и
взяв  с  собою  любимого  пса  и  лошадь,  Манелла  уехала   на   поиски
приключений. Счастливая звезда привела ее в усадьбу  маркиза  Бекиндона,
когда там срочно требовалась повариха, знакомая  с  французской  кухней.
Девушка выдала себя за простую француженку, и это вскоре помогло  спасти
жизнь и честь молодого маркиза. Они  стали  друзьями.  Но  когда  дружба
переросла в любовь, ложь Манеллы едва не стоила ей счастья.

Глава 1

1819 год

   - Я продал этого пса, - объявил граф. На несколько мгновений  Манелла
лишилась дара речи. Она лишь смотрела на своего дядю, графа Герберта,  в
совершенном изумлении.
   Наконец девушка спросила ослабевшим от волнения голосом:
   - Что вы сказали, дядя? Не могли же вы и правда его  продать!  Такого
просто быть не может!
   - Видите ли, моя дорогая, в прошлом году ваш  батюшка  брал  Флэша  с
собой на охоту к лорду Ламберну. Пес привел его милость в восторг.  Лорд
Ламберн, говорят, все восхищался, какой он быстрый да послушный. Теперь,
когда ваш отец, а мой брат, умер, наш  богатый  сосед  готов  приобрести
сеттера за приличные деньги, - невозмутимо пояснил граф Герберт.
   - Папа очень любил Флэша, - заметила Манелла. По  наивности  девушка,
вероятно, хотела пробудить добрые чувства в душе дяди, назначенного ей в
опекуны после смерти отца - мать Манеллы скончалась  несколькими  годами
раньше, - и пыталась объяснить, что такую собаку  просто  невозможно  не
любить.
   С другой стороны, дядя  Герберт,  который  наведывался  в  их  имение
всякий раз, когда ему нужны были деньги, а следовательно, весьма  часто,
ни разу на  ее  памяти  не  выказал  интереса  к  какому-либо  домашнему
животному - в имении,  помимо  собак,  держали  лошадей  и,  разумеется,
кошек.
   Поэтому вполне возможно, что Манелла, несмотря на свой юный  возраст,
не обольщалась насчет дядиной чуткости и высказала ему свое презрение от
беспомощности. В таком  случае  ее  фраза  означала,  что  привязанность
доступна всем, за исключением такого истукана, как ее дядя.
   - Это  моя  собака.  Флэш  принадлежит  мне!  -  решительно  добавила
девушка.
   Прежде чем  возразить,  граф  Герберт  смерил  племянницу  испытующим
взглядом.
   - У вас на то имеется соответствующий документ? - уточнил он.
   - Разумеется, нет, - отмахнулась Манелла,  которой  такая  постановка
вопроса показалась до невозможности вздорной. - Неужели папа должен  был
оформлять дарственную на все, что я от него получала?  Просто  я  всегда
была хозяйкой Флэша.
   - В Лондоне он вам все равно не понадобится, - возразил граф Герберт.
- Так что завтра пополудни лорд Ламберн приедет забрать собаку.
   - Вы не можете... Вы не смеете так поступить со мной! - в негодовании
воскликнула Манелла, не в первый раз опуская обращение  "дядя  Герберт",
как того требовали хорошие манеры. - Я отказываюсь подчиняться и  ни  за
что не расстанусь с Флэшем!
   Граф нелепым "ходульным" шагом направился через комнату к камину.
   - Ваш отец, милочка, оставил после себя очень мало денег,  и  на  мне
лежит обязанность опекать вас, - многозначительно сказал он. - На  вашем
месте я бы больше ценил то, что для вас делается.
   Граф выдержал паузу. Так и не  услышав  от  упрямой  племянницы  слов
признательности, на которые, по-видимому, рассчитывал, он продолжал:
   - Мне стоило немало труда устроить вас в Лондон на весь сезон.  Более
того, вас там будет опекать сама герцогиня Вестмур!
   Больше он ничего не добавил. Вероятно, подразумевалось, что само  это
имя являлось символом его чрезвычайно чуткой заботы о  Манелле,  которую
кончина отца в одночасье превратила в бедную родственницу.
   Что касается герцогини, звучная  фамилия  вызвала  в  памяти  Манеллы
кое-какие сведения. По словам  отца,  она  была  знаменитой  красавицей.
Кроме того, покойный граф  не  раз  за  глаза  посмеивался  над  братом,
выставлявшим себя шутом перед этой дамой.
   Но вслух Манелла ничего не сказала, и дядя  был  вынужден  продолжать
свой монолог:
   - Любая девушка прыгала бы от  радости  при  мысли  о  столь  близком
знакомстве с герцогиней. Но у вас есть и другой  повод  для  радости.  Я
приискал вам мужа.
   Манелла  сделала  глубокий  вздох,  готовясь  ответить  дяде.  Дольше
сдерживаться не было никаких сил.
   - Не хочу показаться  невежливой,  дядя  Герберт,  но  мне  не  нужен
никакой муж. Вернее, меня устроит только тот муж, которого я найду, а не
"приищу", себе сама. Я намерена выйти замуж по любви.
   Граф расхохотался, однако в его смехе не слышалось веселья.
   - В вашем ли положении выбирать, дорогая моя  племянница?  -  заметил
он. - На прошлой неделе, когда я был в "Уайте-клубе", туда зашел  герцог
Данстер.
   - Герцог Данстер был папиным другом, - задумчиво произнесла Манелла.
   - Знаю, - нетерпеливо перебил ее граф. - Я также знаю, что  он  готов
на все, лишь бы обзавестись  сыном.  В  его  возрасте  пора  подумать  о
наследнике.
   - Ему следовало думать о наследнике лет  тридцать  назад,  -  сказала
Манелла. - В его возрасте люди нянчат правнуков.
   Подобная кандидатура показалась ей настолько абсурдной,  что  она  не
смогла даже как следует возмутиться.
   - Верить ли мне своим ушам! - воскликнула Манелла, заметив  ироничную
улыбку дяди. - Он же очень стар! Совсем старик!
   - А возраст-то здесь при чем? - вышел из себя  граф  Герберт.  -  Ваш
жених - герцог - богат, как Крез, и если у вас хватит ума выйти за  него
замуж, ваше будущее обеспечено.
   - Должно быть, вы сошли с ума, если полагаете, что я могу выйти замуж
за человека, который годится мне.., в деды!
   - Я знаю, что герцогу больше не до охоты, а вот его сын  мог  бы  это
делать, если бы у него был таковой, - заметил граф. - И прежде,  чем  вы
произнесете очередную дерзость в мой  адрес,  позвольте  напомнить  вам,
Манелла, что я являюсь вашим официальным опекуном. И если я прикажу  вам
выйти замуж за герцога, значит, вы так и сделаете.
   - В таком случае вам придется тащить меня к алтарю за  волосы.  Но  и
тогда я откажусь венчаться!  -  не  помня  себя  от  гнева,  воскликнула
Манелла. - И не забудьте! Священник спрашивает у невесты, готова ли  она
взять жениха в мужья. Никакая сила в мире не заставит меня сказать "да"!
   В глазах графа Герберта сверкнул зловещий огонек.
   - Ваша беда в том, что вас слишком избаловали. Спору нет,  вы  хороши
собой. Но,  начиная  с  этой  самой  минуты,  вам  придется  в  точности
следовать моим распоряжениям. В противном случае вам останется  одно:  в
буквальном смысле слова голодать, не имея ни пенни на жизнь.
   Он решительно направился к двери.
   - Пойду скажу Главеру,  что  завтра  пополудни  жду  лорда  Ламберна,
который приедет забрать Флэша. Надеюсь, мне удастся продать  и  лошадей,
хотя бы  пару  из  них.  Остальными  может  соблазниться  только  хозяин
живодерни.
   Он вышел из комнаты и закончил  последнюю  фразу,  уже  прикрывая  за
собой дверь.
   С минуту Манелла лишь молча смотрела ему вслед.
   То, что она услышала,  было  немыслимо,  невероятно.  Подобная  сцена
могла привидеться лишь в кошмарном сне.
   Возможно  ли,  чтобы  дядя,  родной  брат  ее  отца,  вел  себя   так
бессердечно, так жестоко?
   Как он мог отобрать  у  нее  Флэша,  неизменно  бывшего  при  ней  со
щенячьего возраста?
   Это был великолепный сеттер, удивительным образом сочетающий  в  себе
мощь и элегантность. А какая у него была чудесная шкура!  Белоснежная  с
черными подпалинами.
   Манелла потрепала по  морде  пса,  который,  не  сознавая  опасности,
приплясывал,  по-видимому,  радуясь,  что  неприятный  тип,  который   с
недавних пор стал расхаживать по их дому с хозяйским видом,  убрался  из
комнаты.
   Ощутив под пальцами шелковистую, волнистую шерстку,  девушка  немного
успокоилась. Так бывало всегда.  Стоило  ей  погладить  Флэша,  и  боль,
которую Манелла так часто  испытывала  в  последнее  время,  становилась
слабее, трагические события минувших месяцев словно затягивались мглой.
   Флэш ходил за ней по пятам, спал  у  нее  в  спальне,  они  почти  не
расставались.
   Когда дядя объявил о предстоящем  переезде  в  Лондон,  Манелле  и  в
голову не пришло, что ей придется разлучиться с любимым псом.
   И вот теперь выясняется, что  ее  лишают  не  только  дома,  где  она
родилась и прожила безвыездно всю  свою  жизнь.  Дядя  требовал,  чтобы,
отправляясь в столицу, она оставила и Флэша,  и  Герона,  четырехлетнего
каурого  жеребца,  на  котором  скакала  верхом  чуть  не  каждый  день,
естественно, считая его своей собственностью.
   Манелла не оставила без  внимания  то,  что  дядя  мельком  сказал  о
продаже лошадей. Она слишком хорошо знала, кто из животных в их  конюшне
мог заинтересовать лорда Ламберна.
   Любой знаток верховых лошадей ни за что не упустит возможности купить
Герона!
   Но как  бы  ни  велико  было  потрясение  от  предстоящей  разлуки  с
четвероногими друзьями, им неприятности не ограничивались.
   Помимо всего  прочего,  заботливый  дядюшка  говорил  о  браке  своей
подопечной. Чтобы она, Манелла, вышла замуж  за  человека,  которого  не
любила и вряд ли могла бы полюбить? Никогда!
   Что за дикая мысль! В этом седовласом - как  принято  говорить,  -  а
точнее, преимущественно лысом, старце она никак не могла видеть мужчину,
тем более жениха!
   Дряхлый калека, лет на двадцать - двадцать пять старше покойного отца
Манеллы, надумал жениться, чтобы завести наследника.
   Если бы герцог женился не на старости лет, а  вовремя,  возможно,  он
имел  бы  теперь  взрослого  сына  и  не  наводил   ужас   на   девушек,
содрогавшихся от одной мысли о подобном браке, - от негодования  Манелла
стала думать о себе во множественном числе.
   Гнев  застилал  ей  глаза  или  они  затуманились  от  слез?  Манелла
задыхалась, ее сердце билось  так,  словно  приготовилось  выскочить  из
груди...
   - Нет, так дело не пойдет, - одернула себя девушка, глядя на  портрет
отца.
   Портрет принадлежал кисти одного знаменитого  в  те  годы  художника,
писавшего  и  принца  Уэльского  Георга  еще  до  того,  как  тот   стал
принцем-регентом при своем безумном отце Его Величестве Георге П.
   Никто и никогда не видел, чтобы покойный  граф  Эйвонсдейл  вышел  из
себя, хотя, разумеется, в его жизни были  и  печальные,  и  досадные,  и
опасные моменты.
   Все, кто хорошо его знал, ценили  в  нем  бесконечное  самообладание,
позволявшее принимать правильные решения в самых отчаянных ситуациях.
   Отец всегда говорил, что из любого несчастья можно найти выход, стоит
только взглянуть на него трезво.
   У шестого графа Эйвонсдейла был вид истинного джентльмена.  Его  взор
был полон величественного спокойствия, неотъемлемого качества подлинного
аристократа.
   Дядя Манеллы, безусловно, был начисто лишен всех этих достоинств.
   Еще давно, будучи ребенком,  Манелла  поражалась,  насколько  разными
были родные братья, ее отец и дядя Герберт.
   Манелле вспомнилось, как отцу предъявили крупный счет, по которому не
смог расплатиться его злополучный младший братец.
   - В каждой семье есть своя паршивая овца,  но  барана  паршивее,  чем
Герберт, еще надо поискать! - с досадой сказал тогда граф.
   Тем не менее он всю жизнь исправно платил за брата долги, и этот счет
был не первым и, разумеется, не последним.
   По  сути,  именно  из-за   безрассудной   расточительности   Герберта
Эйвонсдейла семья его старшего брата постоянно  пребывала  в  стесненных
обстоятельствах.
   Война  с  Наполеоном   резко   осложнила   дела   многих   английских
аристократов.  Те,  кто  снимал  просторные  особняки,  вынуждены   были
отказаться от подобной роскоши и завести себе жилье поскромнее.
   Это сильно отразилось на доходах графа Эйвонсдейла, которыми он был в
значительной части обязан  именно  ренте  от  сдачи  в  наем  нескольких
особняков.
   Были и такие жильцы, которые, не думая съезжать,  просто  задерживали
оплату, хотя покойный отец Манеллы - как было всем известно - никогда не
запрашивал лишнего.
   Выручали имения в сельской местности. Из-за континентальной  блокады,
объявленной    Наполеоном,    как     никогда     хорошо     продавались
сельскохозяйственные товары.  Импорт  полностью  прекратился,  и  стране
приходилось довольствоваться собственными ресурсами.
   Однако стоило окончиться войне, как фермеров  прижали.  Многие  банки
даже закрыли им кредиты.
   - Если бы отец был жив!  -  в  который  раз  в  отчаянии  воскликнула
Манелла.
   Граф Эйвонсдейл скоропостижно  скончался  от  сердечного  приступа  в
начале прошлой осени. Титул перешел к "паршивой овце",  Герберту,  вечно
доставлявшему семье одни огорчения.
   Поскольку смерть старшего брата и наследование титула  оказались  для
Герберта совершенной неожиданностью, а если быть  совсем  откровенным  -
нечаянной радостью, на похоронах он с трудом  заставлял  себя  сохранять
скорбный вид.
   Впрочем, его можно было понять. Нельзя  было  исключать  возможность,
что его старший брат, женившись  повторно,  обзаведется  наследником.  В
этом случае младшему было бы вовсе не суждено стать графом.  И  вдруг  -
такое везение!
   Лишь только разъехались гости, провожавшие в последний путь покойного
графа, Герберт стал оглядывать дом, выискивая, что бы поскорее продать.
   К сожалению, большая часть мебели и картин,  согласно  установленному
порядку,  являлась  фамильным  достоянием  Эйвонсдейлов,  и  никакой  из
графов, сменяющих друг друга в связи со смертью предшественника, не имел
на них личного права.
   Поэтому Герберту удалось поживиться лишь небольшим количеством весьма
малоценных вещей.
   - Зато теперь я смогу  найти  себе  богатую  невесту,  -  не  скрывая
торжества в голосе, заявил новоявленный граф Герберт  своей  племяннице,
собираясь вернуться в столицу.
   Манелла ничего не отвечала. Дядя насмешливо взглянул на нее:
   - Ох, какие мы гордые! Вы и сами знаете, что  ваш  отец  давным-давно
жил бобылем. Да и я тоже. Но граф, богат он или беден, - совсем  другое,
нежели младший сын с туманными видами на наследование титула.
   - Что ж, - отвечала Манелла, которая, без памяти от  горя,  не  могла
сосредоточиться на разговоре, - остается надеяться, что вы найдете  себе
жену, которая составит ваше счастье.
   - Я буду счастлив с любой женой, лишь бы была  побогаче,  -  небрежно
возразил граф.
   На следующий день он уехал в  Лондон,  прихватив  с  собой  кое-какие
наиболее ценные вещи, отобранные для продажи.
   Первым ему попался под руку сервиз из севрского фарфора, которым  так
дорожила покойная графиня, мать Манеллы.
   Напрасно девушка пыталась уговорить дядю отказаться от своей затеи.
   - Не будьте дурочкой, - довольно грубо ответил он ей. - Вам известно,
что я нуждаюсь в деньгах, которые по большей части  будут  истрачены  на
вас.
   Ведь ради вас я собираюсь открыть Эйвонсдейл-хауз на  Беркли-сквер  в
Лондоне.
   Манелла взглянула на дядю с неподдельным изумл